Сюзи, «Лед Зеппелин» и я

ШЕСТЬДЕСЯТ

Вот я и подошел к началу концерта. Так что следующие пятнадцать глав — в основном, про то, как я танцую в «Гринз–Плейхаусе», слушаю «Лед Зеппелин» и фантастически провожу время, но ты читай. Во–первых, я впервые по–настоящему поцелуюсь. Во–вторых, не успеешь оглянуться, как концерт кончится, ты снова окажешься в реальном мире — и какой же в этом кайф?

«Лед Зеппелин» выходят на сцену. У меня в груди возникает очень странное чувство, а потому меня уносит туда, где земные заботы больше не имеют для меня значения.

Грег тянет меня за рукав.

— Атлантида восстала из вод, — орет он, и я ему улыбаюсь.

Выйдя, группа кивает залу. Мы немедленно поднимаем такой шум, на который только способны 3000 человек: приветствуем, свистим, хлопаем, топаем и просто орем от удовольствия, что видим Роберта Планта, Джимми Пейджа, Джона Пола Джонса, и Джона Бонэма. Немного электронной какофонии и Джимми Пейдж и Джон Пол Джонс берут свои гитары, короткий треск в колонках, затем Джон Бонэм начинает вступление к «Рок–энд–роллу». Толпа теперь производит такой шум, что заглушает вступление ударных и музыка не начинается, пока Джимми Пейдж не пускается в гитарный рифф.

В этот момент, секунд через десять после начала представления бо́льшая часть зрителей соскакивает со своих мест и несется к сцене. Зед кладет мне руки на плечи, перескакивает через меня и бежит по головам впередисидящих, чтобы удариться о стену охранников у подножия сцены. Я пытаюсь сделать то же, но в горячке запинаюсь и падаю. Откуда–то возникает рука и поднимает меня на ноги. Это Черри, проявляя удивительную силу, тянет меня в проход и дальше к сцене.

Невероятно, как она прорубает дорогу. То ли алкоголь, то ли «Лед Зеппелин» бросились в голову Черри — она расчищает себе дорогу, таща меня за собой пока между нами и группой не остается единственная шеренга колышущихся фанов и тонкое металлическое ограждение.

Вышибалы, побежденные нашим яростным воодушевлением, отступают за ограждение и злобно сверлят нас глазами, понимая, что никакая сила не заставит нас вернуться на места. Я поднимаю руки над головой и начинаю хлопать в ритм и орать без всякого ритма. Все орут. Это голоса Глазго — это грубый рев, а отнюдь не мелодичные напевы шотландских нагорий.

Роберт Плант поет, гитара Джимми Пейджа подчеркивает конец каждой строки — так же, как на пластинке. Вот они играют перед нами, в каких двадцати футах от того места, где я стою, задрав руки, и по–прежнему ору.

Аудитория подпевает. Мы знаем все тексты, все гитарные ходы, все барабанные отбивки. И еще мы знаем, что в следующие несколько часов беспокоиться действительно не о чем.

Роберт Плант путает слова во втором куплете, но это ничего, он просто продолжает петь. Они с Джимми Пейджем обмениваются улыбками. Я люблю их еще больше, если это возможно. Если бы я был способен трезво мыслить в этот момент, я бы думал, что если мне придется умереть сразу после концерта — это ничего. В конце концов, я видел как играют «Лед Зеппелин».

Какой была бы жизнь без музыки? Невыносимой. Музыка — это божий дар.