Танцующие пылинки

ГЛАВА 16

Спустя несколько дней, после того дня в полицейском участке и того, как Отэм следовала за мной тенью почти двадцать четыре часа в сутки, я в одиночестве прогуливалась вдоль реки Клайд. Была уже середина октября, воздух был бодрящим, свежим и наполнял легкие так, что у меня слегка кружилась голова. Но в хорошем смысле.

Закутанная в пальто, я не возражала против холода. В Биллингсе в это время года было так же холодно, как и здесь.

Я брела по улице вдоль берега реки, не обращая внимания на зуд под гипсом. Он становился все сильнее, а это означало, что рука заживает. Она больше не болела, если только я случайно не надавливала на нее слишком сильно. Гипс должны были снять через два дня, и я уже не могла дождаться этого.

Любопытство вынудило меня совершить пятнадцатиминутную прогулку по Стобкросс-роуд к зданию, в котором располагалась компания Skyscraper Records. В названии были очевидные образы, но здание было далеко не небоскребом, а только умеренно высоким и полностью сделанным из стекла (прим. пер. Skyscraper — небоскреб, высотка). Похоже, здесь размещались и другие компании. На большой входной двери было выгравировано несколько названий.

Я не отваживалась приходить сюда раньше, боясь наткнуться на О'Ди, поэтому не осознавала, насколько близко лейбл находился к Hydro (прим. пер. SSE Hydro — многоцелевая крытая арена, расположенная на территории кампуса Scottish Event в Глазго, Шотландия). Его силуэт вдалеке словно копьем пронзил мою память. Я обхватила себя руками, дрожа, но не от холода, а от воспоминаний, как в последний раз моя группа играла в самом оживленном месте Глазго…

Глазго, 2014

SSE Hydro

Нет ничего лучше, чем ощущение, когда тысячи фанатов поют в ответ вместе с тобой тексты песен. Иногда это бывало настолько интенсивным, что казалось, моя грудь вот-вот взорвется.

Мне хотелось, чтобы это было только для нас.

Стоя на огромной сцене, глядя на огромную арену, я была вся в поту, адреналин бурлил во всем теле. Из-за светового шоу мне было трудно что-либо видеть, кроме моря фигур передо мной и теней тысяч из них сидячих на трибунах. Меня до сих пор поражало, что все эти люди пришли послушать наш концерт.

В первый раз, когда мы приезжали в Глазго, мы играли в Барроуленде (Barrowland Ballroom). Мы все были взволнованы, но очень нервничали, играя в знаменитом бальном зале Барроуленда, где выступало так много легендарных рок-групп. «Баррас» (The Barras) — так его называли местные. Просто играть в Глазго, в городе музыки, было потрясающе. Это было так необычно.

Но теперь мы собирали там целые арены.

Грандиозно.

И когда я пела от всего сердца вместе с толпой, шагая от одного конца сцены к другому, мне хотелось, чтобы все остальное дерьмо исчезло, потому что именно это делало меня счастливой.

Эй, ты выворачиваешь мои внутренности наизнанку,

Ты натягиваешь мои кости, как флажки-растяжки.

Разбиваешь мое сердце и называешь это искусством,

Искусством, что предназначено для всеобщего обозрения.

Общественная собственность с платой за вход.

Они пели мою песню о ненависти к папарацци с такой же яростью, с какой я несла ее в зал. Были моменты, когда я злилась на наших фанатов. Если бы не отношения, в которые они нас вовлекли, таблоидам было бы все равно, что, черт возьми, мы делаем со своей жизнью. Но из-за внимания фанатов таблоиды знали, что наше имя будет продавать их журналы и приносить те онлайн-сенсации, которые они так хотели.

Забавно было то, что каждый раз, когда я пела эту песню — один из наших самых продаваемых синглов на сегодняшний день — фанаты пели ее мне в ответ, как будто им было не все равно, насколько мне больно. И вся моя обида растаяла.

Гул музыки все еще вибрировал во мне, когда я закончила песню на высокой ноте. Грудь тяжело вздымалась. Звук в усилителях затих, и возгласы толпы обрушились на нас, как порыв ветра. Крики и свист, хлопки ладоней и топот ног пульсировали в одном ритме с моим сердцебиением.

— Спасибо, Глазго! — крикнула я в микрофон. — Вы, ребята, лучшие фанаты в мире. Мы очень любим посещать этот прекрасный город. Не знаю, бывали ли мы еще когда-нибудь в таком месте, где музыку ценят так, как здесь.

Толпа закричала сильнее, чем ожидала, и я усмехнулась, вытирая пот со лба.

— У нас осталась для вас последняя песня, а потом, к сожалению, нам пора.

Толпа завопила еще громче от этой лжи. Мы были традиционалистами, и они это знали. Мы заканчивали, уходили со сцены, а затем, по настойчивому требованию слушателей, возвращались на бис.

Свет за моей спиной потускнел так, что рабочей сцены за табуретом почти не было видно. Когда стемнело полностью, прожектор осветил табурет, который поставили в центре сцены для меня. Моя любимая гитара Taylor была приставлена к нему и подключена к усилителю. Рядом стояла стойка микрофона.

— Ну, ребята, мы попрощаемся единственным известным нам способом.

Я вставила микрофон в стойку, села на табурет, подняла гитару и делала все это, избегая Мики.

С тех пор, как мы сегодня вечером вышли на сцену, я боялась этой песни.

У нас был хороший день. Хотя ребята и я были измотаны, потому что это был конец нашего европейского турне, мы решили отправиться в Глазго и сфотографироваться для наших страниц в социальных сетях. Это был веселый день.

Пока новый заголовок не появился в таблоидах.

Несколько дней назад кто-то сфотографировал меня и Джея Престона, целующимися возле бара в Берлине. Джей был барабанщиком канадской рок-группы, и мы оба играли в городе в одно и то же время, только на разных площадках. Наши группы встретились в баре, и пока Мики напившись слинял с какой-то фанаткой, я напилась и ушла с Джеем.

Не ожидала, что кто-нибудь узнает об этом, но вот: я снова по всему интернету.

Фанаты злобно набросились на меня в Инстраграм за то, что я снова разбила сердце Мики. Стоит сказать, что они то же самое проделывали с Мики всякий раз, когда его фотографировали с другой девушкой.

Я боялась, что когда мы выйдем на сцену, из толпы могут раздаться гневные крики, но для толпы в зале этого инцидента не существовало.

К сожалению, он существовал для Мики.

Он молчал, когда мы занимались туристическими делами, и я была благодарна ему за угрюмую реакцию, и за фанатов, которые останавливали нас на улице для фотографий и автографов, что еще больше затрудняло ему высказаться.

Но потом я вернулась в свой номер и не пробыла там и пяти минут, как услышала стук в дверь. Это был Мики. И он был зол. В голове до сих пор проносилось, как он кричит на меня со слезами на глазах.

— Джей Престон! Джей гребаный Престон?

Это было так несправедливо. Мики проделывал это каждый раз. Он мог уйти с поклонницами, а я не говорила ни слова, молча страдала, но, боже упаси, позволить другому мужчине прикоснуться ко мне.

Мики родился не в том проклятом веке.

— Я ненавижу тебя! — бушевал он, тряся руками, словно хотел обхватить ими мое горло. — Ненавижу, что ты так со мной поступаешь!

— Я поступаю? А как же твои поклонницы, Мики? — напомнила я, стараясь сохранять спокойствие. Я никогда не хотела быть той рок-звездой, которая кричала, как банши в своем гостиничном номере и устраивала сцены. — Ты все время распутничаешь. Не я. Но это не значит, что мне никто не нужен.

— Я здесь. — Мики, задыхаясь, ударил себя в грудь. — Возьми меня. Я весь твой.

— Да, но только до тех пор, пока не решишь, что я обидела тебя и не воткнешь свой член в другую, чтобы досадить мне.

Лицо Мики покрылось пятнами от досады.

— Сколько раз мне еще объяснять? Если бы я знал, что ты приедешь, чтобы все уладить, я бы никогда не был с ней. Я даже не помню ее гребаное…

Дверь в мой гостиничный номер распахнулась, заткнув его. Гейл помахала картой-ключом и сердито посмотрела на Мики. Остин и Брэндон следовали за ней.

— Тебя слышит весь отель.

— Пойдем. — Остин схватил Мики за руку.

— Мы разговариваем. — Мики стряхнул его.

— Клянусь богом, парень, тебе лучше выйти отсюда, потому что, если ты того не сделаешь, я, блядь, разобью это милое личико в пух и прах, — предупредил Брэндон.

Мики вызывающе вздернул подбородок.

— Только попробуй.

— Ты думаешь, я не смогу? — Брэндон навис над Мики.

Наш барабанщик был крупным парнем, и, хотя они никогда раньше не вступали в серьезную физическую драку, он легко усмирял Мики в тех редких случаях, когда наш гитарист напивался и становился немного агрессивным. Брэндон бросил на меня обеспокоенный взгляд и снова повернулся к Мики. Гнев снова отразился на его лице. — Если я еще раз услышу, что ты на нее набрасываешься, я тебя, блядь, прикончу. Ты меня услышал?

Голова Мики откинулась назад, как будто Брэндон действительно ударил его.

— Я никогда не причиню ей вреда.

Брэндон фыркнул.

— Ты делаешь это все время. И если ты не будешь осторожен, то разорвешь нашу группу на части. А теперь убирайся из комнаты Скайлар, пока я тебя отсюда сам не отпинал. И клянусь богом, парень, не лезь в ее дела. Она получает достаточно дерьма от прессы и фанатов. Помимо этого, ей не нужна твоя незрелая задница.

— Это тебе нужно держаться подальше от нее, — предупредил Мики.

— Довольно, — Гейл вздохнула, скрестив руки на груди. — Так вот как это бывает, когда меня здесь нет?

Остин покачал головой.

— Нет, все в порядке. Просто один из таких дней.

— Ну, теперь я официально беспокоюсь.

— Не стоит. — Мики стряхнул с себя хватку Остина. — Все в порядке.

И он выскочил из моего номера, даже не оглянувшись.

Брэндон нежно потер мое плечо.

— Ты в порядке?

Я была в шоке, но разве это новость?

— Со мной все будет в порядке.

Но это было не так. В последнее время я никогда не была в порядке. И теперь должна закончить наш сет, как всегда, песней о любви, которую я написала Мики. Песня о любви, которую, как он знал, я написала о нем.

Кроме того, это была единственная песня, которую группа не играла со мной. Я делала это в одиночку.

Я судорожно вздохнула, выдохнула и заиграла первые аккорды.

У меня под кроватью стоит коробка

Наполнена вещами,

Которые спасли мое сердце.

Фотография молодого человека

В зеленом, с лицом храбреца.

А под фото — чехол, купленный моей матерью,

Который она не могла себе позволить.

Внутри компакт-диск с песней,

Которая заставила понять, в чем мое предназначение.

Однажды, в один дождливый день,

Этот мальчик оказался в той коробке.

Однажды, в один дождливый день,

Он проскользнул в мои мысли.

Я думаю о тех моментах,

Которые я спрятала и скрыла

Под своей старой кроватью.

И интересно, узнаешь ли ты когда-нибудь,

Что они говорят все то,

Чего никогда не говорил мой рот.

Однажды в дождливый день,

Я влюбилась в улыбку, которая не стоила того.

А вчера, вчера мы обнаружили,

Что оказались на разных путях.

У меня под кроватью стоит коробка

Наполнена вещами,

Которые спасли мое сердце.

И хотя мы попрощались,

Я не могу не держаться за эти воспоминания.

Где-то там, в другой дождливый день,

В другой раз, в другом измерении,

Наша любовь ждет нас,

Чтобы дать нам шанс без этой боли.

Однажды, в один дождливый день,

Девушка и парень столкнутся.

Но на этот раз они останутся связанными,

После преодоления урагана.

Когда из моей гитары прозвучал последний аккорд, воцарилась тишина, но потом я почувствовала его.

Я отвернулась от микрофона, смущенно нахмурив брови при виде Мики, стоящего без гитары у табурета. Это не было частью нашего выступления.

Я открыла рот, чтобы произнести его имя, но оно превратилось в судорожный вздох, когда Мики обхватил мое лицо руками, наклонился и прижался своим ртом к моему.

Арена наполнилась оглушительным грохотом криков и свиста, пока он страстно целовал меня. Но я знала эти поцелуи. Я уже пробовала их раньше. Это были гневные поцелуи Мики.

И все, о чем я могла думать, все, чего я могла бояться, это то, что это будет завтра во всех развлекательных новостях. Я не могла оттолкнуть его или разозлиться перед фанатами, потому что это только ухудшит ситуацию.

Вместо этого я позволила случиться этому поцелую. Мики, наконец, дал мне вдохнуть, но не отпустил моего лица. В его глазах был самодовольный торжествующий блеск на грани гнева.

— Спасибо за напоминание.

Я прикрыла микрофон рукой, чтобы толпа не услышала.

— Какое напоминание?

— Что независимо от того, скольких идиотов ты трахнешь, ты всегда будешь моей.

Мики поцеловал меня в лоб, еще сильнее раззадорив толпу, и, клянусь, мне потребовалось все терпение, чтобы не швырнуть мою любимую гитару ему в спину, когда он уходил со сцены.

Я боролась за самообладание, поворачиваясь к толпе с дрожащей улыбкой. Вставив микрофон в подставку, я соскользнула с табурета.

— Это все от нас сегодня, Глазго. Мы скоро увидимся!

Крики, сопровождавшие нас за сценой, были совсем другими. Они были еще более взрывоопасными, подпитываемыми небольшим выступлением Мики. Когда мы уходили со сцены, я встретилась взглядом с Брэндоном, и он, казалось, был готов убить Мики.

— Ты в порядке?

Я отрицательно покачала головой.

— Позволь мне разобраться с этим.

— Что это, черт возьми, было? — закричала Гейл, когда мы собрались за кулисами, а гул толпы становился все более неистовым. — Это что-то добавленное к шоу, о чем я не знала?

Держу пари, наш менеджер был рада, что решила присоединиться к нам на последнем этапе европейского турне. Она будет еще счастливее, когда услышит, что я скажу.

Я сердито посмотрела на Мики, который с вызовом уставился на меня.

— Что, черт возьми, это было?

Он пожал плечами.

— Устраиваю представление.

— Ты хоть понимаешь, что еще больше разворошил всю эту таблоидную чушь? — крикнула я, чтобы меня услышали. — Тебя это вообще не волнует?

— Слушайте, нам нужно возвращаться на сцену, — прервал его Остин.

— Да, нужно. А теперь, благодаря этому идиоту, я должна выйти и притвориться, что не хочу расцарапать ему лицо!

— Да ладно тебе, Скайлар, это был всего лишь поцелуй!

Брэндон двинулся к нему, но я перехватила его за руку, останавливая. Я шагнула вперед со смертельной серьезностью.

— Я не твоя. И не принадлежу тебе.

— Говори себе все, что хочешь. — Его глаза горели болью. — Но мы оба знаем правду, и быть порознь — абсурд!

— Нет, это мой выбор. И знаешь, какой еще у меня выбор? Остаться мне с этой группой или нет.

— Подожди, что? — Гейл запаниковала.

— Да, ты меня слышал. Разбирайся со своим дерьмом, Мики, или я уйду.

Все уставились друг на друга.

— Ребята, вам следует вернуться! — крикнул режиссер.

— Хорошо?

— Прекрасно! — Мики прошмыгнул мимо меня и взбежал по ступенькам сцены.

Я обменялась с парнями усталым взглядом, и мы поспешили за ним.

Как только я добралась до места, освещенного прожекторами, я нацепила широкую улыбку и помахала толпе. Мы сразу ворвались с песней, которая вознесла нас в чартах, когда стала главной песней в саундтреке к известному подростковому антиутопическому фильму. Обычно, когда я пела ее, вспоминала, что чувствовала, когда сидела в кино в первый раз, слушая нашу песню в финальных титрах кассового хита. Это был тот момент, за который я цеплялась, чтобы напомнить себе, что были моменты, когда все, что я ненавидела в своей жизни, казалось, почти стоило того.

В тот вечер я едва могла сосредоточиться на словах, не говоря уже о том чувстве.

Я прошла через это, стараясь не сгибаться под тяжестью неудачи. Я не только ненавидела эту жизнь, которую так хотела, но и терпела поражение. Из-за токсичного подросткового романа. Мы были гребаным клише.

Облегчение было нереальным, когда я покинула сцену. Я пронеслась мимо всех, направляясь прямо в свою гримерку.

Дверь даже не успела закрыться за мной, как вновь распахнулась, и в гримерку ворвался Мики.

— Ты что, издеваешься надо мной? — прошипела я.

— Я здесь только для того, чтобы сказать тебе одну вещь. Не угрожай группе из-за нас. Это пустая угроза.

— В смысле?

— Ты никогда не уйдешь из группы, потому что ты не сдаешься. — Выражение его лица смягчилось. — Это одна из вещей, которыми я восхищаюсь в тебе больше всего.

Я покачала головой, чувствуя, как меня охватывает всепоглощающая печаль.

— Я могу сдаться. Если станет слишком больно.

Мики тут же смутился.

— Я облажался, — прошептал он. — Опять. Я… Я застрял в собственной голове и не подумал. Я не думал. Я злился на тебя, как на тупую суку. И я все испортил.

Я кивнула, мой гнев смягчился от его извинений.

— Ты обещаешь, что все это позади? Что это больше не повторится?

После минутного колебания Мики кивнул и повернулся, чтобы уйти. Но потом оглянулся на меня через плечо.

— Я никогда не перестану любить тебя, даже если ты никогда не перестанешь наказывать меня за ту ночь.

Как только Мики вышел, все мое тело обмякло. Я сползла по стене, подтянув колени к груди. В голове, как всегда, гудело от шума толпы. Когда я ложилась спать после концертов — это все, что я слышала. Лишь физическое истощение вырубало мое сознание. Иногда, просыпаясь на следующее утро, я все еще слышала только шум толпы.

И теперь, сквозь хаотичный гул, я слышала, как Мики шепчет снова и снова: «Я никогда не перестану любить тебя».

Самым неприятным было то, что, как бы мне ни было больно, я знала, что будет еще больнее, если Мики когда-нибудь реально перестанет любить меня.

Мне хотелось позвонить маме и все ей рассказать. Но потом вспомнила, как она продала свою хорошую машину и купила дешевую развалюху, которая постоянно ломалась и заставляла опаздывать на работу. И она сделала это, чтобы найти мне и Мики средства на поездку в Калифорнию с группой на конкурс Spotlight. Там нам довелось сыграть для настоящего лейбла. Нам было всего пятнадцать.

Мы не выиграли контракт на запись.

Но мама никогда не переставала верить. Родители Брэндона так разозлились, что продали его барабаны и сказали, что мы больше не можем репетировать в их подвале.

Так что моя мама работала сверхурочно в течение трех месяцев, в то время как мы все работали неполный рабочий день после школы. И мы с мамой копили, чтобы купить новые барабаны для Брэндона. Мама также перестала парковать свою дрянную машину в гараже и позволила нам проложить звукоизоляцию, чтобы у нас было место для репетиций.

Я вспомнила, как она кричала Брайану, что он может собрать свои вещи и убираться прочь, если не готов поддерживать меня. И он ушел. И мама плакала несколько дней. Мне не нравился этот парень, но я никогда не испытывала такого большого облегчения, как когда он вернулся.

Мама почти потеряла единственного мужчину, в которого влюбилась после смерти папы, и это была бы моя вина.

Все трудности, как оплата счетов, что давались с трудом, были из-за меня.

Все наши разговоры, наши планы, мои уроки игры на гитаре и пения — все было для меня.

Мои мечты.

Три года борьбы, потому что я хотела быть вокалистом в профессиональной рок-группе.

И мы это сделали.

Только для того, чтобы я больше не хотела этого.

Как я могла сказать маме такое? И как я смогу поговорить сейчас, чтобы она не поняла, что я несчастна? Это была моя мама, моя лучшая подруга. Она бы догадалась.

Что еще хуже, теперь у нее была замечательная жизнь. Я купила ей красивый большой дом, внедорожник, у нее не было ипотеки, и ежемесячный доход я отправляла на ее счет. У меня было много денег и отличный финансовый консультант, который с пользой их вложил, но я знала свою маму… Если я уйду из группы, она снова начнет беспокоиться о деньгах.

Я не хотела этого для нее.

Я не хотела, чтобы Брайан сказал: «Я же тебе говорил», и чтобы маме пришлось скрывать разочарование, которое она испытала из-за моей неудачи.

А теперь Мики. Я пожертвовала нашей любовью ради группы, и сейчас мы настолько запутались, что не было ни единой возможности это исправить. Я не должна ненавидеть эту жизнь после того, как предпочла группу ему.

Это было уже слишком. Я не могла ясно мыслить, я…

Дверь в гримерку открылась, и в комнату просунулась голова Гейл. Она нахмурилась, увидев меня на полу, и вошла, закрыв за собой дверь.

— Я беспокоюсь, Скайлар. Что происходит? Что тебе нужно?

— Мне нужен перерыв, — выпалила я. — Мне нужно немного побыть одной.

— Где ты хочешь скрыться? — Она вытащила телефон.

— Тихое местечко. Уединенное.

— И это все, что тебе нужно?

Я почувствовала ее беспокойство и поспешила заверить.

— Я не уйду из группы, Гейл. Мне просто нужна передышка.

Перерыв поможет. Я буду чувствовать себя лучше после того, как проведу время вдали от парней.

Но на следующее утро, когда мой телефон буквально взорвался уведомлениями и пропущенным звонком от мамы, я поняла, что, никакая передышка не поможет. Моя злость на Мики росла и росла, пока я разглядывала многочисленные фотографии, сделанные с разных ракурсов, где он целовал меня на сцене. Они были повсюду в интернете. Фанатам это нравилось.

Я уставилась на один конкретный снимок, сделанный кем-то рядом со сценой.

Это было похоже на кадр из фильма. Мики целовал меня с таким страстным желанием, что боль за него пересилила мою ярость.

Но только на мгновение.

Потому что это может и выглядело, как поцелуй чистой тоски, но я-то знаю. В этом поцелуе я ощутила лишь мелочный гнев и незрелость.

И я задалась вопросом, какой бы стала наша жизнь, если бы мы с Мики не разорвали ядовитую связь между нами.

В итоге я отправилась в летний домик в Норвегии, надеясь, что немного свободного пространства поможет мне чувствовать себя менее сумасшедшей.

Сегодняшний день

Глазго, Шотландия

Я отвела взгляд от Hydro, от тех воспоминаний. Всего через несколько недель после Норвегии я вернулась домой к маме и затеяла с ней этот дурацкий спор только для того, чтобы ее жуткий муж начал приставать ко мне.

Вместо чувства вины, которое я обычно испытывала, меня охватил гнев.

Я никогда не ожидала этого. Ни разу Брайан не подавал мне никаких признаков. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что он начал хвалить меня больше, чем прежде, но думала, что он просто придурковатый подхалим.

Это он виноват, что я чувствовала вину. Он поставил меня в невыносимое положение: либо разбить сердце матери и вызвать ее гнев, либо сохранить от нее тайну. Я сделала неправильный выбор.

Тайна все равно разлучила нас.

— Боже, как жаль, что я не рассказала тебе всю правду, запертую внутри меня, вместо того чтобы вырезать тебя, как ножом, из своей жизни, — тихо пропела я себе под нос.

Слезы жгли мне глаза.

Я поняла, что пути назад нет.

Все эти месяцы, пока я пряталась, какая-то безумная часть меня цеплялась за надежду, что я смогу вернуться и все исправить. Но я не могла. Мама ушла, и ничего не изменить.

«Единственный способ пройти через это, — подумала я, судорожно втягивая воздух, — это поверить, что моя мама умерла, зная, что я люблю ее».

И что я люблю ее больше всех. Навсегда.

Слезы медленно катились по щекам, и я позволила им это. Во мне были заперты месяцы слез. Я больше не буду бояться выпустить их.

Опустив голову навстречу ветру, я медленно побрела к своей квартире. Я знала, что на самом деле это не квартира, а, скорее, убежище. Место, где, как мне кажется, я наконец-то была готова исцелиться.