Сюзи, «Лед Зеппелин» и я

ШЕСТЬДЕСЯТ ОДИН

«Рок–энд–ролл» заканчивается. Зал по–прежнему ревет, так что когда стихает музыка, уровень звука практически не падает. Я зажат в толпе — рядом Черри, впереди Зед. Я выворачиваю шею, но не могу никак увидеть ни Грега, ни Сюзи.

Джимми Пейдж трогает струны гитары и быстро начинает незнакомый рифф. Иногда на концертах вместо того, чтобы играть мои любимые песни, банды упорно доставали меня своими новинками. Но я уверен, что «Лед Зеппелин» сыграют то, что я люблю. И я не беспокоюсь насчет новых песен, если они сыграют новые композиции — это будут хорошие композиции. Возможно, даже монументальные. О том, чтобы «Лед Зеппелин» привезли в Глазго вагон скучных песен, не могло быть и речи. Этого не позволил бы космический закон.

Роберт Плант начинает петь. Я не разбираю слов. Что–то насчет леди, у которой имеется любовь, которая ему нужна. Вокальная акустика в «Гринз–Плейхаусе» всегда была скверная. Иногда певца бывало едва слышно. Но Роберт Плант не из тех, кого может укротить паршивая акустика, и после спокойного вступления песня набирает силу. Толпа вокруг меня начинает танцевать–подпрыгивать, и я скачу вместе со всеми. Это замечательное чувство.

Неподалеку молодой человек, по виду — студент, с длинными волосами, в «афгане», взбирается на впереди стоящего и начинает ползти по плечам и головам тех, кто впереди, пока не падает в их ряды. Вокруг повсюду люди делают тоже самое — они практически устраивают серфинг по толпе. Я раньше никогда такого не видел и не увижу еще много лет. Это не просто очередной концерт. В воздухе пахнет истерией, и это — замечательное чувство.

«За холмами и вдали» заканчивается под бурю воплей, криков и рева. Роберт Плант впервые заговаривает с аудиторией. У него акцент уроженца срединных графств — он звучит мягко, приятно и очень по–английски. Меня не удивляет, что он так говорит, я слышал его голос на пленках, которые Зед записывал с радио.

— Наш второй вечер в Глазго, — говорит он, что вызывает новую бурю приветственных криков. — Второй раз мы здесь за четыре с половиной года и, признаюсь, давно бы пора было приехать, — продолжает он. — Мы в восторге от того, что он упомянул Глазго. — Мы пробыли здесь часов тридцать шесть — может быть, даже сутки — и у нас были проблемы…

Это вызывает фантастические овации. Тем временем на фоне Джимми Пейдж настраивает гитару. Джон Пол Джонс тихо стоит со своим басом и разглядывает публику. Аромат масла пачули овевает меня.

— Эта песня про нашего друга, ему где–то девятнадцать лет, и у него тоже бывали проблемы… он больше не выносит стерв…

Они заламывают рифф из «На крыше, на черепице», которая всегда была одной из моих любимейших композиций «Лед Зеппелина», хотя это и не самый прославленный их номер. Затем эффектно сделав паузу после риффа они вместо нее принимаются за «Черного пса». Это, конечно, первая композиция их четвертого альбома, который вышел в недавно, в этом же году, я уже прослушал ее сотни раз у себя в комнате. Тысячи раз. Я знаю все слова, потому что пою их каждое утро, разнося газеты. Я скачу вверх–вниз и мотаю головой так, что волосы вихрятся вокруг, и начинаю подпевать. Это чудесно. В жизни не было ничего лучше.