133–й автобус проходит весь путь из Тутинга, через Стритхэм, Брикстон и Кеннингтон, а потом пересекает реку по Лондонскому мосту. После этого он поворачивает на восток и идет на станцию метро «Ливерпуль–стрит». Я схожу на Лондонском мосту и иду в институт, где состоится заседание жюри. Здесь встречаю еще двоих членов жюри и человека из Британского совета, который будет фиксировать наши мнения.
Позже я встречаю Манкс в городе, и она спрашивает, как прошло.
— Было тяжко, — признаюсь я. — Остальные двое членов жюри меня удивили. Они прочли книги. По–моему, это было не особо разумно. Я думал, все явятся, не удосужившись прочесть, и просто дадут приз наугад, так нет же — у обоих были и записи, и мнения, и они хотели, черт возьми, все обсудить. Мало того, представитель Британского совета все время задавал вопросы. Это был нелегкий опыт. Потребовалась вся моя фантазия до последней унции, чтобы сделать вид, что я читал эту чепуху. В какой–то момент они пустились в дотошное обсуждение неожиданного финала исторического романа, и я был вынужден изображать приступ кашля.
Манкс соглашается, что все это звучит ужасно.
— Мне пришлось украдкой сунуть в карман книгу и удалиться в туалет, чтобы прочесть последнюю страницу. Потом я настоял на том, чтобы объявили перерыв на чай, что дало мне возможность тайком проглядеть некоторое количество поэзии. Я сказал, что поэзия нравится мне гораздо больше романов и на этом, в конце концов, выкрутился. Можно прочесть одну строку и выдать мнение, — и кто узнает, что ты его составил сию секунду?»
Мы заходим в магазин комиксов на Оксфорд–стрит и смотрим комиксы, затем Манкс обнаруживает широкий ассортимент кукол из сериала «Баффи — истребительница вампиров». Там фигурки Баффи, Уиллоу, Ксандера, Энджела, Спайка и некоторые другие. Мы в трансе.
— Ты отдал приз той женщине, с которой хотел переспать? — спрашивает Манкс.
Я качаю головой:
— Нет, оказалось, она живет со своим парнем, так что все равно в этом не было никакого смысла. Хотя, может, и отдал бы все же, если бы другие судьи не принялись нахваливать ее стихотворение, где она пишет, что ее мать ходила в юности слушать «Лед Зеппелин».
— Ее мать ходила слушать «Лед Зеппелин»?
— Да–да. Двадцать пять лет назад. И мать нудила об этом с тех самых пор, если верить юному дарованию. Стихотворение — на этой почве — было очень сердитое. Предполагается, что всех, кто навевает скуку на современную молодежь историями о старых рок–бандах, надо отправлять в ссылку.
— Что за сука, — говорит Манкс.
— Вот именно. Я был возмущен.
Манкс утаскивает с полки куклу Баффи и кладет к себе в сумку.
— А стихи, — спрашивает она, — были хорошие?
— Откуда мне знать? Я раньше думал, что стихотворения Черри ужасны, а потом, когда мы стали с ней гулять, считал, что они хорошие. В любом случае, я проголосовал за то чтобы премию дали другому поэту, не такому хамоватому.
— И что это поэт — симпатичная?
— Да, очень симпатичная. Надо будет прочесть несколько ее стихотворений перед церемонией награждения.
Манкс утаскивает с полки куклу Ксандера и кладет себе в сумку. Я вздыхаю: тогда, в школе, я не был глух ни к одной форме искусства. Я бы прочел каждое слово со вниманием, отнесся бы к своей задаче со всем усердием и приехал бы на заседание жюри со взвешенным мнением. Мне было бы не все равно.
— Я бы хотел купить все эти куклы из Баффи и играть с ними, скоро у меня появится свободное время. Я почти заканчиваю книгу о «Лед Зеппелин». Я на стадии «большой–хороший».
— Что это за стадия «большой–хороший»?
— Я просматриваю текст, чтобы убедиться, что нигде не употребил длинных слов. Если я замечаю, что вкралось вычурное прилагательное — заменяю его словами вроде «большой» или «хороший». Я полюбил эти слова после того, как на уроке английского в школе мне сказали, чтобы я их не употреблял. После этого я проверяю, короткие ли вышли предложения — чтобы люди не путались, и сокращаю все главы — чтобы никто не заскучал. Я сегодня не могу читать ничего сложного, у меня — нестойкое внимание. Все остальные, видимо, ощущают то же самое.
Мы садимся на 159–й, едем домой. На сиденье лежит номер бесплатного журнала с анонсами кинофильмов, и я замечаю, что на следующей неделе в одном брикстонском кинотеатре показывают «лед–зеппелиновский» фильм «Песня остается прежней». Я спрашиваю Манкс, не согласится ли она сходить со мной.
— У меня не будет времени, я все пытаюсь закончить анимацию.
Наша вылазка в город привела Манкс в хорошее настроение, но мысль о том, что придется корпеть над работой, снова ее угнетает.