— Нет, Гарри. Твой боггарт принимает форму дементора не потому, что ты боишься страха, а потому что ты боишься неизвестности. Да, эти существа вселяют в людей чувство уныния и безысходности, но боятся их за то, что они являются, если хочешь, олицетворением неизвестности. Никто до сих пор не знает, как они появились и что случается, когда приходит их срок. Если вообще приходит. А самое главное, никто не знает, что на самом деле происходит с человеком, чью душу они забирают. Именно поэтому они так страшат тебя.


Гарри хмурится: о такой интерпретации он не задумывался, и она, несомненно, не лишена смысла. Немного помолчав, он решается спросить:


— А во что превращается ваш боггарт?


Он не надеется услышать ответ, однако после короткой паузы Риддл произносит:


— Я не знаю. Много лет назад, в школе, боггарт превращался в моё мёртвое тело на полу. С тех пор я старался не встречаться с этим существом.


— Вы думаете, сейчас что-то изменилось? — осторожно спрашивает Гарри.


— Всё меняется, — Риддл легко улыбается.


— И вы не хотите узнать, чего боитесь?


— Зачем? — в голосе Риддла появляются холодные нотки. — Зачем знать о собственном страхе?


— Чтобы знать свои слабые места.


— Не путай, Гарри. Слабые места — наши недостатки, а страх — лишь отражение наших эмоций. Зная, чего боишься больше всего на свете, ты не избежишь этого.


— Но ты будешь к этому готов.


— Как я сказал тебе только что, страх — это эмоция. А эмоции нельзя контролировать, к ним нельзя быть готовым. Возьмём, к примеру, тебя. Когда-то, насколько мне известно, ты бился с целой стаей дементоров. Скажи, легче тебе было от осознания того, что перед тобой твой самый главный страх?


— Пожалуй, нет, — задумавшись, отвечает Гарри.


— Тогда какой смысл? Это всё равно что знать время и место собственной смерти. После встречи с боггартом ты начинаешь бояться не того, что он тебе показал и даже не самого страха, а ожидания этого страха. Разве нет?


Гарри усмехается, качая головой, и с улыбкой признаёт:


— В таком случае, моя философия трещит по швам.


— У тебя просто не было времени, чтобы подумать о таких незначительных на фоне событий последних лет вещах. Ты перестал быть доверчивым к людям, однако по-прежнему доверяешь их суждениям.


Чтобы задать следующий вопрос, Гарри даже наклоняется в кресле и зачем-то понижает голос, хотя их никто не слышит.


— А если я доверяю вашим, потому что они кажутся мне разумными и логичными?


Губы Риддла трогает странная тёплая улыбка, а в глазах появляется живой блеск. Однако отвечает он очень серьёзно:


— Если это правда, мне приятно, хотя мне бы не хотелось навязывать тебе своё мнение.


В груди отчего-то поселяется слабое волнующее трепыхание, губы раскрываются сами собой, и с них срываются лишь два еле слышных слова:


— Это правда.


Риддл смотрит бесконечно долго и очень внимательно, словно старается разглядеть что-то на лице Гарри. Он собирается ответить, но тут его внимание привлекает движение сбоку от кресла, и он протягивает руку вниз. Только сейчас Гарри понимает, кого гладил Риддл. Огромная змея, которую он столько раз видел в своих кошмарах, поднимается по ноге хозяина, извиваясь и тихо шипя. Добравшись до верха, она устраивается на спинке кресла, свесив голову и, кажется, с интересом разглядывая Гарри.


— Нагайна… — бормочет он, завороженно глядя в ярко-жёлтые с узкими чёрными щелями глаза. — Как она к вам попала?


— Спроси у неё сам, — усмехается Риддл.


Поначалу Гарри тоже улыбается, но потом соображает, что предложение Риддла вполне серьёзно. Отчего-то накатывает дикое смущение. Конечно, он и раньше говорил со змеями, но только рядом не было человека, который бы понимал их разговор. Чувствуя себя как на экзамене по иностранному языку и с трудом преодолевая неловкость, Гарри наклоняется к змее и как можно чётче спрашивает:


— Откуда ты?


Несколько секунд змея никак не реагирует, и Гарри думает, что она его не поняла, но затем Нагайна чуть склоняет голову и тихо шипит в ответ:


— Лессс…


— Нашёл её на втором курсе в Запретном лесу, — поясняет Риддл.


— Не знал, что у нас водятся такие змеи.


— А я не знал, что у нас водятся акромантулы.


Гарри не успевает ничего сказать в ответ, потому что к ним торопливо приближается Нотт и, низко склонившись перед Риддлом, пересекает заглушающий барьер.


— Милорд, прошу вас. Министр на каминной связи.


Риддл устало морщится, кивает и встаёт из кресла.


— Сожалею, Гарри.


Когда он уже разворачивается чтобы уйти, Гарри, неожиданно для самого себя, негромко спрашивает:


— Милорд, вы вернётесь?


Риддл одаривает его понимающей и немного печальной улыбкой.


— Голова самого Министра… в камине… Нет, боюсь, это надолго.


Гарри уже не слышит, что со злобой на лице выговаривает Риддл Нотту, когда переступает зеленоватую черту. После их ухода он сидит в одиночестве ещё несколько минут, несмело разглядывая Нагайну, а затем возвращается к Марку и остальным.


***


Расходятся все глубоко за полночь, один за другим срабатывают гостевые порт-ключи за границей антиаппарационного барьера, пустых диванов и бокалов с недопитым вином становится больше. А Гарри всё продолжает сидеть, вертеть в руках свой и лениво гонять по кругу мысль, что с алкоголем надо бы завязывать. Наконец открывают окна, и слабый сквозняк, помимо зала, проветривает и голову. Гарри прочищает горло, думая о том, что нужно сходить к Снейпу за каким-нибудь зельем: за несколько часов постоянных громких разговоров он посадил себе голос. Уже не говоря о том, что неплохо было бы взять у зельевара антипохмельное на утро. Во всём теле приятная сонливая усталость, которой Гарри не чувствовал уже очень давно. Впрочем, ничего удивительного. Последний раз он так отдыхал только в школе, когда отмечали день рождения Рона. Тогда тоже было много шума, веселья, выпивки — и никаких забот. Гарри качает головой, вспоминая, какой лёгкой казалась жизнь, несмотря на все трудности. Тогда амбиции и юношеский максимализм брали верх над разумом, друзья были рядом, и всё казалось по плечу. В то время он и представить себе не мог, насколько хуже всё станет. А когда стало, ему просто не верилось, что он когда-нибудь сможет почувствовать себя если не счастливым, то хотя бы довольным и спокойным. Сегодняшний вечер это опроверг.


За время, проведённое с бывшими слизеринцами, он узнал немало занятного и нового. Например, что все шуточки Гойла исключительно пошлые; а Панси нельзя пить крепкий алкоголь, иначе она начинает спотыкаться и уходит к себе в комнату только в сопровождении внезапно появившегося и отвратительно трезвого Драко; что Марк очень любит поговорить о жизни и запивает водку только «Бордо»; что Забини возненавидел Дамблдора не после науськивания родителей, а только после того, как тот ни с того ни с сего накрутил гриффиндорцам баллы в конце первого курса; а Нотт всегда считал Гарри полудурком с мозгами размером не больше снитча, но «оказалось, что ты парень ничего, с тобой можно иметь дело». Да и вообще, как-то ненавязчиво выяснилось, что одногодки Гарри — это такие же обычные молодые люди, как и его друзья. Только они на другой стороне. И не потому, что они хуже или лучше, не потому, что хотят участвовать в каких-то политических распрях или военных конфликтах, а просто потому что так вышло. Они всего лишь оказались на другом факультете — с этого всё и началось.


— Эй, эфенди! Ночевать тут остаёшься?


Незаметно подошедший сзади Марк пихает кулаком в плечо, и Гарри вздрагивает от неожиданности. Он оборачивается и удивлённо оглядывает зал. Предавшись невесёлым мыслям, он даже не заметил, как зал опустел, а Нотт с Марком заклинаниями очистили помещение от тяжёлого запаха табачного дыма.


— Нет. Всё, я спать.


Гарри устало трёт ладонью лицо и буквально стаскивает себя с мягкого дивана. Ужасно клонит в сон, и сил едва хватит на то, чтобы подняться к себе и залезть в душ.


— Хорошо повеселился?


Гарри удивляется, как Марку до сих пор удаётся ровно стоять на ногах, к тому же выглядя при этом неприлично бодро.


— Не то слово, — он слабо улыбается, прощается с Марком и плетётся к себе.


Одежду он начинает скидывать, едва переступив порог, и бросает её прямо на пол. Тёплые струи воды приятно обволакивают, словно заворачивают в невидимый уютный кокон. Большая кровать со свежими простынями кажется сейчас самым прекрасным и притягательным зрелищем, и Гарри с долгим стоном удовольствия укладывается и растягивается на ней.


За окном слышны короткие порывы уже зимнего ветра, ритмично тикают часы в гостиной, сонливость давит на веки, и Гарри уже почти проваливается в забытье, но проходит какое-то время, и он понимает, что уснуть отчего-то не может. Он ворочается с боку на бок довольно долго, затем зажигает свет и смотрит на часы: половина третьего ночи. Сон быстро уходит, так и не придя. Гарри садится на кровати, размышляя, что делать. Конечно, можно пойти к Снейпу за снотворным, но вряд ли разбуженный посреди ночи зельевар расщедрится на варево. Скорее всего, накричит на него и захлопнет дверь перед носом. С другой стороны, ничего не делать тоже нельзя. Не может же он всю ночь просидеть на кровати. Немного поразмыслив, Гарри решает прибегнуть к проверенному средству от бессонницы: побродить по поместью. Одно время только ночные шатания по коридорам школы под мантией-невидимкой и помогали уснуть. Конечно, мантии-невидимки сейчас нет, да и это не школа, но какая разница? К счастью, здесь нет Филча, который только и мечтает сцапать какого-нибудь студента посреди ночи.


Гарри встаёт, натягивает на себя первое, что попадается в шкафу, и тихо выходит за дверь. Тёмный коридор едва освещён несколькими факелами. Гарри медленно идёт вперёд, по дороге силясь разглядеть картины на стенах. Только сейчас он замечает то, на что раньше почему-то не обращал внимания: в поместье нет ни одной магической, «живой» картины. Дойдя до лестницы, он направляется на четвёртый этаж и какое-то время слоняется по нему, но, не увидев ничего интересного, поднимается выше.


Пятый этаж полностью погружён во мрак. Гарри неуверенно косится на дверь снейповской лаборатории, но хозяин крыла совершенно точно уже спит, нет смысла даже пытаться стучать. Уже собираясь повернуть к себе, он случайно бросает взгляд вправо и замирает. Из-под двери риддловского кабинета пробивается слабая полоска света, в темноте напоминающая горящую ленту. Пока Гарри гадает, почему Риддл не спит в такой поздний час, ноги сами приносят его к двери кабинета.


Несколько секунд Гарри стоит в нерешительности: если Риддл занят, лучше не тревожить его попусту, иначе есть риск нарваться на большие неприятности. Да и свою порцию внимания на сегодня Гарри, кажется, уже получил. Он продолжает разглядывать почти невидимую в темноте дверную ручку, не зная, что делать, и не понимая, зачем вообще подошёл к кабинету, но тут из-за двери слышатся шелест бумаги, как будто в комнате резко включили звуки, и негромкий голос:


— Заходи, Гарри. Хватит топтаться в коридоре.


Сцепив зубы и проклиная всё на свете, Гарри толкает дверь и медленно заходит внутрь. В кабинете горит единственная свеча на столе, мирно потрескивают дрова в камине. Риддл сидит в своём кресле, перебирая какие-то пергаменты. И лишь сделав пару шагов вперёд, Гарри замечает, что мантии на нём нет, рубашка помята, рукава небрежно закатаны до локтя, а под глазами Риддла залегли тени.


— Как вы узнали, что я пришёл? — спрашивает Гарри, вглядываясь в бледное лицо.


— Мне не нужны легилименция или ментальная связь, чтобы почувствовать тебя.


На губах Риддла появляется обычная полуулыбка, однако голос звучит устало и немного хрипло.


— Простите, я не хотел вам мешать.


— Да, как и сегодня днём. Но садись, раз уж пришёл.


Гарри несмело опускается в привычное кресло и кивает на пергаменты.


— Министр?


Риддл быстро сгребает бумаги со стола и убирает в ящик.


— По какой-то непонятной причине он считает, что бумажная работа должна доставаться мне, — зло произносит он уже безо всякой улыбки.


— Наверное, злится на вас из-за меня? — Риддл отвечает выразительным взглядом. — Мне жаль, больше я не подведу ни его, ни вас.


— Подведёшь, — уверенно возражает Риддл. — Если не меня, то его точно. Он не знает тебя так, как знаю я, и не знает, чего ещё от тебя можно ждать.


— А вы знаете? — не может сдержаться Гарри.


— Конечно. В первую очередь, я бы на его месте ждал неподчинения.


— Почему вы так уверены, что я не стану ему подчиняться?


— Я ведь говорил тебе ещё вчера: ты лидер.


— Зачем вы снова говорите мне об этом? — Гарри и сам не замечает, как начинает закипать: разговор кажется ему полностью лишённым смысла.


— Потому что я хочу, чтобы ты это понял.


— Зачем?!


— А обсуждать с тобой свои мотивы я не обещал.


Гарри рычит и яростно стискивает подлокотник.


— Если бы я был лидером, как вы говорите, тогда я бы возглавлял Орден Феникса, а не Дамблдор.


— Не приди ты к нам, рано или поздно это случилось бы. Хотя для того, чтобы что-то возглавлять, ты, определённо, ещё не готов.


— Чего же мне не хватает?


— Знаний и опыта. Ты ещё не понимаешь некоторых вещей. Например, тебе, наверное, не приходит в голову, что, для начала, необходимо изжить фамильярность. Сейчас ты бы не смог командовать своими друзьями — они бы не признали твой авторитет. Да и судя по тому, как отчаянно ты участвовал в саботажных операциях, ты совсем себя не бережёшь. Ты позиционируешь себя как один из многих, так же тебя воспринимают и остальные. Кроме того, как я уже говорил, лидер — не тот, кто командует, а тот, кто умеет принимать ответственность за свои решения. А ты, как я понимаю, столкнулся с этим только позавчера. Безусловно, легко руководить операцией, если у тебя за спиной стоит кто-то, кто всегда может подстраховать, помочь советом или исправить твои ошибки. Кто-то вроде Дамблдора.


— Прекрасно, — мрачно усмехается Гарри. — Сейчас вы научите меня, как стать лидером, а потом отправите обратно в штаб, чтобы я сместил Дамблдора.


Реакцию на свои слова Гарри получает весьма странную. Риддл легко смеётся, качая головой, и опускает глаза.


— Заметь, Гарри, ты сам это сказал, — говорит он, отсмеявшись.


Гарри криво ухмыляется и какое-то время неотрывно смотрит на беспокойное пламя свечи, подёргивающееся от дыхания Риддла.


— Почему мне кажется, — наконец начинает он задумчиво, — что вы постоянно говорите мне что-то важное, но я никак не могу уловить смысл?


Когда пауза затягивается, он поворачивается к Риддлу. Теперь на лице того читается сосредоточенность.


— Возможно, по той же причине, по которой и мне кажется, что ты хочешь, но никак не можешь мне о чём-то сказать? — совсем тихо произносит он.


— Не представляю, что бы это могло быть, — Гарри зачем-то переходит на шёпот.


— И я тоже.


Повисает долгая, но вовсе не неуютная тишина. Гарри чувствует, что беседа окончена и что сказать им друг другу сегодня больше нечего, но уходить не торопится. Странно, но ему просто не хочется. Слишком уютно сидеть в знакомом мягком кресле, слишком умиротворяюще потрескивают поленья в камине и слишком глубокие тени залегли под тёмными, потускневшими от усталости глазами.


Глава 16. Первый снег


…Некрасивая высокая девочка в мальчишеских потрёпанных брюках наклоняется так близко, что Гарри чувствует отвратительный горький запах лекарства у неё изо рта. Она что-то запальчиво говорит, уперев руки в бока, и кривит губы, обнажая неровные зубы с широкой щелью посередине. Под её напором он отступает назад, спотыкается и падает прямо в лужу. С нескольких сторон слышится нестройный смех. Гарри прожигает надменно задравшую подбородок девчонку свирепым взглядом, и тут же стоящая возле дерева стремянка, опасно качнувшись, заваливается на бок. Девочка едва успевает отскочить, прежде чем металлическая лестница с приглушённым грохотом встречается с землёй. Теперь надменная стерва смотрит на Гарри с неприязнью и страхом. Он не спеша поднимается на ноги, отряхивает застиранные короткие штаны и… просыпается.


Открыв глаза, Гарри несколько раз растерянно моргает: это вовсе не его комната, это… Понимание резко подбрасывает его на диване. Спустив ноги на пол, он с ужасом и неверием оглядывает кабинет Риддла, в котором почему-то проснулся. Невидимая дымка, загородившая события вчерашнего вечера, быстро рассеивается, и он припоминает всё: и как не мог уснуть, и как шатался ночью по поместью, и как попал в риддловский кабинет. Но вот как он очутился на диване, память объяснять отказывается. К счастью, самого хозяина здесь нет, поэтому Гарри без особой спешки встаёт, находит затерявшуюся в складках дивана ленту для волос и покидает комнату.


Спустившись на третий этаж, он поворачивает в своё крыло, но, случайно глянув в окно, замирает, как вкопанный. Подойдя ближе, он любуется на изменившийся за ночь пейзаж. На светло-голубом небе нет ни облачка, редкое для этого времени года солнце раскинуло лучи по огромным белым шапкам, укрывшим верхушки деревьев, к лесу от поместья простилается ярко мерцающее снежное поле. Первый день зимы стал зимним не только на календаре.


Откуда-то с улицы слышны громкие весёлые голоса и смех, и, повернув голову, Гарри замечает ребят, возящихся в снегу у крыльца. Он грустно улыбается, вспоминая, как они с Роном, Гермионой, Джинни и близнецами валяли друг друга в сугробах в прошлом году. Не раздумывая долго, он поспешно направляется в свою комнату, чтобы взять тёплую мантию, и, кое-как накинув её, сбегает по лестнице вниз. Входная дверь оказывается не запертой, и, выскочив на крыльцо, Гарри несколько секунд просто стоит, жадно глотая свежий морозный воздух.


Возня в снегу моментально прекращается, и с земли поднимается Нотт, помогая встать Панси. У обоих блестят глаза и горят щёки.


— Ну и погодка! Да, Гарри? — спрашивает Марк, подходя ближе.


— Снег в начале декабря — это что-то новенькое, — усмехается он. — И когда успело столько намести?


— Это ещё ничего, а вот когда в прошлом году снег выпал в середине апреля, то ещё было…


— А в Лондоне ничего такого не было. Значит, остров севернее наход…


Договорить Гарри не успевает: что-то холодное и мокрое плюхается ему на шею и быстро сползает за воротник.


— Твою мать! — под заливистый смех Панси он крутится на месте, вытряхивая из-за пазухи комок снега. — Какого чёрта?!


Резко обернувшись, он замечает стоящего на крыльце и небрежно прислонившегося к дверному косяку Драко. Тот глумливо улыбается, кутаясь в серый шарф.


— Очень смешно, — ворчит Гарри. — Что за хорьковые шутки?!


— Ты бы видел своё лицо, — улыбаясь, Драко спускается с крыльца и останавливается рядом.


— Странно, что я не видел твоего вчера на празднике.


Драко неопределённо пожимает плечами, и по его лицу пробегает тень.


— У меня были дела.


— Поважнее дня рождения твоего папочки?


— Что, Потти, никак не оставишь привычку следить за мной? — Малфой поворачивается и смотрит в упор, а Гарри только теперь замечает его опухшие веки и чуть покрасневшие уставшие глаза. — Знаешь, Поттер, — продолжает он, не дождавшись ответа, — у нас есть небольшая традиция в первый день зимы. Присоединишься?


— В чём суть?


— Мы устраиваем дружеские поединки во дворе.


— И что ты предлагаешь?


— Предлагаю небольшую дуэль. Я и ты. Один на один.


— Заманчивое предложение, — нарочито заинтересованно произносит Гарри. — А что, дуэль на шпагах? Или мне нужно колдовать сучком?


— Палочка — не проблема, было бы желание, — Малфой делает несколько шагов вперёд, оборачивается и смотрит с лукавым прищуром. — Или ты струсил?


Гарри улыбается, услышав знакомую со школы фразу, и внимательно разглядывает бывшего недруга. Слабый ветерок треплет светлую чёлку, в серых глазах горит азартный огонь, бледные щёки медленно розовеют, Драко смешно жмурится, подставляя лицо уже не греющему солнцу.


— Ну так что, Поттер?


— Давай, — Гарри решительно шагает вперёд, и тут Марк втискивает ему в пальцы свою палочку.


Он удивлённо смотрит на Марка, затем опускает взгляд на длинную, чуть изогнутую деревяшку в своей руке. За две с лишним недели он успел отвыкнуть от палочки, и теперь знакомые очертания приятно тяжелят ладонь.


— На изготовку, Поттер! — командует Драко, доставая свою палочку, и отбрасывает мешающийся шарф прямо на снег.


Гарри медлит. Сейчас, впервые за всё время пребывания в поместье, намеченная цель кажется такой близкой — только руку протяни. Ведь это не так уж сложно: сначала оглушить Малфоя, который ещё не поднял палочки, затем — неготовых к атаке Панси и Нотта, под конец — безоружного Марка. Метнуться в поместье, любым способом отыскать Риддла, подойти к нему под каким угодно предлогом, ведь он не сможет применить легилименцию, не сможет узнать, что у Гарри на уме. Быстро выкрикнуть убивающее проклятие, на ходу выхватывая палочку — у него должно получиться. А что будет дальше, уже неважно. Наплевать.


Перспектива кажется безумно заманчивой: взять и покончить со всем раз и навсегда. С Риддлом, с жизнью у Пожирателей, с войной. Всего несколько коротких минут отделяют его от цели. И палочка так удобно лежит в ладони, словно сделана специально для него. Почему-то сейчас нет сомнений в том, что она будет послушной: кончики пальцев тихонько покалывает от контакта с магическим артефактом.


— Эфенди, ты не уснул? — Марк хлопает его по плечу, и Гарри приходится очнуться и поднять голову.


Марк смотрит с задорной улыбкой ясными карими глазами. К его ресницам прилипло несколько крупных мокрых снежинок.


— Я ведь говорил: он струсит, — Малфой привычно кривит губы, со скуки вырисовывая на снегу какой-то узор носком ботинка и даже не глядя на него.


Холодный ветер шелестит верхушками заснеженных деревьев, Панси громко кашляет. Время словно замедляется, внося ледяное спокойствие в тихое зимнее утро.


— Гарри, в чём дело? — Марк уже не улыбается, а удивлённо хмурится.


Секунды тянутся слишком медленно. Нет, сейчас нельзя. Слишком рано. Да и непонятно, где искать Риддла. В желудке появляется неприятное ощущение пустоты.


— Ни в чём, — со вздохом отвечает он Марку, наконец-то занимая позицию для дуэли. — Я готов. Какие правила?


— Простые, — Марк усмехается и отходит подальше. — Никаких Непростительных, обжигающих, колющих, режущих, опасных для жизни.


— Тогда что же остаётся? — улыбается Гарри, ощутив внезапно нахлынувший азарт.


Вместо ответа Марк громко командует:


— Один, два, три!


Гарри едва успевает выбросить руку с палочкой вперёд, и два Expelliarmus, столкнувшись, разлетаются по снегу ярко-красными искрами. Он тут же посылает вслед Stupefy, но Малфой шустро отбивает его. Сбоку раздаются звонкие аплодисменты. Драко выкрикивает: «Reducto!» — и Гарри, не успев выставить щит, летит на землю, сбитый сильным толчком.


— Ну, сукин сын! — шипит он, вставая.


Подняв голову, он видит, что Малфой лениво поигрывает палочкой, а возле него зависло не меньше десятка небольших снежных шариков.


— Oppugno! — насмешливо бросает Драко, и маленькая эскадрилья устремляется к Гарри с бешеной скоростью.


Несколько шариков он разбивает ещё в полёте, для остальных выставляет щит, но как только последний снежок сталкивается с невидимым барьером, Малфой вновь запускает Reducto, и Гарри во второй раз оказывается в сугробе.


— Сдавайся, Поттер! — смеётся Драко, давая ему время подняться на ноги.


Гарри делает несколько стремительных взмахов палочкой.


— Obscuro! Incarcerous!


Сначала Малфой хватается за глаза, на которых появилась тёмная повязка, затем пытается переставлять запутавшиеся в верёвке ноги, но спотыкается и падает в снег. На этот раз аплодисменты достаются Гарри.


— Изящно, — одобрительно кивает Марк.


— Сам не хочешь сдаться, Малфой? — Гарри вертит палочку, наблюдая за Драко, которому не без труда удаётся избавиться от пут.


— Waddiwasi! — шипит он, стоя на коленях, и на Гарри обрушивается целый сугроб снега, взвившийся в воздух.


Гарри снова падает и начинает барахтаться и отплёвываться. Снег залепил очки, спутал волосы и насквозь промочил мантию. Откопаться и встать ему удаётся не сразу.


— Ты начинаешь повторяться, — говорит он, отфыркиваясь и отряхиваясь.


— Просто подумал, что ты… — Драко обрывает себя на полуслове, улыбка моментально сходит с его губ, а от порозовевших щёк быстро отливает кровь. Смотрит он куда-то за спину Гарри. Все разговоры и смешки тут же стихают.


Обернувшись, Гарри и сам застывает на месте: позади него стоит Риддл. Он не улыбается, не произносит ни слова, только смотрит долгим свирепым взглядом сначала на Малфоя, потом — на палочку в руках Гарри, затем медленно и тяжело оглядывает остальных. Сгустившаяся тишина кажется зловещей, а температура воздуха словно понижается на несколько градусов.


Риддл щёлкает пальцами, и палочка, вырвавшись из руки Гарри, перелетает в его ладонь. Он не глядя протягивает её Марку, но как только тот, несмело приблизившись, обхватывает кончик деревяшки, резко поворачивается к нему и холодно произносит:


— Чтобы я больше не видел тебя рядом с Поттером.


Сглотнув, Марк быстро кивает и, спрятав палочку, торопливо отходит назад.


— Мой Лорд, — робко начинает Панси, — мы просто…


— Молчать, — тихий голос Риддла покрывает весь двор, заполняя гнетущую тишину. — Вас четверых, — он обводит взглядом слизеринцев, словно не замечая Гарри, — я жду у себя. Немедленно.


С этими словами он разворачивается и быстро скрывается в поместье. После его ухода никто не торопится заговорить. Но первым не выдерживает Нотт.


— Доигрались, — цедит он, прожигая Драко взглядом.


— Это была не только моя идея, но ты её поддержал, — отвечает он, всё ещё не сводя глаз с двери.


— И что теперь? — еле слышно спрашивает Панси дрогнувшим голосом.


— Ничего хорошего, — роняет Нотт. — Чёрт, говорил же я тебе…


— Да уймись ты, — морщится Драко, убирая палочку.


— Почему он злится на вас, а не на меня? — Гарри смотрит то на Драко, то на Марка, но его вопрос остаётся без внимания.


Из поместья выходит Забини, странно озираясь и хмурясь.


— Мерлин и Моргана! Что у вас случилось?


— А у вас? — фыркает Нотт.


— Ровным счётом ничего. Только Лорд пронёсся по коридору, как смерч, взмахнул рукой, я отлетел к противоположной стене. Чёрт, — наморщившись, Забини потирает поясницу. — А у вас что за проблемы?


— Пока их нет, — невесело усмехается Марк. — Но сейчас будут. Минут так через десять.


Забини замирает, оглядывает всех по очереди, останавливается на Гарри и шумно вздыхает.


— Вы всё-таки устроили с Поттером дуэль? Вы совсем рехнулись?!


— Мы не думали, что его это так разозлит, — Панси нервно запускает руку в волосы.


— Да, действительно! Давайте отдадим Поттеру все наши палочки, и пусть Лорд будет доволен! Кретины. Ну, во всяком случае, спасибо, что не разбудили меня утром, и я не успел присоединиться к вашему безумию.


— Слушайте, я пойду с вами, — обращается Гарри к Марку. — Я скажу, что это моя вина.


— Ой, не надо, — морщится тот, — благородный ты наш. Ладно, перед смертью не надышишься, пошли! — бросает он остальным и идёт к поместью.


Гарри стоит несколько секунд, глядя на удаляющиеся спины и чувствуя себя просто отвратительно, а затем бросается следом и догоняет ребят уже в коридоре.


— Ну, почему вы упрямитесь? Постойте! Давайте я… Панси, ну, погоди! — Гарри хватает Паркинсон за локоть, но она выворачивается.


— Не нужно ничего делать, — огрызается она. — Это была наша идея, и ему об этом прекрасно известно. Будет только хуже, поверь.


— Почему хуже? Я просто… Марк!


— Вот тебе, эфенди, ещё одно правило на будущее, — Марк оборачивается и идёт спиной вперёд, не сбавляя шага. — Если дело тебя не касается, лучше не лезь.


— Но меня это касается! — выкрикивает Гарри и вместе с Забини останавливается у лестницы.


Четвёрка поднимается наверх, и ему вновь никто не отвечает.


***


Ни Марк, ни Панси, ни Драко, ни Нотт, ни сам Риддл на обеде не появляются. Гарри сидит между двух пустых стульев, потому что, войдя в зал, Александра демонстративно отсаживается от него подальше. Кусок не лезет в горло, и даже ароматное столовое вино теряет вкус, едва попав в рот. Гарри так паршиво, как не было уже давно, хотя умом он понимает, что в случившемся нет его вины. В груди засел жёсткий шерстяной шарик, который покалывает изнутри настойчиво и сильно. Конечно, с одной стороны, слизеринцы поступили крайне неразумно, отдав палочку своему недавнему врагу. Вряд ли, скажем, Рону или Гермионе пришло бы в голову снабжать оружием какого-нибудь захваченного в плен Пожирателя. Но с другой — Дамблдор не стал бы наказывать их за это или, тем более, пытать.


Гарри откладывает вилку, не в силах больше сражаться с собственным желудком, и покидает зал. Он идёт к себе, совершенно не представляя, чем заняться, но, проходя второй этаж, слышит громкие голоса и останавливается. Не долго думая, он сворачивает в Восточное крыло и, поравнявшись с балконом, видит на площадке всю компанию. Марк по-турецки сидит на полу и курит, возле него валяются три бычка. Драко прислонился к стене и рассматривает что-то на горизонте, Панси и Нотт стоят у парапета, о чём-то споря, но, заметив Гарри, тут же замолкают.


— Ну и… что? — осторожно спрашивает он, выходя на площадку.


— Тебе в красках или можно без подробностей? — кривится Марк, поднимая голову.


— Да брось. Не мог же он из-за такой ерунды пытать вас Crucio, — Гарри пытается улыбнуться, однако на лицах Панси и Нотта появляется такое выражение, что становится ясно: он попал в яблочко. — Не может быть.


— Но ничего серьёзного, — с наигранной беззаботностью отмахивается Марк. — Сегодня всё по лёгкой программе.


— Марк…


— Замолчи, ладно? А лучше вообще уйди. Он сказал, чтобы я к тебе больше не приближался. Но поскольку первым на балкон пришёл я, то уйти придётся тебе.


— Мне жаль, — шепчет Гарри.


— Да мы тоже не в восторге, — мрачно отвечает ему Нотт, рассматривая узор на полу.


— И что теперь? Будете обходить меня за милю? Перестанете общаться?


— Мы пытались общаться. Но это оказалось весьма больно.


Гарри оглядывает четвёрку, злясь, что никто не смотрит ему в глаза.


— Он у себя?


— Ой, вот только не надо, хорошо? — Марк быстро вскидывает голову и морщится. — Не наживай нам лишних неприятностей.


— Я не хочу, чтобы всё закончилось так!


— Эфенди, сколько раз тебе повторять: не от твоих желаний здесь всё зависит.


— У вас — может, и нет. Но не у меня!


Марк что-то выкрикивает в ответ, но Гарри уже не слышит. Развернувшись, он вылетает с площадки и практически бегом добирается до лестницы. Внутри клокочет такая ярость и обида, что он с трудом сдерживается, чтобы не наброситься на Эйвери, который преграждает проход, стоит только ему очутиться на пятом этаже.


— Пустите! — требует он, гневно раздувая ноздри.


Эйвери качает головой.


— Тёмный Лорд занят и не хочет, чтобы ему мешали.


— Для меня он найдёт минутку.


— На твоём месте я бы не был так самонадеян.


— Проверим? — Гарри прищуривается и вздёргивает подбородок.


— Уходи, он не желает тебя видеть.


Стиснув зубы, Гарри пытается прорваться, но Эйвери отталкивает его, выхватывает палочку и не глядя посылает Crucio. Гарри еле успевает отскочить в сторону, чтобы не попасть под проклятие.


— Уходи, — повторяет Эйвери с нажимом, — и не смей сюда являться без вызова.


Гарри с досадой смотрит на вожделенную дверь риддловского кабинета, разворачивается и медленно бредёт прочь. Он всё испортил. Конечно, не его вина, что слизеринцы решили устроить этот глупый поединок, но с другой стороны, он мог бы и не соглашаться. Ведь чувствовал же, чем всё может закончиться. А игры, как известно, до добра не доводят. Всё паршиво. Крайне паршиво.


***


Следующие три дня становятся чуть ли не самыми тяжёлыми с момента появления в поместье. Молодёжь практически избегает его, они лишь сухо здороваются, когда встречаются в зале. Марк иногда перекидывается с ним короткими фразами, но в целом ведёт себя сдержанно и не торопится первым начинать разговор.


Риддла теперь Гарри видит только на завтраках. После трапезы тот сразу покидает зал через заднюю дверь. Он больше не обращается к Гарри, а если тот сам пытается заговорить, просто игнорирует эти попытки. Даже скользя взглядом по сидящим за столом, Риддл смотрит на него как на пустое место. И от такого показного равнодушия безумно обидно. Но это даже не самое главное.


К концу третьего дня он готов уже взвыть от накрывшего его иррационального чувства одиночества. Он не знает, за что Риддл наказывает его своим игнорированием, но чётко понимает одну вещь: Риддлу известно, что его поведение служит Гарри именно наказанием. Причём, к своему стыду и удивлению, признаёт Гарри, довольно жестоким. Побои Эйвери и кнут отчего-то меркнут по сравнению с тем, что происходит сейчас.


Проснувшись утром четвёртого дня и спустив ноги на прохладный пол, Гарри ещё какое-то время сидит, размышляя над тем, что делать дальше. Одно становится предельно ясно: долго он так не протянет. Он здесь для того, чтобы подобраться к врагу ближе, а пока что получается шаг вперёд и два назад — как нелепый дурацкий вальс. Подумав ещё немного, Гарри тоскливо признаётся самому себе, что дело уже не только в его грозящей подорваться миссии. Ему не хватает тихих уютных вечеров, проведённых в затемнённом кабинете, не хватает лёгких разговоров, которые с каждым разом становились всё интереснее, не хватает насмешливой полуулыбки, которая предназначалась только ему. Он скучает по Риддлу.


— Тьфу! — как только подобная мысль проскакивает в сознании, Гарри хлопает себя ладонями по щекам и встряхивает головой.


Хотя мысль от этого никуда не исчезает.


***


Поздно вечером Гарри долго лежит на кровати в полной темноте, закинув руки за голову, и пялится в потолок. Ещё вчера неожиданно потеплело, снег почти растаял, превратившись в грязную слякоть, а сегодня днём пошёл неторопливый дождь. Шум дождя, смешиваясь с сухим тиканьем часов, умиротворяет и расслабляет, но спать совсем не хочется. Гарри просто дожидается, когда все улягутся и на пятом этаже не останется охраны. Чем больше он размышляет о своём плане, тем безумнее и дерзче он ему кажется. Но уж лучше рискнуть, чем продолжать идиотскую игру в «я тебя не замечаю». Пусть Риддл по-настоящему разозлится, пусть даже накажет его, но хоть как-то обратит внимание.


Повернув голову, он прищуривается, силясь разглядеть циферблат часов. Глаза понемногу привыкают к темноте, стрелки, нацеленные вправо, обретают чёткость: третий час ночи. Наверняка пятый этаж уже давно пустует, однако Гарри ещё несколько минут лежит, слушая шелест дождя — оттягивает момент. В итоге нетерпение пересиливает волнение, он поднимается на ноги и медленно выходит в коридор. На этот раз, идя к кабинету Риддла, он не думает ни о картинах, ни о том, что в темноте может споткнуться, а вместо лестницы перед глазами встаёт искажённое яростью бледное лицо. Может, зря он всё это затеял?


Мысль усиливается, как только он доходит до двери кабинета и замечает, что света в комнате нет. Значит, и Риддл уже лёг. Гарри топчется в тёмном коридоре, не зная, как поступить. С одной стороны, лучше вернуться в свою спальню и попробовать найти Риддла в следующий раз. С другой — даже представлять не хочется, каким будет завтрашний день, если им так и не удастся поговорить. И в конце концов, Гарри решается на весьма опрометчивый поступок.


Пройдя по коридору дальше, он останавливается у следующей двери. Отчего-то ему кажется, что именно здесь находятся личные покои Риддла. Превозмогая сильное волнение и справляясь с лёгкой дрожью, он поднимает руку и уверенно стучит в дверь. Три глухих удара отдаются эхом во всём коридоре.


Гарри отступает назад и ждёт хоть какой-то реакции, не сводя напряжённого взгляда с ручки двери. Время тянется, но в комнате не слышно ни шагов, ни даже малейшего шороха. Он ждёт долго, наверное, больше минуты, и постепенно дрожь унимается сама собой, а волнение сменяется спокойствием. Нет, значит, это не спальня Риддла, он ошибся. Оно и к лучшему. Сейчас он просто пойдёт к себе и постарается уснуть.


Не успевает рассудительная мысль осесть в сознании, как ручка двери дёргается, и у него перехватывает дыхание. Гарри сглатывает и нервно наблюдает за тем, как дверь медленно приоткрывается, и в проёме появляется высокая фигура. В темноте лица почти не разглядеть, зато отчётливо видны две блестящих точки, которые пропадают на миг, когда Риддл моргает. Но он стоит и молчит, видимо, давая возможность Гарри начать первому.


— Нам нужно поговорить, — произносит он хрипло и вновь сглатывает. Риддл молчит. — Пожалуйста.


— Ты соображаешь, что делаешь? — спокойно спрашивает Риддл спустя вечность.


— Наказать меня за вторжение вы можете и после. Сначала хотя бы выслушайте.


— Жди меня в кабинете, — дверь закрывается так же равнодушно, как и только что прозвучавший голос.


Рвано выдохнув, Гарри подходит к кабинету и, открыв замок, ступает в темноту. Тут же сами собой загораются несколько свечей на настенных канделябрах, и мягкий приглушённый свет прогоняет холодный мрак. Гарри проходит к столу и опускается в кресло, но Риддл никак не появляется, и спустя несколько минут он понимает, что больше не может просто сидеть на месте. Очутившись на ногах, он нервно меряет шагами кабинет, разглядывает книжный стеллаж, стол, тумбочку. После ещё нескольких тревожных минут он всё же решает немного успокоиться и, присев на подоконник, смотрит в окно. На улице непроглядная мгла, и Гарри видит на стекле лишь своё отражение. Он тянется к ручке и толкает створку. Шум дождя становится громче, а штанина постепенно промокает от брызг тяжёлых капель, но Гарри почти не обращает на это внимания. Он смотрит в никуда пустым отрешённым взглядом, стараясь не думать о том, что ждёт его, когда придёт Риддл.


Он не поворачивает головы, даже когда слышит тихий скрип двери и ровный голос за спиной:


— Никто из моих слуг не осмелился бы явиться ко мне в спальню.


— Я догадался, — тускло отзывается Гарри.


Он ждёт, что Риддл станет отчитывать его, но после долгого молчания тот меняет тему:


— Почему ты сидишь на подоконнике?


— Потому что мне нравится.


Риддл подходит ближе, останавливается рядом и, прислонившись плечом к стене, тоже выглядывает на улицу.


— Почему?


На его губах появляется горькая усмешка. Когда он начинает говорить, не отрываясь от созерцания мглы, его голос звучит бесстрастно и глухо.


— Привычка. В детстве мой кузен смотрел по вечерам телевизор, а мне не разрешали спускаться в гостиную. Поэтому я любил сидеть на подоконнике и смотреть в окно. Надеялся, что хоть что-то изменится. Если не здесь, то хотя бы на улице. И очень радовался, когда начинался дождь. Хоть что-то живое и… — он моргает, откидывая прочь несвязные обрывки детских воспоминаний, вздыхает и поднимает взгляд на Риддла. — Но ведь вам это совсем неинтересно.


— Отчего же? Продолжай.


— Да нечего тут продолжать, — Гарри дёргает плечом. — Я полюбил осень задолго до того, как поступил в Хогвартс. С утра до вечера шёл дождь. Я сидел, смотрел на него и гадал, какой формы капли. Они такие быстрые, невозможно разглядеть. Иногда мне казалось, что они длинные, как сосульки. Потом представлял, что каждая принимает форму какого-нибудь животного. Даже пытался их поймать.


— И как, удавалось? — насмешливо спрашивает Риддл.


— Да, когда мне было пять лет, насобирал полбанки воды, — Гарри коротко смеётся, но потом становится печальным. — Всё равно не вышло разглядеть.


Усмехнувшись, Риддл мягко касается его плеча и отходит к двери.


— Идём, — бросает он от порога, и Гарри удивлённо оборачивается.


— Куда? Я же хотел поговорить с вами.


— Мы уже разговариваем, разве нет? А если ты о том, что случилось три дня назад, то здесь говорить не о чем. Идём.


Риддл выходит из кабинета, и он, поспешно соскочив с подоконника, идёт следом. Они направляются к винтовой лестнице, и только теперь Гарри замечает, что она не заканчивается на пятом этаже, как ему казалось раньше, а уходит ещё выше. Поднявшись вслед за Риддлом, он с удивлением обнаруживает, что лестница выходит на открытую круглую площадку, которую от фасада поместья за крышей не видно. Риддл доходит до парапета и поворачивается. Немного помешкав, Гарри подходит к нему.


Волосы быстро промокают, отяжелевшие длинные пряди липнут к шее и щекам, холодные капли скатываются за шиворот, и Гарри невольно ёжится. Он смотрит на Риддла с лёгким удивлением, совершенно не представляя, зачем он его сюда привёл. Риддл сверлит его странным насмешливым взглядом и снова молчит. На его скулах быстро появляются мокрые точки, и он слегка жмурится, когда влага попадает на ресницы. Наконец уголок его рта плавно ползёт вверх, он взмахивает палочкой, и тут же становится намного тише. Гарри не сразу понимает, что произошло. Сначала ему кажется, что на площадку легло заглушающее заклинание, но, подняв голову вверх, он изумлённо распахивает глаза: Риддл сотворил нечто совсем иное.


Дождь на площадке просто остановился. Многочисленные капли зависли в воздухе, не долетев до земли. Где-то там, в темноте, за парапетом, по-прежнему идёт ливень, но дождь над ними замер, как будто время вокруг замёрзло. Гарри восхищённо разглядывает застывшие капли, протягивает руку к одной из них и осторожно касается кончиком пальца. Капля падает на площадку бесформенной кляксой. Он проводит рукой по нескольким каплям, словно по струнам арфы, и слышит едва различимый звон, когда они сталкиваются с каменным полом.


— Ну и на что похожи капли? — врезается в далёкий шум дождя тихий голос.


Гарри прищуривается, наклоняясь ближе к одной из них, и разочарованно выдыхает:


— Они такие же, как на детских картинках.


— Ты расстроен?


Гарри задумчиво смахивает горсть капель, и в рукав ему затекает маленькая струйка воды.


— Нет. Это самый удивительный дождь, который я только видел.


— Остановившаяся жизнь тоже может быть прекрасной.


Наконец он смотрит Риддлу в глаза, открывает рот, чтобы что-то ответить, но внезапно чувствует, что говорить ему совершенно не хочется. Да и, кажется, не нужно. Крепнет непонятное ощущение правильности: правильно просто стоять напротив Риддла и молчать. Так проходит около минуты. В глазах Риддла появляется что-то странное — что именно, понять не удаётся. Он медленно протягивает руку и дотрагивается до щеки Гарри. Тот замирает и даже задерживает дыхание, когда волна магии медленно расползается по лицу, спускаясь всё ниже. Собрав последние остатки выдержки, Гарри хрипло шепчет, с усилием заставляя онемевшие губы шевелиться:


— Зачем вы это делаете?


Риддл делает шаг вперёд и поддевает его подбородок двумя пальцами, внимательно заглядывая в глаза. У Гарри постепенно закладывает уши, и он скорее читает по губам, чем слышит пугающий ответ:


— Потому что я хочу чувствовать себя живым. Когда я дотрагиваюсь до тебя, я ощущаю в тебе отклик собственной магии.


Картинка перед глазами постепенно размывается, и чёткими остаются лишь тёмные глаза, которые начинают плавно увеличиваться, и Гарри не сразу понимает, что Риддл приблизил лицо. Покалывающая волна уже миновала грудь и спускается к животу, чтобы разлиться в нём то ли приятным теплом, то ли приятной прохладой — ощущения настолько спутаны, что уже не разобрать. Из головы улетают все мысли, и всё, что теперь занимает рассудок — это большие тёмные глаза совсем близко от его собственных. Последней связной мысли, которая ещё пытается цепляться за остатки сознания, Гарри даже улыбается: удивительно, оказывается, глаза у Риддла не чёрные, как он думал до этого, а карие. И как он раньше не замечал?..


В следующее мгновенье Гарри забывает не только о чём думал, но и собственное имя. К губам прижимается что-то мягкое и тёплое, а по всему телу будто проходит мощный электрический разряд. Он хочет дёрнуться, но руки и ноги отказываются служить, и даже желание мотнуть головой, чтобы сбросить с губ странное ощущение, быстро сходит на нет. Словно почувствовав его замешательство, это тёплое и мягкое оставляет губы, которым тут же становится прохладно. Глаза Риддла удаляются на несколько дюймов, однако рука с лица никуда не исчезает. Сквозь ослабевшую волну магии пробивается сознание, и только сейчас Гарри понимает, что произошло.


Он не двигается, не пытается отстраниться, даже не моргает — он впал в оцепенение. Риддл с интересом наклоняет голову вбок, напоминая учёного, исследующего любопытный магический артефакт, затем опускает руку, давая Гарри возможность немного прийти в себя. Прохладная волна постепенно рассеивается, оставляя после себя зияющую неприятную пустоту. Но Гарри по-прежнему не двигается, не отрываясь от тёмных глаз. Он уже знает, что произойдёт дальше, но ему не хочется ни сопротивляться, ни пытаться это предотвратить. Он ловит себя на том, что хочет почувствовать это ещё раз. Только сильнее.


Словно прочитав его мысли, Риддл вновь подаётся вперёд. Гарри подавляет в себе короткую вспышку паники, заставляя себя не дёрнуться. Их губы опять встречаются, и на этот раз осознанно. Риддл осторожно касается его верхней губы, потом нижней. Гарри закрывает глаза. В поцелуе нет ничего романтического, это совсем не похоже на то, что когда-то было с Джинни. Скорее, это слияние двух стихий, сплетение магии, одна из частей которой рвётся наружу, навстречу своему настоящему хозяину. И Гарри, подобно этой магии, тоже тянется к нему. Осколки сознания вопят от отвращения и уговаривают: это всего лишь неприятная необходимость, это просто нужно пережить, перетерпеть. Но их быстро затопляют совершенно новые ощущения.


От нахлынувшего удовольствия слабеют ноги. В голове приятный мутный туман, и Гарри не сразу понимает, что возбуждён. Лишь когда сильная волна доходит до ступней, он не просто осознаёт своё желание, но и чувствует, что скоро взорвётся. Магия отдаётся жгучим покалыванием в кончиках пальцев, совсем как в тот раз, когда он впервые взял в руки волшебную палочку, только несравнимо сильнее и ярче. Забытое ощущение пьянит и дурманит, Гарри чувствует, что буйство магии внутри достигло своей грани, и сейчас безумно хочется переступить черту, чтобы узнать, что может быть дальше. Желание заставляет его шире раскрыть губы, чтобы углубить поцелуй. И, кажется, ему это удаётся. Магия клокочет и пульсирует так, что он практически не чувствует тела. Но тут всё заканчивается.


Постояв ещё какое-то время без движений, Гарри наконец решает открыть глаза. Наверное, вместе с картинкой кто-то включил звуки и ощущения. Снова идёт дождь: капли ожили и теперь нещадно колотят по плечам и макушке, будто отыгрываясь за долгое оцепенение. Никого, кроме него, на площадке нет. Становится ужасно холодно и пусто. Как будто Риддл, подобно дементору, высосал из него что-то светлое и тёплое. Гарри пытается привести мысли в порядок и разворачивается, чтобы войти в поместье, но ослабевшие ноги подводят, и он, неловко схватившись за парапет, медленно сползает на мокрый пол.


Сил на то чтобы подняться, совсем не осталось. А через какое-то время становится уже наплевать, что он сидит на улице под дождём, рискуя простудиться. Думать о том, что сейчас произошло, лучше не стоит. Даже себе не хочется объяснять, что это было. Однако в опустевшей голове всё же мелькает дикая, обжигающая мысль: теперь, возможно, Риддл потребует близости, а если Гарри так отреагировал на простой, почти невинный поцелуй, то что же с ним будет тогда?..


Глава 17. Побег


Гарри плохо помнит, как добрался до своей спальни. Кажется, это случилось, уже когда на горизонте забрезжил рассвет. Он завалился в постель прямо в мокрой одежде, даже не потрудившись скинуть ботинки, и теперь лежит, снова пялясь в потолок, как и несколько часов назад. Как ни странно, он спокоен, несмотря на случившееся. Если на площадке его переполняли эмоции, смешанные с безумными ощущениями, то теперь на смену им пришли холодная рассудительность и трезвость. Удивительно, но нет ни отвращения к себе, ни брезгливости. Видимо потому, что он до сих пор не воспринимает состоявшийся поцелуй именно как поцелуй. Прикосновение, слияние магии — всё, что угодно. Но никакой романтики. Он понимает, что и для Риддла тоже это не было поцелуем, лишь чуть более… глубокое касание. Вот только почему же тогда сам Гарри так возбудился, стоило его губам встретиться с другими? Ведь это вовсе не из-за бунтующих юношеских гормонов и вовсе не потому, что ему могут нравиться мужчины. Это всё чёртова магия, которая рвётся из него наружу, чтобы соединиться с остальной, живущей в Риддле. И так будет происходить каждый раз, когда тот вздумает к нему прикоснуться или даже… Что «даже», Гарри думать отказывается. Во всяком случае, сейчас его должно волновать не это, а то, что проклятый старик был прав: Риддл не позволит ему совершить задуманное. Более того, если и дальше так пойдёт, он просто свихнётся. Значит, нужно…


Вдруг становится очень страшно, до дрожи. Гарри резко садится в кровати и спускает ноги на пол. Он не может объяснить, чем вызвано это ощущение паники. Скорее всего, простым и чётким пониманием: у него ничего не получится. Теперь все слова Дамблдора, которые тот говорил во время последней встречи, обретают не только чудовищный смысл, но и почти осязаемую форму. Напрасно он разругался с Дамблдором. Старик прав, тысячу раз прав: ему нельзя здесь больше оставаться. Это не имеет смысла, это бесполезно, он только извёдет себя и поставит под удар всех остальных.


Гарри смотрит на часы, чтобы убедиться, что утро уже действительно наступило. Решив, что девять утра — это не слишком рано, он поднимается и, наскоро переодевшись, идёт на второй этаж. Отыскав по памяти комнату Марка, Гарри громко стучится, воровато озираясь: никому лучше не знать, что он сегодня был здесь. Дверь открывается не сразу, видимо, приятель только что был в постели. Впрочем, это подтверждает и надетая на него нелепая длинная сорочка. Его волосы растрёпаны, глаза сонные.


— Чего тебе? — не слишком вежливо спрашивает он, проводя ладонью по лицу.


— Я могу войти?


— Попробуй. И не шуми — отец спит в соседней комнате.


Гарри заходит, мимоходом рассматривая обстановку: ничего интересного или необычного.


— Ну, чего стряслось? — Марк складывает руки на груди и приваливается спиной к закрытой двери.


— Мне нужна твоя помощь, — Гарри смотрит на ножку стола, потому что поднять взгляд на приятеля отчего-то стыдится. — Помоги мне сбежать.


Марк начинает приглушённо смеяться, закрыв рот рукой и откинув голову назад.


— Спустя три недели он созрел! — выдавливает он сквозь смех.


— Ничего смешного, — фыркает Гарри. — Мне просто нужно отсюда убраться — и как можно быстрее.


Марк обрывает смех и смотрит нахмурившись.


— Что случилось?


— Ничего. Не спрашивай, ладно? Просто скажи, как это сделать.


— Не могу. Отсюда нет выхода.


— Но ты же говорил, что один раз тебе удалось сбежать!


— Да, но это было давно. Тогда защитный барьер ещё не был установлен целиком.


— Хорошо, тогда как ещё можно отсюда выбраться?


— Только с порт-ключом.


— Можешь достать его?


Марк в два резких шага оказывается возле Гарри и склоняется к нему с гримасой злобы.


— Конечно! Сейчас выну из-за пазухи, как фокусник!


— Тогда хотя бы скажи, где они хранятся — я сам достану!


— Эфенди, это не связка ключей, чтобы где-то храниться. Лорд сам делает каждый из них перед очередным заданием. Строго по количеству людей, которые в нём участвуют.


— Тогда что мне делать?! — выкрикивает Гарри, тоже шагая навстречу и гневно сжимая кулаки, и оказывается нос к носу с ним. — Что?!


Неожиданно Марк отступает назад, и на его лице появляется растерянность.


— Что с тобой?


Поначалу Гарри не понимает, о чём он спрашивает, но потом протягивает руку к глазам и понимает, что они мокрые. Он отворачивается.


— Эй, Гарри, что случилось? — осторожная рука касается плеча, чуть сжимая его.


Гарри долго молчит, глотая редкие слёзы и пытаясь вытолкнуть из горла хотя бы несколько слов.


— Он… он сводит меня с ума… Думаю, он хочет… он хочет… меня…


Марк быстро убирает руку и тихо бормочет:


— Так, кажется, я понял тебя. Слушай, давай так. Иди к себе и успокойся — ещё не хватало, чтобы он узнал, что ты ко мне приходил, — а я подумаю, как тебе помочь. Идёт?


Гарри разворачивается и уходит, не поднимая головы и не произнося ни слова. Только у двери своей спальни он понимает, что на самом деле заставило его просить помощи Марка. Кажется, вовсе не осознание своей бесполезности, а дикие перспективы его дальнейшего здесь пребывания, которые нарисовало некстати разыгравшееся воображение.


***


Не желая видеть Риддла, чтобы лишний раз не спровоцировать его своим присутствием, Гарри пропускает и завтрак, и обед. Заботливая Элли появляется в его комнате со свежими фруктами, тостами и кофе, но он даже не притрагивается к еде: желудок скручивают слабые, но назойливые спазмы, и есть совершенно не хочется. До вечера он шатается взад-вперёд по комнате, как волк, почуявший надвигающуюся опасность. Отчего-то ему кажется, что Риддл обязательно захочет вызвать его вечером к себе, чтобы выяснить, почему он не появлялся в зале. Или не только за этим… Гарри прекрасно понимает, что сам нагоняет на себя бесполезную панику, но поделать ничего не может. Во всяком случае, интуиция редко его подводила, а сейчас всё внутри просто вопит от волнения и безысходности.


Когда уже под вечер раздаётся стук в дверь, сердце на миг замирает, а потом принимается часто стучать где-то в горле. Справившись с собой, Гарри подходит к двери и дёргает ручку. Он ожидает увидеть либо спасительного Марка, либо кого-то из Пожирателей, которого за ним послали, но на пороге стоит Драко. Гарри немного колеблется, а затем отступает назад, давая ему войти.


— Привет, — кивает Драко.


Гарри настолько взвинчен, что даже забывает поздороваться. Прикрыв дверь, он напряжённо спрашивает:


— Что-то случилось?


— Насколько мне известно, что-то случилось у тебя, — по голосу Малфоя невозможно прочесть ничего, и это только усиливает неприятное предчувствие.


— Не совсем понимаю, о чём ты.


— Так уж вышло, — продолжает Драко, глядя ему в глаза, — что я в курсе твоей проблемы. И если тебе действительно нужна помощь, не советую делать вид, что ты не понимаешь, о чём я говорю.


— Марк… — с досадой выдыхает Гарри.


— Да, он просил моего совета. К счастью, у него хватило ума обратиться именно ко мне. Не хочу лезть не в своё дело, Поттер, но мне с самого начала показалось, что у Лорда на тебя особые планы. Не знаю, что между вами произошло, но, думаю, ты правильно истолковал его действия.


— Это, правда, не твоё дело, Малфой, — зло буркает Гарри. — В любом случае, ты и не можешь знать, что произошло.


— Ладно, впрочем, речь не об этом. И мне наплевать, по какой причине ты решил сбежать.


Драко опускает руку в карман и, вытащив оттуда серебряные часы на длинной цепочке, протягивает ему. Гарри машинально принимает их, чтобы рассмотреть.


— Только не открывай сейчас, — предупреждает Драко.


— Какого чёрта, Малфой? Что это?


— Порт-ключ, тупица! — он кривит губы и передёргивает плечами.


— Где ты его взял?


— Это так важно?


— Сложно ответить?


Драко театрально закатывает глаза и шумно вздыхает.


— Забрал давно у убитого Пожирателя. Из Лондона доставили его труп, так что ещё в один конец порт-ключ сработает.


— Почему ты не отдал его Лорду? — Драко опускает глаза и молчит. — Ты хранил его для себя? На всякий случай?


— Слишком много вопросов, Поттер, а времени мало, — шепчет Малфой, переступая с ноги на ногу. — Сейчас все на ужине, входная дверь не заперта. Если поторопишься, успеешь уйти, пока все не начали расходиться.


Гарри бездумно вертит часы в руках, пытаясь переварить информацию, но вопросов действительно остаётся слишком много, чтобы просто взять и уйти.


— Уходи же! — с нажимом говорит Драко, поворачивается спиной и обхватывает себя руками.


Гарри не двигается, удивлённо разглядывая его светлую макушку.


— Драко… Почему ты помогаешь мне?


— Потому что я хочу, чтобы ты отсюда убрался, — отвечает Малфой очень глухо. — Тебе здесь не место.


— Но он узнает, что ты меня отпустил.


— Это уже не твоё дело.


— Драко, — Гарри делает шаг вперёд и протягивает руку, чтобы дотронуться до его плеча, но он, словно почувствовав это, дёргается.


— Уходи.


— Послушай…


— Уходи же быстрее!


Гарри молчит несколько секунд, а затем бормочет:


— Спасибо.


Решив больше не сотрясать воздух, он пятится к двери, тихо выходит в коридор и, уже почти прикрыв её, слышит еле различимый шёпот Малфоя:


— И вытащи нас отсюда…


Он замирает, гадая, не послышалось ли ему, и уже хочет переспросить, но потом, набравшись решимости, плотно закрывает дверь и быстро спускается вниз. Очутившись на первом этаже, он озирается и, никого не заметив, тихо выскальзывает на улицу.


Делая первые торопливые шаги прочь от поместья, Гарри понимает, что было большой ошибкой выйти на улицу в одной рубашке: холод моментально окутывает колючими терпкими руками, и по телу пробегает дрожь. Впрочем, он собрался не на прогулку. Ему нужно лишь воспользоваться порт-ключом, а затем аппарировать к штабу.


Выйдя за ворота, он переходит на бег. Всё утро снова шёл снег, и теперь ноги вязнут в рыхлых сугробах. Окоченевшими пальцами Гарри прижимает к груди металлические часы, молясь только о том, чтобы порт-ключ сработал. Думать о поступке Драко сейчас совершенно нет времени, заветная цель слишком близка и впервые за последние три недели реальна. Сейчас он перенесётся в Лондон, окажется в штабе, где его обязательно ждут тёплый плед и горячий чай от Молли. Это потом он будет объясняться с Дамблдором и остальными, а сейчас главное — добраться. Как можно скорее.


Когда Гарри наконец добирается до границы защитного барьера, ноги уже не слушаются — он почти не чувствует их. Ему так холодно, что трудно вздохнуть. Онемевшими пальцами ему с трудом удаётся нащупать крохотный замок и открыть крышку часов. Живот скручивает, зимнее поле перед глазами меркнет, и ноги отрываются от земли. Он по привычке зажмуривается, а когда открывает глаза, не может сдержать вдох облегчения.


На тихой лондонской улице нет никого, кроме торопливо удаляющейся парочки. В окнах домов горит уютный свет, у кого-то громко работает телевизор, вдали заливается лаем собака. Припорошенная снегом улочка кажется такой живой по сравнению с мёртвым островом, с которого он только что сбежал. Редкие пушистые снежинки плавно спускаются на землю, ветра совсем нет. Гарри нервно усмехается и, с благодарностью посмотрев на серебряные часы, прячет их в карман. Он знает, что ему как можно быстрее нужно аппарировать к штабу, пока его не хватились, но после трёхнедельного пребывания в поместье хочется сделать хотя бы небольшой перерыв, просто отдохнуть и собраться с мыслями. Гарри отыскивает взглядом ближайшую заметную вывеску и направляется к бару.


Войдя в затемнённое прокуренное помещение, он выбирает самый дальний столик и присаживается, оглядывая редких посетителей. За барной стойкой примостился одинокий старик, пару столиков занимают небольшие компании. Гарри чувствует такую детскую неуместную радость, что ему хочется просто подойти к этим людям и сказать, как он безумно рад их всех видеть.


— Удачный день? — слышит он низкий насмешливый голос и поднимает голову.


Возле столика стоит дородная плотная женщина с круглым лицом и вертит в руках блокнот. Только поймав её насмешливый взгляд, Гарри понимает, что сидит, улыбаясь от уха до уха.


— Вполне удачный, — кивает он. — День свободы.


— Вышел из тюрьмы? — густые брови официантки ползут вверх.


— Что-то вроде, но не совсем.


— С девушкой расстался? — Гарри молчит. — Ладно, извини, — усмехается она, — профессиональная привычка. Что закажешь?


— Я бы выпил чего-нибудь согревающего, — он ёжится, и женщина понятливо кивает, с интересом рассматривая его промокшую от снега рубашку. Когда она уже разворачивается, чтобы идти, он внезапно спохватывается: — Ой, подождите. Мне нечем заплатить. — Официантка выгибает бровь. Гарри машинально хлопает себя по карманам и нащупывает часы. Достав их, он открывает крышку, чтобы убедиться, что они потеряли магические способности, и протягивает ей. — Это возьмёте?


Женщина берёт часы, взвешивает на ладони и качает головой.


— Ох, и крепко же ты напьёшься сегодня, парень. За такие-то деньги.


— Мне не на все, — улыбается Гарри. — И сдачи не нужно.


— Уверен? — её лицо вытягивается от удивления.


— Да, вполне.


— Хорошо, через минуту всё будет.


Ароматный кофе с ликёром действительно появляется у него на столе уже через минуту. Он сладко потягивает обжигающее горло питьё, смакуя каждый глоток. В поместье уже наверняка обнаружили его отсутствие, сейчас бегают, ищут по всем комнатам. Гарри улыбается, почти физически ощущая, какая ноша свалилась с его плеч. Да, пусть его поступок и попахивает трусостью, но ведь на этот раз он действительно не мог ничего сделать. Дамблдор был прав: он бессилен. Значит, не стоит пытаться прыгнуть выше собственной головы. Какой смысл изо дня в день сходить с ума, подвергая свою жизнь опасности, если в итоге всё равно ничего не получится? Да, он отступил назад, да, никакой он не герой, но не его вина, что ничего не вышло. Всё это чёртова магия! Но ведь это не конец борьбы, верно? До Риддла он ещё доберётся, обязательно доберётся. А сейчас нужно отдохнуть, набраться сил, придумать новый план, куда менее шаткий и мифический.


Гарри улыбается, уже вспоминая о поместье, как о дурном сне. Пожиратели сейчас далеко, а он здесь, в полной безопасности. Они не найдут его раньше, чем он аппарирует к штабу. Перед глазами встают удивлённые лица Пожирателей, разъярённое лицо Риддла. Да, скорее всего, сейчас он приказал им обыскать всё поместье, проверить каждую комнату. А они ведь даже не знают, как ему удалось сбежать. Впрочем, рано или поздно узнают, выяснят, что это Драко помог… Улыбка тут же слетает с губ, а горячий напиток застревает в горле, и Гарри не сразу удаётся сглотнуть. При мыслях о Драко, Марке, Панси и других бывших сокурсниках, которые остались там, а особенно о последней фразе, которую обронил Малфой, всё хорошее настроение враз улетучивается. На сердце давит что-то тяжёлое и бесформенное, и Гарри начинает чувствовать себя чуть ли не предателем.


Умом он прекрасно понимает, что правильно поступил — ведь именно этого хотел от него Дамблдор. Но с другой — как говорил Риддл, пора думать собственной головой, пора принимать самостоятельные решения. Может, всё же стоило пересилить себя, остаться, попытаться совладать с собственной взбунтовавшейся магией?


Стоит только сомнениям отвратительной горечью заползти под язык, как рядом возникает официантка, чтобы убрать опустевшую чашку.


— Хочешь чего-нибудь ещё?


— Нет, — механически отзывается Гарри, глядя на сахарницу. — Хотя… — он вскидывает голову. — Можете немного посидеть со мной?


— Вообще-то мне не положено и… — женщина невольно косится на свой карман, который заметно оттягивает что-то выпуклое и тяжёлое, явно серебряные часы. — Хорошо, но только недолго. Одну сигарету.


Поправив юбку, она усаживается напротив, достаёт пачку сигарет и прикуривает.


— Можете дать мне совет? — спрашивает Гарри после небольшой паузы.


— Тебя что-то гложет? — равнодушно спрашивает женщина, меланхолично выпуская в воздух струйку дыма.


— Да, пожалуй. Как вы обычно поступаете, когда нужно делать что-то необходимое и очень важное, но совершенно отвратительное? Что очень низко и противно для вас. И вы совсем не уверены, нужно ли это вообще, но другого выхода нет.


— Парень, это мой повседневный ад, — усмехается она. — У меня двое детей, мужа нет, образования — тоже. Я вынуждена здесь работать. Вынуждена каждый день терпеть слюнявые похотливые улыбки и шлепки по заднице, чтобы добыть свой кусок хлеба.


— То есть вы… смирились со своей участью?


Официантка морщится и глубоко затягивается.


— Не нужно так драматизировать. Со своей участью смиряется только скот на бойне. А мы не смиряемся, мы сами выбираем, как жить.


— И вы выбрали такую жизнь, потому что так было проще?


— Это сложно объяснить. Этот ублюдок бросил меня, когда узнал, что я беременна. Если бы я захотела тогда, избавилась бы от детей, пошла бы учиться. Ну, или вышла бы замуж. Всё было бы по-другому. Но знаешь… — женщина затягивается последний раз, гасит окурок, но уходить не торопится. — Когда я думаю о том, какой была бы моя жизнь без этих двух чудиков, которые сейчас ждут меня дома, я понимаю, что поступила правильно тогда. Если бы я от них избавилась, всю жизнь бы потом мучилась сомнениями. А сомневаться — это самое паршивое.


— Согласен с вами, — невесело усмехается Гарри. — Только что делать, когда уже начал сомневаться?


— А не нужно сомневаться, — она просто пожимает плечами. — Если предстоит что-то сделать, но ты не знаешь, стоит ли, то нужно это делать, понимаешь?


— А если это будет неверный выбор?


— Тогда тебе хотя бы будет не в чём себя упрекнуть. Ты скажешь сам себе: «Я сделал всё, что мог».


— А если другие люди с тобой не согласны? Твои друзья, например. Если после этого они… возненавидят тебя?


— Значит, нужно решить, что для тебя страшнее: их ненависть или твоя собственная. В любом случае, с друзьями можно не общаться, а от себя не убежишь. Ладно, парень, мне пора прибираться, а тебе — идти: мы закрываемся, — официантка с тяжёлым вздохом поднимается со стула и уходит за барную стойку.


Какое-то время Гарри рассеянно наблюдает за тем, как бармен прощается с последними посетителями и переворачивает стулья, ставя их на столы, а затем встаёт и выходит из бара.


Пока он сидел внутри, началась настоящая метель. Резкие и сильные порывы ветра бросают в лицо хлопья снега, кожу щиплет от мороза, лёгкие ботинки моментально промокают и ноги понемногу немеют. Он несколько секунд стоит в раздумьях, а потом направляется вверх по улице, чтобы просто не стоять на месте.


Нельзя сказать, что слова официантки произвели на него сильное впечатление или заставили задуматься — просто этот недолгий разговор помог отодвинуть эмоции на задний план и собраться с мыслями. И сейчас становится совершенно ясно, что побег был спонтанной глупостью, вызванной простым волнением. Да что там, он просто психанул! Осознание своего малодушия жёсткими когтями царапает в груди. Теперь, ко всему прочему, Гарри чувствует себя ещё и трусом, нервным истериком, тряпкой. Несмотря на то что это было только сегодня утром, он уже не может логично объяснить самому себе, какого чёрта он вообще припёрся в спальню Марка, кто дёрнул его за язык, заставляя жаловаться на намерения Риддла, и почему он не послал Драко к чёрту, когда тот протянул ему порт-ключ?!


Гарри останавливается, потому что улочка заканчивается, упёршись в пустую широкую мостовую. Куда теперь? Аппарировать в штаб? Он знает, что ничего другого ему уже не остаётся, но медлит, продолжая трястись под пронизывающим ветром. Если меньше часа назад мысли о штабе, тёплом чае и пледе согревали и успокаивали, то теперь наоборот, появляется отвратительно кислое чувство. Гарри пытается представить, как вернётся домой, но, кроме тяжести на сердце, никаких ощущений не прибавляется. Даже думать не хочется, как он окажется у маггловского заброшенного дома, войдёт внутрь и будет жить так, как жил раньше, только постоянно ловя на себе осуждающие взгляды Орденовцев — как и прежде, но теперь за дело — и чувствуя себя последней трусливой крысой. Да, он сможет всем потыкать в нос своими новоприобретёнными шрамами, но это не изменит одного простого факта: он ничего не сделал, не сумел, не выполнил задание. Может, лучше сдохнуть у Пожирателей, чем жить дома, каждую минуту напоминая себе о том, что шанс был, но он его упустил?


Гарри уже почти не чувствует ни рук, ни ног. Он прислоняется к грязной стене дома и закрывает глаза, пытаясь сдержать жгучие слёзы досады на самого себя. Потому что только теперь он признаёт очевидную вещь: он не готов вернуться. Не сейчас и не так. Он не может и не хочет возвращаться. И об этом, конечно же, нужно было думать раньше, теперь уже поздно. Он сбежал от Пожирателей и не собирается возвращаться в штаб. Он отрезал себе оба пути.


Десятки терзающих, мучающих мыслей вертятся в голове, путаясь друг с другом. Сомнение на сомнении, неуверенность за злостью, и накрывает безумную мешанину пустая обречённость. Да нет, наверное, всё это просто полная ерунда, и нужно отправиться к штабу — а там будь что будет. Гарри пытается свыкнуться с этой мыслью, но её постепенно затмевает другая: ему нужно вернуться. Но только не в штаб.


А потом мыслей, кажется, вообще не остаётся. Онемевшие ноги подгибаются сами собой, и он съезжает по стене на ледяную каменную мостовую, припорошенную снегом. Нужно срочно аппарировать, иначе он замёрзнет и подохнет, как бездомный пёс. Гарри даже пытается сосредоточиться и собрать остатки сил, но сознание медленно гаснет, как солнце, садящееся за горизонт. Наступает мрак.


***


Когда Гарри вновь ощущает действительность, он не торопится открывать глаза. Сначала ему хочется понять, где он очутился: ведь если он проснулся, значит, кто-то подобрал его, спас. Скорее всего, какой-нибудь полисмен, который забрёл в этот тихий район случайно. Или у него было ночное патрулирование. Гарри даже пытается представить себе камеру, в которой лежит. Однако, чуть пошевелившись, он чувствует под лопатками не жёсткую тюремную скамью, а мягкую кушетку. Неужели он в больнице? Отогретую кожу на руках и ногах слегка покалывает, и он гадает, сколько провалялся в снегу, пока его не нашли.


Тихо щёлкает ручка двери, Гарри замирает. Несколько неторопливых шагов — и визитёр останавливается рядом. Изнутри распирает любопытство, но он продолжает играть сам с собой в дурацкую игру «я в коме». Над головой слышится мерное дыхание. Кто это? И почему молчит? Он уже близок к тому, чтобы открыть наконец глаза и выяснить, куда попал, как вдруг ресниц касается что-то мягкое и невесомое, щекотное. Гарри задерживает дыхание. Пробежав по ресницам, прохладный палец дотрагивается до скулы, очерчивает её и спускается к подбородку. Гарри судорожно втягивает воздух через ноздри, когда по лицу разливается знакомая покалывающая волна.


Он не может понять, какое чувство охватило его сильнее: страх или облегчение. Он открывает глаза, только когда шаги удаляются в другую сторону. Комната ему незнакома. Это просторное светлое помещение, из мебели — единственная кушетка, на которой он лежит. Больше здесь нет ничего. Словно комнату оставили под склад, но так и не наполнили ненужными вещами. Какое-то время Гарри напряжённо разглядывает коричневую дверь, а потом выгибает шею, чтобы посмотреть назад.


Риддл стоит возле окна, опираясь ладонями на подоконник и глядя в окно.


— Встань, — негромко произносит он ничего не выражающим голосом.


Гарри сглатывает, чувствуя, как по позвоночнику пробегает холод, отдаваясь пульсацией в барабанных перепонках. Он медленно садится на кушетке, попутно отмечая, что на нём по-прежнему грязная, но уже высушенная рубашка. Он нетвёрдо поднимается на ноги и делает шаг вперёд, уже прекрасно понимая, что его ждёт.


Риддл не двигается.


— Милорд, — выдавливает Гарри охрипшим голосом. — Позвольте только один вопрос. Как вы меня нашли?


Плечи Риддла поднимаются и опускаются, когда он вздыхает.


— Следящие чары, — сухо поясняет он, не оборачиваясь. — Я наложил их на кольцо, прежде чем дать его тебе. На всякий случай. Вчера мои поисковые чары сработали — значит, в штаб ты возвращаться не стал, — Риддл наконец поворачивается, и в его взгляде столько стали, что Гарри быстро отводит глаза. — И это единственная причина, по которой ты ещё жив.


Гарри смотрит на ковёр, краем глаза замечая, как Риддл достаёт палочку. Он стискивает зубы, чтобы не закричать, но, когда в напряжённой тишине комнаты раздаётся негромкое «Crucio», он падает на пол с хриплым воплем.


Боль во всём теле такая, что, кажется, из него вытягивают жилы раскалёнными щипцами, и это нисколько не похоже на то Crucio, которое досталось ему на четвёртом курсе. Все ощущения смешиваются, грудная клетка горит так, что не вздохнуть. Перед затуманенными глазами мелькают серебристые и красные точки. Гарри выгибается дугой, молотя костяшками пальцев по полу. Он задыхается и хрипит: наверное, он уже сорвал голос. Сколько это продолжается, понять невозможно. Все ощущения и мысли заволокла алая пелена боли, которая только усиливается. Гарри испытывает секундное облегчение, когда боль вдруг стихает и сознание начинает покидать его, но тут же тихий Enervate, как ведро холодной воды, обрушивается на тело, снова Crucio — и он слепнет от боли. Ещё один Enervate и ещё одно Crucio следом. Он теряет счёт заклинаниям. Под конец он может только слабо дёргаться, сдавленно хрипя. Ему кажется, что тело превратилось в окровавленный кусок мяса. Изо рта стекает струйка крови, костяшки пальцев сбиты. Гарри даже не замечает, как прекращается пытка.


***


Он не знает, сколько времени провалялся на полу без сознания. Когда он приходит в себя, комната перед глазами плывёт, всё тело ломит так, что невозможно пошевелиться. Он с трудом протягивает руку к лицу, чтобы ощупать очки, которые чудом не сломал. Лицо покрыто испариной, во рту привкус металла. Гарри медленно поворачивается набок и сплёвывает. На подбородке повисает тягучая нитка крови, которую он смазывает рукавом. Он пытается приподняться на руках, но локти дрожат, подгибаются, и он снова падает на пол. Глаза жгут слёзы бессилия: становится окончательно ясно, что своими силами он на ноги не поднимется. Он уже готов постыдно заплакать, как вдруг дверь приоткрывается, кто-то бесшумно проскальзывает в комнату и перед лицом мелькают край длинной мантии и чёрные круглоносые ботинки. В нос бьёт горькая вонь зелий, и Гарри растягивает прокушенные губы в подобии улыбки.


— П… Про… фесс…


— Не разговаривай, Поттер.


Снейп опускается на колени и приподнимает его голову, чтобы влить в рот густое зелье, которое сейчас кажется абсолютно безвкусным. Как только прохладная жидкость проскальзывает в желудок, становится легче дышать. Одеревеневшие мышцы расслабляются, и двигаться уже проще. Снейп осторожно подхватывает его под руки, усаживает и прислоняет спиной к кушетке. Пока он звенит ещё какими-то пузырьками, Гарри скользит бессмысленным взглядом по своим ногам и замирает, когда замечает тёмное расплывчатое пятно в паху. От стыда кровь приливает к лицу, и хочется прикрыться, но когда он поднимает слабую руку, Снейп нетерпеливо отбрасывает её и подносит второй пузырёк к пересохшим губам.


— Сначала выпей зелья, потом займёмся остальным.


Гарри послушно глотает на этот раз приторно-сладкую жижу, отмечая, как с каждым глотком остатки боли уходят из измождённого тела. Безумно хочется пить, но ему даже не приходится ни о чём просить: Снейп уже протягивает наколдованный стакан с водой, выпущенной из палочки.


Понемногу возвращаются и привычные ощущения. Гарри слегка знобит, потому что рубашка целиком промокла от пота. Содранную кожу на руках саднит.


— Профессор, это… Я не думал, что он так… — несвязно бормочет он, пока Снейп колдует над его мокрыми брюками и разбитыми костяшками. — Тогда, на кладбище…


— Он стал очень силён, — сухо отвечает Снейп. — Ты же видел, что было с Драко.


— Я думал, что Драко просто раскис.


— Теперь ты убедился, что это не так.


Снейп смешивает в стакане ещё какие-то зелья, не глядя ему в глаза, и только сейчас до Гарри доходит.


— Вы злитесь на меня?


Снейп молчит с полминуты, не отрываясь от своего занятия, затем наконец-то поднимает голову, и в его взгляде Гарри безошибочно читает злость.


— Твоему поступку нет названия.


— Какому? Что я сбежал?


— Что ты остался на улице, чёрт бы тебя побрал! — яростно шипит Снейп, чуть ли не впихивая стакан ему в руки. — Ты переполошил всех, включая Дамблдора.


— Откуда он?..


— Когда выяснялось, что ты сбежал, я тут же связался с ним. Он ждал тебя, думал, ты направляешься к нему. Они полночи тебя искали!


— Я и направлялся, но потом…


— Что?!


— Понял, что не могу сейчас вернуться.


— Я всегда говорил, Поттер, — начинает Снейп со вздохом, — что ваш мозг размером с грецкий орех. Видимо, я заблуждался. Он не больше тыквенной семечки!


— Скажите лучше что-нибудь новое, профессор, — морщится Гарри, на несколько секунд устало прикрывая глаза.


— Скажу. Когда вы перестанете совершать обычные для вас глупости! — он наконец успокаивается и продолжает уже совсем другим тоном: — Ты чуть не погиб. Если бы на тебе не было кольца, Эйвери с Ноттом никогда бы тебя не нашли.


— Эйвери с Ноттом? Он послал за мной их?


— Они просто молча отправились за тобой, когда стало ясно, что ты в Лондоне, — Снейп неопределённо дёргает плечом.


— А он… — Гарри сглатывает. — Он узнал, как я сбежал?


— Да.


— Что он сделал с Драко?


— К счастью, ничего. Он даже слова ему не сказал.


— Он… Он ведь обещал мне забыть о его существовании, — задумчиво бормочет Гарри с печальной усмешкой. Снейп не отвечает. — А Марк?


— Никто не наказан, — ровно произносит Снейп и тихо добавляет: — И, на твоём месте, я бы больше заботился о других вещах.


Гарри не нравится его напряжённый голос, и он хмурится.


— Вы о чём?


— Лорд хочет видеть тебя, как только ты сможешь идти. Он велел мне… привести тебя в порядок и подготовить для встречи. Это его слова, — поясняет Снейп, наткнувшись на его непонимающий взгляд.


— Что ему ещё от меня?.. — начинает Гарри, подтягивая ноги к груди, но осекается, когда на ум приходит дикая догадка. Он поднимает глаза на Снейпа, и внезапно возникает желание поделиться своими страхами с единственным близким человеком здесь. — Вы знаете, почему я сбежал?


Снейп оседает на пятки, вздыхает и недовольно кривит губы.


— Вообще-то, я надеялся, что у тебя хватило ума послушать наконец Дамблдора. Но сейчас, судя по всему, я узнаю всю страшную правду.


Гарри обхватывает колени руками и закусывает губу с запёкшейся кровью.


— Я сбежал, потому что почувствовал, что у меня ничего не выйдет. Та магия, которую я от него получил, скорее всего, не даст мне этого сделать. Но дело не только в этом. Ещё я испугался. Прошлой ночью он… Он поцеловал меня.


Он снова смотрит на Снейпа, лицо которого быстро меняется. В глазах проскальзывает секундное волнение. Начинает он говорить очень медленно и осторожно.


— И ты решил, что…


— Да. Я подумал, что он может потребовать от меня чего-то большего. Как вы и говорили. И судя по его странному приказу, может быть… сейчас? — последнее слово получается совсем жалко и испуганно.


— Я этого не знаю, — отзывается Снейп напряжённо и тихо.


Почти с минуту оба молчат. Гарри задумчиво рассматривает пуговицы профессорской мантии.


— Как вы думаете, зачем ему это? — наконец не выдерживает он.


— Думаю, чтобы полностью получить тебя в свою власть.


— Вы думаете, он действительно хочет… близости? — после заминки подбирает Гарри наименее отвратительное слово.


— Я не знаю, — повторяет Снейп.


— А если он правда сейчас вызывает меня для того, чтобы?.. — Снейп молчит и хмурится. — Что мне делать?


— Это тебе решать.


— У меня будет выбор? — болезненно усмехается Гарри.


— Полагаю, что нет.


Он прикрывает глаза и быстро шепчет:


— Я не хочу.


— Я знаю. Но если он захочет, тебе придётся…


— Что, пытаетесь уговорить меня подставить ему задницу?! — моментально вспыхивает Гарри.


Снейп, явно ожидавший более тактичного разговора, раздражённо закатывает глаза.


— Если он захочет твою задницу, тебе придётся её подставить! И здесь уже ни от меня, ни от тебя ничего не зависит. Вот и всё, что я хотел сказать! — ядовито выплёвывает он и рывком поднимается на ноги. — Идти ты сможешь, значит, сможешь и всё остальное, — добавляет он с омерзительной гримасой и уже собирается уходить, но Гарри успевает схватить его за край мантии.


— Постойте! Я не хотел на вас срываться, просто… Извините.


Смягчившись, Снейп садится на кушетку и помогает ему усесться рядом. Какое-то время они молчат, Гарри сцепляет руки в замок, упирается локтями в колени и наконец тихо спрашивает, глядя перед собой:


— Так что мне делать?


— Он зол на тебя. Не усугубляй ситуацию.


— То есть?


— Не сопротивляйся ему. Вряд ли он захочет намеренно причинить тебе боль.


— Я не хочу к нему идти, — Гарри качает головой.


— Тебе придётся, Поттер. Придётся.


Глава 18. Стычка


Чтобы принять душ и переодеться, Гарри сначала направляется к себе в комнату, но доходит туда только с помощью Снейпа. Всю дорогу зельевар поддерживает его за плечо, и идут они очень медленно, шаг за шагом. В спальне Гарри несколько раз приходится заверить его, что дальше он справится сам. Однако уходя Снейп предупреждает напоследок, чтобы он был осторожнее, по его словам, на полное выздоровление уйдёт несколько дней: в этот раз наказание было чересчур жестоким.


В ванной Гарри медленно стягивает с себя грязную одежду и, осторожно переступив кафельный бортик, встаёт под душ. Несмотря на релаксанты, которыми напоил его Снейп, тело до сих пор словно каменное, а руки и ноги — как неподвижные ветви и корни дерева. Так что вымыться ему удаётся не без труда.


Переодевшись, он ещё долго сидит на диване, глядя в одну точку и откровенно оттягивая неизбежную встречу. Липкий щекочущий страх стискивает горло ледяными пальцами, заставляя сердце биться часто-часто. Однако он уже не дёргается и не нервничает. Он смирился. Что бы ни задумал Риддл, это вряд ли будет чем-то хорошим. Но выбора у Гарри нет. От него уже ничего не зависит. Вспомнив любимое школьное выражение Гермионы «перед смертью не надышишься», он встаёт и неторопливо выходит из комнаты, медленно переставляя непослушные ноги. Ему хочется добраться до пятого этажа как можно скорее, но когда он доходит до лестницы и преодолевает первые ступени, то понимает, что весь путь займёт у него немало времени. Подниматься наверх ещё тяжелее, чем просто идти.


Когда пятая ступенька остаётся позади, снизу доносится знакомый ненавистный голос, и Гарри застывает на месте.


— …завтра не раньше пяти.


— Но, милорд, — второй голос принадлежит Александре, — Министр ждёт вас к трём.


— Пусть ждёт.


— Но…


— Свободна.


Гарри устало прислоняется к перилам, наблюдая за тем, как Александра спускается вниз, а Риддл обгоняет его, поднимается на две ступеньки выше и оборачивается. Несколько секунд он неотрывно смотрит ему в глаза, видимо, о чём-то размышляя, а затем просто протягивает руку. Гарри колеблется, глядя то на равнодушное лицо Риддла, то на его протянутую ладонь, которая всего несколько часов назад наводила на него палочку. Наконец решившись, он осторожно обхватывает прохладные пальцы, и покалывающая волна, как разряд тока, проходит по всей руке, вливаясь в тело. Тут же ноги становятся послушнее, и Гарри без труда преодолевает ступеньки, разделяющие их. Второй рукой Риддл подхватывает его под локоть и тянет за собой наверх. С каждым шагом идти всё легче, несмотря на то что магическая волна бушует внутри и кружит голову. Весь путь проходит в полном молчании. Лишь когда они доходят до кабинета, Риддл помогает ему усесться в кресло, сам садится напротив, чуть склоняет голову вбок и ровно начинает:


— Ты пришёл ко мне сам. Мы не захватывали тебя в плен, не шантажировали, не заставляли присоединиться.


— Я…


— Молчать, — Риддл даже не повышает голоса, но он послушно умолкает, опуская голову. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — пересилив себя и плотно сжав губы, Гарри вновь ловит тяжёлый взгляд. — Скажи, Гарри, за все три недели, что ты находишься здесь, обидел ли я тебя хоть раз? Унизил при ком-то? Или отнёсся несправедливо? Наказал без причины, по глупой прихоти?


— Нет.


— Нет, милорд! — зло цедит Риддл с гримасой ярости.


— Нет, милорд, — послушно повторяет Гарри, понимая, что на этот раз по-настоящему разозлил его.


— Тогда как нужно понимать твою выходку?! — Риддл наклоняется вперёд, его губы совсем белые от злости. Гарри часто дышит, молчит и всё-таки опускает глаза, не выдержав ледяного взгляда. — Отвечай мне! Или я заставлю тебя пить Веритасерум.


— Я сделал глупость, — бормочет он, чувствуя, как от напряжения подрагивают пальцы.


— Это я знаю и без тебя! Я хочу знать: почему.


— Я не собирался возвращаться к Дамблдору, я…


— Почему?


— Я просто не смог больше…


— Почему?!


— Это был всего лишь...


— ПОЧЕМУ?!


— Потому что вы поцеловали меня! — наконец не выдержав, выкрикивает Гарри.


На губах Риддла появляется знакомая ленивая усмешка, и он откидывается на спинку кресла, коротко вздыхая.


— И это единственная причина? — спрашивает он разочарованно.


— Да, — твёрдо отвечает Гарри, только сейчас до конца осознавая, что, по крайней мере, она была основной.


— Я поцеловал тебя, и ты испугался возможного продолжения? — в голосе Риддла сквозит отвратительная жалость.


— Да.


Он едва заметно качает головой и серьёзно начинает после паузы:


— Гарри, меня не интересуют мужчины. В той же степени, в какой не интересуют женщины. Потому что сейчас у меня есть множество куда более важных дел, чем поиски подходящего любовника, — он снова качает головой и коротко усмехается. — Представляю, что ты навоображал, пока шёл сюда. Но какой бы буйной ни была твоя фантазия, я надеялся, что ты уже усвоил одну простую вещь: я бы ни за что не стал подавлять твою волю или принуждать тебя к чему-либо. С другой стороны, если бы ты сам захотел…


— Вы думаете, я могу захотеть чего-то подобного? — перебивает Гарри с нервной усмешкой.


— Только если ты сам попросишь, — совсем тихо и вкрадчиво произносит Риддл, игнорируя вопрос.


Он внимательно смотрит на Гарри, словно ожидая чего-то, и задумчиво водит мизинцем по губам. Внутри будто бы резко распрямляется скрученная до этого тугая пружина, давая сделать первый за долгое время глубокий вдох. Но одновременно с облегчением зарождается и ещё какое-то, совершенно новое чувство. Гарри ощущает, как под пронзительным взглядом тёмных глаз кровь приливает к лицу, а в горле становится сухо. Риддл выжидает достаточно долго, первым отводит глаза и холодно роняет:


— Иди, — слабо взмахивая рукой.


Но Гарри не шевелится. Он будто прирос к креслу, вцепившись в подлокотники.


— Я не могу уйти сейчас, — качает он головой.


— Почему?


— Что будет, когда я выйду отсюда?


— Ничего, — хмурится Риддл.


— Вот именно. Ничего, — Гарри сверлит его напряжённым взглядом. — Вы опять будете делать вид, что меня не существует.


— Неужели тебя это так задевает?


— Не притворяйтесь, что удивлены. Вы прекрасно знаете, что да.


— Чего же ты теперь от меня хочешь?


— Хочу, чтобы вы сказали, что мне сделать, чтобы это не повторилось.


Гарри безумно боится услышать ответ: ведь сейчас Риддл может озвучить любую цену за своё внимание, и ему придётся подчиниться — он сам так захотел. Но вязкие секунды тянутся одна за одной, а Риддл всё молчит, холодно улыбаясь и не сводя с него насмешливого взгляда.


— Ты не такой, как другие, — произносит он наконец, когда от нетерпения Гарри уже начинает ёрзать в кресле. — Каждый день я вижу, как они отводят глаза, чтобы лишний раз не привлечь моего внимания. Ты же предлагаешь его купить.


— Я всего лишь делаю то, что мне хочется. Как вы и сказали мне с самого начала, — Гарри старается говорить ровно, но внутри всё резонирует от напряжения.


— Я полагал, что твоё желание быть ко мне ближе появилось по незнанию. До сегодняшнего дня ты знал практически только мою милость. Утром узнал и гнев. Теперь, как и всем моим слугам, тебе известны обе стороны медали. И тем не менее…


— Ваши слуги больше боятся вашего гнева, чем радуются вашей милости, — нагло перебивает Гарри. — Я — наоборот.


— Да, прав был Северус, — тянет Риддл задумчиво. — Гриффиндор — это диагноз.


— Вы действительно думаете, что дело только в этом?


— В чём же ещё? Скажи.


— Вы сами только что это сказали. Я не такой, как другие.


Гарри с вызовом вздёргивает подбородок, без страха глядя ему в глаза, и Риддл довольно усмехается. Однако вскоре улыбка слетает с его губ, он небрежно взмахивает рукой и морщится.


— Иди к себе и отдыхай. Вечером я пришлю к тебе Северуса с зельями. Тебе нужно быстро восстановить силы — завтра у тебя трудный день.


— Почему? — спрашивает Гарри, немного растерявшись.


— Раньше Александре с поставками помогал Кирстен. Две недели назад, если помнишь, я казнил его. До сих пор его место никто так и не занял, а одной ей тяжело. Так что, думаю, твоя кандидатура вполне подойдёт.


— Это потому что я вырос у магглов? — сникает Гарри.


— В поместье доставляется не только продовольствие. Дело придётся иметь и с магами тоже.


— Тогда почему именно я?


— Потому что ты будешь работать на совесть, — улыбается Риддл, но тут же резко серьёзнеет: — Свободен.


Поняв, что на этот раз разговор действительно окончен, Гарри вздыхает, тяжело поднимается на зудящие ноги, опираясь о подлокотники, и не спеша покидает кабинет. Когда он подходит к лестнице, впереди скрипит дверь, и в полумраке коридора появляется бледное лицо Снейпа. Не говоря ни слова, Гарри быстро качает головой и спускается к себе на этаж, стараясь больше не смотреть на зельевара.


Третий этаж встречает его отвратительно звонким шквалом аплодисментов. Панси, Марк, Нотт и Забини стоят возле его двери с издевательскими ухмылками на лицах.


— Засранцы, — беззлобно бормочет Гарри, открывая дверь.


Не успевает он войти внутрь, как следом за ним безо всякого приглашения вваливается шумная весёлая компания и моментально устраивается на диване и креслах в гостиной. Сам Гарри по старой привычке присаживается на подоконник и распахивает окно, чтобы впустить немного свежего воздуха в комнату.


— Ну ты, эфенди, просто псих, — радостно тянет Марк, качая головой.


— Нагулялся и вернулся? — кривит пухлые губы Забини.


— Соскучился? — подмигивает Нотт.


— Отстаньте, — морщится Гарри, глядя на зимний лес вдали. — Я не собираюсь это обсуждать.


— Испугался и прибежал обратно? — продолжает допытываться Забини.


— Я вернулся не поэтому. Кстати, где Драко? Вчера он сказал мне кое-что.


— Не обращай на него внимания, — морщится Марк. — Этот нытик вечно найдёт повод, чтобы поскулить и пожаловаться на жизнь. А что он сказал?


— Да неважно, — Гарри слезает с подоконника, потирая ноющую спину. — Ладно, слушайте, я рад, что вы зашли и всё такое, но сейчас мне довольно-таки паршиво. Поэтому не обижайтесь, но я бы хотел отдохнуть.


— А мы надеялись услышать рассказ про твои вчерашние подвиги, — разочарованно вздыхает Панси и встаёт с дивана. — Но раз так, увидимся за ужином.


Ухватив Нотта за локоть, она выволакивает его из комнаты. Следом выходит Забини. Марк, однако, остаётся сидеть в кресле, как будто просьба Гарри его не касалась.


— А я вообще-то тебя развлекать пришёл, — усмехается он и вытаскивает из кармана маленькую коробочку, которая моментально увеличивается в размерах, и становится понятно, что это шахматная доска. — Сыграем?


Гарри думает совсем недолго. Он сто лет не играл в шахматы, с тех самых пор, как попал в поместье. А в штабе они с Роном порой засиживались над очередной занимательной партией допоздна. За последние два года друг очень хорошо подтянул его в этой игре, и Гарри умудрялся обыгрывать даже Люпина и мистера Уизли. Решив вспомнить старые добрые времена, он кивает и садится в кресло напротив. Марк кладёт доску на стол и расставляет фигуры.


— Инвалидам право выбора, — ухмыляется он.


— Белые, — отвечает Гарри, и белый король, заняв своё место, оборачивается и косится на него с подозрением. — D2-D4. — Пешка нехотя передвигается на две клетки вперёд. — А с чего вдруг ты решил меня развлекать?


— Конь на F6. Ну, я подумал, что сегодня ты точно из комнаты не выползешь. После утреннего-то.


— С2-С4. Значит, все уже в курсе?


— Пешка на G6. Ну же! — Марк подпихивает пальцем непонятливую пешку. — Я говорил, эфенди, новости по поместью быстро разлетаются. Ещё и Снейп…


— Конь на С3. А что Снейп?


Марк хмурится и отвечает задумчиво:


— Я наткнулся на него утром, когда он поднимался наверх — видимо, от тебя шёл.


— Он что-то обо мне сказал?


— Сказал, что тебе здорово досталось. Правда, не уточнил, как.


— А как ты думаешь?


— Отделался Crucio? — Марк наконец отрывается от доски и поднимает голову.


— Отделался! — фыркает Гарри. — Это было похлеще, чем общение с твоим папашей.


— Я же говорил.


— А что за намёки?


— Меня несколько смутил твой вчерашний сумбурный рассказ.


— Ходить будешь?


— Я думал, он накажет тебя несколько… иным способом, — продолжает Марк, будто не замечая его раздражения.


— Слушай, давай не будем об этом, ладно? Вчера я был несколько не в себе и наговорил много лишнего. Так мы будем играть?


— Да, — встрепенувшись, Марк снова смотрит на доску. — Староиндийская защита? А я-то надеялся выиграть у любителя.


— Если боишься, можешь сдаться сразу.


— Я боюсь, что мы застрянем здесь до утра. В лучшем случае, пропустим ужин.


— Ты сам предложил сыграть.


— Да, я просто думал, мне достался слабый противник и это будет быстрее. Извини, — добавляет Марк и взмахом палочки возвращает все фигуры на свои места. — Давай сделаем интереснее. Тебе о чём-нибудь говорит слово «муджаннах»? — озорно спрашивает он.


— Табия? Я не против, — пожав плечами, Гарри принимается расставлять фигуры на доске, Марк выдвигает свои.


— Ну, смотри, — как бы невзначай замечает он, возвращаясь к разговору. — Когда ещё что-то случится, ты снова захочешь смыться. Ходи.


— Нет, Марк, я для себя уже всё решил, — Гарри уверенно выдвигает вперёд пешку. — Глупо бегать. Кстати, Александра по-прежнему на меня злится?


— Пешка берёт пешку на B4, — Марк довольно улыбается, когда чёрная пешка набрасывается на белую с кулаками. — Трудно сказать. Но скорее всего, да. А что?


— С завтрашнего дня я буду с ней работать над поставками. Наверное, нужно извиниться. Кажется, на дне рождения Малфоя я вёл себя как кретин.


Устав отдавать шахматному войску приказы, Гарри молча пододвигает пешку к соседней клетке. Следующая минута наполняется лишь постукивающими звуками фигур о доску.


— Неужели после побега Лорд снова отправит тебя в город? — наконец прерывает молчание Марк.


Чёрный всадник взмахивает мечом, и Гарри лишается второй фигуры.


— К счастью, мой поступок не сильно подорвал его доверие.


— Ты не пойми меня превратно, эфенди, но мне хочется знать, чего ждать. Слон на D2. Шах.


— Король берёт Слона. Ничего от меня не жди, Марк. Я не собираюсь никого подставлять.


— Три недели назад ты, кажется, не был так в этом уверен, правда? Ферзь на D5. Снова шах.


— Король на С2. То было три недели назад. Тогда я действительно вёл себя по-дурацки. Ты с самого начала был прав.


— А как ты действительно ведёшь себя сейчас? Ты правда готов по-настоящему сотрудничать с Пожирателями? Что-то так сильно изменилось?


— Скорее, я сам, — вздыхает Гарри. — Конь.


— Что?


Гарри указывает глазами на свою пешку, которая успела добраться до противоположного края доски, пока Марк засыпал его вопросами.


— Объявляю пешку конём, — отрезает Гарри, пока поверженный всадник на коне торопливо забирается на нужную клетку. — Надоело оглядываться, надоело постоянно чувствовать себя виноватым. Вообще всё надоело! Буду делать то, что хочу, так, как мне нравится — и плевать на всё. Ты был абсолютно прав: тут по-другому невозможно. А потом будь что будет. Конь берёт пешку на С4.


Несколько секунд Марк внимательно таращится на доску, а потом довольно усмехается.


— Да... Хорошо играешь.


— Рон научил, — зачем-то сообщает Гарри и дёргает плечом.


Он смотрит на Марка, невольно вспоминая, как они с Роном часами просиживали над шахматной доской. Когда тот обдумывал очередной ход, то подолгу хмурился и покусывал губу, наверное, даже сам этого не замечая. А когда находил решение, его брови моментально ползли вверх, а лицо светлело. Сделав очередной ход, он всегда озорно смотрел на Гарри, будто говорил: «А! Как я тебя!» Марк же, напротив, казалось, играл без особого азарта, флегматично отдавая распоряжения своей шахматной армии. Однако его интерес выдавал яркий блеск в карих глазах, когда он отрывался от созерцания доски и поднимал голову. А когда обдумывал ход, он задумчиво потирал висок — и это был совершенно Ронов жест. Вообще было между ними что-то общее.


— Рокировка, — наконец приказывает Марк, и ладья с королём неохотно меняются местами. — А Уизли был отличным шахматистом. Даже играл в школьном шахматном клубе. У меня пару раз выигрывал.


— Да, кажется, было дело, — угрюмо соглашается Гарри, делая свой ход.


— Только он потом ушёл, — задумчиво произносит Марк, не замечая его хмурого вида. — А чего ушёл? Он у нас был чемпионом.


— Марк. Потом война началась, на Хогвартс напали.


— Нет, — Марк чешет подбородок, продолжая игру. — Он ушёл раньше. Только не помню… А, говорили, из-за девчонки. Времени у него вроде как меньше стало на игры. Весна, любовь, все дела. А, вспомнил. Это грязнокровка Грейнджер. Твой ход, Гарри.


Ненавистное с детства слово острым клинком рассекает воздух. Гарри тяжёлым взглядом исподлобья смотрит на Марка, и, когда тот поднимает голову, его беззаботную улыбку словно ветром сдувает.


— Пешка на G7, — цедит Гарри, не отводя глаз.


— Ладья на Е8, — закусив губу, Марк вновь опускает голову.


— Слон на H5. Шах и мат.


Гарри со злостью сгребает в кучу все оставшиеся на доске фигуры и рывком поднимается на ноги, хоть это и даётся ему не без труда.


— Прости, Гарри, — виновато бормочет Марк, укладывая шахматы в коробку. — Я не подумал.


— Вы вообще мало о ком думаете, кроме себя.


— Не принимай на свой счёт. Просто когда постоянно слышишь этого слово…


— Уходи, Марк. Игра окончена.


Все недавние приятные мысли об игре враз улетучиваются, когда Гарри осознаёт, какая на самом деле пропасть лежит между ним и слизеринцами. Даже сейчас, до сих пор, есть вещи, которые никогда не позволят быть с ними хотя бы в приятельских отношениях.


Марк доходит до двери и, словно прочитав его мысли, негромко произносит:


— Мы вообще-то не такие ублюдки. И ты это знаешь.


— А ты знаешь, каким оскорблением является слово «грязнокровка».


— Это не оскорбление, а всего лишь статус крови. Вы тоже называете нас исключительно Пожирателями.


— Потому что это так и есть.


— Ну, да. Конечно. Но, разумеется, очень приятно лишний раз получать напоминание о том, что ты всего лишь заклеймённый скот.


— Но ты сам принял Метку, добровольно. Это был твой выбор. А она не виновата в том, что родилась в семье магглов.


— Конечно, Гарри, — кивает Марк с печалью в голосе. — Она — не виновата, я — добровольно. Но всё уже есть как есть. Поэтому, как ни крути, она всегда будет грязнокровкой, а я всегда буду Пожирателем. И это уже ничто не изменит. Если только… — он усмехается, глядя в стену, и качает головой. — Если только ты сам в себе что-нибудь не изменишь. В конце концов, для тебя она в первую очередь подруга, а не магглорожденная ведьма. А я не только Пожиратель, я…


Он опускает голову, быстро облизывает губы и выходит за дверь. А Гарри ещё долго стоит без движений, невидящим взглядом вперившись в дверную ручку.


***


На ужин Гарри не спускается. Выпив чаю у себя в комнате, он дожидается Снейпа, чтобы взять у него зелья, а заодно узнать, где искать Александру. С одной стороны, ему кажется, что извиняться глупо — в конце концов, в тот вечер он был не совсем трезв, и она должна была это понять и забыть глупый эпизод. Но с другой — извиниться хочется, потому что так будет правильно, к тому же, завтра он начнёт с ней работать со спокойной совестью. Поэтому теперь он стоит перед зеркалом в спальне и аккуратно приглаживает волосы, чтобы предстать перед Александрой в приличном виде. По словам Снейпа, она работает в библиотеке, и Гарри всё ещё нетвёрдой походкой направляется туда.


Дойдя до высоких массивных дверей, он стучится, но ответа нет, поэтому он просто заходит внутрь. Поначалу кажется, что библиотека пуста: многочисленные массивные стеллажи погружены во мрак. Гарри напрягает слух, и до него доносится тихое шелестение пергамента из глубины зала. Он идёт на звук и находит Александру, которая сидит за письменным столом, освещённым единственной свечой, склонившись над пачкой пергаментов.


— Чего тебе? — резко спрашивает она, заметив его.


— Милорд сказал…


— В курсе. Не знали, на чью шею тебя повесить, и спихнули на меня, — по брезгливо искривившимся губам становится ясно, что перспектива совместной работы Александру ничуть не прельщает.


— Я подумал, что, возможно, мы сможем работать нормально? — Гарри переступает с ноги на ногу, чувствуя себя неловко.


— Не уверена, — ястребиное лицо наконец поворачивается к нему, и в синих глазах появляется недоверие. — Я вообще не уверена, что к тебе может относиться хоть что-то с эпитетом «нормально».


— Не злитесь на меня, я был пьян. Я пришёл извиниться.


— Извинения не изменят твоего отношения к нам.


— Извинения — нет. Его меняют другие вещи. И я действительно хочу, чтобы вам со мной было легко работать. — она смотрит молча, только моргает, и Гарри, вздохнув, быстро бормочет: — В общем, простите за моё поведение, — и уже разворачивается, чтобы уходить.


— Погоди, Поттер, — останавливает его Александра, и теперь её голос звучит намного мягче. — Держи, это тебе, — усмехается она, протягивая что-то. — Небольшой презент. Нашла сегодня случайно, когда разбиралась на полке.


Гарри подходит ближе и видит в руке Александры небольшую книжку. Взяв её и прочитав название, он удивлённо поднимает бровь.


— Если ты действительно чего-то стоишь — пригодится, — поясняет она с улыбкой. — Завтра с утра мы забираем партию основ для порт-ключей из Лютного переулка, так что не опаздывай к завтраку.


— Спасибо, — кивает Гарри и выходит из библиотеки, крепко зажимая подмышкой книгу «Основы беспалочковой магии. Простейшие бытовые заклинания».


Всю дорогу до комнаты у него буквально чешутся руки, чтобы поскорее открыть книгу и проверить собственные силы. Если у него станет выходить хотя бы Accio, жизнь без палочки уже заметно облегчится. Однако добравшись до спальни, он ощущает такую слабость и сонливость — не иначе в одном из зелий Снейпа было сильное успокоительное, — что сил хватает только на то, чтобы дойти до кровати и завалиться спать.


***


Следующим утром после завтрака Александра дожидается его у выхода. Рядом с ней почему-то стоит Рабастан Лестранж, но Гарри решает не задавать вопросов. Втроём они доходят до границы барьера и перемещаются в Лютный переулок порт-ключом.


Последний раз Гарри был здесь очень давно — аппарация с беглянкой в расчёт не идёт, — и за это время самая захолустная улица Магической Британии сильно изменилась. Полуразваленные дома и грязные кривые вывески остались, зато теперь оживлённая торговля идёт прямо на улице, совсем как в Косом переулке. Тут и там пожилые ведьмы в поношенных мантиях покупают сомнительные ингредиенты с лотков. Александра идёт, как всегда, очень быстро, и Гарри удаётся разглядеть только сырую печень, похожую на человеческую, в руках одного торговца и пузырьки с кровью на лотке другого. Перепачканный сажей мальчишка торгует углём, восточная женщина предлагает наполнители для кальянов, оборванный тип пытается всучить в качестве фамильяра облезлую ящерицу. Если раньше Лютный переулок был грязной пустой улицей с редкими прохожими подозрительного вида, то теперь он словно превратился в отражение в кривом зеркале Косого.


Александра быстро проходит шумный стихийный рынок и наконец сворачивает на тихую улицу. В конце её виднеется вывеска магазина «Магические артефакты». Они с Лестранжем входят внутрь под тусклый звон проржавевшего дверного колокольчика, и Гарри переступает порог следом.


Магазин безумно похож на «Боргин и Беркс», в котором он очутился по нелепой случайности перед вторым курсом. Такой же зловещий полумрак, видимо, наведённый для того, что создать посетителям нужное настроение; такие же полки с пылью и паутиной, как ему кажется, искусственной; старые ветхие книги и мутные колбы с заспиртованными подозрительными ингредиентами.


— Элвин! — зовёт Александра, приблизившись к стойке и стукнув по ней ладонью.


Из тёмной глубины помещения появляется тощий и очень низкий сгорбленный старик с блестящей от пота лысиной и острой козлиной бородкой. Склонив голову перед Александрой, он вообще становится похож на карлика.


— Добрый день, миледи, — фальшивая улыбка, приклеенная к губам, делает скрипучий голос неестественно высоким. — Ваш заказ готов, прошу следовать за мной.


Поманив Гарри пальцем, Александра обходит стойку и скрывается за неприметной серой дверцей. Рабастан остаётся следить за улицей через пыльное стекло, а Гарри тоже шагает в комнату за дверцей. Как он и полагал, это склад. Стеллажи, наставленные друг на друга коробки — ничего необычного. В пустом центре комнаты стоит массивный сундук с тяжёлым амбарным замком, который щёлкает и отплывает в сторону, когда Элвин взмахивает палочкой. Внутри сундук оказывается доверху наполненным прозрачными стеклянными шариками на цепочке. Такие порт-ключи Гарри хорошо знакомы: они изготавливались для министерских работников, и до него доходит, что эти основы каким-то образом связаны с грядущим рождественским балом в Министерстве.


Александра бегло оглядывает шарики и торопливо кивает.


— Надеюсь, всё в порядке, Элвин? Сегодня со мной нет Кирстена, чтобы проверять каждую основу.


— Миледи, — на сморщенном лице Элвина появляется крайняя степень обиды. — Вы же знаете, я никогда…


— Хорошо, закрывай.


Старик снова взмахивает палочкой, и тут Гарри замечает, как по его блестящему виску скатывается капля пота. Он успевает ухватиться за крышку до того, как она закрывается.


— Подождите!


Элвин закусывает губу.


— Что, что-то не так? — хмурится Александра.


— Похоже, Кирстен, в отличие от вас, прекрасно знал, что, если использовать основу для порт-ключа во второй раз, новые координаты могут не сработать и человек переместится по прежней траектории. Они ведь станут ключами для бала? — он присаживается на корточки и наугад достаёт из сундука несколько шариков.


— У нас никогда не было проблем с этим поставщиком, — шепчет Александра, склоняясь к его уху.


— Потому что все порт-ключи с его основами делал сам Лорд. Я правильно понимаю, с этой партией он не собирается возиться?


— Нет, этим займётся Люциус.


— Понятно.


Гарри внимательно рассматривает прозрачные шарики, а потом усмехается, обнаружив то, что искал. Он показывает два шарика Александре ближе.


— Видите, у этого в месте крепления к цепочке крохотное чёрное пятно? Вот тут, — Александра долго вглядывается в то место, куда он указывает, а затем кивает. — Эту основу уже зачаровывали. Скорее всего, в ней сохранились прежние координаты. Как только ваш гость воспользуется порт-ключом, он окажется вовсе не там, куда вы хотите его отправить, а, скажем, в удобном для авроров месте. А задавая новые координаты, вы даже не заметите, что некоторые порт-ключи отличаются от остальных, если не знаете, что искать.


Гарри распрямляется и смотрит на Элвина в упор.


— Откуда ты всё это знаешь? — спрашивает Александра с сомнением.


— Потому что именно так около года назад мы захватили двенадцать Пожирателей в Глазго, которые работали в Министерстве. Им выдали уже использованные порт-ключи.


Моментально оценив ситуацию, Александра выхватывает палочку и наводит на Элвина.


— Умоляю, миледи, постойте! — старик падает на колени с отвратительными слезами страха в глазах. — Клянусь, это не я! Они пришли, они заставили меня показать сундук… Прошу вас…


— Кто?! Кто это был? — голос Александры переходит в яростный рык.


Элвин не успевает ответить. В кладовую врывается Рабастан.


— На улице двое Орденовцев! Они прячутся за соседним домом!


— Они, это они, — поспешно кивает старик, глядя то на Александру, то на Лестранжа.


— Это те выродки, которые убили Руди! — запальчиво продолжает Рабастан, не обращая внимания на Элвина. — Двое рыжих недоносков!


Близнецы. Гарри замирает, и стеклянный шарик, выскользнув из ослабевших пальцев, с громким звоном падает обратно в сундук.


— Они подсунули нам порченные основы! — шипит Александра, не сводя палочки с Элвина.


— Их всего двое. Щенки проклятые! Выйдем и грохнем их к чёртовой матери!


— Нет! — Гарри резко шагает вперёд.


— Оставь сантименты, Поттер, сейчас не время! — рявкает Лестранж.


— Он прав, — к удивлению Гарри, соглашается Александра. — Их нельзя трогать. Пусть думают, что мы забрали их основы, ничего не заподозрив. Выйдем через главный вход, как ни в чём не бывало. Бери сундук.


— Нет, нет, так тоже нельзя! — Гарри даже хватает Пожирательницу за руку.


— Почему? — оборачивается она. — Ведь именно этого они хотят!


— Они всё равно не упустят случая напасть на вас, даже если у них есть приказ никого не трогать.


— Но они же…


— Пожалуйста, — настойчиво просит он, крепче смыкая пальцы на тонком запястье. — Поверьте мне, я их знаю. Они обязательно нападут, если увидят с вами меня. Они наверняка думают, что, если убьют вас, основы потом может забрать и кто-то другой из Пожирателей. И не убивайте Элвина, иначе они всё поймут.

Загрузка...