Сын предателя

глава 68

Старик лежал вторую неделю, вставая лишь по нужде да под вечер не отказываясь похлебать малую толику супа и выпить чашечку чая. Дорога и пустые хлопоты так истощили его силы, что Надя, которая сама изнемогала, все дни ожидая Фёдора Ивановича, стала бояться за его здоровье. Не хотелось остаться одной в этом чужом для неё краю, к которому она никак не могла и не хотела привыкнуть.

Здесь были холодные зимы, по сравнению с западной частью России, с ветрами, которые неслись над степью. Ветры останавливались неохотно у стен домов, сбивая иногда с ног зазевавшегося гуляку, будили в ней непреодолимое желание бежать на родину.

Она поражалась день за днём смелости своего старика, путешествовавшего пусть не близко от её родных мест, но всё-равно далеко. И это путешествие его ей казалось нереальным. Да и нереальным было и её желание повторить его подвиг. Ей подходил семидесятый год, и день рождения был не за горами. Но она всё так же упорно бегала в столовую, мыла посуду, протирала столы после клиентов и не очень чисто смахивала лентяйкой с пола следы от грязной обуви.

На пенсию её не гнали, привыкли к подвижной бабульке, усердной не по годам. Не каждый и догадывался о её подлинном возрасте. Да и Фёдор Иванович отлежался за две недели, попривык к мысли, что родственников кроме Нади и сына Петра у него не осталось, встал, наконец, с кровати и, как ни в чём не бывало, стал постукивать молоточком по гвоздикам, завершая ремонт очередной пары обуви.

Жизнь снова вошла в свою колею и, казалось, ничто уже не помешает жить и жить им, забыв о том, что возраст уже порядочный, и не сегодня-завтра очередь их подойдёт удобрять земельку своими бренными телами.

В России происходили громкие дела. Менялись Генсеки, Президенты, советские телевизоры уступали место японским и корейским. Машины уже всё чаще проносились по городу диковинные.

Акмолу Президент Казахстана пожелал именовать Астаной, в которой пошло бурное строительство. А престарелая чета и телевизора не имела, и богатства не нажила. Хотелось, чтобы их общий сын сын, Пётр Фёдорович, жил успешнее их, но мужику уже стукнуло тридцать шесть, а особых успехов не наблюдалось. Родители были, как-никак, запачканы своими солидныцми сроками отсидки за колючей проволокой. Так что оставалось мужику клясть судьбу свою неудачника или виноватить родителей особенно неприятной записью в паспорте, что родился в тюрьме.

Неожиданные изменения в их жизни произошли осенью девяносто второго года. В столовой к Наде подошла заведующая, загадочно улыбаясь, спросила, не имеет ли она кого-нибудь из родственников, которых когда-то потеряла. Надю как будто какой силой подбросило.

-Люба? - хриплым голосом воскликнула она.

-Да нет, - вскинула удивлённо брови заведующая, - Людмила Рощина ищет мать Надежду.

Отчество не знает, фамилию не помнит. Помнит только, что жила в занятом немцами городе, в котором приходил немец Курт и играл с нею, пока мать надолго отлучалась. Я, конечно, не уверена, что она ищет тебя, но ты как-то рассказывала нам, что работала у немцев. Конечно, это плохо, что немец - её отец, да ведь у нас тут в Казахстане немцы-то лучшие работники. Так что не ты первая, не ты и последняя. У неё есть дочь - Лена. Будешь писать, дам адрес.

-Конечно, буду! Курта я помню! Генерал посылал.

-Генерал? - изумилась заведующая. - Ну, не ожидала от тебя!

-Да нет! Отец-то её, если это она - Фёдор Иванович и есть, ну, с которым живу. А у генерала я уборщицей была. Жить-то надо было на что-нибудь.

Заведующая столовой всё с таким же изумлением на лице сунула ей бумажку с адресом, покачала выразительно головой, добавила:

-Сидела в тюрьме-то всё же за дело! Другие-то партизанили!

Надя проглотила обидные слова привычно. Никогда её воспоминания не выплёскивались в России. Здесь, в Казахстане, был чуточку другой мир. Народ смотрел на войну, как на что-то далёкое. Рассказ о днях под немецким игом казался чем-то необыкновенно страшным, а после её, Надиных слов, смягчённых из-за отсутствия эпизодов, не увиденных ею, война выглядела какой-то неубедительной.

Фёдор Иванович новость встретил спокойно, даже скептически. Имя, которое не совпадало, для него было главным аргументом, что дочь - не Надина и, значит - не его.

Ему вообще не верилось, что можно по таким скупым данным обнаружить родственника. Хотя они ничем не рисковали по причине своей бедности, но всё-равно было бы неприятно разочароваться и разочаровать женщину.

Как ни странно, недели через три после отправления письма к ним в дверь постучали. Дома находился только Фёдор Иванович. Он без тени удивления на лице открыл дверь и стал ждать, когда две женщины вынут обувь для ремонта из пакета.

-Здесь живёт Надежда Аркадьевна Горилова? - спросила женщина со светлыми локонами, красиво обрамляющими её продолговатое лицо с весело поблёскивающими голубыми глазами.

-Здесь, - с пробуждающимся волнением ответил Фёдор Иванович.

-Мы из Москвы, - сказала женщина постарше, почти с чёрными, гладко зачёсанными волосами к затылку, на котором они и были свёрнуты в аккуратный овал. - Нам бы с нею поговорить по поводу её дочери, - добавила она, окидывая взглядом комнату, в которой её карие глаза не находили ни фотографий, ни вообще чего-нибудь интересного.

-Но мы должны сразу предупредить, что твёрдой уверенности нет в том, что это именно её дочь, - поспешила добавить голубоглазая блондинка.

-Честно говоря, и нам бы не хотелось ошибиться, - задумчиво проговорил Фёдор Иванович, - Надя сейчас в столовой, но к обеду прибежит. Минут десять осталось. Подождите.

Женщины оглянулись по сторонам, вновь пытаясь, как видно, увидеть какие-нибудь фотографии на стенах. Не найдя ничего, они присели на два табурета, сколоченных хозяином специально для посетителей с несложным ремонтом их обуви.

-А вы, наверно, муж Надежды Аркадьевны? - осторожно начала женщина с карими глазами. При этом её брови проползли по лбу немного вверх, обозначив морщины, которые состарили её сразу на несколько лет.

-Мы живём без брака, так получилось. Неудобно уже было в Загс-то идти. Возраст не тот.

-И давно вы вместе? - поинтересовалась голубоглазая блондинка.

-Иногда мне уже кажется - всю жизнь.

-Как это - всю жизнь? - чуть не враз воскликнули обе женщины.

-Да как Гитлер напал. Расставались, конечно, на годы, а потом опять вместе. Война ведь была.

Обе женщины смотрели на хозяина комнаты уже с другим интересом.

-Так это ж, наверно, и ваша дочь? - решилась спросить брюнетка с карими глазами.

-Наверно, и моя. Только если не моя, а только Надина, я всё-равно - не против. Родни же всё-равно у меня никакой. Все померли.

Женщины помолчали некоторое время. Но видно было, что терпение у блондинки кончилось.

-Может нам в столовую сходить? - спросила она, не надеясь, что седовласый старик сможет их проводить.

-Сходить-то можно, конечно, - согласился Фёдор Иванович, - только к дому две дорожки ведут. Боюсь, не разошлись бы вы.

Но в этот момент кто-то зачастил по коридору, шаги остановились у двери в комнату, и появилась на пороге хозяйка.

-А мне уже сообщили, что у нас гости! Так я запыхалась! Всё бегом да бегом.

Две женщины засмеялись в ответ, представив этот бег старой женщины. Но тут же изобразили на лице серьёзное выражение.

-Здравствуйте, Надежда Аркадьевна! - поздоровалась брюнетка, эхом повторила приветствие и блондинка.

-Мы вам привезли фото женщины, - сказала блондинка, смутилась от пристального взгляда старухи, потупилась и продолжала, - возраст в Детдоме, конечно, уже - четырнадцать лет. А вот на этом фото она уже в годах, взгляните, пожалуйста.

-Это она! - воскликнула Надя. - Да ты, Федя, взгляни, она ведь точь-в-точь вылитый ты в молодости! Но почему - Люда? Я её Любой назвала!

-Вы, Надежда Аркадьевна, не удивляйтесь, - успокоила её брюнетка, - в Сталинские времена детям осуждённых родителей меняли имена и фамилии. Но мы нашли ещё одно подтвержение вашего родства! Мы нашли сына Курта в Германии. И вот что хранилось в их фотоальбоме!

Брюнетка торжественно вынула ещё одну фотографию, пожелтевшую от времени.

На ней Надя увидела себя с трёхлетней Любой в той комнате, в которой жила некоторое время в городе N. Слёзы радости катились по щекам старухи. Фёдор Иванович стал часто моргать, вытирая тыльной стороной ладони набежавшие сопли из носа. Две женщины стали радоваться тоже, правда, пока осторожно. Обычно родственники, узнав о материальном положении друг друга, могли и на попятную пойти, просто отказаться от родства. А в таких случаях, без их общего согласия на встречу по телевидению, все поиски заканчивались тихо. Поисковикам оставалось только в тактичной форме убеждать ту или иную сторону, что это была ошибка.

-Но вы ещё не знаете, что живёте не так далеко друг от друга! - не выдержала блондинка. -

Ваша дочь живёт в Астане! Она проработала много лет комбайнёром! Сейчас, конечно, её работа полегче, в бухгалтерии. Нам бы хотелось вас собрать в Москве на нашей встрече - "Жди меня".

-Ой, что вы! У нас денег нет таких! - испугалась Надя.

-Я только что путешествовал, это не для меня тоже! - отмахнулся и Фёдор Иванович. - Нам бы вот сюда, чтобы повидаться, и ладно!

-Так мы вам и билеты на поезд купим, и гостиницей обеспечим. Такси тоже вас привезёт на передачу и увезёт. Ваш случай очень уникален! Пожалуйста, не отказывайтесь! -

стала убеждать стариков брюнетка.

-Ой, и не знаю, что сказать! - уже меньше сомневаясь, закокетничала Надя. Это выглядело неожиданно смешно, отчего московские гостьи рассмеялись.

-Вот и договорились! - улыбнулась блондинка. - А то ваша внучка из города Алматы может ещё долго не побывать в Москве.

-А сколько ей лет? - встрепенулась Надя.

-Двадцать, - сказала брюнетка, - к тому же - красавица! Да вы её скоро увидите! Мы вас хотим пригласить к дочери завтра.

-А во сколько? - заволновалась Надя. - Мне ведь на работу завтра.

-Мы поговорим с начальством, чтобы вас освободили на время, - заверила брюнетка. Она вся светилась добротой, без которой уж точно на этой должности работать было бы невозможно.

Её губы, слегка подкрашенные дорогой помадой, постоянно растягивались в два красных месяца, глаза чуть сужались и тоже тянулись к вискам, раскидывая глубокие морщинки, а на щеках образовывались ямочки, из-за которых такие лица легко запоминались.

Блондинка, на вид молоденькая, оказалась одного возраста с брюнеткой, которая с опозданием отрекомендовалась Таней. Блондинку звали Аллой.

Старики покочевряжились недолго, согласились путешествовать в Москву и, если это нужно, в Алматы.

На другой день две женщины заехали за Фёдором Ивановичем и Надеждой Аркадьевной утром достаточно поздним. В "Волге" старики поместились легко, но залезали долго и неумело.

Женщины помогли им. Наконец машина тронулась, проехала несколько улиц и остановилась у трёхэтажного дома.

-Приехали! - засмеялась Таня. Алла выпорхнула на мостовую, открыла пошире дверцу и помогла Наде выползти наружу. Фёдор Иванович сам справился с этой задачей, после чего они чинно направились к подьезду дома. На третьем этаже Таня позвонила в дверь с номером двенадцать.

Волнение Нади передалось и Фёдору Ивановичу, руки у обоих затряслись, лица побледнели, отчего московские гостьи испугались не на шутку. Таня вынула таблетки валидола, протянула обоим. Фёдор Иванович лекарств не пил из принципа, но тут не отказался, положил под язык. Надя проглотила по привычке, не восприняв совета Тани, как с нею поступить. Холодок во рту на Фёдора Ивановича подействовал успокоительно, и когда из-за двери спросили: - Кто там? - он уже справился с волнением и теперь усердно поддерживал Надю, которая готова была упасть.

Надя переживала этот момент встречи с потерянной не по её воле дочерью особенно остро.

Она впилась широко открытыми глазами в дверь. Вся её материнская суть читалась в устремлённых глазах на эту волшебную дверь, за которой должна стоять её дочь, если, конечно, это была она.

Дверь открылась. Женщина лет пятидесяти, с тёмной причёской, тёмными бровями, не подёрнутыми ещё сединой, тёмнокарими глазами равнодушно смотрела в лицо старухи. Лёгкая тень разочарования промелькнула в её узком лице с длинноватым носом. Тонкие в ниточку губы, удлинённые возрастом, изогнулись в скептическом недоверии, когда она рассматривала Надю сверху вниз.

Рослая женщина, однако, понравилась Фёдору Ивановичу с той скоростью, которая возможна, чтобы пауза не затянулась более допустимой.

-Дочка, это мы, твои родители - папа и мама! - решился он нарушить это нелепое стояние перед дверью. Женщина только тогда перевела взгляд на старика. Что-то родное, на уровне подсознания, ощутилось ею именно в нём. Она очнулась, суетливо нырнула в прихожую, довольно быстро зачастив:

-Ой, что это я? Проходите же, конечно, проходите!

Надя, привыкшая всю свою жизнь всем подчиняться, не решилась броситься к этой женщине с объятиями, только слёзы радости наполняли её глаза, мешая смотреть под ноги. Фёдор Иванович вёл её под руку к ближайшему стулу, усадил, после чего и сам поискал, куда бы присесть. Людмила смотрела на старика, находила в его лице черты, похожие на её, свыкалась с мыслью, что, возможно, перед нею не самозванцы.

Но старуху её сознание с матерью, как видно, не хотело отождествлять. Надя действительно,

став окончательно седой с белёсыми глазами, выглядела серой мышкой и не впечатляла ничем. Конечно, когда сорок с лишним лет дочь не знала, где её мать, забыла, как она выглядит, чего достигла в жизни, хотелось ей увидеть что-то значительное и успешное. Здесь же сидела женщина с психологией домработницы-дворника без эффектного прикида. Старик, конечно, достаточно высок, как и она, но он - пенсионер со стажем и, конечно, с копеечной пенсией.

А ей, бухгалтеру маленькой фирмы, едва ли потянуть дочь с мужем-неудачником и внучкой впридачу с этими стариками. Вслух же она пригласила гостей к столу, который был заранее накрыт. Оставалось только разлить чай по чашкам, после чего Люда стала ждать доказательств от московских женщин, заваривших это дело.

-Всю жизнь я мечтала найти свою дочку, - почти шёпотом по-немецки проговорила Надя. Её глаза впились в лицо Людмилы в немом ожидании. Таня и Алла, не поняв фразы, уставились на старуху. Но Людмила вдруг подошла к Наде и, обнимая её, на чистом немецком языке стала частить фразу за фразой. Фёдор Иванович окончательно прослезился, и теперь уже вытирал и нос и глаза.

Московские женщины совершенно ничего не могли понять, что происходит. Немецкого языка у них в планах встречи не было. Людмила, когда прошли минуты волнения от встречи, рассказала, что в школе на уроках немецкого языка стала поправлять учительницу, когда та с акцентом произносила какое-нибудь слово. Попала в число немцев. Так в паспорте теперь и значилось - немка.

Поэтому и сослали в немецкое поселение. Одна бездетная семья приютила. Старики уже умерли, но успели заработать вот эту квартиру.