О том, что было дальше, ты знаешь и так. Я прибыла в Каранас около одиннадцати утра, сразу потребовала кофе, команду стилистов и портного. В ожидании мастеров я плавала в ванной, благоухающей лилиями, и слушала шестнадцатую симфонию Адаро. Впервые я поняла, что люблю переливчатые трели флейты. Напитав кожу благовониями, я передала себя в руки специалистов. Я не прочитал ни строчки текста и не посмотрела ни одного обучающего фильма за весь день. Зато в шесть вечера, когда первые флаеры стали спускаться на посадочную площадку, я увидела в зеркале мраморную скульптуру, мало напоминавшую меня саму.
Рауль расчесал каждую прядь моих волос, уложил их крупными локонами и придал им цвет восходящего солнца. Я видела, как каждый завиток лучится собственным светом. Плащ, который Марсель создал всего за пять часов, казалось, был соткан из морской пены и серебристых звёздных лучей. Глубокий вырез туники открывал взору и длинную шею, и тонкие косточки ключиц, и белую кожу груди. Невесомое кружево закрывало кисти до середины большого пальца, но на просвет сквозь полупрозрачную ткань легко было разглядеть и запястье, и аккуратные ногти.
В своё оправдание я могла бы сказать, что бал в вечном замке должен был стать не только закрытием, но и самым ярким событием сезона. Если честно, это не помешало бы мне прийти на него в мундире. Для того, чтобы обеспечить работой цвет индустрии красоты, у меня были причины посерьёзней. Дождавшись, когда Рауль застегнёт у меня на шее тонкую золотую цепь, я протянула руку, чтобы оправить складку на плече — и тут же почувствовала несильный шлепок по запястью — это был Марсель. Тогда я просто улыбнулась нашему общему отражению и сказала негромко:
— Благодарю.
Выслушав последние напутствия и дождавшись, когда стилисты уйдут, я развернулась и тоже вышла во двор. От моего флигеля до грота, где начиналось торжество, было пятнадцать минут пути, но я, кажется, потратила на дорогу все полчаса. Мы с Рейвеном уговорились встретиться в полночь у пруда, но меня не оставляло смутное беспокойство. Я надеялась увидеть его раньше — и боялась этого.
То и дело мне встречались знакомые лица. Каждый спешил раскланяться, а некоторые тянулись к моему запястью с поцелуем. Их обходительность раздражала, но позволяла отсрочить момент истины, приближение которого наполняло моё тело сладкой дрожью. Когда я вошла в грот, там уже было человек пятнадцать гостей. Они расположились группами под мозаичными окнами, отражавшими воду фонтанов, и в окружении картин из ракушек и кораллов казались русалками и тритонами, явившимися на божественное пиршество.
Я миновала центральную часть зала и чуть замешкалась у тронов. Элеонор ещё не было, и это не могло меня не обрадовать. Я не спешила занимать своё место. Внутри дрожали невидимые струны, требовавшие действия. Я бросила взгляд на часы — было почти семь. Ещё пять часов. Как это мало, когда несёшься сквозь море звёзд в кабине истребителя. Как это много, когда отсчитываешь минуты до полуночи.
Дворецкий ударил жезлом о пол и провозгласил прибытие Анрэя Аркан. Он прямиком направился ко мне, стоявшей у триады тронов, опершись о спинку самого правого из них. Анрэй склонился в глубоком поклоне и коснулся губами моей руки. Золотые волосы шёлковой паутиной скользнули вдоль запястья.
— Вы сегодня обворожительны, — сказал он, глядя на меня жадными голубыми глазами.
— Благодарю. Почему вы один?
— Герцог болен, — сказал он, и в голосе его не было ни единого намёка на печаль.
— Полагаю, не очень серьёзно?
— Врачи затрудняются с диагнозом.
— Очень жаль, — мне действительно было жаль старика, — надеюсь, он поправится.
— Надежда — все, что у нас есть.
Он раскланялся и удалился прочь, а я снова вернулась к мыслям о Рейвене. Когда я устала стоять неподвижно и считать гостей, то взглянула на часы. Была половина восьмого.
Дворецкий ударил жезлом о пол. Переваливаясь с ноги на ногу, поддерживаемый своей прелестной дочерью, вошёл герцог Мело. Они тоже приблизились, чтобы поприветствовать меня. Мело пыхтел, щёки его были багровыми — видимо, дорога от стоянки до грота далась ему нелегко.
— Рад, что вы пришли, герцог, — сказала я, — простите, нам следовало позаботиться о том, чтобы вас встретили.
— Ничего, ничего, мне помогла Луана, — он крепче сжал тонкую руку, лежавшую на его локте. Я перевела взгляд на Луану и обнаружила, что веки её опухли, как будто она не спала накануне или долго плакала.
— С вами всё в порядке? — спросила я.
Луана невесомо кивнула и бросила короткий взгляд на отца. Я повторила её движение.
— Я постараюсь найти вас попозже, может быть, нам удастся поговорить, — пообещала я.
Луана изящно поклонилась, и парочка удалилась. Я посмотрела на часы. Было восемь. Объявили Эрика Тао. Я напряглась, наблюдая, как приближается ко мне худощавая фигура в фиолетовой мантии.
— Доброго вечера, герцог, — сказала я и сама удивилась металлу, звеневшему в моём голосе.
— Приветствую… Инэрис.
Я вздрогнула. Разумеется, он меня узнал.
— Вам понравилось наше гостеприимство?
— Я не очень люблю такие приёмы, — сказала я холодно.
— Потому вы и не были приглашены.
— И всё же, у меня были причины прийти.
— Вы нашли то, что искали?
Я торопливо улыбнулась.
— А вам, князь, нравится у нас?
Он усмехнулся и чинно кивнул:
— Да, принцесса Аврора знает толк в балах.
— Берегитесь, Эрик, в этих стенах её не стоит так называть.
Тао усмехнулся.
— Но как же мне называть её? Чтобы вступить в ранг императрицы, ей следовало вступить в брак, такова…
— Такова традиция, — закончила я за него, — как видите, традиции не требуются, чтобы создавать империи и властвовать над ними.
— Лишь до поры.
Не знаю, к чему это было сказано. Этот человек был мне неприятен, и я поспешила закончить разговор, тем более в дверях уже стояли ещё два герцога. Катаики и Эмбер прибыли вместе. Я видела их уже не раз на заседаниях палаты герцогов. Катаики был, как обычно, сухопар и выдержан, Эмбер сиял здоровьем и зрелой красотой. Меня удивило лишь выражение горечи, объединившее этих столь непохожих людей. Оба поздоровались вежливо, но сухо. Оба говорили коротко, ни словом не выдавая своих чувств.
Когда они ушли, было уже без десяти десять.
Лидия появилась к десяти. Всё так же избегая прикосновений, она расцеловала меня в обе щёки.
— Потрясающий вид. Чья эта работа? — она провела пальцами в миллиметре от кружевной манжеты.
— Марсель Вимале.
— Уверена, завтра нечто подобное наденут все.
Я усмехнулась. Конечно, уж Лидия об этом позаботится. Марсель не зря работает с императорским домом бесплатно — это лучшая реклама. Я наклонилась к ней и прошептала в самое ухо:
— Что-то не так с Катаики и Эмбер.
Она кивнула, и по лицу её пробежала тень.
— Это всё Орден.
— Ты что-то знаешь? — я испытующе посмотрела на неё.
— Скажем так, нас это не коснулось, — в её голосе звякнул металл, и я поняла, что дальнейшие расспросы бесполезны. — Где здесь подают устриц? — спросила она совсем другим тоном.
Я указала ей на сервировочные столы у окна.
— Благодарю.
Она исчезла в толпе, на ходу останавливая официантов и забирая с подносов бокалы, закуски и конфеты. Я вздохнула с облегчением — приветствовать остальных гостей лично от меня не требовалось. И в тот миг, когда я испустила этот облегчённый вздох, в комнату, подобно кувшинке, дрейфующей по поверхности тёмных вод, вплыла Элеонор. Шея и пальцы её сверкали бриллиантами. Синий шёлк платья стлался шлейфом, будто осколок ночи, ворвавшийся в залу с улицы. Двое мальчиков пажей, облачённых в белые кафтаны, следовали за ней и несли этот шлейф на вытянутых руках. Элеонор улыбнулась мне ослепительно и холодно, и я, кажется, ответила такой же улыбкой. Элеонор не сказала ни слова — лишь молча прошла к своему трону и, взмахнув шлейфом, уселась на него, закинув одну ногу поверх другой.
Уйти было бы невежливо, и я решила задержаться. Ещё несколько минут Элеонор молчала. Затем щёлкнула пальцами, подзывая официанта, и взяла с серебряного подноса бокал с шампанским.
— Ты не пьёшь? — бросила она мне не глядя.
Я поманила к себе официанта и тоже взяла бокал.
— Как тебе понравилось у нас? — спросила сестра, отрывая губы от хрусталя. — Ты исчезла довольно внезапно.
— Не в моём вкусе, — ответила я, радуясь уже тому, что не обязана говорить с ней вежливо.
— А у Тао?
Я бросила на Элеонор молниеносный взгляд, но, не встретив ответного, снова отвернулась к залу и натянула на лицо вежливую улыбку для всех.
— Ты ведь всё знала, так?
— Конечно, — остановив ещё одного слугу, Элеонор взяла с подноса оливку и закинула себе в рот. Слуге она жестом приказала остаться рядом.
— Тогда ты знаешь и остальное, — я покосилась на мальчика. — Извини, Элеонор, я собиралась подышать воздухом.
Я поставила бокал на поднос слуги, в шуме музыки вряд ли было слышно, как стукнул хрусталь о металл — и пошла прочь армейской размашистой походкой, так не соответствовавшей этому роскошному наряду. Лишь оказавшись на улице и обнаружив, что каблуки мои тонут в гальке аллеи, я заставила себя замедлить шаг. Было почти одиннадцать. На парк опустилась тьма, и только шары магических фонарей, проплывавших меж стволов ухоженных елей, развеивали мрак. Далеко у пруда кричали утки. Слабые звуки музыки не заглушали тишины, царившей здесь.
Я могла бы надеяться, что Рейвену так же не терпится, как и мне, но всё же знала, что приходить раньше времени не стоит. К тому же я вспомнила одну вещь. Постояв в темноте несколько минут, вернулась в зал и отыскала глазами Луану. Она стояла совсем одна в затемнённом алькове с бокалом красного вина в ладонях. Стараясь не вступать в ненужные разговоры, я пробралась в тот же конец зала и остановилась около неё.
— Что случилось, миледи?
Руки девушки дрогнули, роняя бокал, но я успела подхватить его на лету.
— Простите, — Луана опустила глаза.
Луана в тот вечер была ничуть не похожа на ту жизнерадостную красавицу, которую я встретила пару дней назад, но я не задавала вопросов — просто ждала. Наконец Луана осмелела и снова взглянула на меня.
— Принцесса, помните, пару дней назад… я оказала вам услугу?
Я кивнула. Мне нравилась сейчас её прямота.
— Что вы хотите?
Она закусила губу. Сапфировые глаза её блестели, кажется, она готова была разрыдаться.
— Мой жених и мой брат. Сегодня у них день выпуска.
— Поздравляю, — сказала я вежливо, — но разве это так печально?
— Нет… и всё-таки да. Простите. Понимаете, их назначение… — она замялась. — Их назначение было оговорено. Обоих должны были назначить в гвардию… Мы надеялись успеть пожениться…
Я кивнула. Ничего удивительного. Мело подкупили чиновников из отдела распределения. Но, видимо, не очень удачно.
— Что-то сорвалось? — спросила я.
Луана кивнула и побледнела.
— Их… призвали в Орден.
Я, наверное, побледнела. Что бы мы ни делали с тобой, Аврора, Орден добрался до них. Наследники теперь принадлежат ему. Что это значит — понимаем мы обе. Жизни герцогов теперь следует беречь пуще зеницы ока, только… Вряд ли можно уберечь кого-то от Ордена. Надеюсь, ты знаешь, что делать теперь, потому что я — нет.
На секунду моё состояние приблизилось к панике, потому что сама я… Знаешь, сама я не хотела, чтобы Дезмонд служил Ордену. Считай это моей слабостью, но ведь всё, что делает Орден, имеет смысл только до тех пор, пока мы делаем это для защиты наших близких. Мне кажется, у меня в этот миг стало меньше одним человеком, которого я хотела бы защищать. Иногда мне кажется, что Орден отнял у меня всё. Я тут же прогоняю эту мысль, потому что каждый из нас, пришедших в Орден, знает, что приносит в жертву. Мы отдаём себя целиком. У нас нет и не может быть жизни кроме Ордена. То, что я служу тебе — уже слабость для моих наставников там. Но они спокойны, пока думают, что в первую очередь я служу им. Я не хочу такой жизни Дезмонду. Такую жизнь нельзя навязывать — её каждый может выбрать лишь сам. И то, что наследников призвали — вот так легко, будто снова идёт война с Хель. Будто человеческая жизнь и свобода перестали стоить хоть что-то… Это… На мгновение это поразило меня. Добровольность — один из первых принципов нашего служения, но магистры посмели его нарушить. Что ещё они нарушат так же легко — и ради чего? Это второй вопрос. Как бы я ни хотела верить в то, что делает Орден, чем больше я узнавала о них, тем сильнее становились мои сомнения. Не знаю. Мне не следует этого говорить. Тем более не следует предавать бумаге. Я расклеилась из-за одной только новости, что эти чёртовы наследники теперь там. Так нельзя.
— Вы можете мне помочь? — услышала я голос Луаны будто бы сквозь сон.
— Их уже отправили?
— Да.
Я покачала головой.
— Хотя бы одному… — сказала она нерешительно.
— Мне очень жаль.
— Но ведь вы тоже…
Она замолкла.
— Да, я служу в Ордене. Но Орден — не декоративный полк золотых эполет. Если принято решение воспользоваться правом призыва — значит, на то есть причины более серьёзные, чем вы или я можем себе представить.
— Мне придется вступить с его братом…
— Вы преувеличиваете, — мягко сказала я. — И поймите…Я отказываю не потому, что не хочу, Луана. То, что вы просите — невозможно.
Луана вздохнула и отвернулась. Я уже приготовилась уйти, когда она снова подняла глаза, полные слёз.
— Но ведь вы оттуда…
Я кивнула.
— Значит… слухи врут? Оттуда возвращаются?
Я покачала головой и повторила:
— Мне очень жаль.
Не желая больше смотреть в лицо девушки, оказавшейся в плену предрассудков и традиций, столь превозносимых Эриком, я покинула залу и медленно побрела прочь. Что она станет делать? Я не могла представить себя на её месте. Брак наверняка был договорным, и толстой свинье Мело безразлично, кто именно возьмет в супруги Луану. А ведь даже по меркам этих людей, так невинно распоряжающихся чужими судьбами, она — штучный товар: красива, обходительна и, кажется, умна. Она станет настоящей светской львицей когда-нибудь. Если подумать, не самая худшая участь.
Я остановилась у поворота, за которым виднелись летящие линии моста. Оправила волосы и плащ. Последний раз посмотрела на часы. Раньше, чем я опустила руку, забили куранты на центральной башне. Двенадцать. Я медленно двинулась вперёд, не в силах поверить, что этот час наступил. Разглядывая фигуру, облачённую в длинный чёрный плащ, метавшуюся по мосту из конца в конец, я предвкушала встречу, которой не могла дождаться весь вечер.
Я видела волнение в его походке. И он пришёл раньше времени — значит, тоже ждал этой встречи. Ещё только двенадцать, бал в разгаре, но мы уже освободились от дел, и вся ночь в нашем распоряжении. Я видела, как треплет ветер длинные чёрные пряди, выбившиеся из-под капюшона, видела ссутуленную спину и руки, скрещенные на груди. Действительно, уже довольно холодно. Не стоит нам стоять здесь, я, пожалуй, приглашу его к себе.
Наконец, аллея, показавшаяся мне бесконечной, перешла в каменные плиты моста. Каблуки зазвенели по мрамору, и стоявший на мосту обернулся. Я остановилась. Осенний ветер ударил мне в лицо ледяными брызгами речной воды.
— Вы — Инэрис? — спросил он, и я видела, как глаза его лучатся восхищением.
— Да, — сказала я, изо всех сил сдерживая волнение, — а вы?
— О… — он, кажется, растерялся, — меня зовут Двэйн Торил. Но это не важно.
Он замер. Я скрипела зубами, чтобы не торопить его.
— Простите, вы так прекрасны… Я теряю мысль. Вот, — он протянул руку с зажатым в ней конвертом, — это письмо меня просил передать вам молодой человек, на котором был перстень с сапфиром.
Негнущимися пальцами я приняла из его рук конверт и выжидающе посмотрела на него. Двэйн Торил не двигался с места.
— Простите… Никогда не прощу себе, если не спрошу… Что вы делаете завтра вечером?
— Взрываю астероиды в системе Ангара.
Мальчишка улыбнулся и покраснел.
— Я должен был спросить.
Он развернулся и бросился прочь. Впервые в жизни мои руки дрожали, когда я рвала плотный конверт. Его содержимое было очень тонким — всего один листок. Я развернула его и поднесла к свету.
«Дорогая Инэрис.
Хотя мы виделись всего несколько раз, мне кажется, ты стала такой огромной частью моей жизни, что я не смогу забыть тебя никогда. В мыслях я целую твои тонкие запястья. Твои пальцы ласкают мои волосы, принося блаженство. Я тону в твоих глазах цвета рассвета и льну к холодным гордым губам. Я столько хотел бы рассказать тебе, прежде чем ты осудишь меня. Я столько хотел бы спросить. К сожалению образы, которые теснятся в моём сердце, унося покой, останутся только в нём. Сейчас обстоятельства сильнее меня. Я не смогу появиться в Каранасе и в его окрестностях даже при самом благоприятном стечении обстоятельств. Я буду бороться, чтобы изменить свою судьбу, но, если когда-нибудь моя борьба и поможет нам встретиться снова, мы вряд ли будем такими, как сейчас. Тебе следует забыть меня, если ты хочешь сохранить честь и положение в обществе. Я же постараюсь помнить тебя всегда.
Прощай и прости. Ворон дома Тао».
Я отвернулась от письма и подняла глаза к небу. С чего я должна верить, что это его письмо? Ни печати, ни росписи. А почерка его я не знаю. С другой стороны, почему я должна верить словам, что написаны в нём? Всего три короткие встречи — только поэт увидит здесь любовь. Я отпустила письмо и увидела, как оно летит вниз, в ледяную воду. Слёзы не окрасят моих щёк. Кому нужны слёзы принцессы Магдаро?
Ледяной порыв ветра рванул полу плаща, и клочья пены пустились в путешествие вслед за письмом. Бесполезное великолепие, приносящее только горечь. Я опустилась на корточки, чтобы подобрать упавший на землю конверт, но вместо этого замерла и долго сидела неподвижно, глядя на ледяную воду. Слёзы неумолимо текли по щекам, как будто все события прошедшей недели могли значить хоть что-то. Мне было противно от собственной слабости, и чтобы прекратить истерику, я сделала то единственное, что пришло мне в голову — торопливо, обрывая застёжки, сбросила сапоги и прыгнула вниз с горбатого моста.
Итак, в моём последнем дневнике можешь видеть объяснительную записку моей глупости. Воспаление лёгких почти прошло. Эдгар пичкает меня тёплым молоком и мёдом раз в два часа. Вылеты с планеты мне пока строго запрещены. Я уже несколько дней валяюсь в постели и наблюдаю, как кружатся за окном розовые лепестки вишни. Впрочем, мне и не хочется выходить. Слабость пока что не покидает меня, но думаю, скоро мне станет лучше.
P. S. Ах, да, листок с письмом я, конечно же, поймала. Скучаю и жду. Твоя Инэрис.