Тайна тевтонского замка

Пролог

Я тебя отвоюю у всех времён, у всех ночей,

У всех золотых знамён, у всех мечей,

Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —

Оттого что в земной ночи я вернее пса.

М. Цветаева

15 июля 1410 года. Неподалёку от деревень Грюнвальд и Танненберг

Это был поистине жаркий день. Солнце начинало клониться к закату, но воздух оставался знойным, густо насыщенным испарениями после утреннего ливня, к которым примешивался тошнотворно-приторный запах крови и плоти. Стоны раненых и отчаянные мольбы о пощаде приятно радовали слух польского короля Владислава Ягайло. Он гордо восседал на всхрапывающем жеребце, и торжество переполняло сердце властелина при виде нескольких тысяч белых плащей с чёрными крестами, поверженных в грязь и кровь. Над головой короля трепетал его стяг — белый, коронованный орёл на красном фоне. Несколько пятен грязи ещё не успели подсохнуть на стяге, однажды поверженном на землю во время решительной атаки на ставку короля Великим Магистром Тевтонского Ордена. Ягайло усмехнулся — военная удача весьма изменчива, и сегодня она полностью отвернулась от крестоносцев, позволив противнику наголову разгромить их бесстрашное, хорошо обученное войско.

Взгляд короля скользнул по груде истерзанных тел в когда-то белых плащах, среди которых выделялся труп Великого Магистра Ульриха фон Юнгингена. «В смелости и отваге ему не откажешь, — невольно подумал Ягайло. — Но непомерная гордыня, молодость и горячность сделали своё чёрное дело, приведя его к неизбежному краху и обеспечив нам победу. Только почему „нам“, когда больше всех отличилось моё войско?» Ягайло едва заметно поморщился, когда к нему подскакал на взмыленном жеребце Джелал ад-Дин — наследник Тохтамыша, бывшего хана Золотой Орды, мечтающий вернуть себе отнятый когда-то у отца трон.

— Это великая победа! — воскликнул Джелал ад-Дин. — Войско тевтонских рыцарей разгромлено! Столько лет они считались непобедимыми! Теперь половина лежит бездыханной, оставшуюся половину твои люди берут в плен, а мелкие горстки, пытающиеся спастись в лесу, преследуют мои славные воины.

— Тебе ли говорить о победе, когда после первой же атаки татарские отряды ринулись прочь с поля боя? — едва сдерживая желчь, проговорил Ягайло.

— Ты хочешь обвинить меня в трусости? — вскричал Джелал ад-Дин, багровея от негодования. — Я действовал по договорённости с Великим Литовским князем! И в то время, как твоя ставка не сдвинулась с места, наблюдая за ходом боя, мы с ним совершили рисковый манёвр, позволивший разобщить крестоносцев! Если бы не хитрость Витовта…

Джелал ад-Дин кивнул в сторону подъезжающего Великого Литовского князя. На развевающихся красных знамёнах гордый рыцарь в белых одеждах на белом коне словно символизировал воинственный дух Витовта, убелённого сединой, но по-прежнему принимавшего участие в военных походах.

— Хороша хитрость — оставить сражение в его разгар, — продолжал Ягайло, с недовольством поглядывая на князя. — Польским хоругвям пришлось своими силами сдерживать натиск крестоносцев. Моя собственная жизнь подвергалась опасности, когда на ставку бросился сам Великий Магистр!

— А мы приняли на себя удар фланга под командованием Великого Маршала! — загремел Витовт. — Как полководец он был значительно сильнее и опытнее Ульриха! Мой манёвр, изображающий бегство, заставил рыцарей броситься в погоню, позабыв о дисциплине, и рассредоточиться, что позволило разделаться с ними. К тому же, — Витовт указал рукой на юношу лет пятнадцати-шестнадцати, находящегося за его спиной, — слова русского князя Лугвения Ольгердовича Мстиславского снимут с меня все гнусные обвинения в трусости.

Молодой князь Мстиславский твёрдо выдержал испытующий взгляд короля Ягайло, а Витовт продолжал:

— Он привёл под мои знамёна три смоленских хоругви. Во время нашего манёвра с мнимым бегством смоленские ратники твёрдо стояли на позициях, прикрывая польские войска от удара с левого фланга. Две хоругви почти полностью полегли, но не пропустили не погнавшуюся за нами часть тяжёлой кавалерии. Молодой князь действовал по моему приказу и бился наравне со своими воинами! Кто-то посмеет после этого обвинить литовцев в трусости?

— Я не оспариваю смелость юного князя и храбрость смоленских полков и уважительно склоняю голову, отдавая дань мужеству павшим и оставшимся в живых. — Ягайло едва заметно поклонился в сторону Лугвения. — Русские полки всегда отличались мужеством и стойкостью, в них не приходится сомневаться. А вот твой манёвр продолжает вызывать у меня сомнения — готовясь к битве, мы не обсуждали подобного поворота событий. Для польских военачальников это было весьма неожиданно.

— На том и строился расчёт, — ответил Витовт. — К тому же, — он наклонился к Ягайло и зашептал, — всегда есть опасения, что хитрая задумка может дойти до ушей сочувствующих противнику и незаметно быть передана ему.

— Ты обвиняешь моих людей в предательстве? — в ярости вскричал Ягайло.

— Боже сохрани! Я просто хотел, чтобы о манёвре никому не было известно, — ответил Витовт, а потом рассмеялся: — Не понимаю, о чём мы спорим? Мы сокрушили Тевтонский орден! Победа одержана, и слава о ней разнесётся по всему миру!

— Да, одержана! Но какой ценой! — Ягайло горько усмехнулся. — Войско крестоносцев разгромлено, но и наши потери огромны.

— За ценную победу всегда приходится платить дорого, — глубокомысленно изрёк Витовт.

Тем временем к Ягайло подскакал один из его военачальников.

— Что делать с пленными и ранеными тевтонцами, мой король? — спросил он.

— Много ли их?

— Сотни раненых и тысячи захваченных в плен!

— Раненым облегчить страдание и… добить их, — спокойно изрёк Ягайло. — В такой жаре — это высшее милосердие, которое мы окажем побеждённым.

— А куда прикажешь гнать пленников?

— Пленников? — Король нахмурился. — Тех самых воинственных рыцарей, бросивших нам с Витовтом вызов? Это сейчас они утомлены битвой и сломлены духом из-за поражения и гибели руководства. Но стоит им только прийти в себя, сплотиться вокруг кого-то из оставшихся в живых командоров и раздобыть оружие, как мы получим в тылу озлобленное, дисциплинированное войско, жаждущее мщения! Не будем совершать фатальных ошибок. Всех пленных предать мечу! Надеюсь, Великий князь Литовский поддержит моё решение?

Ягайло вопросительно взглянул на Витовта. Тот в задумчивости разглаживал усы рукой в железной перчатке. Среди пленников он успел заметить много знатных рыцарей, неоднократно бывавших с посольством при дворе Великого князя и, как ему доносили соглядатаи, в весьма пренебрежительном тоне отзывавшихся о матери самого Витовта, до замужества бывшей языческой жрицей.

— Ты, как всегда, мудр, — наконец проговорил Великий князь. — Другого они не заслуживают.

— Постойте! — Князь Лугвений Ольгердович в волнении тронул за плечо польского короля. — Вы собираетесь убить пленных? Разве это по-христиански?

— Юный князь храбр и умел в бою, но пока мало смыслит в политике и долгосрочных стратегических планах, — с улыбкой заметил Ягайло. — Не убить, а лишь свершить возмездие. Они получат то, что заслужили.

Король отдал короткий приказ, и началось жестокое, неоправданное по своей сути массовое уничтожение обезоруженных пленников. Мечи поляков и литовцев яростно обрушились на головы тевтонских рыцарей, не ожидавших подобного исхода. Одни из них тщетно взывали о пощаде, другие гордо расправляли плечи, третьи в молитвенном предсмертном экстазе распевали религиозные гимны, готовясь принять смерть. Это отвратительное побоище вызвало недоумение и у Джелал ад-Дина.

— Как? — вскричал он. — Два победителя христианина — король и Великий князь — разделываются с пленными воинами-христианами? Разве не считаются они братьями по вашей вере?

— Нам не братья воинствующие религиозные фанатики, — сухо ответил Ягайло. — По их вине тысячи польских и литовских семей будут оплакивать своих погибших.

— Видимо, король весьма зол на орден, раз не гнушается сам вершить правосудие. Пока мы двигались к этому сражению по землям Прусии, всё было несколько иначе, — усмехнулся Джелал ад-Дин. — Впереди скакали мои отряды, состоящие из людей иной веры. Всем известно, как татары умеют наводить ужас, врываясь в города и селения, громя христианские церкви, насилуя женщин и убивая мужчин.

— Мне жаль, что пришлось прибегнуть к такой тактике. — Ягайло скорбно поджал губы. — Но иначе поступить было нельзя. Я рассчитывал, что бесчинства язычников и иноверцев вызовут гнев Великого Магистра и заставят его действовать необдуманно. В итоге так и вышло.

— Понимаю. Ты правильно рассудил тогда. Но я не согласен с тобой сейчас. — Молодой хан с сожалением посмотрел на расправу. — Я не сторонник милосердия, но вот упущенная выгода болью вгрызается в моё сердце. Насколько мне известно, среди рыцарей много членов знатных, богатых семей. Думаю, они не поскупились бы щедро заплатить за жизнь своих родственников.

— Действительно, может, не стоит столь усердствовать в уничтожении поверженного противника? — встрял в разговор Витовт. — Всех, занимающих какую-либо высокую должность в ордене, надлежит сохранить для выкупа, как и рыцарей знатного происхождения. А с остальными можно не церемониться.

— Хорошо, — согласился Ягайло после некоторых раздумий и отдал новый приказ.

Побоище на время сортировки пленников было приостановлено, а Великий Литовский князь, Джелал ад-Дин, князь Мстиславский и несколько сопровождающих их высокородных участников военного похода отправились вслед за королём Польши, приняв его приглашение на ужин.

Перед самым закатом к королевской ставке были доставлены тела высшего руководства Ордена. Великий Магистр, Великий Маршал, Великий Командор и казначей — все приняли участие в этой битве и полегли на поле боя. В этих истерзанных человеческих останках, затоптанных копытами коней в грязь в пылу сражения, сложно было узнать некогда гордых правителей Тевтонского ордена.

После обыска тел одним из военачальников польскому королю были с поклоном переданы три ключа от сокровищницы ордена, снятые с Магистра, Командора и казначея, согласно уставу никогда не расстававшимися с ними.

— Что ж, — проговорил Ягайло, принимая ключи. — Известно, что крестоносцы собрали в крепости Мариенбург огромные богатства, накопленные во время военных походов. Много ценностей и реликвий было вывезено из Святой Земли. Теперь они перейдут в достойные руки.

— Для этого нужно ещё взять эту неприступную крепость, — заметил Витовт.

— Они сами отдадут её нам! — воскликнул Ягайло. — От войска почти ничего не осталось, а жалкая кучка защитников, лишившаяся руководства, безропотно откроет ворота в обмен на свои жизни. Я велю сегодня же погрузить тела Магистра, Командора, Маршала и казначея на повозку и отправить для захоронения в Мариенбург. Это повергнет защитников крепости в смятение и растерянность, и они не станут оказывать нам сопротивления.

— Когда выступаем на Мариенбург? — спросил Джелал ад-Дин.

— Думаю, через три дня, — ответил Витовт. — Этого времени должно хватить, чтобы похоронить своих павших и подлечить раненых.

— Кто будет хранителем ключей во время похода? — поинтересовался Витовт.

— Моё королевское величество! — Ягайло крепко сжал ключи в руке.

Литовский князь нахмурился, а глаза молодого хана вспыхнули недобрым огнём.

— Не сочти за дерзость, ясный король, но не слишком ли большую ответственность ты собираешься взвалить на свои королевские плечи? На них и так возложено столько забот! — воскликнул Джелал ад-Дин. — Полагаю, мы с Витовтом должны разделить с тобой это тяжёлое бремя!

— Хан прав, — согласился Литовский князь, — ключей три, и нас трое. Каждый должен получить свой ключ. Так надёжнее. Не хочу предаваться грустным мыслям, но все мы смертны и подвержены искушениям.

Он протянул руку королю, и Ягайло после некоторого колебания отдал ему один из ключей.

— Теперь мне! — сказал Джелал ад-Дин.

Ягайло не взглянул на него и обратился к Витовту:

— Разве мы можем допустить, чтобы неверные вошли в христианскую сокровищницу и оскверняли прикосновением святыни, вывезенные из Иерусалима?

— Что я слышу? — вскричал хан. — Вот как теперь заговорили союзники! До битвы вас не коробило осквернение христианских церквей и реликвий моими воинами? Это считалось хитрым тактическим ходом для провокации Великого Магистра на бой. А как дошло дело до ключей от сокровищницы — так мы недостойные неверные!

— Не горячись, Джелал ад-Дин, — Витовт примирительно похлопал его по плечу. — Я уважаю и люблю тебя не меньше, чем твоего отца — великого хана Тохтамыша. Король не то имел в виду. Он непременно отдаст тебе один из ключей. Но ты должен пообещать, что не будешь претендовать на вещи, представляющие ценность для любого благочестивого христианина.

— Если их стоимость будет с лихвой возмещена сияющими круглыми монетами, то зачем они мне? — усмехнулся молодой хан и с поклоном принял ключ от Ягайло.

Между тем Витовт рассматривал сложенное у ног на земле оружие и несколько безделушек непонятного назначения, снятых с тел руководителей ордена. Его заинтересовала одна вещица округлой формы — какое-то хитрое сплетение выпуклых пластин из тёмного серебра, нанизанное на толстую цепь.

— А это что такое? — спросил Великий князь у стоявшего рядом военачальника, перчаткой отирая грязь с вещицы.

— Не знаю, — пожал плечами тот. — Висело под кольчугой на груди Великого Магистра. Может, знак его высшей власти? Или какая-то печать?

— Не похоже, — покачал головой Витовт.

— Ну-ка, дай мне взглянуть! — попросил Ягайло, взял вещицу в руки и принялся осматривать её. — Символы верховной власти отсутствуют, украшением тоже тяжело назвать — металл тёмный, камнями не инкрустирован. Может, Ульрих фон Юнгинген носил это на память о ком-то или о чём-то. В любом случае, — король польский расправил плечи, возвысил голос и обратил свой взор на скромно стоящего поодаль князя Лугвения Ольгердовича, — вещь эта принадлежала Великому Магистру. В честь памятной битвы, произошедшей сегодня, награждаю тебя, молодой князь Мстиславский, за мужество и отвагу! Если бы не русские полки под твоим командованием, как знать, возможно, исход битвы был бы совсем иным.

Под одобрительные возгласы король надел на покрасневшего от гордости юношу цепь с круглой подвеской и крепко обнял его.

— Во славу твоих потомков! — воскликнул Витовт, довольный тем, что Ягайло почтил своим вниманием командующего смоленскими хоругвями.

Вся компания прошествовала к накрытым неподалёку походным столам, а тела руководителей ордена были погружены на повозку и отправлены с вооружённым конвоем в сторону Мариенбурга.

Тем временем на месте бывшего сражения кипела скорбная работа. Оставшихся в живых знатных рыцарей и простых воинов снарядили спешно копать рвы для погребения погибших. Летняя жара способствовала быстрому разложению плоти, и над долиной уже слабо потянуло тошнотворным запахом, привлекая даже в сумерках рои насекомых и стаи падальщиков из окрестных лесов. При свете факелов и костров уставшие после битвы люди сносили тела к выкопанным ямам, а сопровождавшие войско капелланы, зажимая носы, быстро читали отходные молитвы. Сразу после наспех совершённого обряда комья земли покрывали мёртвых, навсегда оставшихся в этом благодатном краю.

Седоусый мужчина лет пятидесяти, Острожский князь Фёдор Данилович, медленно объезжал места, где разрозненные отряды тяжёлой кавалерии рыцарей, возглавляемые Великим Маршалом, пали под натиском литовских и татарских воинов. Тевтонцы отчаянно сражались, не желая сдаваться, и многих противников забрали с собой в могилу. Трупы лошадей и людей повсеместно устилали долину. Среди них были и воины из личного отряда Фёдора Даниловича, и теперь он внимательно всматривался в тела погибших, изредка скорбно качая головой и крестясь при виде знакомых доспехов. Неожиданно конь князя зацепился за что-то передним копытом и припал на колено, заставив Фёдора Даниловича крепко ухватиться за поводья, чтобы не упасть.

— Стой, чтоб тебя! — воскликнул он, спешиваясь возле трупа лошади крестоносцев, облачённой в металлические доспехи.

Конь князя тщетно пытался вытащить копыто из ловушки, и Фёдору Даниловичу пришлось наклониться к самой земле, чтобы рассмотреть неожиданное препятствие. Он увидел, что нога коня застряла между пластинами доспеха и металлической воронкой, торчащей из-под брюха погибшего животного.

— Подожди, не дёргайся! — Князь ободряюще погладил всхрапывающего коня по морде. — Сейчас помогу.

Он ухватился за воронку и с силой потянул её на себя. Воронка медленно сдвинулась с места, и конь смог высвободить копыто. Он радостно заржал, нетерпеливо перебирая ногами, словно приглашая хозяина следовать дальше, но любопытство Фёдора Даниловича оказалось задето. Он продолжил вытаскивать воронку из-под лошадиного трупа и обнаружил, что она сужается до размеров трубки толщиной в большой палец и имеет длинное продолжение. Наконец, весь предмет был извлечён, и Фёдор Данилович принялся его рассматривать. Несомненно, это была труба, одна из тех, которыми герольды и глашатаи собирали народ для объявления важных указов. Наверное, кто-то из тевтонских командоров с её помощью руководил ходом боя. Обычная труба, по виду медная, ничем не привлекающая внимание искушённого воина. Он собирался отбросить её в сторону, но что-то остановило его от этого действия. То ли медь слишком ярко сверкнула в свете факела, словно и не находилась труба в сражении и не валялась втоптанная в землю под трупом истекающей кровью лошади, а только что лежала начищенной поверх бархатной подушки. То ли какое-то тревожное волнение пробежало по телу Фёдора Даниловича от прикосновения к металлу, заставив князя в страхе отпрянуть от трубы и чуть не выпустить её из рук.

— Что за наваждение? — пробормотал он, с трепетом осматривая находку. — Обычная железяка, а столько страху нагнала.

Фёдор Данилович повернул её к себе узким концом и намеревался дунуть в него изо всех сил, чтобы рассеять морок, но с удивлением обнаружил, что отверстие залеплено воском, на котором отчётливо просматривается печать Ордена.

— А это ещё зачем? — воскликнул князь. — Труба, в которую нельзя трубить! Странно всё это.

Чем дольше Фёдор Данилович рассматривал трубу, тем большее любопытство она вызывала. Сияющую поверхность покрывали мелкие символы, иногда вспыхивающие в отблесках пламени, а металл трубы то нагревался в руках, так, что её тяжело было удержать даже в перчатках, то становился обжигающе холодным, заставляя коченеть пальцы, словно от зимней стужи.

— Занятная вещица, — наконец, решил Фёдор Данилович. — Надо будет разобраться с нею по возвращению домой.

Он завернул трубу в походное одеяло, крепко приторочил к седлу и отправился дальше высматривать тела погибших из своего отряда.

Начало марта 1945 года. Польша, Мальборк, замок Мариенбург

Красная Армия стремительно наступала, безжалостно сминая и отбрасывая немецкие войска, оказывающие яростное сопротивление на территории Восточной Пруссии. Русские двигались на Берлин, и только слепой или страдающий слабоумием мог питать иллюзии относительно исхода войны в ближайшие месяцы. Штандартенфюрер СС Людвиг фон Мирбах таковым не являлся. Он чётко понимал, что Третий рейх потерпел сокрушительное поражение и вскоре его столица падёт под натиском русских и их союзников.

Несмотря на полученный приказ из Берлина держать оборону любой ценой и не помышлять о капитуляции, местное командование рассудило иначе и приказало готовиться к отступлению. Высокие, крепкие стены замка Мариенбург — бывшей резиденции Великого Магистра Тевтонского ордена — могли одномоментно стать большой братской могилой. Крепость средневековых рыцарей была неприступна для штурма, но не могла устоять против массированного артиллерийского огня и атаки с воздуха. Советское командование поставило своей целью как можно скорее прорвать немецкую линию обороны и выпустило в небо сотни бомбардировщиков. Замок Мариенбург, простоявший около семи веков, постепенно превращался в груду развалин.

Под привычные звуки близких разрывов снарядов Людвиг фон Мирбах быстро спустился в подвальное помещение Высокого замка, служившее когда-то кухней и пекарней для высших духовных чинов ордена, и проследовал в дальний угол к дубовой, окованной железом двери. Обменялся приветствием с фельдфебелем, стоящим на охране входа, затем вошёл внутрь просторной комнаты, оборудованной под лабораторию.

— Оставим формальности! — Людвиг нетерпеливо махнул рукой трём молодым людям, вскочившим при виде его и вскинувшим руки в традиционном приветствии. — Что у вас, Ламмерт? — обратился он к пожилому профессору.

Тот суетился перед большим аппаратом, с одной стороны чем-то напоминавшим кинопроектор с вставленной для просмотра бобиной плёнки, а с другой — воплощение фантазий безумного сатаниста. Пять крестов с распятиями соединялись в пентаграмму трубками со стеклянными светящимися шарами, увенчанными рогами козлов. Те, в свою очередь, были украшены подсвечниками с застывшим воском и начертанными на них магическими письменами. На стене перед установкой висело большое белое полотно с чёрным крестом посредине — символом тевтонских рыцарей.

— Вы же знаете, господин Людвиг, — раздражённо ответил Ламмерт, — успех по-прежнему не гарантирован. Времени было недостаточно…

— А теперь его нет вообще! — отрезал штандартенфюрер. — Немедленно начинайте!

— Что значит «нет вообще»? — Голос профессора дрогнул. — Вы собираетесь уничтожить установку? Для этого сюда утром притащили ящики со взрывчаткой? Но это годы кропотливого труда! Архивы, записи! Я не уверен, что смогу собрать её заново.

— Не нужно так волноваться, дорогой профессор! — фон Мирбах рассмеялся и ободряюще похлопал его по плечу. — Я имел в виду совсем другое. На взрывчатку не обращайте внимания. К сожалению, лаборатория — одно из немногих безопасных мест в крепости. Как только отправим группу — начинаем вашу эвакуацию вместе с установкой и архивами. Таков приказ. В Берлине вы сможете продолжить работу. А здесь, — он с грустью оглядел кирпичные стены, — скоро камня на камне не останется. Поэтому не будем терять время — начинайте.

В это время грохот взрыва прозвучал совсем близко над головой. Земля под ногами затряслась, а с каменного потолка посыпались крошки.

— Я сейчас, сейчас, — забормотал Ламмерт, — только проверю правильность настроек.

Он принялся поочерёдно включать тумблеры на установке, а Людвиг фон Мирбах повернулся к ожидающим молодым людям. Двум оберштурмфюрерам СС, Райнеру Штольцу и Дитмару Леману, было по двадцать три года. Гауптштурмфюрер СС, Мартин Вебер, выглядел гораздо старше своих товарищей, хотя только на днях отпраздновал двадцатисемилетие. Все были облачены в гражданскую одежду и вооружены лишь штык-ножами и пистолетами системы Вальтер.

— Итак, господа офицеры, перед вами стоит нелёгкая задача. Она под силу только смелым и мужественным, — начал Людвиг. — Вы готовы её выполнить?

— Так точно, господин штандартенфюрер! — в один голос крикнули трое мужчин.

— Вы — храбрые тевтонские рыцари, прошедшие обряд посвящения! Сила всех крестоносцев да пребудет с вами всегда! К сожалению, — Людвиг сделал скорбное лицо, — одному из вас придётся стать сакральной жертвой. Вы знаете, что иначе нельзя. Как Христос взошёл на крест ради спасения человечества, так одному из благородных рыцарей надлежит пострадать во славу ордена и рейха и тем самым прославить своё имя в веках. Если у кого-то есть хоть капля сомнений, пусть скажет сейчас.

— Мы готовы стать агнцами и взойти на алтарь, — ответил за всех Мартин Вебер. — Здесь нет сомневающихся.

— Я знал это и горжусь вами! Многолетние поиски на территории замка не принесли желаемого результата, — продолжал штандартенфюрер. — У нас больше нет возможности продолжать их, а это значит, что Третий рейх падёт. Это неизбежность. — Он нетерпеливым жестом остановил слова возражения, готовые сорваться с губ Мартина. — Но не приговор! Сегодня тысячи немецких солдат погибают, защищая великую Германию! Миллионы пожертвовали жизнями в стремлении утвердить могущество Третьего рейха! Кто-то стенает, заламывая руки в скорби, но не мы с вами! — Людвиг фон Мирбах возвысил голос. — Смерти нет! Она лишь сон перед пробуждением в вечности! Вам предстоит доказать это! Вы — лучшие из лучших, специально отобраны для почётной, исторической миссии. Уверен, что вы легко встроитесь в мир будущего, каким бы он ни был. Ваши уникальные способности к мимикрии в любом обществе, аналитический ум и цепкая память не позволяют усомниться в успехе предприятия. Вы знаете, что делать. В ваших руках судьба Третьего рейха, наша с профессором судьба и всех погибших во славу Германии! — Он выдержал небольшую паузу и сменил пафосный тон на деловой. — Гауптштурмфюрер Мартин Вебер — командир группы. Все действия согласовывать с ним. Есть вопросы?

— Да, господин штандартенфюрер! В какое будущее нас забросят? — спросил Мартин. — Через сколько лет?

— Профессор? — Людвиг взглянул на Ламмерта.

— Приблизительно через столетие, — ответил тот, — но это весьма расплывчатый срок, я же говорил вам. Плюс-минус лет двадцать. Возможно, тридцать.

— Ясно.

В это время стены и потолок лаборатории снова потряс сильный взрыв. Профессор испуганно прикрыл голову руками, а Людвиг отдал короткий приказ:

— Начинайте!

Ламмерт вздохнул и опустил большой рубильник, вмонтированный в стену. Тотчас зажглись лампы в установке, медленно закрутилась бобина с плёнкой, и на полотне возникло светлое пятно от проектора. В стеклянных шарах появилось слабое свечение, разгорающееся всё ярче по мере ускорения перемотки плёнки. В воздухе послышался отчётливый, многоголосый шёпот, заполнивший пространство и заглушивший звуки внешнего мира, а над крестами взвились тонкие струйки дыма. Громкий треск рвущейся ткани заставил всех присутствующих вздрогнуть от неожиданности — полотно смялось и начало раздираться по контуру креста, словно кто-то невидимый пытался проникнуть в лабораторию сквозь толстую стену. В образовавшуюся широкую прореху потекла густая тьма, плотным туманом расползлась по каменному полу, охватила ноги замерших в страхе мужчин, поднялась к установке и отпрянула, словно ожёгшись о невидимую защиту. Шепчущие голоса слились в один, чётко выговаривающий слова на незнакомом языке. Тьма нехотя поползла обратно к прорехе, втянулась в неё, и на месте разорванного полотна возникла размытая картинка зелёной лужайки и голубого неба с плывущими по нему облаками.

— Пора, — произнёс профессор.

Людвиг фон Мирбах поочерёдно обнял каждого из молодых мужчин, вскинул правую руку в приветственном жесте и воскликнул:

— Да здравствует великая Германия! — Не дожидаясь ответа, он подтолкнул офицеров к выходу на лужайку. — Вперёд, мои храбрые рыцари!

Мартин Вебер шагнул первым, за ним последовали его товарищи, и штандартенфюрер с профессором ещё несколько секунд наблюдали, как трое мужчин с удивлением оглядываются по сторонам. Потом раздался треск рвущейся в проекторе плёнки, и картинка исчезла. Голос замолчал, свечение в шарах померкло, и только разорванное белое полотно на стене и отсутствие трёх молодых людей напоминало об удавшемся эксперименте.

Снова в помещение лаборатории донеслись звуки из внешнего мира, где шли ожесточённые боевые действия, рвались снаряды, и с неба сыпались бомбы. Профессор с облегчением вытер вспотевший лоб.

— Кажется, мне удалось отправить их в будущее!

Людвиг подошёл к нему и крепко обнял.

— Вы молодец, дорогой Ламмерт! Рассчитывайте на личную награду фюрера, как только эвакуируемся в Берлин!

— Простите, господин штандартенфюрер, я не ослышался? — Профессор внимательно взглянул на Людвига. — Кажется, вы сказали этим юношам, что великому рейху скоро конец? Тогда о какой эвакуации и награде речь?

— Ну нельзя же так буквально воспринимать слова, предназначенные для воодушевления на сомнительный эксперимент трёх наивных юнцов! — Фон Мирбах рассмеялся. — Они пошли на жертву в полной уверенности, что будут спасать Германию. Но мы-то с вами знаем, что Третий рейх непобедим! Или у вас другое мнение?

— Нет, что вы! — испуганно помотал головой Ламмерт.

— Прекрасно! Тогда поторопитесь разобрать установку и упаковать архивы! Сегодня вечером вы покидаете замок.

— Хорошо, конечно.

Профессор бросился к стопкам книг и бумаг, разложенных на столе позади установки, и принялся складывать их в стоящие на полу пустые ящики. Он что-то бормотал себе под нос, увлёкшись работой, и не заметил, как штандартенфюрер достал из кобуры пистолет, неслышно подошёл к Ламмерту и выстрелил ему в затылок. Профессор рухнул лицом на стол, заливая бумаги кровью. Больше не обращая на него внимания, Людвиг подтащил ящики со взрывчаткой к установке, достал готовую связку динамита, установил бикфордов шнур и протянул его за собой к самой двери. Закончив приготовления, фон Мирбах с сожалением оглядел лабораторию. Сколько времени и сил потрачено на работу с архивами крестоносцев, сколько человеческих ресурсов положено на алтарь эксперимента! А теперь всё это предстоит уничтожить, чтобы не досталось врагу, стоящему у порога. Штандартенфюрер решительно поджог конец шнура и вышел за дверь.

— Вы немедленно направляетесь в распоряжение второй артиллерийской бригады! — приказал он стоящему у входа фельдфебелю. — Солдаты нужнее на стенах замка.

— Слушаюсь! — отсалютовал тот и побежал из подвального помещения наверх.

Людвиг фон Мирбах не спеша последовал за ним. Он был уже на лестнице, когда страшный взрыв потряс дальний угол подвала, вызвав частичное обрушение одного крыла Высокого замка. Клубы дыма и каменной пыли взметнулись следом за Людвигом, припорошив его форму.

— С вами всё в порядке, господин штандартенфюрер? — К офицеру спешили встревоженные солдаты.

— Да, в порядке, — Людвиг оглянулся с деланным удивлением. — Что произошло?

— Похоже на прямое попадание авиационной бомбы!

— Там профессор Ламмерт! — Штандартенфюрер рванулся к подвалу. — И с ним трое молодых офицеров!

— Сожалеем, господин фон Мирбах. — Кто-то настойчиво потянул его за рукав к выходу. — Но здесь находиться опасно.

— Какая трагедия! Какая трагедия! — покачал штандартенфюрер головой. — Но это война, я понимаю.

Людвиг вышел во внутренний двор Высокого замка. Из головы не выходила картинка зелёной лужайки под голубым небом, куда отправились трое молодых офицеров. Между тем крепость Мариенбург по-прежнему оказывала яростное сопротивление. Громкие приказы, звуки стрельбы и рвущихся снарядов доносились отовсюду. Сквозь эту какофонию прорывался низкий гул летящих бомбардировщиков.

— Воздух! В укрытие!

Крик заставил Людвига вернуться в действительность. Он поднял голову и увидел россыпь тёмных предметов, стремительно несущихся к земле. Штандартенфюрер бросился обратно к стенам замка, но раздавшийся позади взрыв подбросил его в воздух. «Смерти нет», — успел подумать Людвиг фон Мирбах, прежде чем его швырнуло о стену и погребло под грудой обрушившихся кирпичей.