Табия

Заметив Гарри, он вскидывает руку.

— Гарри, остановись!

— Сами остановитесь! — кричит он, чувствуя, как бежать становится всё труднее. Дамблдор удерживает его какими-то сильными чарами, от которых двигаться тяжело, как в воде.

Марк на пробу пускает в них заклятье, но оно разбивается о сферу.

— Надо выкурить их оттуда! — шепчет он Гарри на ухо.

Не долго думая, Гарри пускает в сферу Aguamenti, и струя у него получается намного сильнее, чем когда-либо до этого. Пелена воды охватывает светящийся купол, и за спиной раздаётся громкий треск. Лавгуд потерял контакт со своими смерчами, и теперь все они остановились, раздуваясь и искря.

— Работает! — радостно выкрикивает Марк и тоже отправляет в сферу струю воды.

Дамблдор внутри взмахивает палочкой, но ничего не происходит. Лавгуд выходит из транса, мечется по сфере и бестолково машет руками, в то время как смерчи постепенно рассеиваются, как туман. Наконец сфера спадает, и, прежде чем Гарри успевает опомниться, их с Марком отбрасывает назад на несколько ярдов, очки летят в сугроб. Лавгуд вновь поднимает руки, и смерчи, опять потемнев, продолжают наступать на замок. И тут Гарри осеняет.

— Его руки, Марк! — кричит он в надежде, что друг поймёт его, и бросается к Дамблдору.

Они взмахивают палочками одновременно, и Гарри даже не успевает осознать, каким заклинанием бьёт. Белый и малиновый лучи, встретившись, зависают в воздухе. Он вспоминает страшную дуэль в Министерстве, которой был свидетелем пять лет назад, и нажимает изо всех сил. Но Дамблдор держит заклятие так ровно и прочно, что он понимает: не пробьёт. Лицо старика напрягается всё больше, и Гарри кажется, что на него давит воздух, его рука начинает трястись, ноги скользят по мокрому снегу. Он думает, что ещё пара мгновений — и палочка вырвется из руки, но и Дамблдор, видимо, не ожидавший такого напора, тоже начинает уставать. Его малиновый луч колышется, заклятие накатывает толчками, два луча превращаются в яркий фейерверк.

В это время Марк подбегает к Лавгуду и сшибает его с ног Impedimenta. Но как только тот пытается встать, посылает в него воспламеняющее заклятье. Раздаётся громкий вопль: у Лавгуда загорелись ладони. Он катается по снегу, пытаясь погасить огонь. Дамблдор бросает на него мимолётный взгляд, но этого короткого мгновенья Гарри хватает, чтобы отпрыгнуть в сторону. Малиновый луч, пролетев мимо, вонзается в дерево позади него и разбивает его в щепки. Не дожидаясь, пока Дамблдор вновь пошлёт заклятье, Гарри молниеносно взмахивает палочкой — и старика отшвыривает в снег.

— Гарри, бежим!

Марк хватает его за руку, и они несутся обратно к воротам. Им вслед запоздало летят несколько вспышек, но ни одна не доходит до цели. Подбегая к школе, они видят, как смерчи быстро светлеют, а потом и вовсе пропадают. Замок по-прежнему окружает лишь один магический купол.

Они врываются в школу разгорячённые и радостные.

— Получилось! У нас получилось! — смеётся Марк, когда Панси повисает у него на шее.

Гарри тоже достаются объятия и дружеские хлопки по спине от слизеринцев. Он озирается, смотрит на довольные лица Беллатрикс и Долохова, которые тоже справились со своим делом, на хмурого Снейпа, которому Марк принимается взахлёб рассказывать об их подвигах, но не видит Риддла.

— Где он? — спрашивает он у Снейпа, надеясь, что уточнений не потребуется.

— Воспользовался порт-ключом, как только купол Дамблдора спал, — пожимает тот плечами.

Гарри стискивает в кулаке риддловскую палочку, чувствуя, как эйфория от его маленькой победы стремительно гаснет.

____________________________________________________________________________

* Марк играет песню Bob Dylan «Like a Rolling Stone».

Перевод фрагментов:

Когда-то давным-давно ты хорошо одевалась

Бросала по гривеннику попрошайкам в свои лучшие деньки, помнишь?

Теперь же ты так громко не разговариваешь

Теперь ты уже не кажешься такой гордой

Каково это — быть самой по себе?

Как полная безвестность

Как перекати-поле?

С полным текстом песни и переводом можно ознакомиться здесь.

Глава 34. Перемены

Гарри задумчиво вертит в руках палочку Риддла, взвешивает её на пальце, очерчивает подушечками все выпуклости и изгибы. Он увидел её впервые на втором курсе, в воспоминаниях из дневника, и тогда не обратил на неё никакого внимания. Разглядеть палочку удалось лишь два года спустя, когда она смотрела ему прямо в лоб. Тогда она казалась жуткой, под стать самому Волдеморту, теперь же он понимает, что в ней нет ничего особенного, кроме красивой резной ручки. Самое главное — она слушается его не хуже собственной.

Когда дверь позади открывается, он даже не оборачивается. Риддл обходит диван, на котором он устроился, и складывает руки на груди.

— Научив тебя отпирать мои двери, я не думал, что ты злоупотребишь моим доверием, — говорит он холодно.

— Простите, — Гарри поднимает голову, совершенно не чувствуя себя виноватым. — Просто когда мы вернулись, мне захотелось оказаться именно в ваших покоях.

Риддл замечает свою палочку в его руках и довольно усмехается, словно позабыв о том, что злился.

— Как тебе пришла в голову эта идея? — спрашивает он уже мягче.

— Не знаю, — Гарри передёргивает плечами. — Просто вспомнил про Мальсибера: когда у меня в руках оказалась ваша палочка, я как будто использовал и вашу силу тоже. Я подумал, что может получиться ещё раз.

— Но Дамблдор всё ещё жив, не так ли? — задумчиво сощурившись, Риддл отворачивается к окну.

Гарри слышит в его словах острый укол, а ведь он думал, что получит одобрение. Он подходит к Риддлу и кладёт палочку на подоконник.

— Ваша палочка, милорд.

Риддл ничего не отвечает и даже не двигается, словно памятник самому себе. То ли он не намерен продолжать разговор, то ли ждёт чего-то ещё. Гарри долго смотрит в его спокойное лицо, а потом протягивает руку и осторожно касается его предплечья. Риддл поворачивает голову к нему и улыбается.

— Твои очки, Гарри.

— Потерялись.

— Знаю.

Риддл достаёт из кармана бархатную продолговатую коробочку и вынимает из неё новые очки с блестящей прямоугольной оправой, не торопясь водружает их ему на нос и поправляет. Опуская руку, он нарочно задевает щёку, продолжая внимательно смотреть из-под полуопущенных век. И Гарри тотчас узнаёт этот разрешающий взгляд. Он сглатывает, чувствуя, как дыхание учащается, и уже подаётся вперёд, как вдруг раздаётся такой резкий стук в дверь, что, кажется, в голове что-то взрывается. Вздрогнув, он быстро отстраняется.

— Войди! — бросает Риддл, всё ещё глядя на него.

В комнату входит Александра, но, увидев Гарри, удивлённо замирает.

— Иди к себе, — говорит ему Риддл, поворачиваясь к ней, и он готов заскрипеть зубами от досады.

Проходя мимо Александры, Гарри бросает на неё злой недовольный взгляд и замечает, что она провожает его примерно таким же. Закрывая дверь, он успевает услышать её звонкий смех, и руки сами собой сжимаются в кулаки, когда он понимает, что чувствует самую настоящую ревность. Киснуть в своей комнате он не намерен, поэтому, отойдя от комнаты, присаживается на подоконник, терпеливо дожидаясь Александру.

Она выходит в коридор примерно через час, довольно улыбаясь. Гарри к этому времени уже очень хочется каким-нибудь особенно мерзким проклятием стереть эту улыбку с её лица. Спрыгнув с подоконника, он окликает её и подходит.

— Нам нужно поговорить.

— Проводи меня до библиотеки, по дороге и поговорим, — отвечает она, и они идут к лестнице.

Гарри долго не знает, с чего начать, а потом спрашивает в лоб:

— Что у тебя с ним?

Александра резко останавливается.

— Да как ты смеешь?!

— Я видел его воспоминания, вы ведь были вместе!

— Это было в школе, чёрт возьми! Да даже если бы что-то и было сейчас, это не твоё дело.

— Я слышу в твоём голосе обиду. Значит, ты всё-таки чего-то хочешь, но не получаешь?

— А я слышу в твоём голосе ревность. Значит, ты уже что-то получил, но тебе мало?

С полминуты они стоят в тишине, глядя друг другу в глаза.

— Ладно, извини, — Гарри трясёт головой. — Я вообще-то о другом хотел спросить.

— Забыли, — говорит она, и они возобновляют шаг.

— То воспоминание, — продолжает Гарри. — Я видел, как вы расстались. Кстати, я сразу даже не узнал тебя. Тебе должно быть за семьдесят, но ты…

— Маги живут дольше людей, ты же знаешь.

— Но дело не только в этом, верно?

Александра пожимает плечами.

— Он наделяет силой. Дарит молодость. Уверенность в себе. Это то, что ты получаешь, принимая Метку.

— Но ты ведь не сразу её приняла, так? Что произошло после того вечера в школе? Он куда-то уехал без тебя?

— Я не знаю, где он пропадал все эти годы до возвращения. Последним его пристанищем стала Албания. А о том, что было до неё, он не рассказывал.

— Ты нашла его после возвращения?

— Нет, он сам меня нашёл. И предложил присоединиться к Организации.

— Почему ты согласилась? Его же не было в стране… лет двадцать.

Саша поворачивает голову к нему и усмехается:

— А я и не согласилась. Он долго уговаривал меня, но я боялась.

— Чего?

— Видишь ли… — Александра заходит в библиотеку и присаживается на стол. — Я поняла, что это за человек, ещё курсе на пятом. И очень удивлялась, что этого не понимают другие. Тони, например, до сих пор считает, что сам решил принять Метку и служить ему.

— А как на самом деле? — хмурится Гарри.

— Такие, как Тёмный Лорд… — она тяжело вздыхает. — В общем, от таких людей нужно либо бежать куда подальше, пока есть такая возможность, либо отдавать им себя целиком, полностью, до последней капли. Я боялась потерять свободу, поэтому долго не могла решиться.

— Но все вы сейчас вполне свободны.

— Это только иллюзия. Ты думаешь, что сам принимаешь какие-то решения, сам распоряжаешься своей жизнью. Но на самом деле всё уже решено и просчитано. Мы не живём — мы только играем по сценарию, который не знаем. Но зато знает он. И он пишет его так, как ему нравится.

— Неправда, — Гарри быстро качает головой.

— В таком случае, я рада, что твоё пребывание здесь пока не омрачается подобным знанием, — ухмыляется она. — Здесь не бывает случайностей, ничего не происходит просто так. Всё это — один большой спектакль, устроенный мастером.

— Если всё так, почему ты всё-таки приняла Метку?

Александра мрачнеет.

— Потому что решила, что для меня лучше имеющая смысл неволя, чем пустая свобода. Я думала, ты решил так же, когда пришёл сюда.

— Я свободен, — твёрдо произносит Гарри. — И у меня нет Метки.

— Без неё ты в ещё большей ловушке, чем мы все. Метка — это не просто острый ошейник, это ещё и цепь, которая навсегда привязывает тебя, словно верного пса — к своему хозяину. Он же тебя к себе не привязывал, — на губах Саши расцветает ехидная улыбка. — А значит, в любой момент может вышвырнуть отсюда. Как он это уже делал.

— А может, он просто ценит меня больше, чем всех остальных? — говорит Гарри с вызовом.

Александра поднимает бровь.

— Не хочу разбивать твои иллюзии, поэтому спорить не стану. Но запомни: не стоит затевать с ним игр. Он победит в любом случае, даже если проиграет.

— Как это?

— Знаешь, — усмехается она, — он часто любил повторять одну фразу. Он говорил, что иногда, чтобы добиться своей цели, нужно уметь вовремя отступить.

— «Проиграл поединок — выиграл войну», — кивает Гарри. — Но сколько я его знаю, он никогда не придерживался этого правила. Он не умеет проигрывать.

— Значит, ты ничего не знаешь. Да, на какой-то момент он разучился. Но теперь, кажется, вновь вспоминает, как это делается. И это приносит свои плоды, — добавляет она, глядя на него очень странно.

— Что ты имеешь в виду?

— Довольно об этом! — она вдруг встаёт и одёргивает мантию. — У меня много работы, мне некогда с тобой болтать.

Александра скрывается за стеллажами раньше, чем Гарри успевает что-то ответить. Лишь оставшись в одиночестве, он наконец чувствует, насколько устал и как этот недолгий поединок с Дамблдором его вымотал.

Дойдя до спальни, он лениво валится на диван и, заложив руки за голову, долго изучает белоснежный потолок, который с наступлением сумерек постепенно сереет. Разговор с Александрой оставил неприятный и тревожный осадок. Не то чтобы Гарри о чём-то волновался или не верил ей, просто ему уже почти всё равно. Пусть всё обстоит именно так, как она говорит: он смирился, он давно покорился и, что бы ни задумал Риддл, поделать с этим ничего не может. Так стоит ли дёргаться?

Криво усмехнувшись, Гарри вспоминает сегодняшний несостоявшийся поцелуй. Он почему-то уверен, что Риддл не оттолкнул бы его, и всё закончилось бы как в тот раз, на балконе. Или же… несколько иначе. Впервые за всё время Гарри решает быть до конца честным с самим собой и разрешает себе всерьёз задуматься о возможной перспективе, не отгоняя постыдных низменных мыслей. Риддл говорил, что сделает так, как он сам захочет — стоит только попросить. Одна ночь — Гарри уверен, самая лучшая в жизни ночь — и он завсегдатай клиники Святого Мунго. Досадно. Хотя что с того? Что ему теперь делать здесь, среди Пожирателей? Своих друзей в штабе он покинул навсегда, а то, что случилось сегодня в Хогвартсе, окончательно лишило его возможности даже попытаться вернуться и вымолить прощения. Оставаться в поместье, продолжая сходить с ума от безумного желания и нездорового влечения? День ото дня мучить себя мыслью о том, что вожделенное для него запретно? Он был совершенно прав, говоря Александре, что он не такой, как они. Ему приходится намного хуже. Для него, в отличие от них всех, Риддл значит куда больше. И только он может получить то, что недоступно остальным.

Полумрак сменяется кромешной тьмой, а Гарри всё лежит без движения, пялясь в одну точку и уже не думая ни о чём.

— Быстро летит время, верно? — вдруг слышит он голос от двери и удивлённо выгибает шею.

Риддл стоит возле стены, подпирая её плечом и сложив руки на груди. Странно, Гарри не слышал, как открылась дверь, и совершенно не заметил, когда кто-то успел появиться в его комнате. Он порывается встать, но Риддл взмахом руки останавливает его и, подойдя, садится на край дивана. В лунном свете хорошо виден его чёткий профиль.

— Почему вы заговорили о времени? — спрашивает Гарри, чтобы нарушить странное молчание.

— Только дети по-настоящему счастливы, — глухо отвечает Риддл, будто не слыша вопроса. — Их время тянется медленно, и они ещё даже не подозревают о том, что их ждёт впереди.

— Любой другой человек тоже не знает, что будет дальше, — немного смутившись собственной позы, Гарри садится повыше.

— Ошибаешься. С возрастом ты начинаешь понимать многие вещи, которых не понимал до этого. Слишком много вещей. Поэтому предугадать исход уже не так сложно.

Голос Риддла звучит тихо и отрешённо. Он смотрит в одну точку, будто разговаривает сам с собой. От его странных слов, от его позы, и от темноты, расползшейся по комнате, Гарри делается не по себе.

— Вас что-то тревожит? — спрашивает он с осторожностью.

Словно выйдя из оцепенения, Риддл усмехается и поворачивает голову к нему.

— В данный момент меня тревожит, что ты, кажется, так и ушёл от меня, не получив то, чего хотел.

Теперь Гарри рад, что в комнате темно и не видно его стремительно краснеющих щёк.

— Это неважно, — бормочет он. Однако Риддл не сводит с него взгляда и не двигается. Гарри вздыхает. — Хорошо, для меня это важно. Тогда я просто подумал… Я… Простите мою дерзость.

Риддл подсаживается ближе, поддевает подбородок двумя пальцами и склоняется к его лицу. И Гарри, уже не терзаясь совестью и посчитав это приглашением, подаётся вперёд и наконец-то делает то, о чём мечтал с утра: осторожно целует Риддла, прикрыв глаза.

На этот раз поцелуй получается медленным и неторопливым, почти нежным. Он так увлечён им, что сам не замечает, как откидывается обратно на подушку, а Риддл нависает над ним, упираясь рукой в диван. Их тела соприкасаются, воздух становится горячее, возбуждение нарастает так стремительно, что ему уже трудно справляться с собой. Тёплые пальцы оказываются на его виске, очерчивают ухо, и Гарри мелко дрожит от удовольствия. Он изо всех сил вцепляется в диванную обивку, чтобы не дать рукам оказаться там, куда им путь заказан, хотя с каждой секундой желание дотронуться до Риддла всё усиливается.

В паху становится невыносимо жарко, возбуждение накатывает с такой силой, что у Гарри перед глазами уже мелькают точки. Он долго борется с собой, хрипло дыша и всё жаднее целуя губы Риддла, и, не выдержав под конец, отпускает обивку только для того, чтобы с силой сжать собственный пах. Он не соображает уже совершенно ничего, отчаянно теребя застёжку, но та никак не поддаётся влажным трясущимся пальцам. Гарри почти рычит от отчаяния, когда ладонь Риддла внезапно накрывает его руку и сжимает его пальцы на члене через ткань брюк.

Гарри вскрикивает, и крик превращается в протяжный стон, когда по всему его телу проходит дрожь. Он задыхается, судорожно втягивает в себя воздух, ещё пытаясь ловить губы Риддла своими. И когда тот последний раз прихватывает его губу ртом и отстраняется, Гарри наконец обмякает и валится на подушки, закрыв глаза.

Проходит несколько минут, прежде чем дыхание вновь становится ровным, а разум проясняется. Гарри шумно сглатывает, вытирает выступивший на лбу пот и только сейчас осознаёт случившееся. Он распахивает веки и так резко садится на диване, что перед глазами пробегают искрящиеся полоски. Он заставляет себя поднять голову и взглянуть на Риддла. Тот стоит у окна, вновь скрестив руки на груди и задумчиво глядя в окно. От стыда Гарри готов провалиться сквозь землю. Ему требуется ещё почти минута, чтобы с трудом выдавить из себя:

— Простите. Пожалуйста, простите меня.

Никак не отреагировав на его извинения, Риддл негромко произносит:

— Мы строим новый мир, Гарри. И я чувствую, как грядут перемены.

Смущённо прокашлявшись, он спрашивает:

— И какое место вы отводите в этом мире для меня?

— Это решать тебе. Единственное, что я хотел сказать… — Риддл поворачивает голову к нему, хоть Гарри и не видит его лица. — Я не знаю, что движет тобой: ум или простая интуиция. Но ты всегда делал только правильный выбор. Остаётся лишь надеяться, что так будет всегда.

Гарри хмурится. Одурманенный внезапным оргазмом, теряющийся в словах Риддла, он никак не может понять их смысла.

— Мой выбор зависит только от моего желания, — бормочет он.

— Верно, Гарри. Наконец-то ты это понял, — по голосу слышно, что Риддл улыбается. — Я хочу, чтобы ты кое-что запомнил. Ты должен жить так, как ты хочешь. Потакай лишь собственным желаниям. Не жалей о них и не никогда не извиняйся за свои поступки. И у тебя будет та свобода, о который ты грезишь.

Пока Гарри, бестолково морща лоб, думает, что ответить, Риддл подходит к двери и скрывается за ней.

Вздохнув, он снова валится на диван, чувствуя себя слишком ленивым и для того, чтобы сходить в душ и переодеться, и для того, чтобы продолжать терзать себя чувствами вины и стыда, и для того, чтобы раздумывать надо всем, что сказал Риддл. В конце концов, его слова как обычно или имеют какой-то скрытый смысл, которого он всё равно пока не поймёт, или же не значат ровным счётом ничего.

***

Следующие две недели проходят так спокойно и тихо, что даже непривычно. Риддл, разумеется, даже на следующий день после возвращения в поместье никак не дал понять, что между ними хоть что-то произошло, и продолжает вести себя как обычно. Гарри и сам старается держать себя в руках, боясь, что в следующий раз — если он когда-нибудь будет — может полностью потерять над собой контроль. Хотя себе он вынужден признаться в одном: он бы желал повторения того странного вечера, или даже чего-то большего, несмотря на последствия.

Шумиха после нападения на Хогвартс быстро сходит на нет. Пожирателям удалось заново возвести защитное поле и укрепить чары, так что студенты вернулись в школу, как и планировалось, через неделю.

В самом поместье жизнь идёт своим чередом. Единственное, что изменилось и выглядит непривычным — это постоянное отсутствие Люциуса Малфоя. После официальной церемонии вступления в полномочия Министра, он с утра до вечера пропадает в Министерстве и не всегда успевает к ужину. Зато Нарцисса уже отошла после смерти Драко, и её всё чаще можно видеть в зале во время трапезы.

Гарри вновь загружен рутинной работой, которая и выматывает его, и, вместе с тем, отвлекает от посторонних мыслей. Однако в первый день весны стоит такая ясная тёплая погода, что он, бросив все дела, берёт метлу, тащит ребят на поле за поместьем и весь день гоняется за снитчем наперегонки с Марком, который теперь взял на себя роль второго ловца. Такой же задорный поединок повторяется и на следующий день.

После матча Гарри ставит метлу на склад и направляется к себе, чтобы принять душ и переодеться, но на лестнице его перехватывает Снейп и жёстко велит следовать за собой. Уставший Гарри нехотя плетётся следом. Зельевар приводит его в свой кабинет и запечатывает дверь заклинанием.

— Слушайте, — вздыхает Гарри, — может, потом поговорим, а? Я устал, вымотался, и вдобавок от меня несёт, как от свиньи.

— В этом кабинете мне доводилось терпеть и более неприятные запахи, — сухо роняет Снейп, колдуя над чем-то в тёмном углу.

— Знаете, а в школе про вас ходили очень интересные слухи. Поговаривали, будто у вас очень чуткий нюх из-за размера носа. И вы могли чуять студентов, гуляющих ночью по замку, из другого конца коридора.

— А ещё поговаривали, что директор выращивает лимонные дольки в своей бороде, — напряжённый голос Снейпа никак не сочетается с тем, что он говорит.

— Если насчёт вас — всё правда, то тогда понятно, как вы меня выслеживали. Меня, наверное, и мантия не спасала, да? — смеётся Гарри, у которого сейчас отличное настроение.

— Подойдите сюда, — велит Снейп, обернувшись.

— Так всё-таки, может, я сначала в душ, а потом…

— Я ваш запах стерплю, а те, с кем мы сейчас будем говорить, его не почувствуют.

Гарри хмурится, медленно подходя к нему, и тут видит гладкую поверхность магического зеркала, которого не заметил, когда они вошли. Он сжимает губы и гневно смотрит на Снейпа.

— Мне не о чем с ним говорить!

— Это будет ваш последний разговор. Поверь мне. И на этот раз я отправлюсь вместе с тобой.

— Но я не…

— Они нашли способ, как пробраться в поместье.

Гарри не заканчивает фразу и сглатывает. В животе словно растекается что-то вязкое и неприятное. Он не знает, что сказать.

— Идём, Поттер, — помогает ему Снейп определиться с решением. — Это очень важно. Просто поговори с ним.

— Просто поговорить?

— Да. Но сначала оставь свою палочку на столе.

— Зачем? — спрашивает Гарри, однако послушно достаёт палочку из кармана.

— Объясню потом. Но тебе ничего не грозит. Верь мне.

Кивнув, он кладёт палочку на край стола и шагает в зеркало. На этот раз по ту сторону Дамблдор стоит не один: рядом с ним, подпирая бок кулаком, маячит Лавгуд, чьи руки почти до локтя обмотаны бинтами. Снейп заходит следом и подталкивает Гарри ближе к ним.

— Здравствуй, Гарри, — слабо улыбается Дамблдор.

Его переполняет ненависть и к старику, и к его сообщнику, но внезапно просыпается и жалостливое участие.

— Как вы? — тихо спрашивает Гарри Дамблдора. — Я вам спину не повредил?

— Нет, нет, Гарри, — смеётся он. — Благодарю, я удачно приземлился в мягкий сугроб.

— А вы как? — он хмуро смотрит на Лавгуда. — Извините, никто не хотел вас калечить, но выбора не было.

Слабо поморщившись, тот просто дёргает плечом.

— Гарри, — Дамблдор сцепляет пальцы в замок. — Я кое-что скажу тебе и прошу не возмущаться. Ты сейчас и сам поймёшь, что это необходимо. Наверное, ты удивлён, что Северус велел тебе оставить палочку снаружи. Но я попросил его, в том случае, если наш разговор пройдёт не очень гладко, подкорректировать твою память о последних минутах. Если ты не согласишься со мной, тебе вовсе незачем знать, о чём мы говорили. Так будет безопаснее и для тебя, и для нас.

Дамблдор умолкает, видимо, ожидая криков или вспышек злости, но, немного подумав, Гарри косится на заслонившего проход Снейпа с палочкой в руке, и кивает.

— Я понимаю вас. Хорошо.

— Вот и славно, — Дамблдор делает паузу, собираясь с мыслями. — Наверное, Северус уже сказал тебе, зачем мы здесь собрались. С тех пор как ты покинул штаб, мы не переставали искать способ проникнуть на остров. Если ты помнишь, нашей задачей было придумать, как уничтожить защитный барьер. И мы его наконец нашли. То, что произошло в Хогвартсе, было своего рода репетицией. Мы не хотели чтобы кто-то пострадал. Разумеется, я говорю об учителях, Северусе и, конечно же, тебе. — На этой фразе Гарри громко фыркает, естественно, не поверив ни единому слову, но Дамблдор, словно не замечая этого, продолжает: — Мы и не рассчитывали, что нам удастся разрушить замок, поэтому аппарировали в Хогсмид вдвоём. Нам нужно было понять, стихией какой силы сможет управлять Ксенофилиус. Масштабы были внушительными, не правда ли?

— Да, с этим трудно поспорить, — Гарри пожимает плечами. — Получилось весьма зрелищно. И что вы намереваетесь делать теперь? Натравить ваши смерчи на поместье?

— Не совсем так, — заложив руки за спину, Дамблдор начинает прохаживаться взад-вперёд вдоль зеркала. — Смерчами невозможно управлять на таком расстоянии, особенно если не знать, где находится нужное место. Хотя, как ты мог видеть, они спокойно преодолевают магические барьеры. Однако в нашем случае требуется не миновать защиту, а сломать её. Например, взорвать, — он останавливается и задорно поднимает бровь, как будто только что удачно пошутил.

Гарри с сомнением хмурится.

— Решили навесить на Снейпа взрывчатку и сделать смертником?

Лавгуд предупреждающе трогает Дамблдора за локоть и порывается что-то сказать, но тот отмахивается и отвечает:

— Разумеется, нет. Никакое маггловское оружие не тронет магический барьер. Однако мы позаимствовали у них принцип.

— Магическая взрывчатка?

— Если говорить совсем просто, то да. Если взять энергию, которая выделяется при использовании стихийной магии, — Дамблдор раскидывает руки в стороны, — потом сжать её, — он сводит ладони вместе, — и затем в нужное время активировать… — он делает паузу, давая время Гарри переварить информацию.

— Это чушь, — отрезает он. — Нельзя ужимать энергию.

— Возможно, ты не знаешь, но любая магическая сила имеет свой объём и вес.

Гарри припоминает, как нечто подобное говорил ему в своё время Риддл, и кивает.

— Ладно, допустим. Что именно вы придумали?

Дамблдор оглядывается на Лавгуда, и теперь уже он шагает вперёд и объясняет:

— Нам удалось заключить стихийную энергию в несколько артефактов. Безобидных, на первый взгляд, вещах. Теперь всё, что требуется — это разместить их по периметру барьера, и в нужное время они активируются. Барьер спадёт.

— Но вы же сами говорили, что внутрь барьера нельзя попасть с какими-то артефактами, они тут же рассыплются в прах.

— Верно, — кивает Дамблдор, — но до активации это простые чернильницы. Мы уже десятки раз проверяли их на заклинания всеми доступными нам способами. И не одни чары не сработали. Значит, и защитный барьер не распознает в них наличие магии.

— Пусть так, — Гарри примирительно поднимает ладони вверх. — Но как только они начнут активацию, барьер тут же уничтожит их.

— Именно, — снова кивает Дамблдор с радостной улыбкой. — Поэтому ставить их нужно не внутрь барьера, а снаружи!

Несколько секунд Гарри тупо смотрит на край его фиолетовой мантии, обдумывая услышанное. И, как назло, не к чему прицепиться. Всё на удивление гладко!

— Мы проверили пару наших игрушек на защитном барьере, который соорудили в кабинете Дамблдора, — небрежно замечает Лавгуд. — Они сотрут барьер поместья к гоблиновой матери.

— И тогда вы сможете получить координаты острова и аппарировать, — заканчивает Гарри, глядя уже на туфли Дамблдора.

— Гарри, — серьёзно начинает старик, подходя ближе к нему. — Северус нужен нам здесь, когда это случится. Если что-то пойдёт не так, его не должны заподозрить и остановить — тогда весь план провалится. К тому же только ты знаешь точное положение бреши в барьере. Поэтому я задам тебе всего один вопрос: ты поможешь нам?

Повисает тишина. Гарри понимает, что ему дают время всё обдумать и принять решение, но в этот момент он не может думать совершенно ни о чём. В голову лезут какие-то совершенно посторонние вещи вроде заказа, который нужно забрать завтра из Лютного переулка.

— Гарри, — говорит Дамблдор очень тихо и даже почти ласково. — Я понимаю, что, пожалуй, не заслуживаю твоего доверия. Но предлагаю на какое-то время отодвинуть твою злость и обиду на задний план. Потому что речь сейчас идёт не обо мне. Подумай о своих друзьях. Подумай обо всех тех, кто погиб и ещё погибнет, если мы ничего не предпримем. Это наш единственный шанс. И уже последний. Другой возможности не будет.

— Новый Министр, — вторит ему Лавгуд, — отдал приказ прочесать все районы Лондона, якобы для того, чтобы найти нелегалов. Но всем и так ясно, что на самом деле ищут они нас. И если успеют найти до того, как мы…

Дамблдор резко вскидывает руку, останавливая его, однако при этом не перестаёт напряжённо смотреть на Гарри. Снейп позади коротко вздыхает. Все ждут ответа. Но Гарри не может ничего ответить. Всё это так резко и внезапно, так непривычно и странно. Он понимает, что совершенно не готов. То, зачем он здесь, то, к чему он готовил себя столько времени, сейчас кажется ему таким диким и далёким, таким нереальным. Нет, он совершенно не готов. И он совершенно не хочет этого. К жизни в поместье он уже привык, все обратные пути себе отрезал. И Риддл… Волдеморт. Его враг, которого он ненавидел, которого столько лет стремился уничтожить… При воспоминании о Риддле жжёт глаза. Гарри быстро смаргивает и наконец поднимает взгляд на Дамблдора.

— Это… это не может закончиться так, — шепчет он.

— Поттер, — Снейп подходит к нему, кладёт руку на плечо и склоняется к его уху. — Когда я согласился помочь тебе вернуться сюда, вспомни, что ты мне говорил. Ты хотел получить всё, что он у тебя отнял, а потом убить. Время пришло. Дальше тянуть нельзя.

Гарри скидывает его руку и оборачивается.

— Я знаю, но я…

— Гарри, послушай меня, — говорит Дамблдор. — Тебе не нужно оправдываться и что-то объяснять. Я знаю, что происходит, и понимаю тебя. Я знаю, что ты получил от Лорда Волдеморта, знаю, чем он тебя купил. Я признаю, что в отношении тебя совершил немало ошибок, а он лишь ими воспользовался. Сейчас я не собираюсь приносить бесполезные извинения — они всё равно для тебя ничего не изменят, ты не поверишь мне. Но я всегда поступал с тобой так, как считал нужным. И если время повернётся вспять и мне вновь придётся выбирать, я поступлю так же. Ты сильно изменился за последние месяцы, и, должен признать, в лучшую сторону. Я знаю, что у Волдеморта ты получил то, чего тебе никогда не доставало здесь. Но также знаю, что в глубине души ты остался тем добрым, умным и смелым человеком, каким я запомнил тебя ещё в Хогвартсе. Сейчас тебе больно и, с учётом всех обстоятельств, будет ещё больнее. И я не стану врать, что смогу избавить тебя от этой боли. Но, Гарри, подумай. Неужели собственную выгоду ты готов поставить выше, чем жизни твоих друзей, всех, кого ты знал, и всей магической Британии?

Гарри сглатывает и, глядя в пол, тихо произносит:

— Пожалуйста, оставьте нас с Дамблдором наедине.

Судя по движениям старика, которые он замечает краем глаза, тот кивает Снейпу и Лавгуду, чтобы они ушли. Лишь когда в зеркальной раме мелькает край лавгудовской мантии, Гарри наконец поднимает голову и смотрит в глаза Дамблдору.

— Но ведь от меня требуется не только взорвать барьер, а ещё кое-что, верно? Мне нужно будет убить его. Я не смогу.

Вздохнув, Дамблдор взмахивает рукой, и позади него появляется широкий стул с подлокотниками. Пока он тяжело опускается на него, Гарри делает то же самое и садится напротив.

— Каждый раз, Гарри, — начинает старик, — когда ты был в смертельной опасности, когда ты лицом к лицу сталкивался с врагами и терял близких, я давал себе слово, что рано или поздно объясню тебе всё. Думаю, момент настал, — он молчит с полминуты и продолжает тихим тусклым голосом: — Я увидел тебя впервые, когда ты только родился. Ты был милым славным крикливым младенцем. Во второй раз мы встретились через год, в ту ночь, когда ты потерял своих родителей. Уже тогда я понимал, Гарри, какая нелёгкая жизнь тебя ждёт, но как ты будешь важен для всего волшебного мира. Также я знал, что многие решения, которые повлияют на твою жизнь, придётся принимать именно мне. И решения эти не всегда будут простыми и приятными. В ту ночь я принял первое из них: отправил тебя жить к твоим родственникам-магглам. Наверное, ты не раз задавался вопросом, почему ты рос не в какой-нибудь магической приёмной семье. Но если бы так случилось, ты вырос бы совершенно другим человеком.

— Профессор Дамблдор… — Гарри едва замечает, что вновь обратился к старику, как раньше.

— Выслушай меня до конца, Гарри, — просит тот и тяжело вздыхает. — С тех пор как ты приехал в Хогвартс, мне постоянно приходилось принимать такие решения. И если ты думаешь, что это было легко, ты глубоко ошибаешься. Мне много лет, я достаточно мудр и опытен. Но даже мне приходилось призывать всё своё хладнокровие, чтобы это делать. Потому что ты себе даже не представляешь, каково это: распоряжаться человеческой жизнью. Особенно жизнью ни в чём неповинного ребёнка с таким большим и чистым сердцем, как у тебя. Я до сих пор не могу простить себе многих вещей, ужасных, несправедливых вещей, которые допускал по отношению к тебе. Но которые были необходимы. Чтобы ты стал тем, кем стал.

— Надеждой магического мира, — мрачно заканчивает Гарри.

— И да, и нет, Гарри. Ты единственный, кто может остановить Волдеморта. Ты единственный, кто может спасти наш мир. Но в то же время, ты самый обычный молодой человек со своими слабостями и желаниями, с которыми мне приходилось не считаться. День ото дня я вынужден был смотреть на чаши весов: на одной был спаситель магического мира, на другой — просто Гарри. И ты даже не представляешь, чего мне стоило каждый раз выбирать между жизнью одного человека и жизнями всех магов. Цифры несравнимы, и любой скажет, что жизнь одного ничего не стоит по сравнению с жизнями остальных людей. Умом это понимаешь и ты, это понимаю и я. Но сердце, Гарри, это не просто мышца. Каждый раз, выбирая умом, я оставлял на собственном сердце рубец.

Дамблдор прикрывает ладонью глаза, и какое-то время они оба молчат. Наконец он продолжает:

— Наверное, ты хочешь спросить, зачем я тебе это рассказываю?

— Да нет, — Гарри качает головой, глядя при этом по-прежнему на край его мантии. — Я понял. Теперь вы хотите, чтобы я тоже выбрал умом, потому что уже знаете, где моё сердце, — он поднимает взгляд на Дамблдора и тихо добавляет: — Вернее, вы уже знаете, кому оно принадлежит.

Глаза старика блестят от слёз. У Гарри и самого стоит ком в горле, и он едва сдерживается, чтобы не расплакаться, как девчонка.

— Ведь дело уже не в магии, да? — спрашивает он, отрешённо глядя на раму зеркала.

Дамблдор вновь тяжело и шумно вздыхает.

— На самом деле всё очень просто, Гарри. Выбор совсем мал: или Волдеморт и Пожиратели смерти, или все твои друзья и маги Британии.

— Это не выбор, — Гарри медленно качает головой. — Это его полное отсутствие.

— Я могу считать это твоим согласием? — осторожно спрашивает старик.

— Да, — отвечает Гарри после паузы. — Я согласен.

Он снова смотрит на Дамблдора и, к своему изумлению, видит, как по щеке того скатывается одинокая слеза.

— Спасибо, Гарри, — кивает он. — Я знал, что ты меня поймёшь.

Гарри медленно поднимается со стула, уже не чувствуя ног.

— Я могу идти?

— Да, конечно. Остальное тебе расскажет Северус.

Кивнув, он разворачивается и переступает раму зеркала. Снейп шагает к нему, но Гарри едва успевает оттолкнуть его в сторону, выскочить в коридор и прижаться затылком к каменной стене, прежде чем разрыдаться уже в голос.

Снейп вылетает следом, но увидев его, замирает на месте и опускает голову.

— Нам нужно обсудить детали. Ты можешь сделать это сейчас, или тебе нужно время, чтобы?..

— Нет, — давит из себя Гарри, отворачиваясь и всхлипывая последний раз. — Просто… дайте мне минуту.

— Я приготовлю успокоительное, — бормочет Снейп себе под нос, скрываясь в кабинете.

Когда Гарри входит следом за ним через полминуты, Снейп уже смешивает в стакане несколько зелий. Не глядя сунув стакан ему под нос, он отворачивается и присаживается на край стола. Гарри тоже садится на табурет, заставляя себя глотать безвкусную жидкость и вытирая глаза. Какое-то время они молчат, не зная, что сказать друг другу, но ему кажется, что сейчас зельевар испытывает если не схожие чувства, то по крайней мере, того же оттенка, что и он сам.

Наконец, решительно тряхнув головой, Снейп поворачивается и ставит на стол появившиеся в его руках непонятно откуда чернильницы. Пять штук. Абсолютно одинаковые и ничем не примечательные. Он тяжело упирается кулаками в столешницу и, глядя на Гарри из-под завесы волос, хрипло начинает:

— Я доставил их в поместье сегодня днём. Барьер пропустил их. Они сработают завтра ровно в пять утра. До этого времени ты должен вынести их за пределы барьера и расставить на расстоянии в два-три ярда друг от друга. Прорехи в пятнадцать ярдов будет вполне достаточно, чтобы и остальной барьер пал. В пять ноль одну я аппарирую к поместью, обвешанный следящими чарами. Если всё будет нормально, уже через несколько секунд сюда смогут аппарировать члены Ордена. Ты должен будешь сидеть в своей комнате и ждать, пока они до тебя доберутся. Раньше выходить опасно. Как только ты получишь команду, должен будешь как можно скорее найти Лорда… — на этом месте голос Снейпа срывается.

Он прочищает горло, но не заканчивает. И так всё понятно.

— А можно ли… — Гарри кивает на чернильницы. — А можно перенастроить их на сутки позже?

— Можно, — кивает Снейп. — Но я бы не стал оттягивать. Пользы это не принесёт, а за оставшиеся сутки ты успеешь истерзать себя настолько, что потом будет ещё тяжелее.

— Вы думаете, мне для этого ночи не хватит? — через силу усмехается Гарри.

И они снова молчат. Усмешка сходит с его губ, он запускает руку в волосы.

— А что будет с… С Марком, Панси, Тедом?.. Блейзом и Грегом?

— Их ждёт справедливый суд, — отвечает Снейп.

— Если они доживут, да?

— Никто не будет понапрасну убивать подростков, если те не станут оказывать сопротивления.

— Вы не хуже меня знаете, что будут.

Ничего не ответив, Снейп обходит стол и подвигает чернильницы к нему.

— Советую не тянуть, — говорит он сухо.

Гарри осторожно берёт чернильницы подрагивающими руками и распихивает по карманам. Подойдя к двери, он оборачивается и тихо спрашивает:

— А вы где будете, когда это начнётся?

— Я буду рядом, Поттер. Рядом.

Быстро сглотнув, Гарри кивает и выходит в коридор.

Он почти не помнит, как дошёл до свой спальни, взял тёплую мантию и отправился на улицу, а потом в свете Lumos шёл до барьера, то и дело пуская в него снежки, пока не добрался до обрыва. Пока он расставлял чернильницы на грязной весенней земле, он не думал вообще ни о чём. Голова была совершенно пустой и ясной. Эти полчаса остались в его памяти смазанным мутным пятном, словно это происходило вовсе не с ним, и он наблюдал за всем этим откуда-то со стороны.

Вернувшись в спальню и бросив взгляд на часы, Гарри видит, что совсем недавно отбило час. До взрыва осталось несколько часов. Он обводит бессмысленным взглядом свою комнату, в которой уже успел прижиться, и идёт на пятый этаж.

Коридор, как обычно, погружён во тьму, но из-под двери риддловского кабинета пробивается полоска света. Гарри почему-то даже не удивляется этому: в последнее время, едва Люциус стал Министром, Риддл часто засиживается у себя допоздна.

Тихо постучав и после разрешения войдя внутрь, Гарри садится в кресло и терпеливо дожидается, пока Риддл закончит чтение бумаг — какие-то проекты, связанные с Лидсом. Убрав пергаменты в ящик стола, он откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди. Выглядит он уставшим. Гарри не знает, зачем пришёл и что говорить, поэтому целая минута проходит в молчании. Наконец Риддл коротко вздыхает и потирает лоб.

— Гарри, если ты пришёл помолчать, то сегодня для этого я плохой компаньон. Если ты хотел сказать мне что-то конкретное…

Гарри молчит. Риддл хмурится, а потом лениво улыбается.

— Хорошо, попробуем по-другому. Чаю? Коньяка?

Гарри заторможено качает головой. Потом, понимая, что ещё немного — и он просто выдаст себя, находит в себе силы заговорить.

— Я хотел спросить… — он сглатывает. — Если я попрошу вас… Это действительно сведёт меня с ума?

Риддл понимает его и без уточнений. Склонив голову вбок, он насмешливо прищуривается.

— Действительно. Неужели решил рискнуть?

Гарри снова сглатывает. Терять ему, конечно, уже нечего.

— Возможно, это было бы весьма удачным завершением моей жизни.

— Попроси меня, — внезапно предлагает Риддл на полном серьёзе.

— Я не могу, — он улыбается, но с болью.

Риддл картинно разводит руками. Уголки губ Гарри начинают дрожать.

— Я ещё… спросить хотел… Ваша магия, она очень сильно на меня влияет. Мне кажется, она меняет меня… Я думаю то, что не должен думать, и чувствую то, что не должен.

— Что ты чувствуешь? — Гарри не отвечает. Риддл снова вздыхает и коротко смотрит на часы. — Послушай, Гарри, если ты хочешь молчать…

— Это делаете вы, — перебивает Гарри, меряя его тяжёлым взглядом. — Вы влияете на меня с помощью магии. Вы посадили меня на этот наркотик. Вы сделали так, чтобы я сам этого хотел. С каждым прикосновением, с каждым… — он прикрывает глаза, не сумев выговорить «поцелуем». — Вы сводите меня с ума, — наконец выдыхает он.

Риддл долго молчит, глядя ему в глаза странным взглядом. Потом медленно качает головой.

— Магия, Гарри, заставляет тебя чувствовать только магию. И мы обсуждали с тобой, кажется, не один раз, что я не стал бы влиять на твою волю, решения и тем более чувства, как не стал бы трогать твою память.

— Нет, — Гарри упрямо мотает головой, отчаянно желая получить другой ответ. — Нет.

— Да, — наклонившись вперёд, Риддл укладывает сплетённые пальцы на стол. — Забавно, но я даже всегда ненавидел Imperio. Поддельные мысли и поддельные чувства меня никогда не интересовали, особенно твои. Всё что я… позволял себе делать по отношению к тебе за это время — это говорить, — на его губы возвращается улыбка, теперь уже немного злая. — Ты сам дотронулся до меня тогда, после наказания. И ты сам просил меня о поцелуе. Я лишь выполнял твою просьбу. Ты сам вернулся ко мне, сбежав из штаба. И ты сам чувствуешь то, что чувствуешь. Я ничего не делал, Гарри. Всё это — твоё. И чем бы оно ни было, оно настоящее.

У Гарри уже щиплет глаза. Он часто дышит и постоянно смаргивает. Ему не хочется верить ни одному страшному слову, хотя он уже давно знает, что всё это правда. Всё это — только его. Наконец он не выдерживает и опускает голову, зажмуриваясь.

— Ты утомлён, Гарри. Тебе нужно отдохнуть.

«Мне нужно сдохнуть», — думает Гарри.

— Да, — говорит он вслух, неловко сползает с края кресла и внимательно смотрит на посеревшее лицо Риддла. — Вам тоже.

Улыбнувшись одним уголком губ, тот кивает. Гарри уже почти доходит до двери, когда внезапно понимает, что не может. Не может так. И не хочет. И ведь ещё есть время что-то сделать.

— Милорд, — он оборачивается.

— Да, Гарри?

Гарри набирает в грудь воздуха. «Ну, давай же, ну скажи» , — бьётся мысль. Ещё есть достаточно времени, чтобы всё отменить, ещё есть шанс всё исправить. Нужно просто открыть рот и сказать. Но он не может. Нет, может! Пусть не сказать, нет, намекнуть, случайно обронить фразу… Риддл поймёт, он поймёт, и ничего не будет. Только не молчать, сделать хоть что-то! Ну же! Это последний шанс, другого не будет. И это наверняка последний раз, когда он видит Риддла. Нельзя, нельзя… Ну, давай же! Давай!

Гарри так отчаянно борется с собой, что его начинает мелко трясти. Зубы сжаты, и ему с трудом удаётся их разомкнуть. Он снова вздыхает, открывает рот и смотрит в карие, чуть сощуренные глаза Риддла…

— Доброй ночи, милорд.

— Доброй ночи, Гарри, — улыбается Риддл и отворачивается к стеллажу.

Гарри хватается за ручку, шагает в коридор и закрывает дверь. Её глухой щелчок будто навсегда отрезает его от человека, который остался в кабинете.

Глава 35. Рубец

Если бы Гарри сейчас был на пятом курсе, Снейп вполне мог бы гордиться им. Оставшиеся до утра несколько часов он проводит лёжа в кровати и не думая совершенно ни о чём. Он не позволяет ни единой мысли скользнуть в голову. Стрелки неумолимо ползут по циферблату, отмеряя секунды, те складываются в минуты и превращаются в часы. Гарри настолько отрешился от происходящего, что к концу ночи ему уже начинает казаться, что разговор с Дамблдором всего лишь приснился. И в каком-то ночном кошмаре он согласился помочь ему и уже расставил чернильницы возле барьера. Но он не позволяет себе толком задуматься об этом. Он боится, что стоит ему прокрутить в памяти все события вечера, он тут же вскочит с постели, понесётся к барьеру и уничтожит артефакты, скинув в пропасть. Когда за окном сереет, он уже отчётливо понимает, что нападение случится. Но даже не двигается. Просто выжидает.

Внезапно раздаётся грохот, и яркая вспышка света на несколько мгновений заливает комнату. Гарри зажмуривается. Когда всё вновь погружается в сумрак, он медленно садится в кровати, спускает ноги на пол и ждёт, глядя на край ковра.

В разбуженном поместье поднимается суматоха. С лестницы доносятся крики, топот ног, кто-то кричит и на улице, и Гарри сразу узнаёт громкий бас Кингсли. Он тяжело моргает, его клонит в сон. Он думает, не закончить ли всё это поэффектнее? Интересно, что будет, если пустить себе в голову убивающее проклятие? Он смеётся, представляя, как глупо это будет выглядеть. В спальне так тихо и уютно. Может, он ещё успеет попросить эльфа принести ему кофе? Гарри смеётся и вытирает рукавом мокрое от слёз лицо.

Дверь в комнату распахивается слишком громко, и он морщится.

— Гарри! — на пороге появляется Кингсли, тяжело дыша.

Гарри смотрит на него и хочет спросить, зачем же так орать?

— Первые этажи наши, идём!

Он встаёт и вынимает из кармана палочку. Кингсли подлетает к нему и встряхивает за плечи.

— Быстрее! Ты слышишь меня?! — он тащит его к двери. — Слушай внимательно. Дамблдору удалось обезоружить его и ранить, но он скрылся где-то на верхних этажах. Теперь дело за тобой. Найди его! Слышишь?!

Кингсли распахивает дверь, и тут Гарри обдаёт обжигающей страшной волной. Воздух раскалён и почти искрит, мелькают вспышки заклинаний, отовсюду слышатся крики, удушающе пахнет металлом и палёным мясом. Чёрное, серое, пёстрое мелькает на этаже и лестнице, и невозможно разобрать, где кто. Гарри едва удаётся увернуться от красного луча, летящего в их сторону.

— Очнись, Гарри! — пытается перекричать Кингсли всё нарастающий шум. — Иди же! Давай!

Сначала Гарри еле переставляет ноги, всё ещё не до конца осознавая происходящее, но когда второй красный луч из чьей-то палочки летит ему прямо в грудь, он машинально отбивает его, и это выводит его из ступора. Кингсли что-то кричит ему вслед, но он уже не слышит. Добежав до лестницы, он прижимается к стене. Мимо проносятся ещё несколько лучей.

Копошащаяся на площадке живая масса быстро становится несколькими людьми, которые ему знакомы. Сириус с Фредом вдвоём пытаются загнать Беллатрикс в угол, Долохов сцепился с Грюмом, Гермиона и Чарли атакуют Александру.

Гарри выскакивает из своего укрытия, проносится мимо них, на ходу выставляя щит заклинанием, и взлетает вверх по лестнице. На четвёртом этаже тоже идёт ожесточённая битва. Он только запрыгивает на верхнюю ступеньку, как сталкивается нос к носу с Марком. Они одновременно вскидывают палочки и замирают. Несколько секунд Марк смотрит на него широко распахнутыми глазами, а потом, увидев что-то у него за спиной, бросается вперёд и прижимает его к полу. Над ними проносится зелёная вспышка.

— Берегись, Гарри! — кричит Билл из глубины коридора.

На головы им сыплется штукатурка, пыль попадает в глаза. Марк кашляет, приподнимается на руках и смотрит на него с таким неверием, что у Гарри сжимается сердце.

— Ублюдок! — шипит Марк и коротко бьёт его кулаком под дых, потом вскакивает и несётся по коридору.

— Марк! — Гарри поворачивается на живот.

Тот останавливается и оборачивается. В его глазах столько боли, и Гарри даже не знает, что сказать. Вдруг впереди раздаётся визг Панси, и Марк бежит к ней. Темноту коридора рассекают несколько лучей.

— Поднимайся! — кто-то грубо хватает Гарри за шиворот и ставит на ноги. Это Джордж.

— Гарри, скорее! Найди его! — кричит Люпин, пятясь по лестнице наверх и отбиваясь от Нарциссы.

Уже плохо понимая, что происходит, где свои, а где чужие, кто свои, а кто чужие, Гарри взбегает на пятый этаж. Позади него кто-то вскрикивает, и ему ещё удаётся увидеть, как с лестницы падает Нарцисса. Джордж взмахивает палочкой, и Грег, только что выскочивший из спальни, летит на пол. В окнах тоже мелькают вспышки заклятий, но Гарри не может разглядеть, кто дерётся на улице. Он преодолевает последние ступени, сворачивает вправо и останавливается.

Света в коридоре нет. Здесь удивительно тихо и спокойно, в этом последнем уголке поместья, куда ещё не дошла страшная битва. Он глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться, и крепче перехватывает палочку. Твёрдой походкой он проходит и мимо кабинета Риддла, и мимо его покоев — Гарри знает, где его искать. Поднявшись по винтовой лестнице, он толкает дверь на площадку и замирает.

Звуки боя снизу кажутся отсюда глухими и далёкими, похоже, здесь снова стоят заглушающие чары. Слышно тоскливое завывание ветра. Утреннее солнце так и не смогло пробиться сквозь плотные облака, и всё, чего касается взгляд, выкрашено в блёклые серые цвета.

Риддл стоит у самого края площадки, тяжело опираясь о парапет и глядя вниз. Гарри делает несколько медленных шагов к нему и поднимает вмиг отяжелевшую палочку. Риддл поворачивает голову и улыбается.

— У тебя побелка в волосах. Знаешь?

Гарри скользит глазами по его мантии и замечает широкое тёмное пятно на серой брючине. Пол под ним выпачкан красным.

— Вас Дамблдор ранил?

— Да. Не ожидал такого проворства от стодвадцатилетнего старца, — Риддл снова смотрит вниз. — Ваши люди очень быстро работают. Едва сняли наш щит, тут же возвели свой. А их вдвое больше Пожирателей.

Гарри стискивает зубы и крепче сжимает палочку. Риддл опять смотрит на него, вымученно усмехается и, неловко развернувшись, перехватывает парапет с другой стороны. Теперь они стоят друг к другу лицом к лицу.

— Чего ты ждёшь, Гарри?

— Почему вы не сопротивляетесь?

— Моя палочка, видишь ли…

— Вы можете колдовать и без неё.

— Понимаю, — Риддл на миг прикрывает глаза, и его улыбка становится ленивой. — Гриффиндорская честность не позволяет убить безоружного? Решил продолжить наш поединок шестилетней давности? Кажется, в тот раз я немного поторопился, и из этого ничего не вышло, верно? — его нога скользит по испачканному кровью полу, и он с трудом перехватывает парапет. Гарри видит, что стоять ему становится всё тяжелее. — Блокирующее заклятье. Похоже, Дамблдор не хочет, чтобы я ещё когда-либо колдовал.

Несколько секунд проходят в молчании.

— Я хочу знать всё, — наконец говорит Гарри. — Расскажите мне.

— О чём? О Дамблдоре? Или о заклятии?

— Может, не будете глумиться хотя бы сейчас?! Расскажите обо мне. И о вас. О нас с вами, чёрт возьми! Почему я здесь? И что вы от меня хотели всё это время?

— А. Так вот чего ты ждал все эти месяцы. Что в один прекрасный день ты обо всём меня спросишь, а я отвечу на все вопросы. Открою тебе какие-то… тайны. Так?

— Вам уже нечего терять. Так расскажите! Для чего вы играли со мной? Чего вы добились, если сейчас стоите здесь безоружный и ждёте, пока я убью вас?!

— Игра? Интересное сравнение. В таком случае, я не могу рассказать о её исходе, она ещё не кончилась.

— Что, у вас есть козырь в рукаве? Какой-то магический артефакт или что-то в этом роде, что поможет вам спастись отсюда?

Риддл серьёзно качает головой. Гарри начинает злиться, от досады у него щиплет глаза.

— Тогда… тогда что? Что вы задумали?

— Ты ничего не перепутал, Гарри? Это ты сейчас направил на меня палочку и в любой момент можешь произнести убивающее проклятье. Ты — хозяин положения, а не я. Я всего лишь поднялся на башню, чтобы взглянуть на битву.

— Вы ведь не дадите мне себя убить.

— Это вопрос или просьба? — усмехается Риддл.

Поднимается порыв ветра. Откуда-то с угла площадки прилетает прошлогодний сухой листок и цепляется за его мантию. Он дёргает плечом, чтобы скинуть его, но ничего не выходит. Гарри закусывает губу. Как же ему хочется подойти сейчас и снять этот лист с его мантии. Рука с зажатой в ней палочкой подрагивает и немного опускается. Риддл кривит губы.

— Слабость, сомнения… Это то, чем ты всегда умудрялся себя отравлять.

— Почему вы так хотите умереть?

— Я не хочу умирать. Но ситуация, как ты видишь, пока складывается не в мою пользу. Мои люди проигрывают, я не могу колдовать, мой камин перекрыт, ваше поле не даст воспользоваться ни порт-ключом, ни аппарировать, внизу меня ждёт Дамблдор. Ещё и ты…

— Наверное, для вас я меньшее из этих зол?

— Намекаешь, что я бы мог договориться с тобой и просить твоей помощи? Нет уж. Я бы не стал иметь дело с человеком, который оглядывается на все свои решения и сожалеет о каждом своём поступке.

— Я не жалею о том, что уничтожил барьер! — Гарри вновь вскидывает палочку.

Риддл молчит. Он больше не улыбается. И Гарри понимает, что на этом разговор окончен. Это был их последний разговор. Риддл больше не скажет ничего.

Гарри глубоко вздыхает, тщетно пытаясь успокоить взбесившееся сердце. Слёз он уже не сдерживает, и они медленно ползут по щекам из уголков глаз. Риддл смотрит на него, не моргая, не двигаясь, как будто даже не дыша, только его губы побелели — так он их сжал. Гарри через силу втягивает носом воздух, его рука дрожит, но он делает над собой усилие и крепко сжимает гладкую ручку палочки, словно ища опоры.

Он размыкает губы и шепчет лишь два слова. Риддл не вздрагивает, не уклоняется и не закрывает глаз. Он даже не смотрит на зелёный луч, несущийся ему в грудь. Он не отрывает взгляда от глаз Гарри, и сам Гарри, вопреки сильному желанию отвернуться, заставляет себя смотреть на Риддла до конца, пока тот не падает на пол.

А потом у него подкашиваются ноги, палочка выскальзывает из ослабевших пальцев, и он съезжает на пол по стене, закрывая лицо ладонями и крича, страшно, громко и отчаянно, пока не хрипнет.

Двое незнакомых Орденовцев находят его час спустя, когда звуки битвы окончательно стихают, и под руки выводят из поместья на свежий воздух.

***

Цвета по-прежнему серые, звуки глухие, запахи смешались. Тело настолько одеревенело, что ноги не слушаются, и всю дорогу до первого этажа Гарри практически висит на руках двоих мужчин. Поначалу он не узнаёт даже лиц, которые возникают тут и там: хмурые, удивлённые, радостные, с сажей и пылью на щеках, с царапинами на лбу и кровоподтёками. Сначала ступни касаются гладкого мрамора лестниц и коридора, потом вязнут в чём-то мягком. Становится легче дышать. Гарри понимает, что его вывели на улицу.

Орденовцы осторожно отпускают его, он покачивается, но сохраняет равновесие. Теперь в теле дикая слабость, такая, словно его выжали, как губку, словно кто-то вроде дементора высосал всю жизненную силу. Гарри всё ещё плохо соображает. Что-то тёмное и растрёпанное несётся к нему и почти сбивает с ног, повиснув на шее.

— Ты сделал это, Гарри… Боже мой, ты сделал это, — громко шепчет Гермиона ему на ухо. У неё такие крепкие объятия, что сейчас, кажется, она его просто задушит.

Гарри с трудом поднимает руки, хватает её за локти и отрывает от себя. У неё всё лицо мокрое и грязное от слёз и размазанной по щекам сажи. Не понимая, что делает, он толкает её. Она вытирает нос рукавом и счастливо улыбается.

Гарри понемногу приходит в себя, но слишком медленно. Ему кажется, что он вновь очутился в воронке времени, и все движения и люди за её пределами в несколько раз ускорились. Он поднимает голову и видит бледного, как покойник, Дамблдора. Рядом с ним стоят те самые два Орденовца, которые тащили его вниз, и что-то говорят старику, то и дело странно поглядывая на Гарри. Дамблдор тоже смотрит на него и хмурится. Кажется, они говорят что-то про пепел или ветер, про что-то чёрное — он не понимает, он слышит лишь обрывки фраз. Ему всё равно.

Постепенно он начинает узнавать и другие лица. Рон, Билл, близнецы, Джинни, Лавгуд, Ремус, Сириус… Как странно. Почти все они стараются не смотреть на него, поглядывают украдкой и быстро отводят глаза. Он не понимает.

— Поттер.

На плечо ложится тяжёлая рука. Гарри оборачивается и видит Снейпа — бледного, с обкусанными губами, в порванной на локте рубашке, прядь волос слева короче, чем остальные, концы её подпалены. Он машинально накрывает руку зельевара своей, сжимает, и тут оцепенение враз слетает.

Он судорожно озирается и наконец видит всю картину. Тумана больше нет, чётко виднеются кромка леса и обрыв. Ограда поместья превратилась в руины, земля тут и там выпачкана кровью. В самом доме справа зияет огромная дыра, главного зала больше не существует. Гарри сбрасывает с плеча руку Снейпа и крутится на месте, оглядывая людей. Орденовцы помяты, перемазаны грязью, кровью и сажей, но на лицах всех играют радостные, хоть и усталые улыбки. Никто серьёзно не ранен, убито лишь трое. Сириус осторожно укрывает мантиями тела, чьи лица Гарри не знакомы.

Он оборачивается ко входу и понимает, что не может вдохнуть. У ступеней на коленях стоят Панси, Тед, Грег и Блейз. Грег с трудом пытается стоять прямо, но всё время заваливается набок. Панси плачет, низко склонив голову к земле. Возле них, поигрывая палочкой, прохаживается пожилой Орденовец.

Из поместья выносят трупы Пожирателей. Люпин левитирует перед собой тело Нарциссы Малфой. Следом выплывает ещё несколько тел, но Гарри быстро отворачивается и уже не видит, кто это. На другой стороне двора трое Орденовцев под надзором Грюма скручивают магическими путами Пожирателей. Гарри видит серое осунувшееся лицо Макнейра, который почти не сопротивляется, лишь морщится, когда верёвку затягивают слишком крепко. А Эйвери ещё пытается вырваться, дёргается, выкрикивает проклятья и бьёт одного из Орденовцев головой в живот. Но Грюм взмахивает палочкой, и тот валится на спину с криком боли, а затем подходит к Пожирателю, лежащему ничком на земле, и брезгливо переворачивает его на спину носком ботинка. Это Долохов.

— Истёк, — говорит он одному из мужчин. — Уберите.

Гарри опять отворачивается, но даже не знает, куда смотреть, чтобы не видеть всего этого. Он лихорадочно ищет глазами Александру, но отчего-то не находит. Живот мерзко скручивает.

— Ещё один щенок! — слышится громкий голос ото входа.

Гарри смотрит туда, и его прошибает холодный пот. Из поместья, заложив руки за голову, выходит Марк под прицелом палочки ещё одного Орденовца. Он хмуро глядит себе под ноги и спотыкается, когда тот толкает его в плечо. Его подтаскивают к остальным слизеринцам и заставляют встать на колени. Марк опускает руки, замечает лежащего поодаль отца и дёргается, но тут же получает ботинком под рёбра и, уперевшись кулаком в землю, что-то яростно шипит сквозь зубы. Потом поднимает голову, и их с Гарри взгляды встречаются. Марк отворачивается первым.

— Тише, тише, осторожней! — командует кто-то у входа.

Он хочет посмотреть туда, но Снейп одним резким движением сгребает его волосы в кулак и тянет на себя. Гарри не может повернуть головы, но краем глаза замечает, как мимо них проносят ещё одно тело. И он понимает, чьё оно. Он старается смотреть только на Снейпа, у него слезятся глаза, его опять начинает трясти. Где-то сбоку суетится Дамблдор, отдаёт короткие приказы:

— Уложите вдали от остальных, вон там. Укройте. Сириус, присмотри.

Лишь когда они отходят достаточно далеко, Снейп, наконец, отпускает его. Но Гарри и сам не желает смотреть в ту сторону. Слабой рукой он вцепляется в его рубашку, будто ища защиты или поддержки. Зельевар мягко поддерживает его под локоть. Гарри скользит мёртвым взглядом у него за спиной и снова встречается глазами с Марком. Тот прищуривается, напрягается и вдруг одним пружинистым движением вскакивает на ноги и несётся в сторону антиаппарационного барьера.

— Стой! Стоять! — кричат несколько Орденовцев, вскидывая палочки.

— Я догоню его! — к всеобщему изумлению выкрикивает Грюм и, ковыляя, бежит следом.

Марк летит сломя голову, и расстояние между ними быстро увеличивается. У Гарри загорается робкая надежда, но Грюм выхватывает палочку и направляет в сторону Марка. Гарри отпихивает Снейпа, пробегает несколько шагов и замирает. Он уже знает, что случится.

— Марк! — кричит он хриплым голосом. — Марк, остановись!

Но тот только ускоряет бег, Грюм же останавливается и прицеливается. До спасительной границы остаётся всего несколько ярдов. Понимая, что не успеет, Марк бросается вперёд, растянувшись в длинном прыжке. Грюм выпускает из палочки заклятье.

— Марк!!! — кричит Гарри, запуская руку в волосы.

Марк исчезает за границей барьера вместе с тёмно-синим лучом, выпущенным ему вслед. Гарри трясёт, глаза опять заполняют слёзы. Грюм прихрамывая возвращается к остальным и смачно сплёвывает на землю.

— Ушёл, гад!

— Ты попал? — спрашивает Сириус.

— Ты меня знаешь, пёс. Я никогда не мажу, — усмехается Грюм, а у Гарри слабеют ноги.

Снейп подходит сзади, хватает его за руки, что-то говорит. Гарри отмахивается, пытается вырваться, вытирает слёзы, раз за разом оглядывает радостных Орденовцев, связанных и мёртвых Пожирателей. Панси, Тед, Нарцисса, Эйвери, Долохов… Он долго борется с зельеваром, бьёт его кулаками в грудь, кричит что-то в искажённое болью лицо, случайно смотрит на укрытое мантией тело, лежащее в отдалении и, наконец не выдержав, крепко прижимается к плечу Снейпа лицом и плачет уже навзрыд, не сдерживаясь, не думая о последствиях, ни на кого не обращая внимания. Зельевар обнимает его, успокаивающе гладит по спине, что-то шепчет. До Гарри долетает только слово «рядом», и он ещё сильнее прижимается к нему, словно стремясь вдавиться в него и спрятаться от всего мира.

Ему почти удаётся успокоиться, когда чья-то рука хватает его за плечо и бесцеремонно отрывает от Снейпа.

— Нам нужно поговорить, Гарри, — раздаётся над ухом встревоженный голос Дамблдора.

***

— Мистер Поттер, обед!

Гремит ключ, дверь, противно скрипя, отворяется, колёсики металлической тележки стучат по полу, дверь захлопывается, вновь гремит ключ. Гарри даже не поворачивает головы. Он лежит на узкой жёсткой кровати, глядя на оконную решётку, сквозь которую пробиваются лучи тёплого весеннего солнца. Где-то за окном щебечут птицы и пахнет свежей зеленью. Он знает, что это всего лишь иллюзия, не сложнее, чем потолок в Большом зале Хогвартса, однако рад и поддельным крохам тепла, света и жизни по другую сторону решётки.

Обед, как и всегда, пахнет изумительно. Не каждому заключённому министерской тюрьмы выделяют трёх домовых эльфов для готовки и обслуживания. Но со дня захвата поместья Гарри совершенно потерял аппетит. Как и сон. Как и многое, многое другое. Но он старается об этом не думать. Поздно — да и бесполезно. Календарь, висящий на стене, каждую ночь ровно в полночь сам сбрасывает листки. Сегодня ночью на пол упал двадцать первый. Гарри собирает их, кладёт на тумбочку в изголовье и каждый день пересчитывает по нескольку раз. Просто так, чтобы хоть на короткое время занять чем-то голову. Потому что иначе в неё лезет то, о чём он хотел бы забыть раз и навсегда, не думать и не знать.

Сразу же после захвата его арестовали по обвинению в пособничестве Волдеморту и доставили в министерскую тюрьму. Вместе с аврорами его сопровождал Дамблдор и всю дорогу что-то втолковывал, объяснял, говорил. Но тогда Гарри был не в состоянии нормально соображать и понимать хоть что-то. На тот момент ему было уже всё равно. Он добровольно сдал палочку по первому требованию авроров и спокойно дал надеть на себя магические наручники, полностью блокирующие даже спонтанную магию. Первые дни он по-прежнему не мог как следует думать, не понимал ничего и не хотел понимать. Лишь когда окончательно пришёл в себя и осознал, где очутился… Впрочем, охрана быстро его успокоила. А потом явился Снейп и рассказал всё.

Гарри слушал молча, спокойно, ни разу не перебив, лишь то и дело грустно усмехаясь и качая головой. Всего этого вполне можно было ожидать. Просто до захвата он не давал себе времени подумать над тем, что с ним будет дальше. Зато теперь времени у него оказалось предостаточно, и он раз за разом переваривал в голове всё, что случилось за последние четыре месяца, и всё, что рассказал ему потом Снейп.

Вначале и Снейп, и Дамблдор, посетивший его однажды, заверили Гарри, что преступником его никто не считает. Заключение в министерскую тюрьму — чёрт побери, да не Азкабан же! — лишь мера предосторожности, причём временная. Первое время он думал, что его действительно обвиняют в пособничестве Пожирателям и, возможно, будут судить вместе с остальными. Но как выяснилось, это был официальный повод для его ареста, причина же была в другом.

Лишь от Снейпа он узнал, о чём говорили тогда Дамблдор и двое Орденовцев, которые вывели его из дома. Полностью захватив поместье и добравшись до площадки верхнего этажа, Орденовцы увидели странную и поистине страшную картину. У парапета лежало бездыханное тело Волдеморта, от него к Гарри Поттеру, сидящему у противоположной стены, дорожкой по полу тянулась странная тёмная субстанция, то ли сажа, то ли грязь, то ли вообще чёрт знает что. Над головой победителя Волдеморта зависло сероватое облако какой-то пыли, которая песчинка за песчинкой всасывалась в его кожу. Взгляд Гарри остекленел, сам он не двигался, как будто на него наложили Petrificus Totalus. Его широко распахнутые глаза смотрели в одну точку. Глаза были красными.

Поначалу Орденовцы побоялись его трогать, несколько раз обходили вокруг, щёлкали пальцами перед лицом, но Гарри в себя не приходил. Тогда один из них набрался смелости, встряхнул его за плечи. Пыльное облако мгновенно рассеялось, чёрную дорожку сдуло ветром. Гарри дёрнулся, сжался в комок и часто заморгал. Когда он поднял на Орденовцев блуждающий взгляд, его глаза были вновь зелёными, хоть и смотрели куда-то мимо них. Они подняли его на ноги и вывели из поместья. Перед тем как уйти с площадки, один из Орденовцев подошёл к Волдеморту, заглянул в открытые глаза, проверил пульс. Волдеморт был мёртв.

Гарри выслушал всё это совершенно спокойно и не стал удивляться. Только зло посмеялся, когда наконец понял, в чём загвоздка. Эта сцена напугала как самих Орденовцев, так и Дамблдора. Однако Гарри не проявлял никаких признаков агрессии, не вёл себя странно, и это поставило старика в тупик. Чтобы перестраховаться, он распорядился поместить его в министерскую тюрьму, пока не выяснит всё окончательно. Гарри понимал, что выяснять тут нечего. Он ожидал, что Дамблдор будет наведываться к нему каждый день, расспрашивать, применять легилименцию, возможно, проводить какие-то тесты. Но тот появился в его камере только один раз, а потом пропал. Гарри знал, что сейчас было множество и других дел, особенно в Министерстве, из которого лишь чудом удалось сбежать опальному Министру Люциусу Малфою, и что с ним Дамблдор будет разбираться в последнюю очередь, когда всё хоть немного уляжется. А пока что старик решил просто держать его здесь, под надёжной охраной, и ждать. Гарри тоже ждал, как решится его дальнейшая судьба, но уже почти безо всякого интереса.

Снейп же, в отличие от Дамблдора, навещал его каждый день, приносил свежие новости и успел рассказать уже немало.

Сразу же после захвата поместья штурмом взяли и Министерство. Новая власть была свергнута. Где спрятался Люциус Малфой, никто не знал, его безуспешно искали все три недели и пока не собирались прекращать поиски. Был срочно созван Визенгамот в полном составе. На заседании хотели утвердить членов временного правительства, но, спустя четыре часа оживлённых дебатов, Дамблдор покинул зал уже новым Министром Всеобщей Магии.

Возобновил свою полноценную работу Аврорат, уже в новом составе. Ежедневно арестовывались десятки пособников Волдеморта. Многие Отделы Министерства были временно заморожены, их работников допрашивали с Веритасерумом круглосуточно и либо отпускали, либо отправляли прямиком в Азкабан ожидать суда. Всех, кто носил Метки, заключали в Азкабан безо всяких допросов. Туда же, разумеется, попали и все, кто жил в поместье. Единственную поблажку, которую для них сделали — Гарри был уверен, что тут постарался Снейп — это заключили ребят пока что в министерскую тюрьму: они принимали Метки, будучи несовершеннолетними, значит, не могли полностью отвечать за свои действия.

Уже четвёртую неделю по стране шла волна арестов, обе тюрьмы были переполнены. Поэтому несколько дней назад Дамблдор принял решение начать суд над заточёнными в Азкабане Пожирателями. По словам Снейпа, это был не суд, а фарс. Обвиняемому зачитывали список обвинений и приговор: поцелуй дементора. Затем предлагалось выбрать: отправиться после процедуры в Мунго на оставшееся время существования или же принять, как лаконично назвал это Снейп, coup de grace, удар милосердия. На Поцелуй отправили уже несколько десятков Пожирателей, и пока ни один из них не выбрал Мунго.

Гарри узнал, что из тех, кто жил в поместье, казнить успели Эйвери, Макнейра и Кребба-старшего.

Также он узнал и ещё кое-что. Снейп долго хмурился, сомневался, стоит ли говорить, но потом тихо и быстро передал информацию, которая, как понял Гарри, была известна лишь очень узкому кругу. Нескольким Пожирателям удалось сбежать из поместья. Как это случилось, никто не знал. Возможно, они нашли брешь в барьере, который выстроили Орденовцы, едва захватив остров, и воспользовались суматохой, а возможно, обнаружили и другую лазейку. Но Орденовцы не досчитались четверых: Александру Берч, Беллатрикс и Рабастана Лестранж и Эдриана Нотта. Услышав это, Гарри против воли улыбнулся. Правда, ему до сих пор ничего не было известно о судьбе Марка, но если до сих пор его не нашли ни живым, ни мёртвым, это оставляло робкую надежду на то, что он, может быть, тоже спасся с острова.

Прочие же новости от Снейпа были уже не такими интересными. Руфуса Скримджера поначалу арестовали, но, поскольку тюрьмы уже заполнились настоящими преступниками, а не политическими, его посадили под домашний арест с подпиской о невыезде. Дамблдор разрывался между Министерством и Северной Ирландией, изо всех сил стараясь свести на нет возникнувший несколько месяцев назад конфликт. С одной стороны, из-за всех этих событий многие страны отвернулись от Британии, временно закрыли каналы связи и прекратили поставки, но с другой — жители внутри страны наконец вздохнули с облегчением. Аврорат работал день и ночь, не покладая рук и исцеляя Британию от всей заразы, которую привнесло в неё двухлетнее правление Волдеморта. Возможно, это было и к лучшему. Но Гарри понимал, что за два с лишним года люди уже смирились с новой властью и даже чувствовали себя вполне спокойно. Как Риддл и говорил ему много раз, он не разрушил и не уничтожил страну, он лишь установил в ней свои порядки. И Гарри был уверен, что новые волнения не приведут ни к чему, кроме новых беспорядков и возмущений. Впрочем, это его не сильно беспокоило. Были и другие вещи, за которые у него болело сердце куда больше.

Одним из первых указов Дамблдор сместил Долорес Амбридж с поста директора Хогвартса. Сам он, разумеется, уже не мог возглавлять школу, поэтому временно назначил на этот пост Минерву МакГонагалл, которая все эти два года скрывалась в Шотландии. Новая система разбивки по факультетам была упразднена, так и не вступив в силу. Новые предметы в школе, введённые Риддлом, были упразднены. Хогвартс постепенно возвращался к тому состоянию, в котором был до захвата Пожирателями. Что касается Лидса… У Гарри руки сжались в кулаки, когда Снейп сообщил об этом. Лидс было решено разрушить, а на его месте возвести несколько предприятий. На них смогут работать сквибы, которым вновь предложили вернуться в город, как только демонтаж Университета завершится. Начать его планировали со дня на день.

Так или иначе, всё, что Риддл успел сделать в стране, разрушалось, уничтожалось, упразднялось. И если Гарри ещё мог понять отмену уроков в школе, где обучали Непростительным, то некоторые вещи просто не укладывались у него в голове. Он надеялся, что Дамблдор остановится хотя бы на Лидсе, но старик, кажется, решил буквально исполнить своё обещание «очистить страну от заразы» и пошёл намного дальше. Фактически он аннулировал финансовую реформу, проведённую Риддлом ещё в самом начале, и намеревался вернуть структуре Министерства прежний вид. Гарри понимал, что в своём желании уничтожить всё, созданное Риддлом, старик действовал практически фанатично. Быстро и верно он возвращал магическую Британию к той точке, в которой она была до смены власти. Отказ от всего нового и продуктивного, анахронизм, откат на два года назад.

Вволю потерзав себя по поводу страны, Гарри, наконец, задумался и о собственной судьбе. Разумеется, поместив его в тюрьму, Дамблдор распорядился, чтобы с ним обращались не как с пленником, относились с уважением и пропускали всех визитёров в любое время. Но что будет, когда всё уляжется и он вспомнит о нём? Гарри не представлял. Он прокручивал в голове самые разные варианты, каждый раз спрашивал об этом Снейпа и в итоге понял, что от старика теперь можно ждать чего угодно. В лучшем случае на него наденут магические браслеты, которые невозможно будет снять, и отправят в маггловский мир или какую-нибудь глушь — он был уверен, что Дамблдор не позволит ему жить в Британии, как раньше. В худшем… Об этом он старался не думать, всё ещё надеялся, что старик не может поступить с ним настолько подло и жестоко. Хотя и этот «лучший», придуманный им вариант, сам по себе был чудовищен. Как-то раз Гарри заикнулся Снейпу, что Дамблдор не посмеет сгноить чёрти куда Победителя Волдеморта. На что Снейп долго смеялся, а на следующий день принёс ему свежий выпуск «Ежедневного пророка», в котором рассказывалось о захвате поместья. Гарри несколько раз тупо перечитывал сухую строчку «Советник Министра Лорд Волдеморт был убит, Пожиратели смерти взяты в плен» безо всяких имён и подробностей. В тот момент он понял две вещи. Во-первых, «Пророк» вновь был под тщательным контролем правительства, теперь уже во главе с Дамблдором. Во-вторых, по большему счёту, всё в стране осталось, как и было: снова обман, снова манипуляции людьми. Только на этот раз в кресле Министра сидел другой человек. Больше не изменилось ничего.

С тех пор Гарри старался поменьше думать обо всём этом и о своей судьбе в частности, но всё чаще вспоминал о друзьях, тех, которых оставил в штабе. Дамблдор, конечно, приказал пускать к нему всех визитёров, но приходил только Снейп. Гарри надеялся, что хоть раз его навестит хотя бы Гермиона, но его удивлению не было предела, когда дверь камеры однажды распахнулась, и на пороге появился Рон.

Разговор у них тогда вышел недолгий и вялый, наполненный тягостными неловкими паузами. Рон извинился за всё, пытался приободрить, Гарри тоже попросил прощения. А когда спросил, где Гермиона, близнецы, Сириус и Люпин, тот принялся мямлить что-то невразумительное о том, что они все ужасно заняты и навестят его, как только смогут. И Гарри понял, что после его ареста Дамблдору вновь удалось вселить в его друзей страх и недоверие к нему. Возможно, рано или поздно они поймут, что для них он не опасен, но случится это не в ближайшее время.

В течение нескольких дней после визита Рона Гарри сильно переживал из-за этого, однако вскоре успокоился. Но как только он решил махнуть на всё, что узнал, рукой, и не думать о Дамблдоре, стране и Пожирателях, в голову тут же полезли совершенно другие мысли, куда более тягостные, болезненные и мучительные.

Его вновь стали посещать сны, странные, мрачные, иногда нечёткие, а иногда почти осязаемые, томные, порочные. Почти каждую ночь он просыпался в липком поту, подолгу лежал в кровати, боясь сомкнуть глаза. Бледное лицо Риддла преследовало его поначалу лишь в ночных кошмарах, потом он начал видеть его и днём: в каменной кладке камеры, в утренней солнечной пыли, в складках одеяла. Он слышал голос, то невыносимо далеко, то совсем близко, над самым ухом, но никогда не мог разобрать слов. К концу третьей недели Гарри понял, что по-настоящему сходит с ума.

Сцена на площадке сама собой вставала перед глазами, он будто со стороны слышал свой тихий, но твёрдый голос, произносящий всего два слова. Видел, как падает замертво Риддл, зажмуривался, чтобы отогнать от себя дикую картинку, но она лезла в голову слишком настойчиво. Умом Гарри понимал, что сделал всё верно, так должно было быть, он хотел убить Риддла, иначе бы ничего не получилось. И убил. Он знал, что поступил совершенно правильно, не давая себе времени на раздумья тогда, после разговора с Дамблдором через магическое зеркало. Если бы он остановился и засомневался хоть на минуту, сейчас сидел бы и спокойно пил коньяк в кабинете Риддла. Но на тот момент он заставил себя не думать совершенно ни о чём. И теперь мысли вторгались в голову с такой силой, что их уже невозможно было отогнать. Всё, что Гарри теперь мог делать, это лежать по ночам, вцепившись зубами в подушку и беззвучно всхлипывать, давясь редкими слезами, которых уже почти не осталось. Только теперь, по прошествии времени, он окончательно понял, что натворил.

Он бил кулаками стену, метался по камере, бессильно рычал и изо всех сил дёргал себя за длинные пряди волос. Чувство вины глодало его изнутри заживо, и никакими доводами разума он не мог прекратить свои мучения. Под конец он так истерзал себя, что уже не мог решить, что сделал: самый правильный и сильный поступок или самую огромную ошибку в своей жизни. Из головы почему-то всё никак не выходило спокойствие Риддла, с которым тот встретил смерть. В его взгляде не было смирения, но не было и тревоги. Будто Риддл с самого начала знал, что так будет, и просто ждал этого момента. И те слова, которые он сказал тогда Гарри: «игра ещё не кончилась». Что он имел в виду? Значили они хоть что-то или это был очередной пустой трёп? Гарри постоянно ругал себя за то, что никак не мог понять этого человека, хоть и отчаянно хотел. И теперь ему казалось, что он что-то упустил, чего-то недоглядел, недослушал, недодумал. Но так или иначе, интуиция его никогда не подводила. А сейчас она с каждым днём всё настойчивее шептала о том, что это ещё не конец. Что-то ещё будет.

Но пролетали пустые дни, бессонные ночи, а ничего так и не происходило. И теперь Гарри думал только о том, что его очень жестоко обманули. Риддл действительно был мёртв. И это действительно был конец.

Глава 36. Эпилог

Камера освещена единственной свечой, стоящей на тумбочке. Уже наступила ночь, но Снейп так и не пришёл сегодня, поэтому Гарри удивляется, когда слышит поворот металлического ключа в замочной скважине — зельевар никогда не приходил так поздно. Он садится на кровати и поправляет распахнутую рубашку, наблюдая, как Снейп, облачённый почему-то в длинную дорожную мантию, медленно входит в камеру и останавливается, глядя на него неприятным оценивающим взглядом.

— Что случилось? — спрашивает Гарри. — Почему посреди ночи?

Снейп захлопывает дверь и говорит непривычно тихо и взволнованно:

— У нас мало времени. Охрана придёт в себя через пятнадцать минут. У меня осталось ещё меньше времени, поэтому нужно успеть добраться до лифта.

— Что?! — Гарри вскакивает с кровати и шагает к нему, но тут же отшатывается: глаза Снейпа не чёрные, они синие.

Он уже догадывается, что происходит, но никак не может поверить.

— Слушай меня внимательно, тупица! — быстро говорит Снейп. — Заключённые на нижнем этаже взбунтовались. Вся основная охрана там. А защитные чары на этом этаже у них дырявые, потому что их накладывала толпа недоумков. В лифте пустой островок, с которого можно переместиться. Если закроешь наконец рот и не будешь тянуть, мы успеем.

Он занят больше не словами Снейпа, а его лицом, которое начинает искажаться. Волосы становятся длиннее и светлее, кожа — розовее, рост уменьшается. Едва превращение заканчивается, Гарри бросается к Александре и встряхивает её за плечи.

— Какого чёрта ты здесь делаешь?! Как ты сюда пробралась?!

— На истерики времени нет! — она отпихивает его. — Все вопросы потом. Сейчас просто скажи: да или нет. Ты идёшь со мной?

— Куда… Что?.. — Гарри умолкает, но думает совсем недолго. В этой отвратительной камере, в этом новом мире нет ничего, что заставило бы его колебаться. Он твёрдо кивает.

Александра открывает дверь и выбегает в коридор. Гарри направляется за ней, по пути скользнув взглядом по двум охранникам, лежащим на полу. Откуда-то снизу доносятся крики и шум. Кажется, заключённым удалось вырваться из камер.

— Это ненадолго, — говорит Александра, словно отвечая его мыслям. — Через несколько минут они загонят зверей обратно в клетки. Нужно было просто их отвлечь.

— Кто выпустил заключённых?

— Тот же, кто дал мне свой волос, — ухмыляется она и останавливается перед лифтом.

Отворив решётку, она затаскивает Гарри внутрь и не глядя бьёт кулаком по кнопкам. Лифт, скрипнув, движется наверх.

— А теперь слушай, — быстро говорит Александра. — Через минуту мы доедем до Атриума. У меня есть порт-ключ, отсюда он сработает. Я исчезну в любом случае, а ты решай сам. Я пришла специально за тобой, но силком тебя не потащу. Выбирай: пойдёшь со мной или останешься и сдашься.

— Зачем ты пришла за мной? Куда отправит порт-ключ? Что вообще происходит?!

Александра выдыхает сквозь зубы и качает головой.

— Да, он был прав. Так просто ты не пойдёшь.

— Кто? Кто был прав?!

— Лорд, конечно, — улыбается она и достаёт из кармана знакомую длинную цепочку.

— Лорд?! О чём ты?.. — лифт встряхивает, и голоса становятся громче: кажется, кто-то обнаружил его побег и теперь бросает в шахту заклинания.

— Решай, — Александра протягивает цепочку. — Немедленно!

Лифт снова встряхивает. Он бросается к Александре, хватает цепочку, и сильный рывок выдёргивает его из лифта. Всё перед глазами скручивается в водоворот, в лицо бьёт ветер, потом Гарри окунается во мрак и падает на жёсткий пол, больно ударившись плечом.

— Защита, защита! — кричит где-то сбоку Александра. — Ставьте немедленно!

Раздаётся топот ног, звук выпущенных из палочек заклятий, и наконец всё стихает. Гарри открывает глаза и медленно садится, потирая ушибленное плечо. Он в небольшой затемнённой комнате, обставленной по периметру стульями и диванами, которая освещена лишь горящими на каменных стенах факелами. Перед лицом появляется протянутая рука. Гарри машинально хватается за неё, поднимает голову и не может сдержать нервного, но радостного смеха: перед ним стоит улыбающийся Марк.

— С прибытием, эфенди, — говорит он и рывком ставит его на ноги.

— Ты жив…

— И почти здоров! — Марк отходит от него, и Гарри замечает, что он сильно хромает.

Теперь он видит, что в комнате находятся и другие люди. Он обводит их глазами одного за другим и чувствует, как сердце бьётся всё чаще от охватившего его неясного, но радостного предвкушения.

На ближайшем стуле, закинув ногу на ногу, сидит Беллатрикс, буравя его мрачным взглядом. За её спиной стоит Рабастан. В самом тёмном углу приткнулся улыбающийся Эдриан Нотт. И даже Люциус Малфой здесь — сутулившись, он сидит на диване, вертя на пальце единственное оставшееся кольцо. Трости при нём уже нет, потерявшие лоск волосы свисают сальными сосульками, мантия простая и блёклая. Гарри поворачивает голову и несколько секунд задерживает взгляд на Мальсибере. Теперь он коротко стрижен, правую щёку пересекает кривой уродливый шрам. Кроме них, в комнате около десятка других Пожирателей: Гарри видел их на балу в поместье, но по именам не знает. Он ещё раз оглядывает их, всё больше расплываясь в идиотской улыбке: он даже не может выразить, как безумно рад всех их видеть.

— Где мы? — спрашивает он.

— В Уэльсе, — отвечает низкий голос за спиной.

Гарри оборачивается и усмехается. Из тени выходит настоящий Снейп.

— Снейп? Вижу, ваша лодка наконец нашла, к какому берегу причалить.

Зельевар криво ухмыляется.

— Самое главное, что она по-прежнему на плаву. Как и ваша, мистер Поттер.

— Что всё это значит? — Гарри вновь поворачивается к остальным. — Зачем вы меня вытащили? Я ведь сдал вас. Я убил Лорда.

— Первое, конечно, печально, — отвечает Снейп, подходя ближе. — Но это была необходимая жертва. Что же касается второго… Тёмный Лорд… Я бы не стал утверждать, что он мёртв. Скорее, он…

Снейп не заканчивает и долго, странно смотрит на него в упор, его ухмылка становится злой, но довольной. И до Гарри начинает доходить. Та субстанция, которая протянулась к нему от тела Риддла, которая так напугала двух Орденовцев и Дамблдора. Лишь теперь как следует прислушавшись к своему телу, он понимает, что, кажется, старик боялся не зря. Он ядовито улыбается.

— И всё же, почему я здесь?

— У Лорда были чёткие распоряжения на этот счёт, — отвечает Александра. — Мы всего лишь их выполняем.

— Остальное за вами, — скалится Люциус, подняв голову.

Понимание приходит слишком медленно, Гарри всё ещё с трудом может допустить вертящуюся в голове робкую мысль. Он опять смотрит на зельевара.

— Снейп?

— Не говори мне, что до сих пор не понял. Или же ты… по-прежнему боишься понять?

— Лорд… — медленно начинает Гарри, глядя в пол. — Он знал, что всё это долго не продержится, так? Он был силён, но недостаточно, чтобы одолеть Дамблдора. Часть силы, которую он потерял двадцать лет назад… Он хотел вернуть её. Но почему он сам не?.. Снейп?

— Его новое тело было слишком нестабильно, чтобы вместить всю энергию целиком. А прежнее было повреждено ещё во время ритуала Возрождения.

— А вот моё — другое дело, — заканчивает Гарри. — Но суть не только в теле, я прав?

— Разумеется, Лорд не хотел отдавать свою жизнь. Но благодаря такому развитию событий, выбора не оставалось. Он знал, какое решение ты примешь, поэтому предусмотрел всё.

— Он предусмотрел всё… — задумчиво повторяет Гарри. — И он знал всё. С самого начала…

— С того дня, как ты попал в поместье.

— Он всё рассчитал. Он всё предвидел. Знал, что я буду делать, знал, как. И сделал всё, чтобы я… — он грустно смотрит на Александру, вспоминая её слова, — жил по его сценарию. А вы, — он снова поворачивается к зельевару, — вы тоже знали всё с самого начала! И ничего не сказали, даже не потрудились хоть словом обмолвиться!

— Поттер, — вздыхает Снейп. — Ты думаешь, если бы я сказал хоть что-то, ты бы сейчас стоял здесь, в этой комнате?

— Конечно, нет, — признаёт Гарри нехотя. — Но ведь всё, что он делал и говорил… Всё, что было в эти месяцы… Ведь это было сделано вовсе не для того, чтобы просто в нужный момент я… мы объединились, да? Так для чего же?

Снейп ничего не отвечает, зато Люциус вдруг встаёт с дивана, подходит почти вплотную и протягивает ему изогнутую палочку с резной ручкой. Палочку Волдеморта. Сначала Гарри непонимающе хмурится, а потом внезапно на него обрушивается поток воспоминаний. Странные взгляды, жесты, слова… Всё, чего он не понимал столько времени, теперь раскрывается перед ним, будто книга. Светлые, белоснежные страницы и чёткие ровные буквы, написанные чёрными чернилами. Всё настолько ясно и правильно, что странно, как он не замечал этого все эти месяцы.

«Намного лучше иметь не сына, а преемника», — говорил Риддл, одаривая Гарри странным взглядом, который тот проигнорировал, потому что был слишком вымотан после Лидса. И не верил ушам, слушая рассуждения Риддла о том, что останется после смерти. «Я пригласил тебя сюда, чтобы сыграть в одну игру», — улыбался Тёмный Лорд, а Гарри трактовал его слова совсем иначе. «Сейчас ты не поймёшь этого», — несколько раз повторял Риддл, и Гарри злился на эти слова. «Я хочу, чтобы ты помнил», — заставлял он навсегда припечатать в памяти безумное и блаженное ощущение собственной силы и превосходства. «Первый шаг всегда самый трудный. Начни с чистого листа», — проносится в голове, подобно приказу. «Игра ещё не кончилась», — были одни из последних слов, сказанных Риддлом.

Гарри враз понимает абсолютно всё.

Выбравшись из лавины собственных воспоминаний, он замечает, что Малфой по-прежнему стоит перед ним, протягивая палочку. Он глубоко вздыхает, осторожно обхватывает её пальцами и к своему изумлению и удовольствию одновременно видит, как Люциус нехотя, но всё же склоняется в коротком поклоне.

Когда он отступает назад, Гарри несколько раз проводит по палочке ладонью, вновь изучая все её изгибы и шероховатости и чувствуя, как приятно покалывает руку до самого локтя. Он прокручивает палочку в пальцах и поднимает голову, глядя на Пожирателей. Видимо, в его лице появляется что-то, потому что все они, не сговариваясь, вдруг поднимаются со своих мест и подходят ближе. Нотт первым склоняет голову, за ним — Марк, следом — все остальные. Гарри чувствует небывалый подъём и радость. Он глубоко вдыхает полной грудью воздух, пропитанный сумасшедшей эйфорией. Он спокоен, удовлетворён и впервые в жизни по-настоящему счастлив. Он понял всё и знает, что теперь нужно делать.

Он прячет палочку в карман и снова обводит глазами Пожирателей. Нет, не Пожирателей. Теперь уже — своих людей. Он уверен в том, что делает.

— Слушайте внимательно, — начинает он. — Нас мало. Но нас должно быть намного больше. Сейчас в министерской тюрьме и в Азкабане гниют наши люди. Первое, что мы сделаем — это освободим их, одного за другим, пока ещё не поздно. Сделать это будет не так сложно — в Министерстве царит хаос, который устроил Дамблдор. Но его правление будет недолгим. Это я вам обещаю.

— А что потом, мистер Поттер? — спрашивает Люциус, подняв голову. — Начнём всё с начала?

— С начала? — нехорошо усмехается Гарри. — Нет, мистер Малфой. Тёмный Лорд уже начал великолепную партию. Теперь мы просто сделаем свой ход.

На губах его людей появляются улыбки, сначала робкие, потом всё более кривые и недобрые, наполненные предвкушением. Гарри улыбается им в ответ, крепко сжимая в кармане свою палочку. А Снейп, как и обещал, стоит рядом и смотрит на него всё тем же странным, но довольным взглядом.

Табия разыграна, время начинать свою игру.

***

— Гермиона, ты готова? Мы уже опаздываем.

Рон заглянул в комнату в третий за последние полчаса раз. За всё это время Гермиона даже позы не поменяла: так и сидела за трюмо, тщательно укладывая волосы. Только теперь в ушах поблёскивали две серьги, а на шее висел кулон, формой напоминающий сосульку.

— Да, конечно. Уже иду.

Отложив расчёску, она опустила руки на колени и, глядя на своё отражение, судорожно вздохнула. Рон не спеша подошёл сзади и обнял её за плечи.

— Да не волнуйся ты так. Всё в порядке. Не нервничай. Это же… Гарри.

Он улыбнулся, но выражение лица Гермионы осталось задумчивым.

Гарри… Да, конечно, это Гарри. Это Гарри, чьё письмо, присланное пять дней назад, теперь лежало на краю комода, словно подтверждая, что всё это происходит взаправду.

Сову, принесшую его, Гермиона не узнала, но в последнее время к ним часто прилетали незнакомые совы от бывших членов Ордена, поэтому она вскрывала конверт без страха и волнения, продолжая улыбаться очередной роновской шутке. Сначала в глаза бросились размашистые кривоватые буквы, в школьные годы изученные до последней закорючки. А потом дошёл и смысл послания.

Писал действительно Гарри. Сначала бодро здоровался и интересовался, как дела у его друзей. Потом сердечно выражал надежду, что у них всё в порядке. А под конец предлагал встретиться в субботу и посидеть в популярной кофейне в Косом переулке. Предложение было таким лёгким и ненавязчивым, будто они виделись всего-то на прошлой неделе. Ни одна строчка письма не напоминала, что прошло больше года с момента захвата острова и ровно год с тех пор, как власть сменилась в очередной раз. Или, если точнее, вернулась прежняя.

Зимой Артура Уизли восстановили в Министерстве в старой должности. И Рон, который время от времени навещал его и несколько раз коротко виделся с Гарри, только пожимал плечами и заявлял, что самому ему Гарри ничего о встрече не говорил. Да и беседы у них выходили не то чтобы очень долгими: Привет — Как дела? — Как жизнь? — У меня тоже всё нормально — Пока.

Сначала Гермиона долго возмущалась и решительно не хотела идти ни на какие встречи. До этой поры она была твёрдо уверена, что сказать им друг другу больше нечего. Да, пусть прошёл целый год, пусть все волнения давно улеглись, всё равно… В кресле Министра со всеми удобствами вновь расположился Люциус Малфой. Одна половина заточённых в Азкабане Пожирателей была освобождена ещё прошлой весной, а вторую выпустили после очередного захвата Министерства, которое опять заполонили люди Волдеморта. Отменённые Дамблдором реформы одна за другой вступали в прежнюю силу. Всё постепенно возвращалось на круги своя. И руководил возвращением из прошлого не кто иной как Гарри Поттер. Нет, Гермионе абсолютно нечего было ему сказать.

Рон же был настроен менее категорично. Возможно, его доводам не хватало рациональности, но крупица здравого смысла в них имелась. Единственным, что так и не прорвало стену между прошлым и настоящим, было истребление орденовцев. Самого Ордена Феникса уже не существовало, все его члены однажды покинули ветхое маггловское здание и вернулись каждый к себе домой, если дома ещё стояли. Но ведь никто не мешал Пожирателям продолжить преследования — благо почти всех орденовцев они знали в лицо. Иллюзий не строили: все прекрасно понимали, кто именно сдерживает вожжи и не даёт Пожирателям окончательно расправиться с врагами. Поэтому, заключал Рон, если Гарри захотел с ними встретиться — значит, нужно идти.

Гермиона поддалась его уговорам лишь на четвёртый день и готовилась к встрече сегодня с самого утра. Ей не так нужно было выбирать платье и украшения, укладывать волосы и подводить глаза — просто так было легче занять мысли, чтобы не думать о том, кого она увидит через несколько часов. Рассказы Дамблдора были слишком пугающими, чтобы самые дикие картинки не вставали перед глазами. Рон же только пожимал плечами и говорил, что, как ему кажется, Гарри почти не изменился. По крайней мере, он никогда не слышал его маниакального смеха и не видел, чтобы глаза краснели.

Гермиона только отмахивалась. Ведь если верить Дамблдору, который в первое время только и говорил о Гарри, облик их старого друга скрывал нечто куда более пугающее, чем можно себе представить. И сейчас она либо окончательно убедится в этом, либо… Может, на самом деле всё не так страшно? Письмо наверняка не ловушка: хотел бы Гарри их поймать, ему бы даже и писать ничего не пришлось — только пальцами щёлкнуть. Да и место встречи… Гарри не приглашал ни в Министерство, ни в свой дом. Порт-ключа в конверте не было, сам конверт был чист от заклинаний. Звал Гарри в популярное кафе в людном месте. Ведь не может быть ловушкой…

— Да, конечно, — тряхнув головой, отчего несколько тщательно уложенных прядей всё же повисли по щекам, Гермиона встала, проверила палочку в сумочке и вышла из спальни вслед за Роном.

***

Уже на подходе к кофейне Гермиона знала, что они опоздали почти на пятнадцать минут. Она никогда не позволяла себе опаздывать. И хоть сейчас встреча была не из разряда тех, на которые спешишь с нетерпением, чувствовала себя виноватой.

Летняя веранда кафе отхватила себе солидный кусок улицы: перед входом, под растянутым тентом, почти впритык друг к другу стояло десятка два маленьких столиков, забитых под завязку. Прежде чем идти внутрь, они с Роном остановились, чтобы оглядеться — не ждёт ли их Гарри здесь.

— Шоколадный чай… Нет, вы можете себе представить? Здесь подают чай с настоящим топлёным шоколадом.

Гермиона обернулась на знакомый голос, да так и застыла.

Гарри сидел в нескольких шагах от них в самом углу веранды, азартно изучая меню. Ни охраны, ни сопровождения — он был один. Что сразу бросилось в глаза — так это его одежда. Простая белая рубашка с закатанными в честь жары рукавами. Длинные волосы небрежно перетянуты резинкой, а неровная чёлка, которую он постоянно сдувал, падала на глаза. Зелёные блестящие глаза, которые из-за стёкол очков смотрели на них с тёплым прищуром.

Рон опомнился первым. Подошёл к Гарри и крепко пожал ему руку, когда тот поднялся.

— Здорóво.

— Рон, — Гарри перевёл испытующий взгляд на неё. — Гермиона.

Глубоко вздохнув, она заставила себя приблизиться и несмело протянуть руку. Улыбка Гарри слегка потускнела. Он обхватил пальцами её ладонь и легонько потряс.

— И тебе привет, — пробормотал он, как ей показалось, немного удивлённо.

Потом совершенно привычным жестом запустил руку в растрёпанные волосы и смущённо оглядел столик.

— Я не знал, что вы будете пить, поэтому заказал всем шоколадный чай. Мне кажется, его нужно попробовать. И ещё… Гермиона, твои любимые трюфели в ореховой обсыпке. Ты вроде раньше любила.

— Она их и сейчас любит, — с улыбкой вставил Рон, который тоже всё ещё стоял, держась за спинку стула.

Обстановка немного разрядилась.

— А. Ну хорошо, — Гарри обвёл их неуверенным взглядом. — Ну вы… Вы садитесь, что ли. Да?

Он явно чувствовал себя немного не в своей тарелке. И это было так по-настоящему, так по-Гарриному и так знакомо… Это не мог быть кто-то другой. Дамблдор наверняка ошибался. Или специально пугал их своими историями — он же делал так раньше, чтобы вселить в них сомнения и страх. Но перед ними стоял именно Гарри.

Не говоря ни слова, Гермиона шагнула вперёд и обняла его, уткнувшись носом в шею. Даже запах туалетной воды был знакомым и родным. В первое мгновенье Гарри замер. Она ожидала, что он оттолкнёт её или осторожно отстранит, удивлённо заглядывая в лицо. Но тут его руки крепко сомкнулись у неё за спиной.

— Ну привет, — рассмеялся он ей в макушку. — Я так соскучился…

— Я тоже, Гарри, — прошептала Гермиона, наконец отпустила его и села на стул.

Они с Роном последовали её примеру. Гермиона с лёгким волнением ждала, пока ножки стульев перестанут скрести по мостовой, пока Рон повесит свою сумку на спинку, пока Гарри заправит выбившуюся из хвоста прядку за ухо. Потому что после этого должна была повиснуть неловкая пауза.

Но этого не случилось.

Едва они устроились поудобнее, Гарри посмотрел сначала на Рона, потом — на неё и радостно рассмеялся.

— Вот и вы. Поверить не могу!

— Вот и ты, — осторожно заметил Рон.

— Да — мы. Сидим тут, в кафе на улице… С ума сойти! Я ведь почти света белого не вижу. Мне сегодня с трудом удалось смыться оттуда.

— Из Министерства?

— Ну откуда же ещё?

— Наверное, у тебя много дел, — сказала Гермиона, внимательно глядя на него.

Но ни её взгляды, ни выразительный тон Рона Гарри не смущали. Усмехнувшись, он стащил с носа очки и принялся протирать их краем рубашки.

— Ещё бы. Тут проследи, там проконтролируй, здесь реши, этих останови, тем поручи… Это всё неинтересно. Лучше расскажите, как поживаете вы.

Рассказывать им особенно было не о чем. Вот, живут в маленькой квартирке в центре Лондона, Рон работает в спортивной лавочке, Гермиона учится в маггловском университете на химика, практикуется в Мунго. Все остальные Уизли живы-здоровы, по-прежнему проживают в Норе, правда, близнецы всё чаще ночуют в своём новом магазинчике в Косом переулке. Хотели воплотить в жизнь школьную мечту и торговать собственными весёлыми изобретениями, но пока продают палочки. Невилл покинул магический мир и уехал куда-то в Шотландию. Кажется, сумел договориться о протезах. Люпин тоже хотел скрыться, но в итоге уступил уговорам Сириуса, и теперь они вдвоём обитают неподалёку от семейства Тонксов, помогая местным жителям чистить дома от тварей вроде упырей, боггартов и садовых гномов. С прочими друзьями и однокашниками Рон с Гермионой общаются только по переписке — все как-то очень быстро разбежались кто куда.

Гарри слушал очень внимательно, с искренним интересом, и на разу не перебил. Только поблагодарил официанта, когда им принесли чай и трюфели. Сначала говорил только Рон, потом в разговор вступила и Гермиона. Тогда Гарри начал задавать вопросы ей, и пока беседа протекала без неуютных пауз и осторожных слов. Но когда рассказывать им стало уже нечего, настала их очередь спрашивать. С чего начать, Гермиона не представляла. К счастью, кажется, это знал Рон.

— Гарри, ты… Расскажешь, что там с Хогвартсом? — спросил он тихо и не слишком уверенно. — В «Пророке» почти ничего не пишут.

— И не читайте эту ересь! — Гарри быстро дожевал конфету и сделал несколько глотков чая. — Они всё равно не сообщают подробностей. А Хогвартс… А что Хогвартс? — он усмехнулся. — Стоит, как стоял. МакГонагалл согласилась остаться директором. Всё как раньше.

— А… Лидс? — спросила Гермиона. — Мы слышали, он открывается осенью.

— О! Да! Наконец-то, не прошло и года. Первого сентября будет торжественная церемония открытия, приедет Министр, пресса и всё такое, — Гарри говорил взахлёб, бурно жестикулируя. — У нас уже больше сотни заявок на обучение, первые вступительные экзамены уже прошли, вторая волна начнётся со дня на день — для тех, кто не поступил. И состав весь нанят. В общем… Это будет грандиозное открытие!

Он наконец замолчал, чтобы перевести дух, и, помолчав, добавил:

— Вы тоже приезжайте. Думаю, это стоит увидеть.

— Я не знаю, — протянул Рон. — Это разве удачная идея?

— Да всё нормально. Правда. Гермиона, ты точно должна приехать. В этом году зелья будет вести один дряхлый профессор, но не думаю, что его хватит надолго. Возможно, на будущий год нам понадобится зельевар — а это лучше, чем работать в Мунго.

Это было так внезапно, что Гермиона растерялась. От этой встречи она ждала чего угодно, но только не лёгкого разговора старых друзей, в середине которого ей неожиданно предложат работу.

— Спасибо, Гарри, я подумаю.

Гарри собирался что-то сказать, но тут под тент спикировала маленькая серая сова, держа в клюве конверт. Сделав круг над головами посетителей, она устремилась прямо к Гарри и с размаху уселась ему на плечо. Он поморщился, когда острые когти впились ему в кожу, и едва успел подвинуть свою чашку, в которую чуть не угодил конверт.

— Ну и? — пробормотал он себе под нос, быстро вскрывая письмо.

Что было написано на пергаменте, Гермиона не разглядела. Только почерк показался ей смутно знакомым.

— Да пошёл он к чёрту! — возмущённо выдал Гарри, как будто говорил с совой. — Нет.

Он поднял глаза и нахмурился.

— Есть у кого-нибудь перо или карандаш?..

— У меня есть ручка, — вспомнила Гермиона, шаря в сумочке.

— Спасибо.

Гарри взял ручку, небрежно перечеркнул написанное и вывел ниже строк всего одно слово: «Нет». Потом убрал пергамент в конверт и вручил сове, наставительно добавив:

— Скажи ему, что у меня ещё час и что он меня достал.

Даже если сова и поняла его, она вряд ли бы смогла передать адресату устное послание. Взмахнув крыльями и напоследок ухнув, она поднялась в воздух и затерялась между крышами домов.

— Кто достал? — осторожно спросил Рон, наверняка чувствуя, что дело его не касается.

Гарри, однако, пожал плечами и весело пояснил:

— Да есть тут один тип, который мне с одиннадцати лет жизнь портит. Засранец носатый.

Тут уже и Гермиона робко улыбнулась.

— Как поживает профессор Снейп?

— Не спрашивай, — Гарри махнул рукой. — Нормально он поживает. Что ему сделается? Ходит вечно недовольный, всех третирует.

— Одним словом, как обычно, — улыбнулся Рон.

— Да уж.

Это был наиболее удачный момент для вопроса. Гермиона чуть подалась вперёд, понимая, что играет с огнём.

— А как поживаешь ты, Гарри?

— Хорошо, — отозвался он немедленно. — Правда, дел… Очень много дел. Я почти живу в Министерстве. Я даже не помню, какое сегодня число, так что если скажете, буду признателен. Ну и времени ни на что не остаётся. Две недели назад вернулся из Ирландии. Слава богу, там хоть всё стало мирно. И к открытию Лидса готовимся…

Рассказ получался совершенно несвязным. Было впечатление, что Гарри просто вываливает на них кучу разрозненной и безопасной информации, то ли потому что действительно случилось многое и он не знает, с чего начать, то ли потому что за всей этой мишурой хочет скрыть что-то более важное. Проверить это можно было лишь одним способом.

— Гарри, — мягко прервала его Гермиона. — Мы знаем. Ты уже рассказывал про Лидс.

— Да. Верно. Извини.

— Всё в порядке. Но я хотела узнать, как ты сам. Понимаешь, Дамблдор… — она отвела глаза и заметила, что Рон тоже уставился на свою чашку. — Он много рассказывал, когда тебя арестовали. Это были невероятные рассказы. И после того как ты… освободился…

— Нет, — вдруг жёстко оборвал её Гарри. На его губах уже не было и намёка на улыбку. — Нет, давай называть вещи своими именами. Не освободился, а сбежал.

Он посмотрел сначала на неё, потом — на Рона, но их головы были по-прежнему опущены. Гарри вздохнул и принялся вертеть на блюдце свою чашку. Тон его немного смягчился.

— Слушайте, я знаю, какой вопрос вас так мучает, вы просто боитесь задать его вслух. Но я готов вам всё рассказать. Честно. Мне нечего скрывать. Да вы и сами почти всё знаете. Да, меня вытащили из тюрьмы Пожиратели, и я их возглавил. Но не для того, чтобы развязать войну. Просто Дамблдор пустил всё под откос, нужно было исправлять. Посмотрите вокруг: всё тихо, мирно, все магазины работают, школа и больницы тоже, открывается университет. Никаких волнений, никаких авроров или Пожирателей на улицах. Всё хорошо. Так дальше и будет.

— Гарри, а ты… — начала Гермиона. — Ты тоже не знаешь, куда делся Дамблдор?

Гарри покачал головой.

— Нет. С прошлой осени его так никто и не видел. Наверное, старик понял, что проиграл, и скрывается где-нибудь. Может, даже строит новые козни. Не знаю.

— Но ты примкнул к Пожирателям, — сказал Рон не то обвиняющее, не то с жалостью.

— Выбора не было. Волдеморт захватил власть. Всё уже случилось, Рон, понимаешь? Нельзя было просто закрыть глаза и представить, что этого нет. Это длилось не две недели, а два года. После всего можно было либо поддержать его курс, либо снова перетряхивать весь магический мир, чтобы из него вывалились остатки «заразы», как называл это старик. Люди бы не перенесли ещё одной вспышки потрясений — он должен был это понимать, но всё равно сделал по-своему. Мы просто остановили его, пока ещё было не слишком поздно.

— Ты проделал большую работу, — дипломатично заметила Гермиона. — Мы все видим, что хуже не стало — это главное. Тебе действительно удалось… продолжить начинания… Волдеморта… но только по-своему. И это хорошо. Но…

Она не знала, стоит ли делать ещё попытку. Гарри упорно уводил разговор в сторону, не озвучивая главного. Он не перебивал, и Гермиона наконец решилась.

— Гарри, что случилось там… на крыше поместья? Ты расскажешь нам?

Что-то блеснуло в его глазах. Блеснуло и тут же погасло.

Гарри опустил голову, отпил из чашки и закусил губу.

— Вы не первые, кто об этом спрашивает, — ответил он негромко. — Но вы имеете право знать. Хотя бы чтобы понять, что всё, что наговорил вам Дамблдор…

Он прервался и тяжело вздохнул. Ни Рон, ни Гермиона не произнесли ни слова, с волнением ожидая ответа.

— Хорошо, вот факты, — Гарри поправил очки и наклонился к ним ближе. — Я убил его. Я выпустил смертельное заклятье. И оно сработало. А дальше всё случилось примерно так же, как двадцать лет назад, когда погибли мои родители. Тогда откололся кусок его души и вселился в меня, как в единственное живое существо, которое было рядом. Но на этот раз его душа уже была мертва. Однако осталась сила. И вот она-то ко мне и притянулась. Как металл к магниту, понимаете? Мой уровень магии… Если верить Снейпу, увеличился в несколько раз. У меня теперь два патронуса. Остались все бонусы вроде парселтанга. А, ну и ещё: теперь мне доступна легилименция, только я никогда её не применяю — от этого голова болит. Ну и… в общем-то, всё.

Гермиона постепенно осмысливала его слова. «В общем-то, всё». Гарри говорил обо всём этом так непринуждённо и свободно, как будто рассказывал о какой-нибудь поездке загород. Значит, всего лишь сила Волдеморта. Вот что за тёмная субстанция, о которой с суеверным страхом вспоминали два орденовца. Всего лишь сила…

И нигде в рассказе Гарри не было нестыковок или подозрительного умалчивания. Да и сам Гарри действительно был Гарри. Ничего не изменилось. Выходит, Дамблдор ошибался. Или лгал сознательно. Но факт остаётся фактом: всё, что они слышали тогда от своего наставника — неправда. Потому что не сбылось ни одно из его предостережений. Он говорил, что Гарри одержим, что вскоре это проявится, что страна рухнет, что мира и спокойствия в магической Британии никогда не будет, если не остановить его. Он всё погубит: и страну, и своих друзей, и себя самого.