Опять весной повысили пенсию, отчего Николай Фёдорович смеялся в своём одиночестве сам с собой. Он подсчитывал, на сколько рублей увеличит траты на покупку продуктов питания, и получалось, что можно начать нажимать на экзотику - ананасы, бананы и апельсины. Но ещё лучше было побаловать себя в неограниченном количестве "деликатесами" из моркови, свёклы, лука и чеснока. И только самые что ни на есть местные овощи - огурцы и помидоры, цена которых превысила пенсионную ватерлинию, приходилось покупать поштучно и редко.
Инфляция в СССР скрывалась с помощью искусственного сдерживания цен, за счёт раздевания донага деревни. Бензин дорожал неуклонно, с этим фактом ничего нельзя было правительству поделать. Приходилось менять косметику устаревших автомобилей и мотоциклов, чтобы оправдать как-то повышение цен на эту приглянувшуюся глазам технику. А вот сейчас в это "новое время" поворота к капитализму с социалистическим лицом, телевизионщики организовали программу "умные деньги", сообщая открыто, что и где стало дороже, а где - дешевле!
При этом удорожание недвижимости объяснялось всё ещё низкой стоимостью жилья по сравнению с Европой. Сразу как-то многим захотелось сравнить зарплату россиянина и европейца. Не состыковывалось! И всё же Россия на карачках ползла к этому заветному уровню жизни если пока не Европы, то Африканских "третьих стран" уже точно.
В России, конечно, едва ли солнце будет жарить тела граждан круглый год, а пальмы, то-есть, ели и сосны, никогда не накормят страждущих финиками и кокосами. Но народ всё чаще стал перелетать Сочи и Ялту, чтобы приземлиться в Турции, Греции или Египте.
Николай Фёдорович частенько перебирал пенсию своими натруженными пальцами, высчитывал, выкраивал, но ни разу даже в голову ему не приходило, что можно из неё выжать тот сок, который помог бы ему увидеть воочию ещё раз ласкающие глаз волны этого замечательного, далёкого моря.
Сын опять звонил, спрашивал о здоровье, отчего хотелось плакать без слёз, жалеть себя за это неприкрытое одиночество, в котором снова и снова страшила мысль потерять здоровье по какой-то непредсказуемой причине. Николай Фёдорович иногда сравнивал себя с Робинзоном Крузо, вынужденный разговаривать с кошками, как с умными собеседниками. В такие минуты он кидался к компьютеру, щёлкал по клавишам, отводя душу при появлении на дисплее новых, умных фраз, строф и целых маленьких произведений за два или три дня.
Потом азарт спадал, волна тоски уходила в прошлое, звонок сына опять забывался.
Иногда разнообразие в тихую жизнь вносили неожиданные визиты какой-нибудь заблудившейся женщины, котороую направили сердобольные замужние подруги к одинокому и, кажется, не бедному пенсионеру. Тогда доверчивый по характеру Николай Фёдорович выставлял на стол домашнюю настойку с цветом вишни, из холодильника выуживал нехитрую закуску, ставил чай или кофе, печенье, и от всей души начинал лечиться от молчанки.
Гостья не столько пыталась жевать и слушать, сколько с испугом оглядывать ералаш в доме, осторожно переводить разговор на уборку и выброс ненужного хлама на свалку. И вскоре разговор вразнобой надоедал обоим. Николаю Фёдоровичу - о поэзии и изобразительном искусстве, а женщине - о порядке в доме, приличных нарядах и вкусной пище.
Удивительно, что женщины стремились в мгновение натянуть вожжи и начать управлять не взнузданным мужиком без даже видимого хомута, не имея высшего педагогического образования, но уверенные, что мужику одного лишь и надо - постель и капризы дамы!
Расставания прикрывались милыми улыбками, обещаниями позвонить непременно в субботу или воскресенье.
Дверь захлопывалась и визит тотчас забывался обоими. При этом Николай Фёдорович облегчённо выпускал огромное количество воздуха, который накопился в лёгких от сдерживания слишком неосторожных слов.
Иногда Николай Фёдорович без всякого дела лежал на кровати, смотрел по телевизору душещипательный фильм времён царизма. Фильмы такие режиссёры ставили почему-то с блеском. Сами артисты, наряженные в неописуемо дорогие наряды, проникали в роль, можно сказать, до кончиков мозгов. Кому же не приятно ощутить себя, хотя бы и в кино, графом, княгиней или даже царём!
Боже мой! Как люди тщеславны! - думал Николай Фёдорович, когда видел артиста, в одном фильме игравшего вора, а в этом - генерала.
И начинал Николай Фёдорович мечтать. Все мечты поворачивались по направлению Лувра во Франции, Дрезденской Галереи в Германии. Италия ему казалась такой маленькой, что хватило бы одного дня обежать все её музеи.
Много ли надо денег для этого не достижимого счастья? И продолжал писать Николай Фёдорович свои опусы, надеясь на чудо!