Они устроились на обед в ресторане, где рыцарь сразу принялся за чтение письма. Маше было больно смотреть на мужчину. После выхода из резиденции ордена Готтлиб помрачнел, нахмуренные брови придавали ему суровый вид, и женщина гадала, что послужило причиной такой резкой перемены его настроения, но спросить не решалась.
— Ну что? — Он посмотрел на Машу. — Готова слушать?
— Да, — кивнула она. — Только возьму ручку, чтобы делать пометки. Скажи сразу, там такой же бред, как в дневнике?
— Не совсем. Здесь фон Мирбах старался, и кое-что понятно. Итак, читаю: «Великому Магистру бывшего великого ордена от Людвига фон Мирбаха, штандартенфюрера СС. Когда-то все трепетали, слыша моё звание. Теперь приходится произносить его шёпотом ночью. Я тот, кто мечтал возродить былую славу немецких рыцарей. Я не успел, простите меня. Но они смогут. Мариенбург — священное место, берегите его. Замок — груда кирпичей. Земля — это главное. В ней оружие, они доберутся до него, и мы ещё встретимся. Вы будете снова трепетать от моего имени, а званием наделите меня сами. Фюрер был не прав, отправляя на смерть служителей ордена. Мне тоже жаль, но я выполнял приказ, пока не догадался. Только было поздно, многие погибли. Я верну их к жизни, как только земля отдаст хранимое веками. Мне это под силу, и орден прославит меня. Третий рейх возродится, но иным. Грюнвальдское поражение не забыто. Они восстанут все и отомстят, я помогу в этом. Мои храбрые рыцари скоро возьмут след. Но и я не сижу без дела. Ключи будут найдены. Мы гуляем с Полем — он хороший мальчик, но не верит мне. Люди охотно беседуют со стариком, вспоминают дальних родственников, их жизнь. А я всё понял — они спрятались и ждут, когда их найдут. Я тоже ищу. Ягайло, Витовт и Джелал ад-Дин — мои личные враги. Ненавижу их, забрали надежду, но ничего. Я знаю, где искать. Ягайло отдал ключнице, простой женщине. Коллекция полнится — он среди них, но затаился. Нужна заграждающая печать. А до второго не добраться. Остров далеко. Она уехала из Вилкавишкиса три года назад и забрала с собой вещи покойного мужа. Литвинская ветвь. Я поздно узнал и не успел. Поезжайте туда и заберите у неё. Когда придут рыцари, им будет легче. Вы вручите ключи. Орден восстанет и пойдёт рука об руку с Третьим рейхом». — Готтлиб перевёл дыхание. — Ну как тебе?
— В общем-то, ничего нового, — задумчиво проговорила Маша. — Снова загадочная «она» и какой-то остров, на который она уехала. Судя по всему, там может оказаться третий ключ. Читай дальше.
— «Заберите у неё и храните до прихода рыцарей. Моих рыцарей. Они — единственная надежда. Один из них взойдёт на алтарь, ведь среди вас таких больше нет. Воинствующих и храбрых. Остались святоши и дельцы. Он станет жертвой, которую примут и вознесут. Заграждающая печать укажет, что я прав. Здесь есть замок, но не тот. Пышный, красивый и бесполезный. Сколько озёр вокруг! А страшное далеко. Оно скрывает погибших братьев. Зимой они бьются об лёд, но все выйдут, как только земля раскроет тайну. Остров близко к проклятому месту. Не ходите к озеру. Слушайте старика. Тьма коснулась меня и отпустила, теперь шепчет, даёт подсказки. Я виноват перед орденом. Пусть простят меня братья. Скоро встретимся, и они воздадут мне хвалу». На этом письмо заканчивается.
Готтлиб устало откинулся в кресле и съел несколько ложек остывшего супа.
— Представляю, — сказала Маша, — с каким удивлением это послание читали в резиденции.
— Да, людям, не владеющим знаниями, здесь совершенно ничего не ясно. Брат Стефан прав — смешались времена и события, а само раскаяние выглядит напыщенным.
— О какой жертве говорит фон Мирбах? — спросила Маша. — Один из офицеров СС должен взойти на какой-то алтарь?
— Нечто подобное он говорил им при отправке, — кивнул Готтлиб. — Якобы они не просто офицеры, а посвящённые в рыцари. И одному из них придётся пожертвовать собой ради возрождения ордена и рейха. — Мужчина задумался. — Мне вот что не даёт покоя, почему он снова пишет «остров» по-русски, но латинскими буквами? Почему не по-немецки?
— Тяжело понять, что в голове у сумасшедшего человека, — вздохнула Маша. — И озеро какое-то сюда приплёл. К тому же страшное. Я так понимаю, оно далеко от Шверина и в нём много погибших рыцарей. Они бьются об лёд…
Маша внезапно замолчала, осенённая догадкой, и посмотрела на Готтлиба.
— Что? — спросил он.
— Об лёд, Готтлиб! — воскликнула женщина. — Проклятое озеро, где погибло много рыцарей! Да ведь это же Чудское озеро! Ледовое побоище, во время которого Александр Невский разгромил тевтонцев!
— А ведь ты права, Маша! — Глаза у Готтлиба заблестели. — Как же я сам не догадался! Теперь легче искать остров, на который уехала женщина. Он находится близко от озера. А может, и посреди него?
— Сейчас посмотрим, — Маша вывела на экран смартфона карту, где голубым овалом с неровными краями выделялось Чудское озеро, соединяющееся с Псковским. — Ну, не знаю, — пожала она плечами, — обжитых островов не видно. Уменьшу карту и посмотрю, что есть поблизости. Так, на севере — Финский залив. В нём точно должны быть острова. Интересно, они пригодны для постоянного проживания? На западе и востоке от Чудского озера полным-полно небольших водоёмов, а на юге… — Маша ахнула и взглянула на рыцаря округлившимися от удивления глазами. — Готтлиб, кажется, мы нашли остров!
— Где? — мужчина склонился над картой.
— Вот здесь, южнее Пскова. Это город, Готтлиб! Город называется Остров! Кто бы мог подумать! Впервые слышу.
— Вот почему фон Мирбах так странно писал это слово. Теперь понятно.
— Итак! — Маша быстро принялась чертить в блокноте схемы. — Что мы имеем? Какая-то женщина после смерти мужа переехала из Литовского Вилкавишкиса в Российский Остров Псковской области. Она сделала это за три года до написания фон Мирбахом письма. А он писал его в две тысяча пятом году, незадолго до смерти. Получается, что женщина переехала в начале двухтысячных. Теперь мы легко сможем её найти!
— Мы не знаем ни её имени, ни фамилии, — Готтлиб покачал головой. — Искать безымянного человека всё равно, что иголку в стоге сена.
— Какая ерунда! — возбуждённо воскликнула Маша. — В городе Остров проживает около двадцати тысяч человек. Это маленький провинциальный городок, где все друг у друга на виду. Поверь, появление нового человека в таких городах — это всегда событие. К тому же та женщина не просто так туда поехала из Литвы. Возможно, вернулась домой или к родителям, перебралась к детям, к сестре или брату.
— И что? Мы поедем в этот город, будем ходить по улицам и расспрашивать о незнакомке?
— Зачем? — улыбнулась Маша. — Нам на помощь придут современные средства коммуникации. Сейчас любой населённый пункт создаёт собственную группу в социальных сетях, где вывешиваются объявления, информация о событиях и различные сплетни из жизни. Вот, пожалуйста. — Она раскрыла страничку в смартфоне. — У Острова есть такая группа. Гляди, сколько тысяч человек в ней состоит. Почти всё взрослое население. Я вступлю в группу и размещу объявление о поиске женщины. За любые сведения пообещаю вознаграждение. Думаю, самое позднее к вечеру мы уже будем владеть какой-нибудь информацией.
— Хорошо, — Готтлиб устало вздохнул, — делай, как считаешь нужным. Я в этом мало понимаю.
Маша внимательно посмотрела на него.
— Готтлиб, я не узнаю тебя. — Она взяла рыцаря за руку. — Что случилось? Ты сам не свой после того, как мы побывали в резиденции ордена. Это из-за того, что пришлось расстаться с мечом и одеждой?
— Одежду не жаль, а мечом я вынужден был пожертвовать ради получения нужной информации. Тяжёлый шаг, но дело не в этом. — Мужчина прижал Машину руку к губам. — Мне всё не даёт покоя то, что сказал брат Стефан. Ну, по поводу слов Папы о… сама понимаешь. Вероятно, брат Стефан ошибся или что-то неправильно понял… Ведь орден с самого основания стоял на незыблемых суровых принципах, а духовным главой его являлся Папа Римский, олицетворяя управление от имени самого Христа. Столько веков братья принимали обеты целомудрия и свято блюли их, карая внутри волков, проникших в стадо в овечьих шкурах. Да, не спорю, я вступил в возрождённый орден с более мягким уставом, теперь от братьев-рыцарей не требуется монашеское воздержание, но это касается отношений с женщинами. Я поверить не могу, что наш духовный глава мог благословить то, за что когда-то поплатились Содом и Гоморра.
— Вот ты о чём! — воскликнула женщина. — Сказал бы сразу. А то сидишь хмурый, как туча. Сейчас мы тебя успокоим и выведем брата Стефана на чистую воду за его клевету в адрес уважаемого духовного человека. Интернет нам обо всём расскажет.
Она склонилась над смартфоном, вбивая в поисковик нужные фразы, а потом принялась пролистывать полученные ссылки. Чем больше Маша читала, тем мрачнее становилась. Наконец она виновато взглянула на Готтлиба:
— Извини, но брат Стефан не ошибся. Более того, он сказал лишь малую часть.
— Что ты нашла?
— Поверь, тебе это лучше не читать. — Маша отключила экран и спрятала смартфон в сумку.
— Нет, позволь мне увидеть собственными глазами. — Готтлиб протянул руку.
— Ладно, — вздохнула женщина, доставая смартфон и открывая нужную страницу. — Я тебя честно предупреждала.
Готтлиб принялся сосредоточенно читать, хмурясь всё сильнее и сильнее. Он медленно пролистывал страницу, возвращал текст обратно, словно хотел выучить его наизусть.
— Скажи, — обратился он к Маше, — а это не может быть ложью?
— Вряд ли, — пожала она плечами, — слишком рейтинговое информационное агентство. К тому же не они одни цитируют слова Папы. Вот ещё, — женщина открыла страницу другого сайта, — и здесь тоже.
— Хорошо, я понял. — Мужчина вернул Маше смартфон и задумался. — Не знаю, есть ли ещё смысл нам ехать в Остров.
— Что значит, есть ли смысл? — удивилась Маша. — А поиски последнего ключа?
— Я опоздал, Маша, провалил свою миссию, — горько усмехнулся Готтлиб. — Судя по всему, апокалипсис уже начался.
— С чего такие мысли? Из-за слов Папы? Но ведь брат Иоганн говорил о считанных днях, а ваш духовный глава уже не первый год высказывает такие мысли. Вот, посмотри на даты.
— Не первый год? — растерянно спросил Готтлиб. — И мир не перевернулся?
— Как видишь, — улыбнулась Маша. — Так что соберись и морально готовься к поездке в Остров, а я пока размещу объявление в группе.
Маша ошиблась в сроках. Не к вечеру, а буквально через два часа у неё уже было несколько сообщений о вдове, приехавшей в Остров из Литвы в начале двухтысячных. Некоторые она сразу отмела, догадавшись, что пославшие их люди соблазнились обещаниями награды, не обладая при этом нужной информацией. А вот с одной женщиной завязалась активная переписка. Она когда-то жила в доме по соседству со старушкой, к которой вернулась дочь, похоронившая мужа. Дочери на тот момент и самой было на вид лет под шестьдесят. Детей и внуков у неё не было. Дождавшись смерти матери, женщина ушла в монастырь. С тех пор соседка больше её не видела, но вспомнила, что обращалась к ней по имени-отчеству Раиса Макаровна. «А в какой монастырь ушла женщина, вы случайно не знаете?» — поинтересовалась Маша, даже боясь представить количество женских монастырей, разбросанных по России. «Так в наш и ушла, — сообщила соседка, — в Спасо-Казанский, в Острове».
— В общем, все дороги ведут в Остров, — ободряюще улыбнулась Маша Готтлибу.
Они уже давно ушли из ресторана, немного побродили по Вене, а сейчас сидели в обнимку на скамейке в парке Бурггартен возле пруда с фонтаном, где древнегреческий Геркулес под успокаивающее журчание воды раскрывал пасть льву. Маша поблагодарила женщину, перечислила ей обещанную сумму и задала в смартфоне маршрут из Вены к Острову.
— Мама дорогая! — воскликнула она. — Всего-то полторы тысячи километров, и третий ключик, возможно, очутится у нас в кармане. Точнее, у тебя. Миссия окажется выполнима. Заграждающая печать и ключи не достанутся нацистским диверсантам, апокалипсис не наступит, и… Кстати, — она взглянула на рыцаря, — что произойдёт после этого?
— Маша, — Готтлиб взял её за руку. — Как только апокалипсис будет предотвращён, передо мной откроется выход обратно, к ожидающим меня братьям.
— И ты… уйдёшь?
— Я должен уйти, — кивнул Готтлиб.
— Почему? А как же твоя любовь ко мне?
— Она вечна, Маша, и никогда не угаснет. — Рыцарь прикоснулся губами к Машиной щеке. — Ты — единственная до самой смерти.
— Тогда почему ты должен уйти? Разве нельзя остаться? — Женщина заглянула в его глаза. — Здесь, со мной.
— Помнишь, я говорил тебе, что капитул поначалу отверг мою кандидатуру, посчитав, что чувства к тебе могут помешать делу? — Готтлиб говорил тихо, с нескрываемой грустью в голосе.
— Да, но капитул же потом и одобрил! — воскликнула Маша.
— Одобрил, только с одним условием.
— Каким?
— Обязательного возвращения. Я дал слово чести и присягнул на алтаре перед крестом, что вернусь в случае успеха.
— Дал слово? И всё? — удивилась Маша. — Разве ты не можешь его нарушить ради собственного счастья?
— Нарушить слово чести, данное перед распятием? — Готтлиб в волнении поднялся со скамейки. — Как такое возможно? Кем я стану после этого? Не рыцарем, не мужчиной, не человеком чести, а кем? Даже ты перестанешь уважать меня и вскоре отвергнешь с презрением. Ты потеряешь веру в мои слова — ведь отрёкшийся однажды легко отречётся и во второй, и в третий раз.
— А как же я? — воскликнула Маша. — Останусь одна-одинёшенька? Из-за какого-то слова? Несколько дней счастья — и всё?
— Прости, но я не смогу поступить иначе. — Готтлиб сел рядом и обнял её. — Я связан обязательством.
— Да, конечно! Бросишь меня и отправишься к себе! — Маша высвободилась из его объятий. — Ах, какой герой барон Готтлиб фон Зальм! Спас человечество и не нарушил слово! Тебя начнут восхвалять, воздавать почести! Все молодые фрау из хороших семей будут мечтать выйти за тебя замуж! На этом твоя любовь ко мне закончится, и начнётся новая спокойная жизнь. Будешь детишкам рассказывать, как спасал мир от апокалипсиса, и с печалью в глазах вспоминать женщину из будущего, подарившую тебе несколько незабываемых дней.
— Не говори так. Пожалуйста, — Готтлиб умоляюще взглянул на неё. — Я люблю только тебя. Для меня не существует других женщин. Поэтому я принял решение…
— Какое? — с надеждой спросила Маша.
— После возвращения перейти в священники и дать обет безбрачия.
— Это ужасно, Готтлиб!
— В данной ситуации это будет самый правильный выход, — мягко ответил он. — Я не вижу себя в мирской жизни без тебя, поэтому…
— Идёшь на жертву, — закончила за него Маша. Она вздохнула: — Неужели нельзя было обойтись без алтаря и слова чести?
— Так решил капитул. Иначе он послал бы сюда другого брата.
— Что-то мне уже не хочется искать третий ключ. — Маша прижалась к груди Готтлиба. — Может, ну его?
— Если не найдём, то в ближайшие дни или часы начнётся светопреставление. Мы с тобой погибнем, а вместе с нами — миллионы людей.
— А так погибну только я одна, — прошептала Маша. — Если ты исчезнешь из моей жизни.
В Остров они прибыли утром, спустя две ночи и длинный день после выезда из Вены. Город встретил их мягким золотистым теплом уходящего лета, неторопливым движением машин на чистых улочках и великодушным провинциальным спокойствием.
— До чего же здесь хорошо! — Маша вышла из автомобиля и сладко потянулась. — А воздух — дышать не надышаться! Нет, что ни говори, а на родной стороне лучше всего. Хватит с меня этого путешествия по Европе. Да, везде чистенько, красивенько, но как-то душа не лежит, словно видит красочные невкусные обёртки от конфет. А что внутри?
— Ты права, — Готтлиб подошёл к ней сзади и обнял. — Здесь красиво и хорошо по-настоящему, без лишнего антуража.
Они стояли на берегу реки, неспешно катящей свои воды мимо покрытых зеленью берегов, и голубое небо с плывущими облаками отражалось в зеркальной поверхности.
— Остров на реке Великая! Звучит, как торжественная музыка.
Судя по всему, они находились в центре городка. Напротив площади с клумбой для разворота автомобилей заманчиво белел собор в русском стиле, дорожка мимо него вела к висячему цепному мосту через реку. Мост соединял город с маленьким островком, утопающим в зелени, посреди которой возвышался ещё один белёный храм с зелёными куполами.
— Давай пройдёмся по мостику! — Глаза Маши заблестели, как у ребёнка, увидевшего новую яркую игрушку. — Я читала, что висячие цепные мосты — это одна из главных достопримечательностей Острова. Им знаешь сколько лет! — Неожиданно она взглянула на Готтлиба и засмеялась.
— Что тебя рассмешило? — удивился он.
— Да ведь они твои ровесники! Тоже родом из девятнадцатого века. Но выглядите вы весьма неплохо!
— Спасибо за сравнение, — пробормотал Готтлиб и следом за Машей пошёл по мосту.
Над серединой реки они остановились полюбоваться открывшимся шикарным видом.
— Ещё одна церковь? — удивился Готтлиб, глядя на возвышающийся невдалеке, на другом берегу реки, храм, обнесённый забором.
— Это и есть женский монастырь, в котором нам предстоит встретиться с женщиной по имени Раиса Макаровна, — пояснила Маша и огляделась. — Знаешь, в этом месте так остро чувствуется дыхание средневековья, словно оказалась внутри книги о временах великих князей. Сейчас зазвонят колокола, и через площадь поскачет верховой отряд витязей в кольчужных доспехах с мечами и копьями в руках. — Она улыбнулась. — Но мне нравится такая иллюзия.
Они прошли по мосту и подошли к храму.
— Церковь Святого Николая. Год постройки 1543. Ого! — воскликнула Маша, прочитав надпись на табличке, висящей на стене. — Теперь понятно, почему мне витязи мерещатся.
— Давай зайдём? — предложил Готтлиб, с любопытством заглядывая в раскрытые двери.
— А разве тебе можно? Ты же другой веры, — удивилась Маша.
— Я посмотреть хочу. Такая старая… И тёплая. — Он провёл рукой по белой стене.
Они зашли в храм, и рыцарь в нерешительности остановился у самого входа да так и остался там стоять, пока Маша разглядывала внутреннее убранство. Она невольно улыбнулась, почувствовав себя как дома. Совсем иначе, чем это было в Мариенбургском костёле среди высоких каменных стен. Здесь царили тишина и умиротворение. В золочёных подсвечниках догорали несколько свечей, в воздухе еле уловимо чувствовался запах ладана. Прихожан не было, лишь две служительницы о чём-то тихо переговаривались в углу церковной лавки. Маша постояла, всматриваясь в лики святых, вздохнула и пошла к выходу. Готтлиб уже ждал её на улице.
— Необыкновенное место, — заметил он. — С виду простое, даже простодушное, я бы сказал, а во всём чувствуется внутренняя сила, корнями уходящая в землю и закалённая веками.
— Как точно ты выразил мои собственные мысли. — Маша взяла рыцаря под руку.
Они снова прошлись по цепному мосту, сели в машину и отправились к монастырю. Учитывая, что он женский, решено было, что встречаться с монахиней гораздо уместнее Маше. Готтлибу оставалось лишь ожидать её возвращения.
Маша нерешительно подошла к высокому белому забору, границей отделившему людей, живущих обычной мирской жизнью, от тех, кто решил оставить ненужную суету и посвятить свою жизнь Всевышнему. Она никогда не была раньше в монастырях, а его обитательниц представляла суровыми, в чёрных одеяниях женщинами со скорбно сжатыми губами и взглядом, устремлённым вдаль. Маша не имела понятия, каким должно быть горе, или тоскливое одиночество, или глубокие внутренние убеждения, чтобы отказаться от привычной жизни и спрятаться за этим высоким забором на маленьком тихом островке посреди бушующего житейского океана. Поэтому ей было немного страшно, когда она вошла на территорию через кованые ворота, украшенные крестами. Дорожка вела к большому, видно, что недавно отстроенному храму с огромным золотым куполом и тоненькой башенкой колокольни, взметнувшейся к небу. Дверь храма оказалась закрыта, и Маша растерянно оглянулась. Рядом с величественной постройкой уютно примостилась маленькая деревянная церквушка, больше похожая на деревенский сруб, и женщина направилась к ней. Прямо в дверях она столкнулась с монахиней, держащей в руках короб со свечами.
— Ой, здравствуйте, — поздоровалась Маша.
— Спаси, Господи, — произнесла женщина, быстрым взглядом окинула её и сказала: — Я уже закрываю. Вы что-то хотели? Записочки подать или свечки поставить?
— Нет, спасибо. Я по другому вопросу.
— Какому?
— Я ищу одну женщину. — Маша с удивлением обнаружила, что монахиня совсем молодая, лет сорока, с симпатичным приветливым лицом, покрытым веснушками. — Она ушла несколько лет назад сюда, в монастырь. Её зовут Раиса Макаровна.
— А зачем вы её разыскиваете?
Монахиня заперла дверь и медленно пошла по дорожке в сторону длинного двухэтажного здания, выкрашенного в бледно-зелёный цвет. Маша последовала за ней. В памяти всплыло, как здорово Готтлиб сочинял про своего предка в резиденции ордена, и она решила тоже воспользоваться невинной ложью.
— Понимаете, они с мужем очень помогли моим родителем. Давно, ещё в Литве. У родителей отблагодарить её не сложилось, вот я и приехала, так сказать, отдать запоздалый долг. А тут выяснилось, что она всех близких похоронила и в монастырь ушла.
— Так вы к ней с хорошим делом?
— Да, поблагодарить хочу, — кивнула Маша. — Можно с ней встретиться?
— Без благословения матушки игуменьи ничего сказать не могу. Вам бы лучше с ней поговорить, — ответила монахиня, подходя к зданию. — Она сейчас в сестринском корпусе отдыхает. Я ей сообщу о вас, а вы покуда погуляйте здесь, осмотритесь.
— Хорошо, — согласилась Маша, и монахиня скрылась за входной дверью.
Ждать пришлось недолго. Маша успела лишь походить вокруг живописной часовенки, возведённой над колодцем, как из сестринского корпуса вышла невысокая женщина в длинных чёрных одеждах и направилась к ней. На вид ей можно было дать лет сорок или семьдесят — так неопределённо выглядело обрамлённое чёрной тканью лицо. Светлые большие глаза бесстрастно смотрели на Машу.
— Что ж ты, милая, в джинсах и с непокрытой головой в Божью обитель пришла? Некрещёная, что ли? — строго спросила монахиня, подойдя к ней.
— Простите, — женщина покраснела. — Не подумала. Я ведь не в церковь, а человека найти. А вообще-то крещёная.
— Вообще-то, — повторила с сарказмом за ней монахиня. — Сколько вас таких, «вообще-то». Ладно, не обижайся, — она неожиданно улыбнулась. — Должен же кто-то наставления делать. Спаси, Господи. Я игуменья этого монастыря, матушка Руфина. А ты сестру Евдокию разыскиваешь?
— Сестру Евдокию? — удивилась Маша. — Нет, Раису Макаровну.
— Исчезла Раиса Макаровна, как только постриг приняла, — пояснила игуменья. — Появилась сестра Евдокия.
— Я не знала. Так можно с ней увидеться?
— Да уж лет пять, как преставилась раба Божья.
— Как преставилась⁈ — воскликнула Маша. — Умерла⁈
— А что ж удивительного? Господь всех к себе призовёт рано или поздно. А сестра Евдокия прожила немало. Хорошая была женщина, упокой, Господи, её душу, — вздохнула игуменья и перекрестилась. — Как начали обитель восстанавливать, так она одна из первых помогать вызвалась, вроде знала, что пристанище себе готовит. Жизнь-то её не баловала. Она родом отсюда, из Острова была. В молодости в Литву уехала, там замуж вышла. Сыночка во младенчестве схоронила, а другого Господь не дал. Так всю жизнь для мужа своего и старалась. Он у неё был из гордецов, всё кичился знатными предками, переживал, что на нём род закончится. Да ты, поди, знаешь обо всём?
— Литвинская ветвь, — пробормотала Маша.
— Да, верно, по фамилии мужа Евдокия была Литвинской. Как только муж умер, она сюда вернулась, к матери. Досмотрела её и похоронила. Оглянулась — одна-одинёшенька, вот и пришла к нам, в семью сестринскую. Домик родительский продала и всё на благо монастыря отдала. — Игуменья посмотрела на Машу. — А ты что-то передать ей хотела?
— Да, увидеться и поблагодарить думала. А как же теперь быть?
— Благодарность свою монастырю можешь пожертвовать. Будем денно и нощно молиться за здравие рабы Божьей… — Игуменья вопросительно посмотрела на Машу.
— Марии, — рассеянно ответила та, размышляя, что делать дальше.
— Значит, Марии. Детки, муж есть?
— Нет… То есть, муж есть. — Маша снова покраснела.
— Ясно, — констатировала монахиня. — Хорошо хоть муж есть, а с детками не затягивай. Реквизиты монастыря дать или на сайте посмотришь?
— Посмотрю на сайте.
— Вот и хорошо, благослови тебя Господи.
Матушка Руфина перекрестила Машу и собралась уходить, но та решительно схватила её за рукав.
— Подождите! Мне бы хотелось сохранить о Раисе… то есть, о сестре Евдокии, память. Может, что-то осталось из её вещей? Какие-нибудь безделушки?
— Монахиням не до безделушек, — строго ответила игуменья. — Они напоминают о тщете мирской суеты и вводят в соблазн. Да не расстраивайся так, — смягчила она тон, заметив Машино разочарование. — Ну какие вещи могли остаться через пять лет? Все между сестричками разошлись да уж и сносились давно. Ничего нет.
— Очень жаль, — вздохнула Маша. — Ладно, спасибо вам большое. Я пойду.
Она ещё раз окинула взглядом монастырский двор и направилась к воротам.
— Хотя, нет! Постой! — окликнула её игуменья. — Кое-что из вещей Евдокии должно быть у отца Леонида.
— У отца Леонида? — Маша обернулась.
— Да, священника из церкви Архангела Михаила, что в Кобыльем Городище.
— Где? — удивилась женщина.
— В Кобыльем Городище. Неужто не слыхала? Это недалеко от Самолвы. Что? Тоже не знаешь?
— Извините, я не местная, — Маша виновато пожала плечами.
— Да причём тут местная или не местная! — всплеснула руками игуменья. — Названия-то знаменитые на всю Россию-матушку! Это ж прям на берегу Чудского озера, где Александр Невский разгромил немецких рыцарей.
— Правда? — Маша поразилась совпадению, вспомнив упоминания озера в письме фон Мирбаха. — Я и не знала.
— Вот теперь знать будешь. Сестра Евдокия сильно сдружилась с отцом Леонидом, когда обитель восстанавливали. Он тогда часто сюда приезжал, помогал, как и все. Отец Леонид хоть и в сыновья по возрасту ей годился, но стал её духовным отцом. Хороший батюшка, ко всякой душе ключик подобрать умеет. И в монахини Евдокия пошла по его благословению. Как слегла перед самой своей кончиной, батюшку звала, чтоб причастил и соборовал. Вот ему она оставила крест свой нательный, Псалтырь и Евангелие. Может, ещё чего — не помню. Хочешь — съезди к нему. Это недалеко за Псковом.
— Пожалуй, мы с мужем так и сделаем, — кивнула Маша. — А как мы его найдём?
— Если в церкви не застанете — езжайте в Самолву. Он там живёт. Любой встречный дом укажет. Поклон от игуменьи Руфины передайте.
— Хорошо, спасибо!
Маша махнула на прощанье и вышла за ворота. Готтлиб дожидался её, сидя на берегу речки на траве.
— Ну как? Встретилась? — Он поднялся Маше навстречу.
— Нет, — покачала она головой. — Раиса Макаровна, она же сестра Евдокия, умерла пять лет назад.
— И что теперь делать? — задумался Готтлиб.
— Садиться в машину и ехать в Кобылье Городище к отцу Леониду!
— Кобылье Городище? — Рыцарь нахмурился. — Странное название. Город, в котором живут лошади?
— Нет, не угадал! — рассмеялась Маша. — Место, недалеко от которого Александр Невский разгромил тевтонских рыцарей!
— Вот как? А нам туда зачем?
— Садись! — Маша приглашающе махнула рукой. — По дороге расскажу.