— Тогда, может, вы знаете, в чём? — спрашивает он с вызовом.
— К сожалению, догадываюсь. Хотя, в данном случае, наверное, к счастью. Думаю, у вас… — Снейп недобро ухмыляется, сузив глаза, — ломка.
— Что вы несёте?! — Гарри вскакивает со стула. — Какая, к чёрту, ломка?!
К его дичайшему удивлению и злости, Снейп начинает тихо посмеиваться.
— Если вы не полный тупица, то должны были понять, что я говорю не о маггловских химикатах вроде героина или амфетаминов. Вы сели на другой, более сильный наркотик.
Гарри возмущённо открывает рот, но вновь закрывает его, внезапно найдя в словах Снейпа какое-то логичное объяснение.
— Продолжайте, — говорит он прищурившись и опускается обратно на стул.
— Я бы не взялся так однозначно судить о вашем состоянии, если бы оно не было знакомо мне не понаслышке, — в голосе Снейпа проскальзывает лёгкая горечь, а его застывший взгляд упирается в одну точку на полу. — Пропадает аппетит, сон. Еда не имеет ни вкуса, ни запаха. Окружающие вас предметы кажутся серыми и безжизненными. Люди — пустыми и тупыми. Вас ничто не радует, вы ни к чему не стремитесь, ничего не хотите делать. — Гарри зачарованно слушает Снейпа, глядя на его замершие зрачки, и понимает, что говорит сейчас зельевар вовсе не о нём. — У вас пропадают эмоции. Нет цели. Вы кажетесь себе оторванным от реальности. Мне продолжать? — ехидно интересуется он, наконец поднимая голову.
— Когда это с вами случилось?
— Это случилось не только со мной. Со всеми нами. В одну памятную для всего магического мира ночь — тридцать первого октября восемьдесят первого года.
Не выдержав красноречивого взгляда, Гарри опускает голову.
— И что было дальше?
— В каком смысле?
— Как вы от этого избавились?
— С чего ты взял, что от этого есть избавление? — Снейп возвращает на лицо ухмылку.
— Вы что, до сих пор?..
— О, нет, — поспешно морщится Снейп. — Любая ломка, как и эта, проходит со временем. Через несколько месяцев всё, можно сказать, возвращается на круги своя. Остаётся только осознание того, как было тогда и как стало сейчас. Во время последнего испытания Турнира Трёх Волшебников… — он хмурится и, сделав паузу, прочищает горло, как будто говорить об этом трудно, потому что воспоминание причиняет боль.
— Вы снова это почувствовали? — от внезапно разыгравшегося интереса Гарри переходит на шёпот.
— Совсем слабо, — говорит Снейп, отвернувшись. — Нещадно жгла Метка, и трудно было сосредоточиться на других ощущениях.
— Вы вернулись к нему на следующий день, после того, как побывали в Больничном крыле.
— Да. Я аппарировал, вошёл в главный зал особняка и…
— И что? — от нетерпения Гарри даже начинаёт ёрзать на стуле.
— Оно дыхнуло на меня, — заторможено заканчивает Снейп немного зловещим тоном, глядя ему в глаза. — Я снова почувствовал то, о чём грезил последние тринадцать лет.
— Поэтому вы каждый день отправляетесь туда, даже если вас не вызывают, — констатирует Гарри, понимающе кивая. — И вот почему они все такие довольные. Вдали от него вы тоже начинаете чувствовать себя паршиво.
— Именно так, — Снейп криво улыбается и встряхивает головой, словно отгоняя от себя минутное наваждение. Когда он продолжает говорить, его голос звучит уже спокойно и почти равнодушно: — Природа вашей связи с Тёмным Лордом несколько иная, чем у Пожирателей. Однако, судя по вам, ощущения примерно одинаковые.
— Значит, в моём нынешнем состоянии виновата всего лишь эта чёртова магия?
— Думаю, что не только. Вкупе с вашим упадническим настроением она даёт тяжёлый эффект.
— А причём здесь моё настроение?
— Если бы обстоятельства складывались иначе и если бы вы с радостью возвращались к своим друзьям, встречающим вас с распростёртыми объятиями, вам было бы легче перенести и всё остальное.
— Какие уж тут объятия, — горько фыркает Гарри. — Я успел поругаться со всеми, кроме нескольких человек.
— Спешу заметить: в этом как раз ваше состояние не виновато.
— Да я уже понял. Но что мне теперь с этим делать?
— Ничего, — Снейп пожимает плечами. — Живите, как жили. Со временем станет легче.
— С каким таким временем? Когда нас всех угробят?! — Гарри качает головой, молчит с полминуты, а затем тихо спрашивает: — Что там вообще сейчас происходит?
— Ничего особенного, — небрежно морщится Снейп, однако тоже понижая голос. — Все носятся вокруг Лидса. Готовятся к выборам.
— Дату назначили?
— Четырнадцатое февраля, — выдаёт зельевар со злым смешком. — Лорд посчитал, это будет забавно.
— Да, это в его духе, — тоже улыбается Гарри, но потом скисает. — Вы не знаете, Марк точно не пострадал?
— Если меня не вызвали, значит, никто не ранен.
— Хорошо, — задумчиво бормочет он и вдруг чувствует, как глаза начинает жечь. — Хорошо, — повторяет он шёпотом, прикрывая веки.
— Поттер, — отрезвляет его резкий голос Снейпа. — Не забивай себе голову посторонними мыслями. Во-первых, они мешают тебе держать ментальную защиту. Я даже с этого расстояния слышу, что творится у тебя в мозгах. А Дамблдору будет достаточно одного прямого взгляда. Поэтому в ближайшие дни я бы рекомендовал свести общение с ним к минимуму.
— Да он и так не то чтобы горит желанием меня часто видеть.
— Не понимаешь, почему? — искренне удивляется Снейп.
— Кажется, догадываюсь. Он не доверяет мне. Вернее, не совсем мне, а…
— Верно. Ты помнишь, что было, когда ты учился на пятом курсе?
— Да, он вёл себя так же. Он боялся, что В… Тёмный Лорд, — привычно исправляется Гарри и он готов поклясться, что Снейп благодарно прикрыл глаза, — может о чём-то узнать, проникнув в моё сознание. Но сейчас ведь ничего подобного не происходит.
— Альбус предпочитает перестраховаться.
— Да. Так что там во-вторых?
— Во-вторых, — вздыхает Снейп, потирая висок, — не стоит цепляться за то, чего уже не вернуть. Ты лишь напрасно мучаешь себя.
— Хотел бы я не думать обо всём этом и зажить, как раньше, — невесело усмехается Гарри. — Но Дамблдор и остальные, кажется, делают всё, чтобы этого не случилось.
— Их тоже можно понять.
— Может быть, и можно. Но у меня такое ощущение, что они вообще забыли о том, что есть такая вещь, как прощение, например. Не то чтобы я чувствовал себя в чём-то виноватым, но они как будто ненавидят меня просто за то, что я там был, и не хотят принять обратно. А сколько раз Рон меня подставлял, или я уже не говорю о поведении Перси, когда он ушёл из дома. Почему я смог всех простить и забыть им всё, а они — нет?
— Здесь немного не та ситуация, — замечает Снейп после паузы. — И Рональд, и Персиваль раскаивались впоследствии во всем, что сказали или сделали. Ты же даже не выглядишь человеком, готовым пойти им навстречу.
— Но мне не в чем раскаиваться! Я не сбегал к Пожирателям, чтобы хорошо провести время и вкусно поесть. Я лишь придерживался плана, который придумал Дамблдор!
— Посмотри на ситуацию их глазами. Два месяца они читали о тебе в «Пророке». И о том, как ты перешёл на сторону Тёмного Лорда, и о том, как спас его. Во всех последних статьях о тебе вообще говорили, как о его протеже.
— Спасибо Малфою, — цедит Гарри сквозь зубы.
— И вдруг ты возвращаешься, и только после этого они узнают всю правду. Им по-прежнему тяжело думать о тебе…
— … не как о предателе, — мрачно заканчивает он. — Я чувствую, что теперь они относятся ко мне, как… — он поднимает голову, встречаясь со Снейпом глазами. — Как к вам.
— Меня, в отличие от тебя, это мало волнует.
— Конечно, вы хорошо устроились, — бросает Гарри с детской обидой и складывает руки на груди.
— Именно, — ухмыляется Снейп и встаёт. — Сейчас мне нужно проверить рану мистера Уизли. Так что если тебе больше нечего сказать…
Он подходит к двери и берётся за ручку, но замирает, когда до него долетает тихий голос Гарри, сидящего к нему спиной:
— Спасибо.
— За что? — по шарканью каблуков Гарри понимает, что он обернулся.
— За то, что поговорили со мной. Нормально. Первый раз.
— Не за что, Гарри, — ядовито усмехается Снейп и выходит из комнаты.
А Гарри только сейчас понимает, что зельевар, к тому же, впервые назвал его по имени.
Глава 28. Просьба о помощи
Гарри сидит в комнате Снейпа достаточно долго, чтобы все обитатели дома улеглись спать. Погрузившись в свои мысли, он даже не замечает, как окутавший его полумрак сменяется непроглядной тьмой. Лишь когда дверь где-то на первом этаже громко хлопает, он, встрепенувшись, глубоко вздыхает и обводит комнату взглядом. Между делом удивляясь, почему Снейп не вернулся ночевать, он встаёт, потягивается и плетётся к себе, но когда открывает дверь своей спальни, замирает на пороге. На диване, растянувшись как кошка, лежит Джинни, по-детски положив кулачок под щёку и сладко сопя.
Усмехнувшись, он подходит к ней и осторожно проводит рукой по её гладким волосам, чтобы пробуждение не было резким. Джинни хмурится во сне, шевелится, но потом только устраивается поудобнее, так и не открыв глаз. Гарри присаживается рядом, чуть подвинув её локоть, и не успевает заметить, как её голова оказывается у него на коленях, а нос утыкается ему в живот. Немного растерявшись, он легко трясёт её за плечо. Джинни переворачивается на спину и медленно открывает сонные глаза.
— Который час? — спрашивает она хрипло.
Гарри пожимает плечами, глядя на неё сверху вниз.
— Уже поздно. Смотрю, ты меня так и не дождалась.
— Дождалась ведь, — улыбается Джинни, но, кажется, вставать не собирается. — Спать хочешь?
Гарри уже собирается ответить, что хочет, когда понимает, что сна нет ни в одном глазу. Уклончиво мотнув головой, он ёрзает на диване, чтобы устроиться поудобнее, и кладёт руку, которую просто некуда девать, Джинни на плечо. Она истолковывает этот жест по-своему, сплетает их пальцы и снова по-кошачьи трётся о его предплечье.
— Ты что-то хотела? — спрашивает Гарри, которого вся эта наигранная возня начинает раздражать.
— Хотела, — отвечает Джинни, уверенно глядя ему в глаза. — Вот это.
— Ладно, — он обшаривает взглядом стоящую рядом тумбочку в поисках хотя бы газеты, но на ней ничего нет. — Accio! — приказывает он валяющейся на столе исключительно нудной книге, которую он по глупости одолжил у Перси, однако та даже не шевелится.
От звонкого смеха Джинни ему становится неловко.
— Решил поразить меня своими умениями? — хохочет она.
— Когда-то получалось, — недовольно буркает Гарри, досадуя на себя. — Так что? Не собираешься ложиться?
— Я уже лежу.
— Джинни, хватит, — он морщится, с усилием закидывает ногу на ногу, и Джинни вынуждена всё-таки сесть рядом.
— Не думала, что я тебе так мешаю, — с обидой бросает она, поправляя растрепавшиеся волосы.
— Ты мне не мешаешь. Просто я не понимаю, чего ты хочешь.
— Неужели?
Она медленно поворачивает к нему голову, странно прищуриваясь. А потом быстро подаётся вперёд и накрывает его губы своими. От неожиданности Гарри шарахается назад, так и не ответив на поцелуй, и Джинни замирает в нелепой позе, упираясь ладонями в диван.
— Да что с тобой?! — хмурится она, глядя на него, как на ненормального.
— Слушай, Джин, я… — Гарри нервно усмехается и по привычке тянется, чтобы поправить очки.
— Мерлин! — она длинно выдыхает, сгибается и опускает голову, отгораживаясь от него завесой длинных волос. — Только не говори, что для тебя это внезапность.
— Да нет, я просто… Послушай. Давай не будем, ладно? Сегодня был дурной день, я устал и, наверное, нам лучше сейчас лечь спать.
— Сколько ещё это будет продолжаться? — спрашивает Джинни, не глядя на него. — Как долго ты будешь делать вид, что ничего не замечаешь?
— Я замечаю. Но не могу сказать, что мне это нравится, — ровным, но немного смущённым голосом отвечает он.
— Почему? — она, наконец, поднимает голову и смотрит на него в упор.
— Потому что… Да потому мы расстались!
— Я помню. Но мы расстались на время. Сам же говорил: пока всё не закончится. К тому же, у нас ничего толком и не было, чтобы расставаться.
— Да, Джинни, я отлично помню наш разговор, спасибо, — Гарри раздражённо фыркает. — Всё верно. Я сказал: пока всё не закончится. А ничего ещё не закончилось.
— Почему? Ты же вернулся домой, всё теперь в порядке.
— В каком порядке?! Ты не помнишь, что я говорил в самом начале?
— Вот именно! — глаза Джинни вспыхивают яростным блеском. — Ты вернулся и сказал, что наша гибель — вопрос времени. Так если ничего уже нельзя изменить, какая разница? Что нам терять? Почему не насладиться последними неделями?
— Потому что… Ох… — Гарри озадаченно трёт лоб, подбирая слова. — Потому что я не хочу всё усложнять. Возможно, очень скоро вам всем придётся уехать, а я не хочу, чтобы тебе что-то мешало это сделать.
— То есть ты думаешь, что если ничего не будет, я смогу спокойно уехать и бросить тебя?
— Да, — отвечает он, не задумываясь.
— Это жестоко.
— Джинни, пожалуйста, — Гарри вздыхает, мечтая только о том, чтобы она поскорее ушла.
Но она продолжает сидеть в полной тишине, глядя в пол. Потом негромко произносит:
— Я ждала тебя, Гарри. И ждала, по-моему, достаточно долго. Почему ты не можешь хотя бы на какое-то время просто перестать думать обо всём этом?
— Потому что! Потому что я с утра до вечера вспоминаю всё, что случилось в поместье. А если мне удаётся отвлечься хоть ненадолго, то я начинаю замечать всё, что происходит здесь. И от этого вообще становится тошно!
— Но всё не так плохо. Мы жили здесь два года и…
— Хреново жили.
— По крайней мере, мы до сих пор живы.
— Ненадолго.
— Прекрати! Сидеть и лелеять свою депрессию — это, конечно, лучший вариант. Очень поможет!
— Ну а что ты предлагаешь?
В её карих тёплых глазах он читает глубокую скорбь всего мира.
— Я предлагаю, — спокойно начинает Джинни, — просто наплевать на всё. К чёрту всё, понимаешь? Пусть всё самое плохое происходит за дверью этой комнаты. А здесь есть только мы. И нам на всё плевать.
Она смотрит на него с такой уверенностью и надеждой одновременно, что он даже не находится, что возразить. Не получив ответа, она подвигается ближе и мягко проводит тёплыми пальцами по его щеке. Потом аккуратно стаскивает очки и кладёт их на тумбочку. Подслеповато прищурившись, Гарри наблюдает, как она тянется к нему.
— Джинни, я…
— Да замолчи уже! — горячо шипит она ему в губы, прежде чем впиться в них своими.
На этот раз Гарри отвечает на поцелуй, хоть и без особого энтузиазма. С каждой секундой к нему возвращаются приятные воспоминания о ласковых летних ночах, которые они проводили вместе в Выручай-комнате. Постепенно он вспоминает, какими мягкими, но в то же время настойчивыми могут быть её губы, какая гладкая и нежная её кожа на ощупь, какими становится её глаза, когда она отрывается от него, чтобы глотнуть воздуха. Он целует её уже более увлечённо, закрыв глаза и выкинув из головы все посторонние мысли. Тишина комнаты прерывается только тиканьем часов и её тяжёлым дыханием.
Обвив его одной рукой, Джинни подвигается вплотную и втискивает колено между его ног. Она наваливается на него всем телом и стонет на выдохе, когда он всё же обнимает её за талию. Гарри окутывает блаженное чувство эйфории, он уже не может думать ни о чём, кроме маленького языка, толкающегося ему между зубов. Неконтролируемым движением он запускает руки под тесную кофту, чтобы погладить Джинни по спине. Она скользит ладонью вниз по его груди и осторожно сжимает его пах. И Гарри это нравится, ему чертовски нравится!
Почувствовав ответное желание, Джинни становится ещё настойчивее. Не прерывая поцелуя, она седлает его ноги и ловко задирает юбку. Когда Гарри нащупывает её подтянутые ягодицы, у него просто сносит голову. Он прижимает её к себе со всей силы, жадно тиская, жарко впиваясь в её губы, сбивая дыхание от невыносимого нетерпения. Но когда она уже тянется к его ширинке, помимо дикого возбуждения, он ловит и ещё какое-то совершенно постороннее ощущение. Что-то не так.
Гарри с усилием пытается отогнать от себя неуместное чувство, но чем больше старается, тем сильнее оно становится. Балансируя на грани желания и тревоги, он прислушивается к нему и почти с ужасом понимает, что, кроме приятных воспоминаний, которые подарила ему девушка, сидящая у него на коленях, ему в голову лезут и другие. Неправильные, постыдные, странные и как будто нереальные. Её губы мягкие, но не настолько. Они требовательны, но недостаточно. Она хочет его слишком сильно, она теряет контроль над собой. И чего-то словно не хватает. Ещё какого-то пьянящего ощущения, без которого этот поцелуй с Джинни — не более чем поцелуй.
Эйфория разбивается, как зеркало на сотню осколков. Появляется неприятная пустота. Не представляя, чем заполнить её, Гарри невольно открывает глаза. Зажмурившись, Джинни усердно целует его, сбивчиво дыша и едва слышно постанывая. Её рука крепко сжимает через ткань брюк его налитый кровью член. Она так увлечена процессом, что не замечает, как безвольно падают по бокам его руки, а губы лишь послушно открываются навстречу, уже не стремясь обхватить её собственные.
Вдруг с абсолютной трезвостью Гарри понимает, что не хочет всего этого. Нет, его стоящий член, к которому ладонь Джинни уже как будто приклеилась намертво, говорит об обратном. Но он ясно осознаёт: он ничего не чувствует к целующей его девушке. Ему нравится её тело, но сейчас этого слишком мало, чтобы поддаться своему желанию, позабыв обо всём. Гарри ещё пытается бороться со своим мороком, когда понимает, что хочет, чтобы его целовали другие губы, а член сжимали бы другие руки. От этой внезапной мысли он даже вздрагивает и быстро перехватывает запястья Джинни, когда она уже лезет ему за пояс брюк.
— Что? — досадливо спрашивает она, отстраняясь и тяжёло дыша.
— Я не могу, — отвечает Гарри, глядя сквозь её плечо.
— Ещё как можешь, — усмехается она, пытаясь снова дотронуться до его паха, но он пресекает все её попытки и бесцеремонно спихивает с себя.
— Да что такое?! — выкрикивает Джинни, снова оказавшись на диване. — Что с тобой творится?!
— Я. Не. Могу, — твёрдо отвечает Гарри, не поворачиваясь к ней. — Потому что. Я. Не. Хочу.
Он резко вскидывает голову, когда слышит судорожный всхлип. Но ему показалось. Джинни всего лишь рвано вздохнула.
— Это из-за меня, да? Ты просто не хочешь со мной?
На несколько секунд Гарри прикрывает глаза.
— Джинни, прости. Ты славная, но сейчас я не могу отключиться от всего настолько, чтобы…
— Отключиться?! Ты хотел трахаться со мной в отключке?
— Не хотел. Поэтому и не могу. Пожалуйста, не дави. Дай мне время.
— Время? Сколько? Сколько ещё?!
— А над нами что, долг висит? Нам обязательно это делать?!
— Ты… Ты просто… — задыхающаяся от гнева Джинни выглядит страшно. Её щёки раскраснелись, в глазах полыхает бесноватое пламя, а кулаки сжимаются и разжимаются. — Ублюдок! — наконец выкрикивает она со слезами ярости и вскакивает с дивана. — Спокойной ночи!
По комнате пробегает лёгкое дуновение ветра, и дверь со всей дури грохает о косяк. Гарри сгибается пополам, со стоном пряча пылающее лицо в ладонях.
Приходит он в себя не сразу и то лишь от тихой барабанной дроби. Подняв голову, он видит, что за окном начался дождь. Как ни странно, в паху до сих пор ноет, болезненное возбуждение не прогоняется никакими мыслями. Шумно вздохнув, он подходит к окну и распахивает ставни, надеясь, что свежий воздух его охладит. Гарри садится на подоконник, упирается затылком в оконную раму и высовывает руку на улицу — ледяные капли, остужающие горячую кожу, погружают его в стойкое чувство дежавю. И постепенно из неприятного оно превращается в умиротворяющее.
Сквозь плотную пелену дождя он смотрит на полную луну и гадает, вдыхает ли сейчас кое-кто ещё свежий зимний воздух, барабанят ли сейчас капли по его подоконнику, виден ли в его окнах круглый яркий диск, зависший в небе? Тот, кто находится в этот момент очень далеко, но слишком глубоко пробрался в сознание, чтобы не думать о нём пятьдесят семь минут из шестидесяти.
Конечно, Джинни замечательная. Тёплая, нежная и очень живая. Но Гарри не может сделать этого, потому что теперь уже знает, как на самом деле выглядят капли дождя…
***
Стоит глубокая ночь. Гарри почти час крутится в нагревшейся постели, прежде чем ему удаётся уснуть. После ухода Джинни ему довольно долго пришлось умываться холодной водой, чтобы прогнать ставшее уже неуместным возбуждение.
Его сон совсем не крепок, тревожен, совершенно не похож на предыдущие ночи в штабе, когда он выключался, стоило только голове коснуться подушки. И сегодня Гарри видит первый за всё это время сон.
Одеяло укутывает его плотным душным коконом, кожа становится влажной, дыхание — частым. Вроде бы утихнувшее возбуждение разгорается с новой силой, прикатывая долгими блаженными волнами. Его вдавливает в матрас чьё-то прохладное тело, осторожные руки плавно, но уверенно движутся по его ногам и бёдрам. Чужие губы скользят вверх по животу, груди и шее, пока не останавливаются у его рта. Гарри распахивает глаза и видит, как почти белое в темноте лицо стремительно приближается. На него смотрят два тёмных насмешливых глаза. Рук, блуждающих по его горячему телу, кажется, уже несколько. Все ощущения путаются, невозможно разобрать практически ничего, кроме яркой, как полная луна, колючей волны, которая, поблуждав по всему телу, устремляется к паху. Гарри выгибается, тянется своими губами к другим, сложившимся над его лицом в полуулыбке, и видит, как блаженно закрываются тёмные глаза. Он уже почти ловит ртом тонкие губы, как вдруг глаза над ним резко распахиваются, и в него впиваются два вертикальных красных зрачка.
Кровать начинает дрожать, как от землетрясения. Уши заполняет жуткий шёпот: «Гааааррри». Мелькает простая чёрная дверь в конце коридора, и Квиррелл оборачивается. Гарри видит свои синевато-бледные пальцы, вцепившиеся в спинку кресла, и падает на спину, зацепившись ногой о корягу, когда к нему приближается чёрная высокая фигура. В ушах звенит жуткий смех, и его бьёт заклятием. Отец что-то кричит ему. Рука тянется к заветной ручке двери, и дневник утаскивает его в водоворот своих пожелтевших страниц. Порезанное предплечье кровоточит и нарывает, к нему склоняется жуткое змеиное лицо, и тонкий палец медленно тянется к его лбу…
Гарри просыпается со страшным криком, от которого у самого закладывает уши. Почти ничего не видно, и он не сразу понимает, что практически ослеп от ужасной разрывающей боли в шраме. Слетев с кровати, он, натыкаясь на мебель, несётся в ванную и едва успевает упасть на пол возле унитаза. Боль настолько тяжёлая и тошнотворная, что его рвёт до тех пор, пока в желудке не остаётся лишь воздух. И даже тогда сухие спазмы ещё какое-то время продолжают сотрясать его тело.
Он пытается отдышаться и не обращать внимание на боль. Лицо мокрое от слёз, кончики длинных волос испачканы, но сейчас на это нет времени. Собирая остатки сил, Гарри торопливо возвращается в спальню, хватает очки, вылетает из комнаты и, держась на стену, спускается вниз, потому что ступеньки под ногами плывут вбок. Внизу кто-то кричит, и он с трудом понимает, что голоса доносятся из гостиной. Он еле переставляет ноги, чтобы добраться туда. Здесь слишком много народу, суета, крики. Он стискивает виски руками и глухо рычит, уже не в силах сдерживаться. Кто-то зовёт его по имени, грубо хватает за плечи, встряхивает. Гарри заставляет себя поднять голову и упирается мутным взглядом в белое, как лист бумаги, лицо Снейпа. Тот что-то говорит. Гарри не слышит, он глохнет от боли. Он чувствует прохладный флакон у своих губ и послушно открывает рот. Через несколько секунд боль немного стихает, примерно настолько, чтобы можно было различать звуки и видеть.
Снейп уже поспешно сгребает со стола какие-то вещи в саквояж.
— Что?.. — выдыхает Гарри, так и не убрав руки от головы. — Что происходит?
— Что-то случилось, — выплёвывает Снейп.
— Я… Я догадался.
Подбежавшая к нему Гермиона пытается взять его за локоть, но он отпихивает её. И вскрикивает от новой вспышки боли.
— Что это?! — Гарри медленно съезжает по стенке на пол, уже не сдерживая слёз.
Странно, но ему кажется, что кричал он не один. Подняв голову, он видит, что Снейп скрючился над столом, вцепившись в руку Дамблдора. По его длинному носу стекает капля пота.
— Что это? Что это? — уже еле слышно шепчет Гарри, потому что ему кажется, что от крика боль только усиливается.
— Не знаю, — цедит Снейп сквозь плотно стиснутые зубы и с усилием распрямляется.
Только сейчас он замечает, что рукав на его левом предплечье задран до локтя, а чёрная Метка не просто набухла, но ещё и пульсирует. Тёмная змея в агонии извивается на бледной коже. Разрывающая голову волна на несколько секунд отступает только для того, чтобы ударить с новой силой. Вновь вскрикнув, Гарри несколько раз бьёт кулаком по полу. Вспышка боли в руке на какое-то время перекрывает боль в шраме.
— Я всё выясню и тут же вернусь, — доносится до него хриплый голос Снейпа. — Я оставлю для Поттера зелья. Я… Чёрт!
Гарри кричит в голос, когда о его череп разбивается очередная выворачивающая наизнанку волна. Перед глазами снова мутный туман, голоса проваливаются в никуда. Он чувствует, что теряет сознание, силится не выпасть из реальности, но тщетно. Быстро и неотвратимо его накрывает мрак.
***
Гарри приходит в себя на диване собственной спальни. Открыв глаза, он несколько раз глубоко вздыхает, боясь пошевелиться. Ему кажется, что стоит сделать хоть малейшее движение пальцем, его шрам снова взорвётся от боли. Он лежит так довольно долго, прислушиваясь к собственному телу и негромким голосам за дверью, что-то бубнящим на одной ноте. Гарри не может разобрать, кто именно говорит, но почему-то ему кажется, что это Сириус. Когда до слуха долетают явственные, немного истеричные нотки в голосе Гермионы, он медленно садится и так же медленно спускает ноги на пол. Он с облегчением понимает, что теперь с ним всё в порядке. Боль ушла, и только ставший вновь выпуклым шрам напоминает о том, как ещё совсем недавно он готов был оторвать себе голову от жуткой пытки.
Он оглядывает себя: на нём до сих пор старая тёмно-серая пижама, волосы растрепались, но их уже кто-то заботливо очистил заклинанием. Его вещи валяются на стуле возле кровати неопрятной кучей, какой он и бросил их накануне.
Гарри поднимается, с удовольствием потягивается и направляется к стулу, чтобы одеться, когда замечает небольшое подсохшее пятно на простыне. Замешательство быстро сменяется постыдным пониманием. Зачем-то воровато оглянувшись, как будто за ним может кто-то подглядывать, он достаёт из кармана палочку и поспешно убирает пятно. Затем ещё раз опускает голову на свои брюки, и щёки опаляет жаром. Помимо волос, кто-то очистил и его одежду.
Не желая сейчас думать, кто это мог быть, Гарри неторопливо одевается, на ходу восстанавливая хронологию неясных событий. Он так возбудился от ласк Джинни, что даже не сразу смог уснуть. Ничего удивительного, что ему приснился… приснилась какая-то чушь, и он кончил во сне — так уже бывало и раньше. Потом что-то приключилось в поместье, и шрам, который не беспокоил уже больше года, взорвался от боли, разбудив его. Немного пораскинув мозгами, Гарри приходит к выводу, что ничего не понимает, но уверен в одном: сон явно не связан с его невесёлым пробуждением.
Застегнув последнюю пуговицу рубашки, он бросает взгляд на часы: два пополудни. Кажется, он провалялся здесь несколько часов. Прихватив волосы в неаккуратный хвост, он выходит из комнаты и нос к носу сталкивается с Сириусом, Люпином, Грюмом и Гермионой, которые вполголоса обсуждают что-то, стоя под его дверью, но разом замолкают, когда он появляется.
— Гарри! — Гермиона привычно бросается к нему, но замирает, когда между ними остаётся не больше полушага, и пытается потрогать его щёку, но Гарри, морщась, перехватывает её запястье.
— Ну? Что решил верховный суд? — насмешливо роняет он, выгнув бровь и по очереди обводя глазами всех четверых.
— Ты нормально себя чувствуешь? — спрашивает Люпин с неподдельным беспокойством.
— Как видишь. Где Снейп?
— Ещё не вернулся.
— То есть вы до сих пор не знаете, что случилось?
— Мы думали, ты нам скажешь, когда очнёшься, — отвечает Гермиона, потупив взгляд.
— Снова шрам, — глухо отвечает Гарри, глядя в стену. — Больше ничего не знаю.
— Ты уверен? — сощуривает Грюм свой обычный глаз.
— В чём? В том, что я чуть не рехнулся от боли, но не имею понятия, что её вызвало? Вполне уверен.
— Извини, — Гермиона нервно усмехается и трясёт головой. — Мы думали, ты знаешь, и… Извини.
— Вы ошиблись. Но почему ты извиняешься? — ответом, как Гарри и ожидал, ему служит выразительная тишина. — Так, — медленно тянет он, чувствуя, как в голосе постепенно появляются знакомые стальные нотки. — Смотрю, вы уже пришли к какому-то однозначному мнению. Не поделитесь догадками, а то меня разорвёт от любопытства на сотню окровавленных кусочков.
— Дамблдор считает, — после паузы начинает Грюм, — что Волдеморт лишился своего лица, поэтому ваша связь восстановилась.
— Вот как? Тогда почему я ничего не чувствую сейчас?
— Не знаю, — пожимает плечами Сириус. — Но тебе должно быть виднее, — он медленно разворачивается и спускается по лестнице под собственный тихий лающий смешок.
— Ясно. Я понял, что вы мне ничего не скажете.
— Мы испугались, Гарри, — пытается укорить его Гермиона, но её обиженно блестящие глаза вызывают у него лишь насмешливую улыбку.
— Испугались, что шрам заболел, потому что Волдеморт в меня вселился? — по виновато опущенным головам Гермионы и Люпина он понимает, что попал в точку. — О боже…
Покачав головой, он спускается на первый этаж вслед за Сириусом, чтобы поесть — желудок напоминает о голоде пустой тошнотой. На полузаполненной кухне уже суетится миссис Уизли, потому что подошло время обеда.
Обед протекает в драматическом молчании, которое нарушает только тихое позвякивание приборов о посуду. Гарри ковыряется в тарелке, прилежно делая вид, что не замечает странных взглядов, которые периодически кидают на него подпольщики. Смешно, конечно, хоть и грустно, но сейчас ситуация безумно напоминает ему далёкий второй курс, когда он мило поболтал со змеёй во время показательной дуэли. Хотя ощущения далеко не радостные, ему с трудом удаётся скрывать нехорошую ухмылку, которая так и норовит растянуть уголки его губ.
Когда Молли принимается разливать всем чай, у Гарри появляется какое-то сумрачное предчувствие. Отчего-то ему кажется, что сейчас нужно встать и выйти из кухни. Этот иррациональный позыв он не может объяснить ничем, кроме интуиции, поэтому просто поднимается с места и, никому ничего не сказав, выходит в коридор — всё равно сидеть под недобрыми пристальными взглядами товарищей ему уже порядком надоело.
Он мнётся у входа, посмеиваясь над собой за идиотизм, и уже собирается подняться к себе, как вдруг входная дверь с еле слышным скрипом приоткрывается, и во мрак коридора плавно ступает тёмная фигура. Гарри хмурится, вспоминая, что Снейп для эффекта обычно любит распахнуть дверь с грохотом, и, лишь подойдя ближе, понимает, что зельевар едва держится на ногах, причём не без помощи стены.
Снейп стоит, глядя куда-то в потолочный карниз, и молчит, как будто не замечает его. Он тяжело дышит через рот, и Гарри становится не по себе. Достав палочку, он зажигает на её конце слабый Lumos, чтобы разглядеть лицо Снейпа, но тот немедленно отворачивается, скривившись.
— Уберите, — его голос хриплый и какой-то страдальческий.
Гарри тут же опускает палочку и спрашивает почему-то шёпотом:
— Что случилось?
— За время моего отсутствия вы не придумали какого-нибудь другого вопроса, Поттер? Или будете повторять этот, как заевшая пластинка?
Несмотря на грубость, Гарри облегчённо выдыхает: кажется, со Снейпом всё более или менее в порядке.
— Вас пытали? — зачем-то спрашивает он, хотя и так всё ясно.
Снейп с трудом усмехается.
— Немного не тот вопрос, который я ожидал услышать.
— Извините, придумываю на ходу, а с импровизацией у меня не очень, — огрызается Гарри по привычке. — Так что там?..
— Северус! — прерывает его громкий голос за спиной, и Снейп опять болезненно морщится.
К ним быстро подходит Дамблдор и, бесцеремонно оттолкнув Гарри в сторону, вглядывается в белое лицо зельевара. Не оборачиваясь, он щёлкает пальцами, и несколько настенных свечей за его спиной загораются. В их мягком свете хорошо видно, как блестят щёки и лоб Снейпа от покрывшей их испарины.
— Рассказывай, — приказывает Дамблдор, не давая ему времени прийти в себя.
— Вы что, не видите, что ему плохо? — против воли вступается за зельевара Гарри, но старик только отмахивается от него, как от надоедливого комара.
— Иди к себе, Гарри.
— Уже бегу! — выплёвывает он, демонстративно делая шаг вперёд.
Дамблдор явно хочет сделать ему выговор, но тут Снейп начинает тихо говорить, почти через слово прочищая горло и судорожно сглатывая:
— Альбус… У Лорда случился спонтанный выброс магии. Все в поместье проснулись… от боли. Когда я прибыл… они были готовы отгрызть себе руки.
— Почему это произошло? — спрашивает Дамблдор.
Гарри понимает, что сейчас лучше не привлекать к себе внимание старика, чтобы тот вновь не потребовал его уйти, но удержаться не может:
— Спонтанные выбросы бывают только у детей. Как это могло случиться с ним?
— Зелье, которое я готовлю…
— Северус, — сурово обрывает его Дамблдор и смотрит на Гарри: — Пожалуйста, оставь нас.
— …оно нестабильно, — всё же заканчивает Снейп.
— Северус, думаю, нам лучше поговорить у меня в кабинете. Идём.
Дамблдор берёт Снейпа под локоть, но тот высвобождает руку и награждает старика красноречивым взглядом.
— А я думаю, теперь это касается и Поттера, — произносит он с видимым усилием, но тоном, не допускающим возражений.
На короткий миг взгляд Дамблдора становится растерянным. Но он тут же прячет его за маской холодного равнодушия и попеременно глядит на них обоих. Гарри и сам ощущает себя странно: это первый раз на его памяти, когда Снейп осмелился перечить, по крайней мере, в присутствии других. И первый раз, когда не поддержал старика, вечно стремящегося выпроводить молодёжь, стоило только начаться серьёзным обсуждениям. Инстинктивно чувствуя, что сейчас самое время перехватить инициативу, пока старик вновь не заговорил, он обращается к Снейпу:
— Так что там с зельем?
Глубоко вздохнув, зельевар прикрывает глаза.
— Зелье, сваренное на основе жидкостей из его тела, — единственное, что я мог ему предложить. Но шестнадцатилетнее тело с трудом может удерживать его магию. Вначале такие выбросы случались очень часто и ему нужно было разряжаться.
— Как это?
— Высвобождать накопившуюся энергию с помощью применения наиболее ресурсозатратных заклятий, — быстро объясняет Дамблдор, видимо, смирившись с присутствием Гарри.
Снейп медленно кивает.
— Для этого он пытал всех Пожирателей Crucio как минимум раз в неделю. Так было до твоего появления в поместье. С тех пор как ты оказался там, пытки прекратились.
— Вот почему они были так рады мне, — размышляет Гарри вслух. — Но причём здесь я?
— Я не могу сказать точно. Но по всей видимости, Лорд… делил с тобой свою магию. Пока ты был рядом, у него не было ни одного выброса.
— Проще говоря, — вновь вклинивается Дамблдор, — он использовал тебя, как пиявку. Как пустое ведро, которое можно было наполнить.
От таких сравнений Гарри кривится, но делать сейчас замечания старику явно не стоит. Поэтому он пропускает эти колкости мимо ушей.
— И теперь, когда он меня выгнал…
— …это началось опять, — заканчивает Снейп, и на последнем слове его голос срывается.
— Так что случилось с его внешностью? — осторожно спрашивает Гарри, бессознательно желая, чтобы Снейп ответил: «Ничего».
— Ничего. Но на какое-то время, минут на десять, его оболочка потеряла стабильность, с магической точки зрения.
— Те самые десять минут, на которые восстановилась ментальная связь.
— Именно, — Снейп с усилием отлипает от стенки. — Альбус…
— Я жду вас в восемь часов у себя в комнате, — перебивает его старик и выразительно смотрит на Гарри. — Обоих. У нас с Лавгудом есть обнадёживающие новости.
Он разворачивается и уходит, больше не сказав ни слова, но Гарри ощущает, как от него веет волной досады и злости. Проводив его мрачным взглядом, он поворачивается к Снейпу.
— Спасибо.
Тот тяжело кивает, понимающе не уточнив, за что именно. Гарри молчит немного, а потом добавляет:
— Мне кажется, после этого Дамблдор будет меньше доверять вам. Вам нужно быть осторожнее.
— Ты учишь меня осторожности? — скалится Снейп, хотя и при неярком свете хорошо видно, как тяжело ему даётся эта злая улыбка.
— Я просто не хочу, чтобы из-за меня пострадали вы.
— Откуда вдруг такая забота?
Гарри усмехается.
— Я почти достроил свою лодку. Пока что она болтается на одном якоре с вашей.
Снейп качает головой.
— Удивительно, Поттер, что в школе вы не блистали стихосложением.
— Я слышал, многие таланты проявляются только с возрастом. — Не сгоняя с губ кривой ухмылки, Снейп делает несколько шагов по направлению к лестнице. — Вам помочь?
— Нет, — грубо буркает зельевар и поднимается наверх довольно бодро, однако Гарри отлично видит, с каким трудом.
Он стоит внизу, ненароком волнуясь, как бы шустрый подъём Снейпа не стоил тому падения с лестницы, и внимательно прислушивается к тяжёлым шагам зельевара. Лишь когда наверху грохает дверь, он облегчённо потирает всё ещё саднящий лоб, бормочет в пустоту: «Как дурак», — и возвращается на кухню за недопитым чаем.
***
Впервые за эти недели Гарри ощущает хоть какое-то движение. То, зачем позвал его к себе Дамблдор, вызывает неподдельный интерес. И сидя весь день у себя в комнате, он почти каждые десять минут нетерпеливо косится на часы. С одной стороны, его распирает любопытство и неясная детская радость от предвкушения хоть чего-то. Но с другой — в нём поселилось крепкое, но тревожное чувство надвигающихся событий, которые — он уверен — приятными не будут.
Преисполненный раздражающими противоречиями, ровно в восемь он уже сидит в дамблдоровской комнате по левую руку от Снейпа. Позади хозяина кабинета по обыкновению маячит Лавгуд, словно за стариковской спиной, в случае чего, можно укрыться.
— Гарри. Северус, — голос Дамблдора спокоен, но суховат. — Надеюсь, мне не нужно напоминать, чтобы наш разговор не покинул эти стены.
— Надеюсь, я могу спросить, зачем вам вдруг понадобился я? — с вызовом спрашивает Гарри, игнорируя многозначительный взгляд Снейпа.
— Конечно, Гарри, справедливый вопрос, — Дамблдор, как обычно, делает вид, что ничего не замечает. — Это связано с юной миссис Уизли. Вернее, с историей её спасения с острова.
Гарри моментально догадывается, о чём пойдёт речь, и его лицо каменеет.
— Я не мог не помочь ей, вы же понимаете.
— Дело не в этом. Как только она вернулась и рассказала, каким образом ей удалось сбежать, мы с Ксенофилиусом начали думать, как использовать полученную от неё информацию о защите поместья.
Дамблдор умолкает и смотрит на Гарри пристально, будто выжидает чего-то.
— Боюсь, мне нечем вам помочь. Меня никогда не посвящали в вопросы безопасности.
— Я уверен, Гарри, ты знаешь больше, чем думаешь, — Дамблдор мягко улыбается, и от такой улыбки делается не по себе. — Северус, ты не мог бы ещё раз рассказать нам, как устроена система защиты в ставке? Гарри будет полезно, наконец, узнать об этом, а нам — свериться с нашим планом.
— Конечно, — Снейп поднимается из кресла и отходит к светлой стене. — Итак, — он делает театральную паузу и попеременно оглядывает всех троих. А Гарри думает, что в нём, похоже, вновь проснулись задремавшие было преподавательские инстинкты. — Защита в поместье хорошо подумана и очень прочна, — начинает Снейп, глядя на него. — Дом на некотором удалении окружают два барьера: внутренний — антиаппарационный, и внешний — защитный, — он чертит палочкой в воздухе прямоугольник и два опоясывающих его круга. Чёрные линии чётко видны на фоне светло-бежевых обоев. — Внутренний барьер защищает от любых случайных или намеренных перемещений из поместья или к нему. Таким образом, Пожиратели пользуются порт-ключами или аппарируют на Вызов, если находятся за пределами поместья.
— Можно вопрос? — Гарри даже по привычке тянет руку. — Марк когда-то говорил мне, что некоторые, у кого есть привилегии, могут перемещаться на остров другим способом.
— Технически это аппарация. Три Пожирателя могут прибыть в поместье без Вызова и минуя порт-ключи.
— Наверняка Малфой? — Снейп кивает. — Кто ещё? Беллатрикс? — второй кивок. — Хорошо. А кто третий?
— Я, — отвечает Снейп как само собой разумеющееся.
— А. Выпросили себе свободный график посещений?
Снейп только кривится в ответ и продолжает:
— Пока что всё было довольно просто. Сейчас будет сложнее, так что слушайте, мистер Поттер, внимательно. Внешний защитный барьер выполняет несколько функций. Во-первых, за его пределы никто не может выйти. Во-вторых, он не пускает никого внутрь, так что если даже какого-нибудь неудачника занесёт на остров случайной аппарацией, он не сможет приблизиться к поместью. В-третьих, он блокирует действие многих магических артефактов и чар, которые могут причинить вред.
— То есть, например, если какой-то Пожиратель аппарирует к поместью с Вредноскопом, тот сломается?
— Во-первых, немедленно превратится в пыль, во-вторых, речь идёт о менее безобидных вещах, чем Вредноскоп. Например, о следящих чарах.
— Мы пробовали поставить их на Северуса, — подхватывает Дамблдор, — чтобы узнать координаты острова, но они тут же спадали, стоило ему переместиться.
— Далее, — Снейп делает паузу, задумываясь на несколько секунд. — Между этими двумя барьерами получился своеобразный коридор шириной примерно около двухсот ярдов — так называемая, безопасная зона, куда все попадают порт-ключом или аппарацией и с которой отбывают из поместья.
— Получается, — медленно размышляет Гарри вслух, — что поместье — это неприступная крепость. И даже если знать, куда аппарировать, защитный барьер никого не пропустит внутрь.
— И это ещё не всё, — кивает Снейп. — Защитный барьер сбивает наведённые координаты. Даже зная местоположение, на остров переместиться невозможно. Только волшебной случайностью. Я уже не говорю о функции сигнализации, которую он также выполняет при аппарации за его пределами. Любое перемещение извне будет немедленно засечено. Так что, в некотором роде, да, поместье — это крепость.
— Ясно, — Гарри шумно выдыхает, и его чёлка подпрыгивает. — То есть вся загвоздка сейчас во внешнем барьере, так?
— Сейчас как раз… нет, — улыбается Дамблдор. — Гермиона сказала, что аппарировала с самого края обрыва, а он находится уже за пределами барьера. Скажи, каким образом тебе удалось его миновать?
Гарри по привычке косится на Снейпа, но тот, опустив голову, увлечён разглядыванием манжеты рубашки, которая торчит из рукава мантии. Становится ясно, что придётся отвечать.
— Я нашёл в нём дыру, — отвечает Гарри. — Случайно.
— Ты понимаешь, что это означает? — спрашивает Дамблдор таким тоном, будто беседует с буйным пациентом Мунго.
— Что её, наверное, уже заделали.
— А что, если нет?
— Мы этого уже не проверим.
— Но у нас есть человек, который смог бы проверить, — Дамблдор поднимает голову, чтобы взглянуть на Снейпа.
— Альбус, это будет сложно сделать, — морщится тот. — Вряд ли я не вызову подозрений, если буду разгуливать вокруг поместья у барьера. К тому же, я не знаю, где именно находится брешь. Это известно только Поттеру.
— Ладно, это можно обсудить позже, — машет рукой Дамблдор. — Главное, что теперь появился способ организовать нападение на поместье.
В его глазах Гарри читает почти неприличное возбуждение.
— Вы же сами говорили, что не имеет смысла нападать на Пожирателей, пока Волдеморт жив.
— Говорил. И это было справедливо для тех случаев, когда он отлучался из поместья. Но сейчас есть шанс напасть на их ставку и уничтожить весь ближний круг. Волдеморта можно развоплотить. А без своих ближайших приспешников у него уйдёт очень много времени на восстановление. Мы должны любым способом выиграть это время.
— Да, но вы говорили…
— Гарри, — твёрдо обрывает старик. — Всё, что я говорил, я говорил до того, как мы потерпели фиаско с изначальным планом.
— Всё верно, — поддакивает Лавгуд. — Не сработал план «А» — переходим к плану «Б».
— Но план изначально, простите, идиотский. Как вы вообще собираетесь уничтожить барьер?
— На него нельзя подействовать никакими чарами изнутри, — говорит Дамблдор, — но теперь можно сделать это снаружи. Мы пока работаем над этим. Но думаю, это будут стихийные чары.
— Почему стихийные?
— Потому что Ксенофилиус, как выяснилось, очень хорошо владеет наукой подчинения стихий. Это один из сложнейших разделов высшей магии. Мне, признаться, в своё время это так и не удалось.
Дамблдор с Лавгудом переглядываются, и старик весело и совершенно непривычно посмеивается. Чем лучше становится его настроение, тем сильнее оно падает у Гарри. Но он даже не хочет задумываться, почему.
— Да, — кивает Лавгуд, — пока нам нужно как следует всё подготовить, потому что у нас не будет второй попытки. Значит, это должен быть надёжный артефакт или чары.
— И как вы собираетесь?.. Как вы?.. — Гарри трясёт головой. — Как вы вообще их наведёте, если не можете проникнуть на остров? И как узнаете координаты?
— Поттер, вы хоть что-то слушали из того, что я говорил? — подаёт голос Снейп. — Если защитный барьер будет уничтожен, я смогу тут же получить координаты.
— Да как вы уничтожите этот барьер-то, можете мне сказать?!
— Как я и говорил, — терпеливо поясняет Дамблдор, — мы над этим работаем.
— Ясно, — ворчит Гарри, вставая со стула. — Как всегда. Что-нибудь где-нибудь когда-нибудь, и мы над этим работаем! Известите меня, когда у вас будет чёткий план, потому что пока это всего лишь пустые разговоры. Я вам ещё нужен?
Дамблдор безразлично качает головой, и Гарри выходит из комнаты, мгновенно потеряв интерес к делу. Пока у них нет ничего конкретного, даже думать об этом не стоит.
***
Проходит ещё одна муторная и нудная неделя. Дамблдор, кажется, так загорелся новой, но сырой идеей, что совсем перестал выходить из комнаты. Гарри не видел его с момента последнего разговора. В остальном же жизнь идёт своим чередом, ничего не меняется, в том числе и поведение подпольщиков. Вспоминая слова Снейпа, Гарри сам несколько раз пытается заговорить с друзьями или принять участие в обсуждении каких-то насущных проблем, но, похоже, момент был упущен. Почти каждое его слово они принимают настороженно, редко когда соглашаются. Да и вообще, несмотря на то что ему худо-бедно удалось с ними помириться, они не слишком-то рады его обществу. Сам Гарри уже немного оттаял и чувствует острую необходимость вернуть их отношениям прежнюю лёгкость и простоту, но то ли друзья решили надолго запомнить ему все обиды, то ли до сих пор боятся чего-то, но общение не клеится. И если в первые дни они не уставали повторять, что просто не узнают его после возвращения, теперь то же самое он смело может сказать про них.
Измученный неизвестностью, он как-то раз умудряется зажать Гермиону в пустом коридоре и потребовать прямых объяснений. Но она только виновато пожимает плечами и несёт откровенный бред о том, что за те два месяца Гарри словно подменили, что теперь с ним она не чувствует себя так спокойно, как раньше. А на её словах: «От тебя как будто исходит какая-то страшная, отталкивающая энергия», — он просто закатывает глаза и уходит.
Его настроение падает всё ниже изо дня в день, когда он читает свежие выпуски «Пророка», который пестрит статьями о приближающихся выборах и завершении строительства Лидса. Гарри чувствует, что как будто упускает какой-то очень важный кусок своей жизни, что все события, которые должны касаться его, проходят мимо. Хотя умом он понимает, что это чушь, отделаться от досадного ощущения не получается.
В один из дней, когда магический календарь на стене задорно сверкает цифрой «одиннадцать», а друзья возвращаются с патруля, заливаясь весёлым смехом, Гарри, поняв, что скоро взвоет от скуки и одиночества, направляется прямиком к Дамблдору.
— Отправьте меня завтра патрулировать, — с порога выдаёт он, ещё не успев закрыть дверь. — И не говорите мне, что я ещё не готов, — предостерегающе добавляет он, видя, что Дамблдор уже приготовился возражать.
— Сядь, пожалуйста, — спокойно предлагает старик и дожидается, пока Гарри с недовольной миной усядется напротив. — Я не отправлю тебя в город, — не утруждая себя долгими вступлениями, просто говорит он.
— Какого?.. Да почему?! Я торчу здесь уже почти три недели! Только не говорите мне опять, что времени прошло ещё не достаточно.
— Ты не торчишь здесь — ты здесь живёшь, — замечает Дамблдор холодно. — И я не дам добро на твоё участие в операциях. Думаю, ты понимаешь, почему.
— Что, опять бережёте меня, как поросёнка к Рождеству?
Дамблдор, как ни странно, и не отрицает этого.
— Не только, — пожимает он плечами, откидываясь назад в кресле. — Во-первых, я не уверен, что твоё присутствие хорошо отразится на дежурстве твоих товарищей, во-вторых, трудно предсказать твою реакцию, если вы встретите Пожирателей.
— Минутку… — Гарри хмурится, как будто до него медленно доходит, хотя и так всё предельно ясно. — Вы думаете, что я пойду против своих и…
— Нет, нет. Просто ты можешь замешкаться, а не мне тебе объяснять, чего может стоить доля секунды в такой ситуации.
— Вы не доверяете мне, — уверенно констатирует Гарри, глядя прямо в глаза Дамблдору.
— Это не так.
— Вы боитесь, что я могу что-нибудь выкинуть.
— Не боюсь. Я пекусь только о твоей безопасности и безопасности остальных наших людей.
— Да никто не пострадает!
— Не нужно питать иллюзий, что, увидев тебя, Пожиратели спокойно пройдут мимо. Они наши враги!
— Однако мне удалось прожить среди них два месяца! — выкрикивает Гарри, от злости уже почти не соображая, что несёт.
— Ты лишь создал себе свой собственный, выдуманный мир там, в поместье…
— А вы хотите его разрушить!
— Да, хочу! — Дамблдор проворно оказывается на ногах и через стол склоняется к Гарри. В его взгляде плещется яростный гнев. — Я хочу истребить всю заразу, которой Лорд Волдеморт покрыл магическую Британию!
Гарри и сам вскакивает и тоже подаётся вперёд.
— Значит, вы и меня считаете врагом?!
— Ты мне не враг, Гарри. Ты просто очень молодой человек, который вконец запутался.
— По-вашему, я ничего не соображаю? Не вижу, что происходит?
— Ты видишь то, что хочешь видеть. Ты не можешь оценить ситуацию непредвзято, потому что она касается лично тебя. Теперь… — Дамблдор медленно поднимает вверх указательный палец. — Только теперь я вижу, как сильно ошибся, решив отправить тебя в ставку.
— Вот как?! — Гарри распрямляется, и Дамблдор невольно копирует его движение. — А может, вы вообще во мне ошиблись? Может, Пророчество — действительно полная чушь, а я никакой не Избранный? И вы тоже видели только то, что хотели, что было вам удобно? Держались за меня, как за соломинку, потому что больше не за что было, а?
— Я совершил ошибку, — тускло говорит старик. — Мне нельзя было отправлять тебя туда, где твои страхи могут окрепнуть, а сомнения — зародиться.
— Я расскажу вам о вашей ошибке, — ухмыляется Гарри, подходя к двери. — Нельзя было делать на меня ставки, не успел я осиротеть.
И он уходит, хлопнув дверью. Внутри беснуется такая злоба, что он еле сдерживается, чтобы не врезать кулаком по одному из портретов в коридоре, который с негодованием спрашивает, как он посмел кричать на директора.
Не думая о том, куда идёт, Гарри оказывается на пороге гостиной. Против обыкновения, здесь никого нет. Он косится на сервант с бутылками и мигом понимает, что сейчас нужно сделать, чтобы успокоиться. Однако шагнув в комнату, он замирает. У камина в высоком кресле сидит Снейп, потягивая тёмно-красную жидкость из бокала и безучастно глядя на огонь. Он даже не оборачивается, чтобы посмотреть, кто вошёл. Гарри мешкает несколько секунд, а потом, наплевав на всё, хватает с полки первую попавшуюся бутылку и плюхается в соседнее кресло.
— Что тебе нужно, Поттер? — устало спрашивает Снейп, обращаясь к камину.
— Полагаю, то же, что и вам, — усмехается Гарри, справляясь с непослушной пробкой. — Свой кусочек покоя в этом доме.
Снейп поворачивается к нему и хмурится. Ну да. Теперь Гарри и сам понимает, что какие-то слова в его формулировке не вяжутся, но главное — Снейп его понял.
— Тебе мало своей комнаты? — буркает он.
— А вы что, зарезервировали оба места? — Гарри делает несколько солидных глотков прямо из горла и морщится: дешёвое огневиски обдирает горло, устремляясь к желудку.
Снейп едва заметно качает головой, но молчит. Прикрыв глаза, Гарри ловит все приятные и забытые ощущения от тепла, плавно разливающегося по телу. В то же время голова остаётся ясной, словно он только что проснулся. Злость на Дамблдора вытесняет единственная трезвая и правильная мысль, которая, как Гарри только что понял, поселилась у него в голове ещё в тот момент, как он вошёл в штаб, но он никак не желал её всерьёз обдумать. А теперь выяснилось, что и думать-то не надо. Нужно просто озвучить.
— Снейп, — зовёт Гарри, не открывая глаз, чтобы не видеть его лица в первые секунды. — Мне это так же неприятно, как и вам, но я должен обратиться к вам за помощью. Потому что только вы сможете мне помочь.
— Что ты хочешь? — в голосе Снейпа появляется напряжение.
Гарри глубоко вздыхает и отвечает на выдохе:
— Помогите мне вернуться в поместье.
Глава 29. Возвращение домой
На несколько секунд Гарри даже задерживает дыхание, ожидая всплеска криков или потока ругани, но все звуки в комнате ограничиваются громким треском поленьев в камине. А через почти полминуты — тихим низким смешком. Он открывает глаза и обиженно поворачивается к Снейпу.
— И что смешного я сказал?
— Дозрели, значит, Поттер? — глумится зельевар, но тут же серьёзнеет: — Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. И ещё: тебе не следует столько пить.
Он снова смотрит на огонь, делая вид, что Гарри уже испарился из соседнего кресла.
— Вы думаете, я шучу? — вдруг осеняет его. Снейп не реагирует, только мышцы на его лице чуть заметно напрягаются. Гарри наклоняется к нему и касается пальцами иссиня-чёрной манжеты. — Снейп. Я серьёзно.
Зельевар резко одёргивает руку и почти подпрыгивает в кресле.
— Вы рехнулись?! — взвизгивает он шёпотом.
— Да пошёл ты! — выплёвывает Гарри, отпивая ещё огневиски. — Сколько я ещё буду это от вас слушать?! «Рехнулся», «спятил», «с ума сошёл»! Да, я рехнулся! Давно ещё, если вы не заметили. Но речь сейчас не об этом.
Снейп встаёт и порывается уйти, но он успевает вскочить и перегородить ему дорогу.
— Ладно, слушайте, простите. Но давайте поговорим серьёзно. Пожалуйста.
Для убедительности он ставит початую бутылку на стол и поднимает ладони.
— Уйди с дороги. Я не желаю даже слышать…
— Постойте, просто присядьте. Я не отниму у вас много времени. Выслушайте меня.
Снейп хмурится, но больше не рвётся к выходу. Наконец, сложив руки на груди, он бросает:
— Садиться не буду. Говори быстрее.
— Хорошо. Так, — Гарри потирает лоб, формулируя объяснение покороче. — В том, что ничего не получилось, виноват я. В том, что ещё может случиться, тоже буду виноват я. И все это прекрасно понимают. С Дамблдором говорить бесполезно, но вы должны меня понять. Дайте мне ещё один шанс. Я не могу так жить. Я не хочу отвечать за гибель собственных друзей! Я не хочу здесь оставаться! Я…
— Вот оно! — Снейп тычет в него пальцем, испачканным синим зельем. — Ты просто боишься.
— Конечно, я за них боюсь!
— Не за них. Ты боишься, что не сможешь теперь жить с этим. Или, — Снейп ехидно поднимает бровь, — лучше сказать, без этого.
— Не нужно нас ровнять! Я хочу вернуться не потому, что мне плохо. А потому что вы и сами знаете, чем закончится бездействие.
— Дамблдор с Лавгудом уже продумывают…
— Ага, что-нибудь да где-нибудь да когда-нибудь! Вы же должны понимать, что, даже если они найдут способ уничтожить барьер, вы не справитесь в одиночку. Да и вообще, к тому времени, как они расшевелятся, дыру найдут и заделают. Кстати, сомневаюсь, что они не сделали этого до сих пор. В поместье есть ещё один человек, которому о ней известно.
— Значит, в твоём возвращении нет смысла! — Снейп рявкает так громко, что, опасаясь, как бы их не услышали, Гарри поспешно посылает в дверь заглушку и снова поворачивается к нему.
— Если дыра всё ещё на месте и если они всё как следует продумают, — начинает он терпеливо, — я вам помогу. А если нет — я просто сделаю то, что должен сделать, и сдохну.
— Я не слышал ничего более глупого, — шипит Снейп, скаля желтоватые зубы. — И не собираюсь это обсуждать. Но если даже представить на одну секунду, что твоё безумие заразно и что я согласился помочь, я не смогу доставить тебя на остров. У меня нет порт-ключа, а моя Метка зачарована особым образом. Кроме того, ты не подумал о последствиях. Думаешь, Лорд встретит тебя с распростёртыми объятиями? Да он убьёт тебя, как только увидит.
— Если бы он хотел меня убить, давно бы сделал это!
— Тебе просто чертовски везло.
— Я тоже так сначала думал, но дело не в везении. Я нужен ему! И теперь знаю, зачем. Вы же сами мне всё рассказали неделю назад. Он бы не вышвырнул меня с острова, а уничтожил, если бы хотел избавиться.
— Возможно, он выгнал, а не убил тебя, потому что боялся навредить себе. Ведь ты фактически спас ему жизнь, неизвестно, как бы твоё убийство отразилось на нём теперь.
— Чёрта с два! Он даже не слишком-то удивился, когда узнал, что я спас Гермиону. Он как будто знал, что я это сделаю, но не сбегу вместе с ней.
— И что ты хочешь сказать? Что он ждёт твоего возвращения? — насмешка в голосе Снейпа неприятно скребёт по сердцу.
— Не знаю, — Гарри опускает голову. — Но в одном я уверен: если даже он меня прикончит, разницы особой не будет. Всё равно рано или поздно он до меня доберётся. Сидеть здесь — только момент оттягивать.
— Если ты решил свести счёты с жизнью, можно выбрать более простой и гуманный способ. Могу даже предложить быстродействующий яд.
— Хватит ёрничать! Я уже давно говорил об этом: пока есть хоть один шанс, его нужно использовать!
— Дамблдор даже в город тебя не отпускает.
— Да причём здесь Дамблдор?! Вы слушаете только его? Не берите пример со старика, дайте мне раз в жизни принять собственное решение!
— Это не решение. Это самоубийство.
— Это моё дело.
— На здоровье. Но я в этом участвовать не стану.
Снейп быстро обходит Гарри и тянется к ручке двери.
— Мы не такие, как они, Снейп! — выкрикивает он, не оборачиваясь, и зельевар замирает. — Я думал, вы должны это понимать. Вы шпионите в этой ставке столько лет, сколько я живу. Вам знакомо это чувство беспомощности. Вы знаете, что такое ощущать себя ненужным. И вы не хотите мне помогать не потому, что боитесь за мою жизнь или боитесь ослушаться приказа Дамблдора. А потому что вы завидуете! — Гарри наконец поворачивается и видит, что лицо Снейпа побелело, а губы сжались в тонкую линию. — Вы завидуете, потому что во мне больше нет страха. Потому что я готов рискнуть и кинуться туда с головой. А вы — нет. Все два месяца, Снейп, вы мне завидовали, потому что мне за какие-то недели удалось то, чего никогда не удавалось вам.
Снейп смотрит в стену и молчит, лишь его рука, обхватившая дверную ручку, слегка подрагивает. Гарри медленно подходит ближе и понижает голос:
— Всё, за чем вы пришли к нему — сила, знания, опыт — всё это досталось мне. И не потому, что я какой-то там Избранный, и не потому, что нас с ним связывает магия. А потому что я не испугался принять это. А вы испугались. Вот почему вы всё это время вели себя, как кусок дерьма. И вот почему вы ликуете теперь, когда меня там уже нет. Вы просто трус!
Едва Гарри успевает выплюнуть оскорбление в искажённое яростью бледное лицо, как его отталкивает на несколько футов магический всплеск. Едва удержавшись на ногах, он хватается за стол, глядя, как Снейп тяжёлой поступью, сгорбившись, подходит к нему и шипит в лицо:
— Не смейте. Называть. Меня. Трусом. Поттер!
— Так не будьте им, — тихо отвечает Гарри. — Можете вы хоть на какое-то время забыть все свои обиды? Можете вы понять, что либо так, либо мы все передохнем, как собаки?!
Глубоко вздохнув, Снейп распрямляется и закрывает глаза.
— А ты не дави из себя благородство. Ты хочешь вернуться не только за этим.
— Да, и я не боюсь этого признать. Я хочу получить от него всё, понимаете? Выжать все соки, забрать то, что он когда-то у меня отнял. И мне наплевать, что думает по этому поводу Дамблдор. Потому что оно моё! — На этих словах Снейп распахивает глаза и даже, кажется, отшатывается. На губах Гарри появляется зловещая улыбка. — Так что не торопите меня, Снейп. И не вставляйте палки в колёса. Я хочу в полной мере насладиться всем, что он сможет мне дать. И, в отличие от вас, я не испугаюсь это принять. И вот уже тогда я прикончу его!
После этой речи они смотрят друг на друга, не мигая, наверное, больше минуты. Первым не выдерживает Снейп и отводит глаза.
— Что будет, если я откажусь помочь? — быстро спрашивает он.
— Я сбегу и нарвусь на их патруль, чтобы они снова доставили меня в поместье. Хотя, скорее всего, на этот раз меня точно убьют.
— Это шантаж?
— Эй, вы же начали со слов «что будет».
— Он сам убьёт тебя.
— Наплевать, главное, я попробую. Всё равно, сидя здесь, близко я к нему не подберусь.
— Но я не смогу доставить тебя на остров.
— Почему? У Беллатрикс же получилось.
— У неё был порт-ключ. Мне его, в целях безопасности, не выдают.
— Так попросите его!
— Уже предвкушаю этот разговор. «Мой Лорд, не одолжите мне порт-ключ? Как зачем? Помочь Поттеру вернуться на остров!»
— Но вы же можете спокойно аппарировать к поместью. Перебросьте и меня.
— О чём я говорил тебе несколько минут назад? — раздражённо морщится Снейп. — Моя Метка зачарована особым образом. Я никого не могу взять с собой.
— Тупик какой-то! — фыркает Гарри.
— Именно.
— Что ещё можно придумать?
— Ничего.
— Перестаньте отвечать односложно! Если вы согласились мне помочь, значит, тоже должны думать.
— Я думаю, — отрезает Снейп и снова отходит к двери. На пороге он застывает и, не поворачиваясь, спрашивает: — Ты уверен?
— Да, — твёрдо отвечает Гарри, и дверь за Снейпом закрывается.
После его ухода он ещё долго сидит в кресле у камина, потягивая огневиски и осмысливая всё, что наговорил зельевару.
***
Он не встречает Снейпа ни за ужином, ни за завтраком следующим утром. После их разговора тот словно испарился. Целый день Гарри на нервах шатается по дому, не находя себе места от волнения и раздирающих тревожных мыслей. Куда он пропал? Сбежал в ставку, как последняя крыса, чтобы не видеться с ним? Или же как-то попытался найти способ вернуть его в поместье и попался? Гарри не хочется думать о последнем, однако к вечеру ко всему прочему добавляется и чувство вины. Кажется, он сумел задеть Снейпа за живое, обвинив в трусости, и тот вполне мог выкинуть что-то дерзкое, отчаянное, совершенно не в его духе, чтобы опровергнуть злые слова, брошенные в лицо в пылу ярости.
Ночью Гарри не может сомкнуть глаз, ворочаясь на застланной постели прямо в одежде — всё равно уснуть нет никаких шансов, — и уже отчаянно мечтает повернуть время вспять, чтобы забрать слова обратно. Он уже совсем близок к тому, чтобы поутру пойти к Дамблдору и рассказать ему всё, когда слышит тихий осторожный стук в дверь. Глянув на часы, которые показывают семь утра, он слетает с кровати и рывком распахивает дверь, за которой стоит мрачный зельевар. Одного беглого взгляда достаточно для того, чтобы убедиться, что тот не ранен и что его не пытали.
Заметив этот осмотр, Снейп закатывает глаза.
— Не будьте ребёнком, Поттер, и дайте мне войти, — шепчет он.
Гарри покорно отступает назад и плотно прикрывает за ним дверь.
— Где вас носило две ночи?!
— Все готовятся к завтрашним выборам. Понадобилось и моё участие, — отвечает он с раздражением.
— Ну что? Вы что-нибудь придумали? — Гарри нетерпеливо переступает с ноги на ногу и поправляет чуть сползшие вбок очки.
— Я ничего не придумал, — к его разочарованию, тянет Снейп. Гарри свирепо шагает к нему и уже собирается ругаться, но все слова застревают в глотке, когда перед носом оказывается рука зельевара, зажимающая цепочку, на которой болтается небольшой изящный кулон. Он, как зачарованный, смотрит на мерно раскачивающееся украшение, не веря глазам, а Снейп, воспользовавшись тишиной, добавляет: — Но, к счастью, в поместье есть человек, которому трудно отказать в фантазии.
— Кто вам помог? — хрипло спрашивает Гарри, глядя на кулон и боясь пошевелиться.
— Люциус, конечно, — отвечает Снейп как само собой разумеющееся.
— Что?! Вы сказали ему?! Вы…
— Замолчите! — Гарри не успевает опомниться, как оказывается прижатым к двери. Холодные чуть влажные пальцы зажимают ему рот. — Вы хоть понимаете, что эта маленькая безделушка может значить для Ордена? Если кто-то увидит её или услышит нас…
Он послушно кивает, и Снейп наконец отпускает его, отходя на шаг.
— И он вот так просто дал вам его? — спрашивает Гарри, всё ещё пытаясь поймать взглядом мелькающий в руке зельевара кулон.
— Разумеется, нет, — ухмыляется тот. — Ты же не думаешь, что Люциус настолько простодушен?
— Что он от вас потребовал? — осторожно спрашивает Гарри, в то время как в голове уже крутятся десятки самых страшных вариантов, которые бы могли объяснить долгое отсутствие Снейпа.
— Я дал Нерушимую клятву. Я поклялся, что с помощью этого порт-ключа на остров не попадёт никто, кроме тебя.
— Боже… — Гарри закрывает ладонью глаза. — Значит, если кулон обнаружат…
— Именно. На кону не только твоё возвращение в поместье.
— А почему вы верите Малфою? Почему вы так уверены, что он не предаст вас?
Снейп нехорошо скалится и потирает висок.
— Потому что взамен я тоже взял с него Нерушимую клятву. Он не расскажет о моей просьбе никому до твоего возвращения, или никогда, если ты решишь остаться в штабе.
— Удивительно, что он согласился на такие условия. Но зачем ему вообще мне помогать? Какой ему от этого толк?
— Не толк, а выгода, — насмешливо поправляет Снейп, поигрывая кулоном и наблюдая, как зрачки Гарри бегло перемещаются следом за ним. — Малфои никогда не остаются в проигрыше — такова их натура.
— Объясните, — Гарри всё-таки заставляет себя поднять взгляд на Снейпа.
— Ты наверняка заметил, что все два месяца Люциус был… расположен к тебе.
— Заметил. Но ему приказал Лорд.
— Дело не только в этом. В последнее время он был недоволен Лордом. В частности, из-за Драко. А после того, что случилось на Новый год, его доверие к Повелителю и вовсе ослабло. Безусловно, он по-прежнему рвётся к власти и к министерскому креслу, но пытается найти иные пути.
— Вы хотите сказать, он поставил на меня?
— Он ни на кого не ставил, но хочет удержаться на плаву при любом исходе. Он, как и многие, прекрасно понимает, что рано или поздно противостояние Пожирателей и Ордена должно закончиться раз и навсегда. Пока власть в руках Лорда, ему нечего опасаться. Но на случай, если всё резко переменится, он уже сейчас создаёт для себя и того, что осталось от его семьи, и другие пути.
— Иначе говоря, ему всё равно, кто в итоге победит, лишь бы он получил пост Министра и неприкосновенность.
— Да, — серьёзно кивает Снейп. — Разумеется, пока его интересы удовлетворяет Лорд, он не будет помогать в открытую. Но если что-то изменится…
— …я должен не забыть о его помощи, — заканчивает Гарри мрачно. — А как вы думаете, можно ли будет рассчитывать на него как на союзника?
— Союзника — вряд ли. На Люциуса нужно воздействовать другими методами.
— Подкуп? Взаимовыгодное сотрудничество?
— Именно. В своё время Дамблдор сильно промахнулся, что не учёл Люциуса в своей сложной схеме. Надеюсь, ты не повторишь его ошибки?
— Хотите сказать, что если бы Дамблдор вовремя подбил колья под Малфоя, сейчас у нас в ставке было бы два шпиона, а не один?
— Шпионить он бы не стал, но, определённо, мог бы оказаться полезным.
— По-моему, Малфой слишком сильно на меня рассчитывает. Даже если… В смысле, когда всё получится, вряд ли я смогу договориться с Орденом, чтобы его не трогали.
— Ты так ничего и не понял? — спрашивает Снейп с отвратительной жалостью в голосе. — Люциус рассчитывает не на Орден, а лично на тебя, — видя остолбеневшего Гарри, он быстро морщится. — Впрочем, об этом ещё пока рано говорить. Даже если Орден будет уничтожен, Люциусу в любом случае выгодно твоё возвращение в поместье.
— Лорд перестанет на всех срываться, — задумчиво кивает Гарри.
— Да, однако будь готов к тому, что он может потребовать чего-то и от тебя за свою помощь.
— Очередной клятвы?
— Возможно.
— Ладно, — вздыхает Гарри. — Действительно, это всё потом. А сейчас отдайте мне порт-ключ.
Он протягивает руку, однако Снейп не торопится расставаться с кулоном.
— Когда ты намерен вернуться?
— Дайте-ка подумать, — Гарри наиграно хмурится. — Может быть… прямо сейчас? Давайте его сюда!
— Нет, — Снейп качает головой. — Сейчас ты никуда не отправишься. Лорд со вчерашнего вечера находится в Министерстве. Вернётся в поместье только к ужину. В его отсутствие возвращаться нельзя — тебя тут же убьют.
— Хорошо, — Гарри глубоко вздыхает, давя в себе нетерпение. — Отправлюсь вечером. Но вы дадите мне его сейчас.
— Вечером.
— Нет, сейчас! Снейп, я обещаю, что не буду делать глупостей. Но у меня он будет в большей сохранности. По крайней мере, меня не позовёт к себе Дамблдор, как только проснётся и узнает, что вы вернулись. Ну же?
Снейп колеблется, явно взвешивая все за и против, но потом нехотя протягивает кулон.
— Дождись меня. Отправимся вместе.
— Хотите посмотреть, как меня будут убивать? — невесело усмехается Гарри, осторожно принимая порт-ключ и пряча его в карман.
— Да, Поттер, хочу, — отвечает он серьёзно, бросает на него последний предостерегающий взгляд и уходит.
А Гарри не сразу замечает, что его рука, крепко сжимающая в кармане кулон, трясётся. Да и всё тело мелко подрагивает от охватившего его яркого и поистине безумного чувства.
***
Весь день проходит на нервах. Гарри никак не может дождаться вечера, и то и дело кидает беспокойные взгляды на любые часы, встречающиеся ему в доме. За завтраком у него так трясутся руки, что он разливает чай на скатерть. Друзья иногда обращаются к нему, что-то говорят, но он их практически не слышит. Всеми мыслями он уже там, в поместье, и едва может дотерпеть до того момента, когда действительно в нём окажется.
Снейп выползает от Дамблдора только к обеду, измотанный и уставший. Видимо, старик неплохо его промариновал. Но ни единым жестом или взглядом не показывает, что был у Гарри с утра. Гарри же сдерживаться куда сложнее. Волнуясь, что ненароком может выдать себя, он старается держаться подальше от Орденовцев и для этого весь день находит себе идиотские бесполезные занятия, только чтобы хоть как-то занять мозг, в котором красной лампочкой мигает задуманное. То и дело он засовывает руки в карманы, чтобы нащупать в одном кольцо Марволо, а в другом — заветный кулон, который, как ему кажется, вскоре изменит очень многое в его жизни.
Когда в книжную комнату, в которой он якобы наводит порядок, заглядывает Джинни, чтобы сообщить, что ужин готов, Гарри так подбрасывает в кресле, что он роняет несколько книг на пол. Но тут же успокаивается, вспомнив, что в штабе ужинают на час раньше, потому что раньше ложатся спать.
За столом он никак не может взять себя в руки. Вилка дрожит, бокал скользит во влажных пальцах. Он пьёт воду жадными глотками, но во рту всё равно отвратительно сухо. Против воли он завидует выдержке Снейпа, который невозмутимо режет тонкими полосками ломоть бекона и, как назло, неторопливо отправляет в рот.
Гарри понимает, что на этот раз всё-таки нужно хоть как-то попрощаться с друзьями, ведь они наверняка больше не увидятся, но волнение, смешанное со страхом, напрочь отключают способность нормально соображать. Поэтому с трудом осилив только четверть тарелки с едой, он поднимается из-за стола и просто обводит глазами всех Орденовцев. К счастью, на него никто не смотрит.
— Гермиона… — пытается позвать он подругу, сидящую напротив.
Она поднимает голову, тепло улыбается и кивает.
— Спокойной ночи, Гарри.
Рон тоже кивает ему и возвращается к еде.
— Уже уходишь? — Джинни, которая взяла привычку садиться рядом, поднимает голову.
— Да. Не выспался, — легко врёт он и, не удержавшись, кладёт руку ей на плечо.
Улыбнувшись, Джинни мягко сжимает его пальцы, наверняка истолковав этот жест по-своему.
— Доброй ночи, Гарри.
— Доброй.
Он ловит взгляд Снейпа и, развернувшись, выходит из кухни. Минуты, которые он ждёт его, прислонившись к стене в коридоре, растягиваются в добрый час. Наконец зельевар показывается в дверях и подходит к нему неспешной походкой.
— Что вы так долго?! — шипит Гарри, чувствуя нарастающую панику.
— Успокойся, — устало произносит Снейп и оглядывает его с головы до ног. — Ты готов?
— Что вы на мне ищете? Чемодан с вещами? Идёмте быстрей.
— Не спеши. Возьми мантию.
Дёрганым движением он хватает с вешалки свою мантию и кое-как напяливает на себя, попав в рукав только с третьего раза.
— Поттер.
— Да, да, знаю, — морщится Гарри. — Обратной дороги не будет, это последняя возможность всё обдумать и передумать. Хватит!
— Я не это хотел сказать. Он может принять тебя. А может и убить. Может запереть в подземельях, пытать.
— Я знаю. Я ко всему готов. У меня было достаточно времени, чтобы прокрутить все варианты. Давайте уже скорее проверим, какой из них правильный.
— Хорошо, — Снейп глубоко вздыхает, напряжённо морща лоб. — Доставай порт-ключ, он сработает и отсюда.
Дрожащими пальцами Гарри вынимает кулон и берётся за крышечку.
— Вместе, да? — нервно спрашивает он. — Насчёт три.
Но никто, разумеется, ничего не произносит вслух. Гарри шумно сглатывает, зажмуривается и просто поддевает ногтём металлический замок. Рывок — и в лицо ударяет колючая снежная пыль. Он открывает глаза, и рядом тут же раздаётся почти бесшумный хлопок.
В кромешной тьме ярко освещённое поместье кажется маленьким пряничным домиком. Снейп делает несколько шагов вперёд, но останавливается и оборачивается, услышав тихое:
— Минуту, ладно?
У Гарри кружится голова то ли от свежего воздуха, на который он попал после почти месяца заточения в душном доме, то ли от чего-то ещё. Руки так и не перестали дрожать, а тяжёлое дыхание слышно даже сквозь завывания ветра. Снейп терпеливо выжидает, кутаясь в мантию и беспокойно поглядывая в сторону поместья. Наконец, немного придя в себя, Гарри подходит к нему и зачем-то протягивает использованный порт-ключ.
Они одновременно начинают шагать в сторону дома в удушливом гробовом молчании. Впрочем, он даже рад, что Снейп не пытается заговорить с ним или дать последние наставления. Они оба отлично знают все возможные перспективы.
С каждым шагом Гарри всё явственнее теряет контроль над собой. С низа живота поднимается настоящий страх, его топит волнение, а накрывает всё это неуместное предвкушение непонятно чего. Едва они минуют ограду, Гарри застывает. Он не может уговорить себя пошевелить ни ногами, ни руками. Волна охватившей его паники, кажется, доходит даже до Снейпа. Но он продолжает разумно помалкивать, только его лицо становится всё мрачнее и тревожнее.
— Поттер, — негромко зовёт он.
Растопырив пальцы, Гарри смотрит на свою трясущуюся руку.
— Знаете… Кажется, я чувствую то, о чём вы говорили, — усмехается он с бесноватой улыбкой.
— Возьми себя в руки. Осталось немного.
Гарри быстро кивает, прячет руку под мантию и со всей силы стискивает в кармане волшебную палочку, хоть и знает, что она ему не пригодится. Справившись с собой, он уверенно продолжает путь, стараясь дышать глубоко и ровно. Под конец он ускоряет шаг, думая лишь о том, чтобы как можно скорее войти в зал и покончить со всем этим.
Крыльцо, две колонны, знакомая дверь, знакомый ярко освещённый коридор, по которому он ходил десятки раз, ещё знакомые высокие двери зала, из-за которых уже доносятся привычные весёлые голоса. Никто не знает. Пока ещё никто не знает. Сердце бьётся в горле. Душную мантию он скидывает прямо на пол у окна. Он останавливается. Закрывает глаза. Успокоиться, главное — успокоиться.
— Поттер, — Снейп мягко дотрагивается до его плеча и смотрит очень странно.
Гарри бы и сам посмотрел бы на себя с изумлением. Плечи ходят ходуном, волосы растрепал ветер, лицо бледное, как у мертвеца, а на губах расцвела жуткая улыбка.
— Иди первым, я войду за тобой.
Гарри кивает. Берётся за ручки двери, глубоко вздыхает. Закусывает губу не то от волнения, не то для того, чтобы прогнать нервную улыбку. Он сглатывает, прикрывает глаза, вздыхает последний раз и уверенно распахивает двери зала…
Он переступает порог и останавливается. Он не обращает внимание на резко оборвавшийся смех и вмиг навалившуюся тишину. Он не смотрит ни на кого из Пожирателей. Он устремляет взгляд в самый конец стола, в тёмные глаза человека, который замер с поднятым бокалом в руке.
Гарри медленно, но уверенно, идёт к нему, не отрывая взгляда, не слыша тихих перешёптываний, не видя, как Снейп проскальзывает следом и занимает свободный стул. Каждой клеточкой тела он чувствует накатывающие одна за другой тёплые мягкие волны, исходящие от Риддла. Они слегка пьянят, кружат голову, расправляют плечи, дают вздохнуть полной грудью. Он ощущает себя куском металла, который тянется к огромному сильному магниту. Не дойдя до неподвижной фигуры нескольких футов, он останавливается и, медленно опустившись на колени, склоняет голову. Всё. Его путь завершён.
Гарри не различает ни пространства, ни времени. Он не соображает уже практически ничего. Он возвращается в реальность, лишь когда перед глазами мелькает край чёрной длинной мантии. Достал ли Риддл палочку? Crucio? Avada Kedavra?
— Встань, — доносится сверху голос, который проникает под кожу и заставляет волосы на теле встать дыбом. Не помня себя, Гарри покорно поднимается. — Иди за мной.
Он идёт вслед к выходу из зала, не чувствуя ног. Он не опускает головы, но и не смотрит на застывших в изумлении Пожирателей. Он не имеет понятия, куда его ведут и, главное, зачем? Риддл решил не пытать или не убивать его при всех? Машинально Гарри замечает сброшенную им в коридоре мантию. В опустевшей голове уже не осталось ни единой мысли, однако его ещё хватает на то, чтобы держать безопасную дистанцию и, не взирая на недоброе предчувствие, переставлять ноги.
Он не успевает заметить, как они доходят до пятого этажа и, миновав покои Снейпа, входят в незнакомую комнату. Как только Гарри переступает порог, дверь за его спиной закрывается. По обеим стенам комнаты стоят два высоких стеллажа с провисающими от тяжести колб и бутылочек полками. Похоже на зельеварскую кладовую. Подойдя к правой полке, Риддл водит пальцами по ряду флаконов, что-то отыскивая. Гарри медленно приближается к окну, глядя, как снег на улице закручивается в мелкие спирали от сильного ветра. Странно, но ему почти всё равно, что задумал Риддл. Главное — он здесь, он вернулся и пока ещё жив.
— Итак, ты снова здесь, — говорит Риддл, вторя его мыслям.
Гарри молча поворачивается и видит в его руке подозрительную тонкую склянку с мутной жидкостью внутри.
— Не могу сказать, что я сильно удивлён, — продолжает он, не дождавшись ответа. — Однако было бы интересно узнать, как Северусу удалось привести тебя сюда. — Гарри продолжает молчать, понимая, что Риддл сейчас на самом деле сосредоточен вовсе не на этом. — Недавно в моей коллекции появился один любопытный состав, — он приподнимает склянку и бросает на неё короткий взгляд.
— Дайте-ка угадаю, — мрачно улыбается Гарри. — Пыточное зелье?
— Зачем же так просто? — По телу проходит лёгкая дрожь, когда Риддл медленно подходит ближе: от него веет чем-то очень сильным, почти электрическим. — Кое-что куда более занятное.
Гарри не может смотреть ему в глаза, поэтому пялится на тонкую склянку. Когда Риддл останавливается и красноречиво замолкает, он, не думая, выхватывает её из его руки и опрокидывает содержимое в рот, поморщившись от горечи. Как ни странно, но страха больше не осталось, как не осталось и волнения. Единственная бестолковая мысль, вяло крутящаяся в опустевшей голове, нашёптывает о том, что он уже слишком привык принимать сомнительные зелья из рук Лорда, чтобы задавать лишние вопросы.
Опустошённую склянку он выбрасывает в холодный камин, и та жалобно звякает, разлетаясь на осколки. Риддл удовлетворённо кивает, и на его губах расцветает обычная спокойная полуулыбка.
— Состав начинает действовать не сразу, — поясняет он, видя, как Гарри хмурится, пытаясь поймать хоть какие-то ощущения. — Так что у меня ещё есть время, чтобы кое-что объяснить. Вообще-то зелье довольно бестолково, можно сказать, оно получилось у Северуса случайно. На нескольких людей, которые его пили, оно действовало весьма интересным образом. Чем-то даже оно похоже на зеркало Еиналеж, однако заставляет подсознание раскрыться намного глубже. Видишь ли, люди часто любят обманывать сами себя, не желая признаваться в самых сокровенных желаниях и мечтах. Они боятся принять собственное Я таким, какое есть. Строят из себя благородных, чистых в помыслах, героев… И никак не могут понять, что от себя невозможно убежать. Скажи, Гарри, зачем ты вернулся?
— Потому что я хотел, — отвечает Гарри с вызовом.
— Но для чего?
— Не знаю. Я просто хотел.
— Это хорошо, потому что совсем скоро зелье покажет тебе, куда именно ты желал вернуться и что хотел здесь получить, — Риддл пятится, отходя на несколько шагов.
— Зачем вам знать, что именно побудило меня вернуться? — спрашивает Гарри, внимательно следя за ним.
— О нет, я вовсе не хочу этого знать. Я хочу, чтобы это узнал ты. А я пронаблюдаю, — он садится в кресло напротив и кладёт ногу на ногу, не сводя с Гарри пристального взгляда. — Должен предупредить, может быть очень больно.
— Может?
— Зелье имеет одну особенность. Те, кто был искренен с собой, просто пили его, видели собственную изнанку и легко с этим соглашались. Но те, кто пытался что-то скрыть от себя, мучались часами, не желая этого принять. Конфликт разума с подсознанием был для них очень болезненным. И боль будет продолжаться до тех пор, пока ты не поверишь в то, что увидишь.
Гарри хочет спросить, как вообще можно доверять такому зелью, но застывает, не успев сказать ни слова. Желудок обдаёт жаром. По телу проходит одна судорога, потом другая. Он сгибается пополам, отчаянно хватая пересохшим ртом воздух.
— Не сопротивляйся ему, — говорит Риддл мягко, с интересом наблюдая за происходящим.
У Гарри слабеют ноги, и он падает на пол, едва успев подставить ладони. Пол перед глазами плывёт, повсюду мелькают чёрно-серые точки. Он часто моргает, когда картинка теряет чёткость, и понимает, что видит уже не только мрачную кладовую. Сквозь тёмный пол и стены проступает ещё что-то, какое-то вполне конкретное изображение. Чьё-то лицо и глаза… Гарри словно погружается в сон, когда какие-то непонятные вещи ты уже знаешь наверняка. Откуда-то появляется паническое чувство, что он не должен дать этой картинке обрести чёткость, не должен впустить в сознание эти мысли. «Нет!» — мысленно кричит он, мотая головой, но тут же всё тело пронзает стрела острой боли. Дрожащие руки подводят, и он заваливается на бок, смаргивая выступившие слёзы.
Непонятные ощущения крадутся по телу, отвоёвывая его клеточку за клеточкой. Их много, они путаны, они страшны, они прекрасны. Гарри зажмуривается, стараясь прогнать их прочь, но боль от этого только усиливается. Он вскрикивает, выгибается дугой и ловит ещё одну жуткую судорогу. Руки на его животе и груди, голоса, перед глазами мелькают обрывки воспоминаний, на губах появляется привкус дождя. Гарри дёргается, чтобы освободиться от морока, но боль зудит уже в кончиках пальцев. В ушах звенят настолько тихие слова, что не разобрать. Он на секунду замирает, чтобы прислушаться, и боль понемногу отступает. Но когда он понимает, что именно звучит в его голове, кричит уже в голос, отчаянно зажимая уши руками. И слепнет от боли.
Он сражается с собой бесконечно долго. Ему едва удаётся балансировать на тонкой грани, удерживая крики подсознания на безопасном расстоянии и в то же время стараясь перетерпеть вспышки боли. Но вскоре натиск собственных мыслей становится настойчивее, а боль — сильнее. Гарри понимает, что проигрывает в этой неравной битве. Он плачет скорее от отчаяния, чем от муки. Он не хочет видеть этого, не хочет верить тому, что это правда. Но боль постепенно подавляет сопротивление. Он знает, что вынужден смириться, вынужден увидеть и поверить. Жуткие мысли заполняют всю голову, они пугают, потому что теперь Гарри уверен, что они точно принадлежат ему. Они надвигаются с такой неотвратимостью, что он уже не видит смысла и дальше противиться.
С жалким смирением, отвратительным ему самому, он перестаёт дёргаться, закрывает глаза и глубоко вздыхает. Боль насовсем покидает его так же стремительно, как и накрыла. По внутренней стороне век плывут картинки, страшные, омерзительные, прекрасные, притягательные. До них хочется дотронуться, очутиться там, и он против воли тянет руку в пустоту. Уши затопляет голос, его собственный голос. Гарри прислушивается к тому, что он говорит, и уже не чувствует ни век, под которыми жжёт, ни лица, которое разделили на три части две мокрые дорожки, скользящие из уголков глаз, от болезненной, дерзкой правдивости этих слов. Он слушает, изредка вздрагивая, уже не пытаясь ничего отрицать. Собственный голос внятно и спокойно рассказывает всё о его чувствах, мыслях, желаниях, обрушивая мученическую правду, о которой он боялся даже думать. Не перестающие плыть картинки делают понимание цельным и завершённым. Гарри чувствует себя таким беспомощно обнажённым перед собой, каким никогда не был. Словно его разум вывернулся наизнанку, оголяя то, что он так долго прятал за его пределами.
Действие зелья заметно слабеет, но не заканчивается. Однако он уже полностью осознаёт, где находится, с кем и что происходит. Он чувствует безудержную потребность глотнуть хоть каплю того кислорода, которым дразнило его собственное подсознание, сделать хоть что-то, позволить себе…
Неловко перекатившись на бок, он приподнимается и медленно ползёт к креслу, в котором сидит Риддл. Измученное тело всё ещё настолько слабое, что он не в силах встать. Голова по-прежнему кружится. Совершенно не соображая, что творит, движимый сумрачным, но непреодолимым желанием, он останавливается и роняет голову на колени Риддлу, вдыхая сильный запах горьких душистых трав, исходящий от его мантии. Ласковая рука мягко зарывается в его волосы, осторожно, но уверенно поглаживая, пропуская длинные пряди сквозь пальцы. И когда вслед за рукой тела касается родная прохладная волна магии, Гарри впервые за последний месяц вспоминает, что такое — дышать полной грудью. Он вдыхает горький плотный запах глубоко и шумно, не сдерживая слёз. Он плачет от страха перед самим собой, от отвратительной правды, в которую пришлось поверить, от собственных диких желаний, о которых узнал, от мутной неизбежности чего-то, что до сих пор не удалось понять, от знакомства с тем Гарри, которого он так долго прятал в себе, и от необходимости ему покориться.
Что-то ломается в нём, что-то угасает, лишает надежды, но в то же время рука, перебирающая его волосы, дарит взамен нечто совсем иное, сильное, могущественное, какую-то другую надежду. Гарри никогда не боялся этого принять, но он не хотел. Теперь же желание нарастает с каждым прикосновением чужих пальцев. Теряя одного себя, он находит себя другого и понимает, что, как и говорил когда-то Риддл, боится только неизвестности, неизведанного себя, а не того, что он может оказаться хуже. Тот, другой, Гарри не хуже и не лучше. Он просто новый.
Риддл плавно приподнимает его голову за подбородок, заставляя поднять на себя мутный взгляд. Он последний раз проводит по его щеке прохладными пальцами, встаёт и выходит из комнаты. И Гарри готов поклясться, что видел в его глазах мрачный восторг. Измученный и обессиленный, он падает на пол, давая накрыть себя плотной спокойной тьме.
Глава 30. Eat me, Drink me…*
Едва открыв глаза, Гарри тут же зажмуривается: из окна бьёт яркий слепящий свет. Тяжело сев на полу и как следует проморгавшись, он соображает, что уже наступил день. Он прекрасно помнит всё, что случилось, и всё, что он увидел в собственном подсознании. Но это его больше не пугает. Он смирился с этим ещё вчера.
Поднявшись на ноги, он машинально засовывает руки в карманы и с немалым удивлением обнаруживает, что в одном лежит кольцо Марволо, а в другом… палочка. Странно, почему Риддл до сих пор не забрал её.
Гарри наколдовывает из воздуха зеркало и придирчиво осматривает себя. Не считая неестественно бледного лица, выглядит он вполне сносно. Уложив волосы и очистив одежду, он тихо выходит в коридор, не имея понятия, сколько сейчас времени и где все, но уже твёрдо зная, что нужно сделать в первую очередь. Почему-то в эту минуту его очень волнует собственная палочка, которую как можно быстрее нужно отдать Риддлу.
Пройдя пару десятков футов по коридору, он останавливается у кабинета и без стука толкает дверь. Риддл сидит в кресле, вяло поигрывая ложечкой в чашке чая. Увидев его, он ставит чашку на стол и с интересом прищуривается. Тряхнув головой, Гарри уверенно подходит и молча бросает палочку перед ним на развёрнутую газету.
— Надеюсь, ты не думаешь, что вправе разбрасывать свои вещи в моём кабинете? — беззлобно замечает Риддл.
— Можете забрать её, — Гарри падает в кресло напротив.
— Зачем? — он с некоторой брезгливостью косится на деревяшку. — Мне твоя палочка не нужна.
— И вы не хотите наложить на неё какие-то ограничения? — В ответ лишь спокойное покачивание головой. — Ладно, — решив не удивляться, Гарри привстаёт, чтобы сгрести палочку со стола и убрать в карман.
Повисает молчание. Риддл смотрит на него с внимательным любопытством. Это нервирует.
— И что? — наконец не выдерживает Гарри. — Хотите узнать, что я видел?
— А ты хочешь рассказать?
— Нет. — Риддл молча пожимает плечами. — Почему я ещё жив? — спрашивает Гарри без тени эмоций.
— Ты хочешь умереть?
— Перестаньте отвечать вопросом на вопрос! — он бьёт кулаком по подлокотнику.
— Я не пониманию, чего ты ждёшь от меня.
— А я не понимаю, что вы творите.
— А что я должен?.. — начинает Риддл, но останавливается и коротко смеётся, поймав тяжёлый сердитый взгляд. — Ладно, Гарри, — вздыхает он. — Обойдёмся без наводящих вопросов. Итак, ты вернулся. Причина, по который ты это сделал, явно расходится с поводом, и она тебе, судя по всему, не слишком понравилась. Что теперь? Хочешь уйти?
— Нет. Моё место здесь.
— Значит, что бы это ни было, ты это принял, — констатирует Риддл, и его взгляд становится лукавым. — Уверен, что не хочешь рассказать? — В ответ он получает ещё один мрачный взгляд. — Что ж. Ладно. Сейчас середина дня, до обеда ещё больше часа. Так что можешь пока идти к себе и отдохнуть.
— Вы правда думаете, что я сейчас встану и просто так уйду?
— Увы, не думаю, — слегка тускнеет Риддл. — Поэтому предлагаю поговорить начистоту. Скажи, что ты хочешь от меня услышать, и я отвечу.
— Почему вы отпустили меня? Почему просто не убили?
— Ответ содержится в самом вопросе, Гарри. Это действительно было бы слишком просто.
— Вот как? То есть вам всего лишь было интересно, что я буду делать дальше? — Риддл кивает. — А почему вы не наказали меня вчера? И не вздумайте спрашивать, хотелось бы мне этого! — быстро добавляет он, и по насмешливой улыбке Риддла понимает, что именно это он и собирался сказать.
— Наказания, пытки… — морщится тот. — Слишком примитивно. К тому же, человек — самый жестокий тюремщик для самого себя. Заставить его бороться с собой куда интереснее.
— Значит, просто интересно? Любопытно? — горько роняет Гарри, слыша в своём голосе высокие нотки лёгкой истерики.
— Да, — отвечает Риддл, на миг задумавшись.
— Так, значит?! — Гарри вскакивает из кресла и в три шага отказывается у двери.
— Гарри, — догоняет его спокойный голос. — Почему это так расстроило тебя? Ты ждал от меня другого ответа?
— Я… — он нервно усмехается и качает головой. — Нет, это неважно, — он уже протягивает руку к ручке двери.
— Нет, постой, это важно. Я, видишь ли, и сам в некотором недоумении от того, что происходит. Я тоже хочу во всём разобраться. Так в чём дело?
— В том, что… — голос срывается. Гарри долго молчит, подбирая слова. А потом начинает говорить, не оборачиваясь — сказать всё дверной ручке будет легче: — Всю свою жизнь я только и делал, что пытался верить людям. Я готов был довериться каждому, кто отнёсся ко мне по-человечески. Но каждый раз понимал, что человеку нужно что-то во мне, а не я сам. Я был безумно рад, когда Рон сел ко мне в купе поезда и предложил свою дружбу, но ведь он узнал меня ещё на перроне. Я был счастлив, когда нашёл Сириуса. Но он всё время хотел видеть во мне того человека, которым я не являюсь. Я столько лет слепо верил Дамблдору, я надеялся, что он считает меня особенным не только из-за эпизода двадцатилетней давности, которого я даже не помню. И вы… — Гарри наконец находит в себе силы обернуться и посмотреть Риддлу в глаза. — Я был готов поверить даже вам. А в итоге, получается, сбежал из тюрьмы, чтобы попасть на лабораторный стол для препарирования лягушек! Каждый хотел добиться моего доверия с какой-то целью, а не просто так.
— Ты действительно думаешь, что я добивался твоего доверия? — Риддл поднимает бровь.
— А разве нет?
— Я не хочу, чтобы ты обманывался, Гарри. Мне не нужно доверять. Более того, ты прекрасно знаешь, что доверять мне нельзя. Тебя ведь не должно вводить в заблуждение моё лицо. Ты знаешь, кого оно скрывает.
— Да. А ещё я знаю, что с вами всё не так, как с другими. На какой-то момент вы моё доверие получили. И не воспользовались им. Могли подтолкнуть меня, сбить с толку, направить туда, куда нужно вам, но не стали. Предоставили мне решать самому. Это кое о чём говорит.
— Просвети меня, — прищуривается Риддл.
— Сначала я думал, что нужен вам, чтобы отомстить Дамблдору, потом — потому что во мне частица вашей магии. Но я был прав, когда сказал, что интересен вам сам по себе. Тогда я ещё не понимал, почему, но теперь я знаю, — Гарри медленно подходит к столу и упирается в него руками, склоняясь ближе. — И вы это знаете, — говорит он тише. — Скажите это. Скажите, что я вам нужен. Скажите, почему, — его голос наполняется отчаянием.
— Я не скажу этого, Гарри, — качает он головой. — Это будет ложью.
Гарри зло усмехается, выпрямляясь.
— Если бы это было ложью, вы бы не стали этого отрицать. Вы бы признались, чтобы потом сделать мне больно.
— Неужели я ещё способен причинить тебе боль? — тихо спрашивает Риддл, внимательно глядя ему в глаза.
— Любой человек способен причинить боль другому, если знать, куда бить. Вы знаете. Но не делаете этого.
— Ладно, Гарри. Давай, наконец, откроем все карты и поговорим начистоту. Возможно, единственный раз в жизни. Можешь открываться смело — у меня точно не стрит.
— Может, у вас флеш-рояль? — усмехается Гарри.
— Тогда я был бы самым везучим человеком на земле, но, как ты знаешь, это не так, — усмешка покидает его губы, и он хмурится. — Ты чего-то хочешь от меня и ради этого готов многим пожертвовать, — задумчиво говорит Риддл. — И это вовсе не слова. Это что-то куда более важное.
— Чего я хочу?.. — апатично переспрашивает Гарри, переводя рассеянный взгляд на стену. — Я хочу, чтобы всё это, наконец, закончилось.
— Что именно?
— Всё. Война. Она — вы были правы — уже не моя. И я не хочу, чтобы хоть кто-то по-прежнему заблуждался на этот счёт. Я устал чувствовать ответственность перед всем магическим миром. С меня хватит, — заканчивает он уже почти шёпотом и на несколько секунд прикрывает глаза.
— И я чем-то могу помочь тебе в этом?
— За эти два месяца вы показали, что можете дать то, что мне нужно.
— Что же это?
— Свобода, — отвечает Гарри еле слышно. — Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Хочу покоя и немного одиночества.
— Тогда это не ко мне. А к Сант-Стефано.
— Что это?
— Необитаемый остров в Средиземном море. Не принадлежит ни одному государству. Если ты приедешь и оккупируешь его, вряд ли кто-то будет против.
В первые секунды Гарри даже не может ничего ответить. Так и стоит, даваясь словами от возмущения и оторопело глядя на Риддла.
— Да вы… Вы… глумитесь… а ведь я же…
Внезапно Риддл вскакивает из кресла и с такой силой бьёт по столу ладонью, что чашка с недопитым чаем отлетает на пол.
— Да! — кричит он Гарри в лицо. — Ты здесь открываешь мне душу, а я глумлюсь! Не нужно взывать к моей совести, которой у меня нет!
— Почему вы даже не хотите меня понять?! — с пол-оборота заводится Гарри.
— Да потому что ты сам не знаешь, чего хочешь!
— Знаю! Я хочу свободу!
— Свобода, Гарри, — это абстракция, — Риддл обходит стол, приближаясь к нему. — Просто красивое слово. И неважно, что оно означает на самом деле. Важно только, что оно значит для тебя.
— И что же оно, по-вашему, для меня значит? — шипит Гарри, тоже делая шаг вперёд.
— Свобода для тебя — просто нарушение правил, уничтожение границ. И тебе никто не даст её — ты сам должен взять то, что хочешь.
— Я хочу!
— Ну так возьми!
— Хочу!..
— Бери же! Будь свободен! Отпусти себя, наконец!
И это становится последней каплей. Слова болью врезаются в воспалённый измученный разум, действуя, как приказ. Не контролируя себя, наполняясь яростью и злостью, лишаясь последних крупиц самообладания, он резко бросается вперёд. Как ураган, сметает Риддла, с силой вдавливает его в стол, беззастенчиво впивается в его губы, напрочь теряя контроль. И окружающий мир разом выключается, вышвыривает Гарри из себя. Всё, о чём он может думать, это тонкие губы, раскрывающиеся навстречу наглому поцелую, пьянящие, будоражащие. На какой-то момент такие чувства, как стыд, страх, смущение, просто перестают существовать. Остаётся лишь болезненное возбуждение, которое, кажется, невозможно снять, и отчаянное осознание того, что он не может позволить себе окончательно потерять рассудок и пересечь последнюю черту, отделяющую его от Риддла.
Он едва может заставить себя оторваться от этих губ, чтобы вновь нырнуть в пустоту, холод и голодное желание. Его трясёт, как в лихорадке. Он с трудом поднимает отяжелевшую голову, чтобы посмотреть в глаза Риддлу и горько прошептать:
— Видите? Моя свобода — это утопия.
А потом он разворачивается и спасается с поля боя с самим собой позорным бегством.
***
Гарри обнаруживает себя на балконе второго этажа. Сильный порыв ледяного ветра срывает с волос ленту и отправляет её в свободный полёт. Заметив, что начинает дрожать уже и от холода, он достаёт палочку и небрежно накладывает на площадку согревающие чары, а затем подходит к парапету и тяжёло облокачивается о него, опуская голову.
На всё, что он хочет получить, на всё, что он может себе позволить, он сам, своими руками, наложил табу. Почти все его битвы с собой проиграны, а желаемое так не приблизилось к нему ни на йоту. Ну, что ему стоит пройти последний рубеж, разрушить последнюю стену? Но какая-то его часть по-прежнему сохраняет слишком много здравого смысла, чтобы проклинать другую — полную решимости, за её дерзость и отчаянность. Тупик. Он понимает, что заблудился сам в себе.
Гарри не слышит появления на балконе Риддла — он чувствует его.
— Забавно, — говорит тот, неторопливо подходя к парапету, — раньше мне не доводилось видеть убегающего Гарри Поттера.
— Да, — невесело фыркает он, глядя на высокую ограду поместья. — Снейп называет это исключительно поттеровской логикой. Гарри Поттер не бегает от опасностей, бросается смерти навстречу и вечно лезет, куда не следует, но от себя малодушно сбегает.
— Чего ты боишься? — спрашивает Риддл, прислоняясь к парапету спиной.
— Себя, — пожимает он плечами.
— Зачем?
Простой вопрос сбивает с толку. Гарри даже выпрямляется, чтобы посмотреть Риддлу в лицо.
— Только что мне в голову пришла одна мысль, — хмурится он. — А вы в своё время от себя не бегали? Вас это не напугало?
— Напугало, — просто отвечает тот после короткой паузы. — Но глупо пытаться делать из себя того, кем ты не являешься. Ты не сломаешь себя.
— Я не хочу сдаваться так же быстро. Я не такой, как вы.
— Конечно, не такой, — Риддл недобро ухмыляется и поворачивает голову к нему. — Ты трус. Или слепец. Или хочешь ещё немного пострадать за свои мнимые чистые помыслы и за свои несуществующие долги. Или всё вместе. — Гарри отводит взгляд от проницательных глаз. — Я два месяца разжёвывал тебе одну простую истину, которую на самом деле ты понял ещё давно. Готов, наконец, принять её или желаешь ещё помучиться? — усмехается он.
И тут в мозгу будто что-то, щёлкнув, встаёт на место. Всё начинает казаться таким правильным, логичным, непоколебимым. Всё ведь так просто и естественно. И, главное, так легко…
— Не желаю, — Гарри медленно выпрямляется. — Хватит с меня.
Он больше не бегает от взгляда Риддла. Он выносит его решительно и твёрдо. Какое-то время на площадке царит оглушительная тишина. Только ветер гуляет под балконом.
— Хорошо, — наконец кивает Риддл. — Тогда что же? — его бровь насмешливо ползёт вверх, однако в глазах застыло немое напряжённое ожидание.
Гарри знает, чего хочет. Знает и уже не боится, не сомневается, не колеблется. Тряхнув головой, чтобы откинуть с лица растрепавшиеся волосы, он тихо, но твёрдо произносит:
— Сделайте это. — Риддл не шевелится, даже не моргает. — Вы говорили, если я сам попрошу… Так вот, я прошу. Поцелуйте меня.
Это требование Риддл встречает осторожной усмешкой. Он медленно отталкивается от парапета и приближается на шаг, задевая краем мантии его запястье. Гарри утопает в чуть сощуренных глазах, когда он плавно наклоняется. От него исходит что-то такое, что и притягивает, и от чего хочется сбежать как можно дальше. Но Гарри не даёт себе возможности ни о чём задуматься как следует. Он сам подаётся вперёд, сначала робко, но потом уверенно прижимаясь к губам Риддла.
Холодная вспышка на миг перекрывает кислород, а потом быстро расползается по всему телу. Магия уже зудит в кончиках пальцев, но он слишком хорошо научился контролировать своё тело, чтобы дать ей возможность полностью захлестнуть себя. Риддл целует его неторопливо, слишком мягко и слишком легко, и этого слишком много, но слишком мало, и внутри что-то нарастает, парализуя волю, и хочется большего, и…
Гарри резко отворачивается и делает несколько глубоких вдохов, чтобы не сорваться. Он хочет успокоиться, но точно знает, что остановиться уже не получится. Он уже перешёл ту грань, когда можно было повернуть назад. Теперь — либо всё, либо ничего. Но лишать себя желаемого Гарри больше не намерен. Он не готов заново окунать себя в бескрайнюю пустоту и сковывающий холод. «Ничего» уже не выйдет. Значит, остаётся «всё».
Он вновь смотрит на Риддла затуманенным от желания и наплыва магии взглядом. Он тяжело дышит и уже не может побороть отчаянное возбуждение. Он находится на самом краю обрыва, когда назад дороги нет и остаётся лишь нырнуть в пропасть. И он хочет, хочет, до дрожи хочет…
Гарри размыкает губы и, проклиная себя за всё на свете, срывающимся голосом произносит:
— Я хочу большего.
По лицу Риддла пробегает лёгкая тень. Он смотрит с сожалением.
— Ты не представляешь, о чём просишь.
— Я прошу о большем. Я хочу… Я хочу всё.
— А ты думал о последствиях? — тихо спрашивает Риддл, внимательно изучая его лицо.
У Гарри мелькает нехорошая догадка, но он не хочет об этом даже думать. Теперь, когда всё, чего он жаждет, находится от него на расстоянии вытянутой руки, на всё остальное ему уже плевать.
— Меня не волнуют последствия, — отвечает он.
— Только если ты не собираешься провести остаток жизни в палате для умалишённых, — скалится Риддл. — Ты теряешь контроль от простого прикосновения, — он проводит кончиками прохладных пальцев по его разгорячённой щеке, и Гарри, не в силах сдержаться, прижимается лицом к его ладони, ощущая гуляющие по телу электрические разряды. — Как ты думаешь, что станет с тобой, если?..
Он убирает руку, и Гарри не без труда возвращается в действительность, понимая, что слова, сказанные Риддлом, имеют какой-то недобрый смысл.
— Гриндевальд позволил магии поглотить себя, — туманно вспоминает он. — Со мной будет то же самое?
— Хуже.
— Но вы ведь сами сказали: если я попрошу…
— Ты можешь попросить, — кивает Риддл. — И я не стану тебя отталкивать. Всё будет так, как ты захочешь. Но выбор остаётся за тобой.
Гарри досадливо выдыхает и закрывает глаза. То, что уже почти лежало у него в руках, утекает подобно песчинкам в песочных часах.
— Значит, — медленно начинает он, так и не открыв глаз, — одна ночь взамен на рассудок.
Он тяжело вздыхает, пытаясь о чём-то думать, хотя и так уже прекрасно всё понимает. Сейчас, находясь на этой тонкой грани, он готов на всё. Он готов отдать ему себя целиком, своё тело, свою магию, даже свою душу. Но разум — слишком дорогая плата за собственный каприз. Это то, чего он лишать себя не имеет права.
Когда он приподнимает веки, Риддл по-прежнему смотрит на него с лёгким прищуром.
— Что ж, — говорит Гарри, смиряясь с проигранным поединком, но не войной. — Если я не могу получить большего, буду брать то, что в силах взять.
Он подаётся вперёд и уверенно накрывает губы Риддла своими. В поцелуе нет лёгкости, нежности, но нет и страсти, ненасытного безумия. Наоборот. Гарри целует спокойно, твёрдо и методично, сцеловывая с тонких губ всё, чего он жаждал, всё, что принадлежит ему по праву и что он намеревался забрать. Риддл отвечает на поцелуй, но безо всякой инициативы, не предлагая, а давая возможность ему самому взять то, что он хочет. Но Гарри этого мало. Он не может допустить, чтобы и на этот раз всё закончилось так быстро.
Он прижимается вплотную, углубляет поцелуй, становится настойчивее и требовательнее. И с бешеным ощущением эйфории чувствует, что ему отвечают, ему отдаются. Враз слетают все ненужные сомнения и страхи. Гарри не думает уже ни о чём. Он жадно вдыхает каждый вдох, превращая в собственный выдох. Пальцы сами тянутся к бледной коже на шее, нащупывают тонкую пульсирующую венку, живую и настоящую, которая неистово бьётся в такт неровному дыханию, доказывая, что в этом обманчиво молодом теле действительно бурлит жизнь.
Риддл кладёт руку на его спину и скользит ладонью вниз, притягивая его к себе ещё сильнее, и Гарри не может сдержать тихого стона. Так кружится голова, что он уже плохо понимает, что творится. Всё это, кажется, происходит в другом мире, где нет ничего, кроме них двоих и небольшой открытой площадки. Нет Ордена, Пожирателей, нет ни Рона, ни Гермионы, нет войны, нет вообще ничего. И Гарри намерен задержаться в этом мире так долго, насколько его хватит.
Он уже неконтролируемо протягивает руку и ныряет ей под складки лёгкой мантии, касается неровно вздымающейся груди, проводит по животу и незамедлительно получает ответные прикосновения. Ему хочется слиться с Риддлом, раствориться в нём, на какой-то миг ему кажется, что он даже становится им. Лавина магии толчками гуляет по его телу, в ушах звенит. Он совершенно не чувствует, когда нужно остановиться, он уже пересёк черту, когда был в состоянии это сделать. Но, к счастью, это чувствует Риддл.
Он отстраняется. Не сразу, не спеша. Давая вдохнуть последние глотки его кислорода, сцеловать последние капли магии с его губ. Но по-прежнему не отпускает. Гарри с огромным усилием и неохотой даёт разорвать поцелуй и ещё какое-то время стоит без движений, боясь открыть глаза.
Наконец он немного успокаивается и чувствует себя достаточно вернувшимся оттуда, чтобы снова начать соображать. Вскоре он решается посмотреть на Риддла. Лицо того удивительно спокойное, только в глазах поселился живой блеск. Гарри не двигается, не говорит ни слова — просто стоит и смотрит, ловит последние секунды. Отчего-то ему кажется, что стоит заговорить или даже вздохнуть, он тут же спугнёт что-то, повисшее между ними. Что-то особенное, но очень хрупкое. Он старается не моргать, чтобы даже на короткий миг не потерять из виду бледное лицо и этот взгляд, дарованный только ему одному.
— Спустись в зал, — внезапно говорит Риддл как ни в чём не бывало, и Гарри вздрагивает от его неожиданно равнодушного и холодного голоса. — У Люциуса есть новости. Думаю, тебе тоже будет интересно узнать.
Чувство досады накрывает с головой, прогоняя приятное колыхание магии в теле раньше, чем он, наконец, отпускает Риддла и с неохотой отступает на шаг.
— Да, милорд, — говорит он глухо, не глядя на него. — Я спущусь через несколько минут.
Риддл поворачивается и уже почти доходит до выхода, но всё же, на миг обернувшись, добавляет: