Татьяна Ларина как объект психиатрии

13. ДВЕ МИНУТЫ МОЛЧАНИЯ

Итак, хоть он и не поторопился, но все-таки пошел ее искать - для него это был удобный случай побеседовать с нею наедине. И вот они стоят друг перед другом и молчат - "минуты две они молчали". Две минуты молчания - это много. О чем можно думать в течение таких вот двух минут, чем могло быть вызвано их молчание?

Насчет Татьяны я даже не сомневаюсь - она молчала потому, что запланированная ею ситуация (как и в случае с ответным письмом) не состоялась. Онегин не бросился за ней. А новая ситуация с его внезапным возникновением на аллее никак не была ею запрограммирована, она понятия не имела, что именно скажет ей Онегин, а потому система по отбору книжных схем попросту бездействовала (как говорится, стендбай).

Но почему так долго молчал Онегин? Ведь он уже расположился к ней, уже умилился ее крайне безответственным поступком, усмотрев в нем доверчивость, искренность и пылкость первой страсти, столь лестно направленной на него. Ведь он и шел к ней с уже готовой отеческой проповедью. И вдруг он так долго молчит... Две минуты - это уже могло бы стать неловкостью.

Я думаю, что все это время он внимательно смотрит на нее - пытаясь понять, насколько все-таки соответствует действительности то впечатление о ней, которое служилось у него после получения этого письма, и соответствует ли вообще. Письмо - это факт вопиющий, оглушительный, это письмо могло значить и глупость, и подлость, и наивность, да, хоть и чудовищную, но все-таки наивность, пусть и граничащую с чудовищной глупостью. Прямого указания на это в поэме нет, но две минуты молчания кажутся мне неслучайными.

Наконец Онегин делает к ней движение ("но к ней Онегин подошел") и с необыкновенной мягкостью и тактом начинает свой братский монолог. Он явно пришел к выводу, что письмо - это все-таки наивность, что она написала его в состоянии одержимости и что теперь переживает, как бы письмо не навредило ей и что она боится пасть в его глазах. Поэтому он сразу же торопится сообщить ей свое отношение к письму, быстрей уверить ее, что он все прекрасно понимает, что ее побудительный мотив простителен в его глазах:

Возможно, в этот момент у Татьяны еще была надежда, что ее материализовавшийся "герой" вот-вот предложит ей стать его любовницей или хотя бы женой - точь-в-точь как написано в книжке. Почему бы и нет? Отправила же она ему скандальное письмо! Так с чего бы ей не возмечтать и о следующем роковом шаге книжной героини? Но, увы, Онегину подобный вариант и в голову не приходит. Вместо этого он в самых учтивых выражениях долго и нудно объясняет ей, что он бы обязательно взял ее в... нет, не в любовницы - в жены, но только если бы мечтал о женитьбе. Но поскольку о женитьбе он совершенно не мечтает, поскольку "не создан для блаженства" брака, то, стало быть, и "напрасны ваши совершенства: их вовсе недостоин я". И, сгустив краски для закрепления результата, он рисует свой воображаемый и окончательно неприглядный портрет "недостойного мужа":

В общем, учитывая, что вступить в интимную связь Онегин ей даже не предложил (если следовать моей версии), а от женитьбы под благовидным предлогом отказался, можно предположить, что для Татьяны такой расклад явился полной неожиданностью. И, уж верно, больше всего ее поразили те самые слезы ("Начнете плакать: ваши слезы не тронут сердца моего"), которые ни за что не тронули бы женатого Онегина. Ведь в романах все было как раз наоборот - в романах благородные герои чрезвычайно страдали при виде слез своих возлюбленных.

И от такого неожиданного фиаско Татьяна готова зарыдать ("Сквозь слез не видя ничего, едва дыша, без возражений, Татьяна слушала его"). Однако Онегин твердо дочитывает свою нотацию до конца, из добросердечности приправив горечь нравоучения парой комплиментов:

Да уж, романов Евгений, похоже, в то время совсем не читал, иначе бы в письме Татьяны ему не померещились простота и ум, иначе бы он заметил, что письмо состоит сплошь из эпистолярных заимствований, которые просто бросаются в глаза - и не только в письме, но и в каждом поступке Татьяны. Впрочем, возможно, Онегин страдал художественной глухотой.

Закончив свой монолог красивой ни к чему не обязывающей формулой "я вас люблю любовью брата и, может быть, еще нежней", Онегин напоследок весьма строго дает ей ценный совет:

За все это время Татьяна (как и в первую их встречу) опять не сказала ни слова.