— Мама, а когда нам отопление включат? — спросил Петр как-то утром, складывая конспекты в папку. — Они что, навсегда его отключили?
— Петя, ты же знаешь, я не спец по водопроводным и отопительным делам. — Ольга Васильевна не любила, когда сыновья отвлекали ее от поглощения в Интернете биологических новостей. — Водопроводчик сказал, что завтра-послезавтра придет. Найдет новую батарею, поставит ее и все подключит. Видно, пока не нашел, так что терпи. Да и вообще, в конце концов, кто у нас в семье старший мужчина? Сходи в жилконтору и поторопи.
Слова насчет старшего мужчины Петя пропустил, видимо, ему было комфортнее, чтобы все осталось так, как было эти годы: после исчезновения Геннадия мать представляла для сыновей сразу все взрослое человечество. Он высек из ее монолога только нескорый срок.
— С отоплением — ладно, черт с ним. Но ведь заодно отключили и горячее водоснабжение. Не знаю, как вы, а я привык мыться каждый день.
— Угу, каждый день и каждый год, — то ли подумала, то ли ответила вслух Ольга.
В тот вечер у нее не было работы в институтской лаборатории — требовался жидкий гелий, а дьюар, в котором его хранят, доставляли только по пятницам, и она вернулась домой довольно рано. Младшего сына, Павлушу, мать застала сидящим за уроками. Или изображающего, что он за ними сидит.
— А Петька в баню пошел, — сказал он с веселым удивлением, словно эта новость его сильно забавляла. — Взял чистое белье, а полотенце отложил, сказал, что он узнавал: там простыни дают. Мам, а правда в бане дают простыни?
— Что-то не припомню. Я же в бане давно не была. Хотя, да, дают! Помнишь, в фильме «С легким паром» — герои в простынях сидят?
Петя вернулся приблизительно через час. Но не один, а с парнем по имени Данила. На голове парня были дикие заросли кудрей, да и вообще вид он имел диковатый.
— Так, это, значит, мамочка, — произнес он, едва войдя в прихожую, и окинул Ольгу Васильевну раздевающим взглядом бывалого мужчины. — Смотри, какие хорошенькие мамочки тут ходят!
И хотя Ольга постаралась изобразить на лице строгое выражение, как-никак — ученая дама и педагог, но стало ей не по себе, съежиться хотелось под этим грубым взглядом самца. И чувствовала она себя в те мгновения не взрослым человеком, а беспомощной девочкой Олей, к которой однажды в девять лет приставал противный дядька, как она поняла позднее — педофил. Ольга ушла в свою комнату, причем стук захлопнутой двери прозвучал чересчур вызывающе.
Прежде в банях Петр никогда не бывал, но от кого-то слышал, что сейчас там каждый посетитель моется в отдельной кабинке. Может, где-то так и было, только не в том отделении, куда он попал. Вообще, едва он вошел в общую раздевалку, так сразу пожалел, что явился сюда. В принципе, еще можно было повернуться и уйти — мало ли что заплатил деньги и уже протянул билетик банщику в белом халате и пляжных тапках на босу ногу, никто ж насильно не заставит его раздеваться. Но Петр отчего-то засмущался и. решил хотя бы кое-как наскоро вымыться.
Стеснялся он своей татуировки. Про нее, решив сходить в баню, он попросту забыла теперь вспомнил. Однако, оглядевшись, увидел, что с татуировкой он здесь не один. У одного пожилого мужчины на груди был орел, у двух парней — наколки на правых предплечьях. Конечно, то, как изукрасил Петра художник Антон Шолохов, было несравнимо с ними, но все же он перестал чувствовать себя здесь чересчур особенным.
И все же в бане Петру не понравилось. Например, он не знал, что опытные люди, идя туда, берут с собой тапки. И шлепать босыми ногами по мокрому половику, а потом в мыльном отделении вставать в грязную лужу было ему неприятно. Поэтому он не особенно размывался под душем и скоро выбрался назад, одеваться. Тут с ним снова заговорил кудрявый парень, с которым он уже общался в мыльном зале.
— Так ты компьютерщик! — сказал тот радостно, как старому знакомому, увидев, что Петр достает свои трусы с майкой, завернутые в страницы газеты «Компьютер-подиум». — Юзер юзера издалека видит!
Когда они мылись под соседними душами, он попросил Петра:
— Слушай, друг, спину не потрешь, а?
О том, что в бане мужчины трут друг другу спины, Петя только в какой-то книжке читал. Впрочем, в другом конце мыльной двое мужиков уже делали что-то похожее. Петр взял из рук парня намыленную мочалку и усердно принялся за дело.
— Теперь, давай тебе потрем, — предложил кудрявый, когда Петя посчитал процедуру законченной.
— Спасибо, мне не надо, — стал было отказываться Петр.
— Не смущайся, мыть спины всем надо, даже если у них знаменитая татуировка на теле. — И он начал несильно тереть спину, приговаривая при этом, как бы шутя: — Ах, ты мой мягонький! Ах, какая на тебе красота! И кто ж тебе такую красоту сотворил? — Петр был уверен, что, потерев друг другу спины, они расстанутся навсегда, но теперь кудрявый парень снова был рядом и даже сообщил, что его зовут Данилой.
— Толян! — крикнул он банщику. — Пивка сюда, орешков, все на двоих, по стандарту.
Верзила банщик тут же принес им две банки пива с прохладной слезой на металле и по кульку жареного подсоленого миндаля.
— Братаня мой, — ласково проговорил Данила.
— Я вообще-то после бани ничего не пью, — смущаясь, стал отказываться Петр — в кармане у него оставалась лишь мелочь.
— Так и я не пью! — радостно подхватил Данила. — Это мы по глотку, за знакомство. Моя фирма платит. Ты-то в какой Фирме воркаешь? Или ты студент?
— И то и другое, — подтвердил Петр.
— Это правильно! Это я люблю! А татуировочку из какого салона вынес?
— Я не в салоне. Нам один художник сделал.
— Молодец! — и Данила хлопнул его по плечу. — Вес личное должно быть классным! Художника как зовут? Может, дашь адресок, я бы ему тоже заказал, а? Ему — бизнес, мне — картинка.
— Он уехал, даже вроде бы умер.
— Да ну? В Париж, что ли? Все художники и скульпторы в Париж едут.
— Не знаю, Шемякин, например, — в Америке. Я читал, интервью недавно.
— Это он сейчас в Америке, а сначала тоже в Париж рванул.
Они допили пиво и собрались уходить.
— У тебя программы «нью-ворд» нет случайно дома?
— Случайно есть. — Петр даже улыбнулся с гордостью, все-таки это была самая новейшая программа, и пока он был единственным ее обладателем из всех своих знакомых.
Данила радостно потащил его к двери, на ходу бросив банщику сотенную.
— Ты чего молчал! А я с утра ищу, всех переспрашивал. Еще когда тебе спину намыливал, подумал: крутой парень, у него точно «нью-ворд» есть. Ты ее покупал или спиратил, а? Я тебе половину проплачу, ладушки?
— Она вообще-то нам задаром досталась, — признался Петр, — ее матери хороший знакомый поставил.
— Хороший знакомый — это как понять? Который ее трахает? — Такой вопрос был Петру неприятен, и, когда он не отозвался, Данила это сразу почувствовал. — Да ладно, чего там, дело житейское. Сам подумай: какой мужик будет телке ставить задаром программу. Палку бросить — еще туда-сюда. Ей сколько лет-то?
— Кому? — переспросил Петр, хотя ему очень не хотелось продолжать этот разговор.
— «Кому-кому»! Сому! Мамочке твоей?
— Ну, сорок скоро.
— Самый возраст! Люблю сорокалетних трахать! Это они с криком «ура» делают! — Данила даже прнчмокнул. — Ты сам-то много телок перетрахал?
— У меня есть девушка, — угрюмо проговорил Петр. Идти вместе с этим звероватым человеком ему расхотелось, но он не знал, как от него отвязаться.
— Ну и как? — заинтересованно спросил Данила.
— Что — как? — переспросил Петр еще более угрюмо.
— Позиций много попробовали? Или только оральный?
— Да пошел ты! — Петр даже остановился.
— Чего ты?! — удивился Данила. — Ну спросил. Спроси меня про меня, я тебе все скажу. Дай руку. — И он схватил Петю за руку. — Во, потрогай тут — видал? Торчит. Все время стоит, как колонна на Дворцовой площади. Я тебе спину мылил, а сам думаю: засажу-ка я пареньку сейчас, хоть порадуем друг дружку. Жопка у тебя такая аппетитная. Тебе этот художник, который тату делал, что — разве не сказал?
— С какой стати? — Петру даже показалось, что у него уши покраснели от всех этих дурацких разговоров.
— Так они же всех, кого рисуют, трахают, художники эти.
— Не знаю, меня не трахали.
— Ладно, ладно, меня — тоже не трахали. А я перетрахал — много! — Данила мечтательно прикрыл глаза. — Недавно лейтенантик один попался, пришел к нам в бассейн — такой нежный… Слышишь, я у тебя программу спишу, пойдем к нам в бассейн!
— Нет, у меня дела, — ответил Петр, радуясь, что они подошли к дому и разговор скоро закончится.
— Да, сорокалетние — это класс. А вот лолиток я не люблю, лолитки, хуже них только дырка в замке.
Как раз на этой фразе Петр стал открывать дверь. Их встретила мама, и Петр, перехватив взгляд Данилы, которым тот стал ее разглядывать, неожиданно почувствовал ярость. «Скажет еще гадость — врежу по морде!» — подумал он. Хотя Данила, похоже, — был не только выше его, но и намного сильнее.
«Нью-ворд» занимал двенадцать дискет. Хорошо, Петр недавно купил новую коробку. Да и время на запись тоже ушло немалое.
— А мыльница у тебя есть? — неожиданно спросил Данила, когда работа подходила к концу.
— Какая мыльница? Тебе руки помыть?
— Да нет, я про фотоаппарат спросил, — засмеялся Данила, — а ты подумал про ту, в которой мыло? Мылом хорошо член намазывать, когда сухостой. Но еще лучше вазелином. У меня в десятом классе прозвище было — Даня-Вазелин. Так есть фотоаппарат?
—Зачем?
— «Зачем-зачем»! Затем! Есть, спрашиваю?
— Ну, есть.
— Неси. И кадров пять пленки. Много не надо. Хочу одну фотку сделать. Раз в бассейн со мной не идешь, тут ее сделаю.
— Какую фотку?
— Доставай аппарат, увидишь.
Чтобы скорей отвязаться, Петр решил исполнить и эту просьбу. Последней аппарат брала мама, и он лежал где-то у нее. Но оставлять Данилу в комнате одного не хотелось. Еще сопрет что-нибудь! И Петр повел его за собой.
— Мама, а где у нас фотоаппарат? — крикнул он, не доходя до кухни.
— Он тебе зачем? — спросила Ольга Васильевна и вышла к ним. — Понимаешь, завтра он мне понадобится.
— Нам на минутку.
— На минутку можно. Он у Павлуши, только не больше двух кадров.
Петя повел Данилу за собой назад, но тот не удержался, обернулся, посмотрел на Одыу Васильевну и заговорил противно приторным голосом:
— Какие тут мамочки ходят сладенькие!
Но Петя зло его оборвал:
— Кончай придуриваться!
Они вернулись с фотоаппаратом в комнату Петра. . — А то, может, в бассейн все же сходим, а? — спросил Данила как ни в чем не бывало. — Я тебе телочку подберу.
— Слушай, давай короче, у меня дел — бездна! — Петр уже с трудом сдерживался. — Что тебе надо снимать? Из дома его уносить нельзя.
— Да я ж тебя хочу снять на память.
— Это еще зачем?
В разговоре с ним Петр постоянно чувствовал смущение.
— Во, испугался! — Данила захохотал. — Подумал, что я твою жопку хочу снять, да? Ну честно признайся!
— Ничего я не подумал.
— Я твою тату хочу кой-кому показать, понял? Очень она мне нравится. Свитер сними, а брюки можете оставить — как у врача на медосмотре.
—Зачем?
Раздеваться снова перед этим скотообразным парнем Пете не хотелось.
— Ну разденься, слышь! — стал уговаривать Данила. — Да не бойся ты, не буду я тебя трахать, раз сам не хочешь. Я только тату щелкну, и все. — Превозмогая отвращение, Петр снял свитер, рубашку, майку. — Вот так-то лучше, — обрадовался Данила и несколько раз блеснул вспышкой. — Значит так, — сказал он по-хозяйски и положил на письменный стол сто долларов. — Это за программу, пленку и позирование. Адресок твой я помню. Как-нибудь наведаюсь. Надо тебя к нам в бассейн сводить… У нас хоть воды и нет, зато компания веселая.
— В бассейне нет воды? — удивился Петр. — Прямо как в анекдоте про сумасшедших.
— А то чего бы я в баню ходил? Зато компания хорошая, — повторил он. — Может, пойдешь?
Петр закрыл за ним дверь и его немедленно потянуло под душ, пусть даже под холодный.
— Что за идиота ты приводил? — спросила Ольга Васильевна старшего сына, когда тот появился на кухне.
— Да так, случайный знакомый, — проговорил он, оправдываясь.