Брат Тео вёл уставшую группу к выходу, а сам с беспокойством озирался по сторонам — куда же запропастилась эта русская девчонка? Он точно помнил, что она была возле колодца, когда он включал ультразвуковой сигнал опасности, заставляющий летучих мышей всей стаей мчаться наверх. Забавный трюк, которым брат Тео всегда щекотал нервишки ночным посетителям замка. Потом Мария шла, немного отстав от группы, но он видел её в часовне Святой Анны, куда водил в прошлое посещение показать узор, как на подвеске. Кстати, в этот раз девчонка почему-то без украшения. Дальше… А что же дальше? Поднималась ли она вместе со всеми на смотровую башню? Брат Тео не был в этом уверен, ведь из группы двое испугались высоты и отказались от обзора. Возможно, он тогда решил, что она тоже осталась внизу, и не придал этому значения. А зря. Мужчина в очередной раз попытался вызвать её по телефону, но связь с абонентом почему-то отсутствовала. Может, Титов дал ему неверный номер? Но это вряд ли, полковник не из тех, кто может по рассеянности перепутать цифры. А что, если Мария последовала за священником и ушла в гостиницу? Версия, конечно, выглядит дико. Девушка воспитанная, она обязательно сказала бы об этом, а не исчезла по-английски. Но проверить стоит. Брат Тео набрал номер отца Леонида и едва сдержал ругательство, услышав в ответ, что и этот абонент вне связи.
Смеясь и переговариваясь с экскурсантами, рыцарь довёл группу до выхода из Среднего замка, простился с ней и поспешил обратно на поиски Маши. Он вдруг вспомнил, как ей стало плохо в прошлый раз в усыпальнице Великих Магистров, и переживал, что история могла повториться. Борясь с тревогой, брат Тео сделал несколько глубоких вдохов, посмотрел в безоблачное тёмное небо, повертел головой в стороны и начал успокаиваться. Несмотря на усталость, он очень любил летние ночные экскурсии, обычно заканчивающиеся перед рассветом. Когда воздух полностью очищался от дневной пыли и насыщался речной влагой, когда на светлеющем, засвеченном прожекторами небе начинали гаснуть звёзды, тогда брату Тео казалось, что он один бодрствует в спящем городе. Он постоял немного на мосту, соединяющем Средний замок с Высоким, почувствовал себя на мгновение средневековым Великим Магистром и продолжил путь к часовне.
Войдя в полумрак усыпальницы, рыцарь сначала остолбенел от неожиданности — центральная надгробная плита была сдвинута, а в открывшейся нише лежал связанный человек. Похоже, мужчина. Брат Тео считал, что знает о замке абсолютно всё. Тем сильнее было его удивление увидеть склеп, о существовании которого он даже не подозревал. Он сделал пару шагов по направлению к человеку, как вдруг услышал справа от себя возню и стон. У самой стены на полу, извиваясь, как червяк, лежала Маша со связанными руками и ногами. Глаза выпучены от страха, во рту — кляп. Мужчина бросился к ней, на ходу доставая меч из ножен.
— Как же так⁈ Мария, что происходит⁈ — воскликнул он, склоняясь над женщиной и приподнимая её голову.
Перчатка окрасилась тёмным, и брат Тео заметил, что волосы на затылке у Маши слиплись от крови. Он осторожно извлёк кляп из её рта. Женщина закашлялась, а за спиной послышались чьи-то шаги. Рыцарь быстро обернулся, держа меч наготове, и облегчённо вздохнул, увидев брата Фридриха.
— Командор! — воскликнул брат Тео. — Как хорошо, что вы…
Он не успел договорить. Послышались два чмокающих звука, голова рыцаря дёрнулась, из затылка вылетели фонтанчики крови, прорвав тонкие металлические кольца, и брат Тео тяжело рухнул возле Машиных ног. Меч, выпавший из рук, звякнул о камень. Женщина хотела закричать, но из горла вырвалось лишь тихое сипение. Командор ногой отбросил меч в сторону и направил на Машу пистолет с глушителем.
— Если вздумаешь орать — всажу тебе пулю в глотку. — Он ботинком повернул в её сторону лицо брата Тео. Вернее, кровавую маску, в которое оно превратилось. — Станешь такой же красивой. — Командор усмехнулся. — Или сверну тебе шею, как твоему упрямому дружку из Бранденбурга.
— Мартин Вебер, — чуть слышно прошептала Маша.
— Наконец-то догадалась. — Немец приблизился к ней и пнул ботинком по рёбрам, так что у женщины потемнело в глазах от боли. — Куда дела Дитмара, сучка? Отвечай! — неожиданно заорал он.
— Он… отправился… в ад, — прошептала Маша, закусывая губы, чтобы не застонать перед гауптштурмфюрером.
— Вот как? — холодно произнёс Вебер. — Тогда он с нетерпением ждёт тебя там. Но сначала я устрою тебе ад здесь. — Мужчина наклонился к самому лицу Маши и зашептал: — Знаешь, почему я не убил тебя сразу? Решил, что безмозглая сучка, из-за которой я лишился двух друзей, должна получить сполна. Ты станешь моим первым подарком восставшим рыцарям ордена и рейха. Изголодавшиеся за десятилетия призраки, обретя плоть, разберут тебя на части, порвут в куски.
— Рыцари не тронут меня! — выкрикнула Маша, с ужасом глядя в безумные, сверкающие яростью глаза немца. — Они давали обет целомудрия и безбрачия!
— Зато солдаты Третьего рейха позабавятся всласть, — ответил Вебер. — Ладно, хватит лирики, пора приступать.
— Да-да, торопись, пока сюда не прибыла полиция! Служба наблюдения наверняка уже известила её о твоих действиях!
— Как же ты глупа и наивна! — рассмеялся немец. — Оглянись! В усыпальнице нет ни одной камеры! Что тут охранять? Обшарпанный кирпич и три надгробные плиты? Всё! Заткнись и не мешай! Заграждающая печать ждёт своего часа.
Мартин Вебер вышел из часовни и тотчас вернулся, держа в руках Машину подвеску. Как только он вошёл, старинное украшение с силой дёрнулось вперёд, и немец выпустил его от неожиданности. Заграждающая печать упала на камни и быстро заскользила по полу к центру усыпальницы. Там она остановилась, сделала несколько оборотов вокруг своей оси и замерла.
— И это всё? — удивлённо спросил немец. — А что делать с ключами?
Словно отвечая на его вопрос, подвеска вдруг осветилась изнутри, переплетения выпуклых пластин начали разъезжаться в разные стороны, сдирая мозаику, покрывающую пол, и через минуту от заграждающей печати осталось лишь большое сияющее кольцо. Земля загудела, пол Машей задрожал, и внутри кольца, образуя треугольник, выступили вверх из земли три прямоугольных камня с замочными скважинами на торцах.
— Вот теперь понятно, — проговорил Вебер, направляясь к камням с ключами в руках.
В наступившей тишине он склонился над одним из камней. Замочная скважина оказалась забита землёй и глиной, и немцу пришлось сначала очистить её, прежде чем вставить ключ. Наконец всё получилось, ключ легко вошёл в отверстие до упора. Вебер повернул его, и в часовне раздался громкий щелчок. Немец с опаской огляделся и подошёл ко второму камню. Процедура повторилась, и Вебер направился к третьему.
Всё это время, пока преображалась заграждающая печать, а немец занимался ключами, Маша лихорадочно соображала, как ей спасти себя и Готтлиба. Она пробовала ослабить путы на руках и ногах, но туго затянутая верёвка больно впивалась в тело, не оставляя никаких шансов. Женщина с сожалением посмотрела на меч, валяющийся далеко на полу. Нечего было даже думать, чтобы незаметно доползти до него. Неужели это всё, что было у брата Тео? Она взглянула на мёртвого рыцаря, лежащего рядом с ней. Стараясь не касаться лужи крови, застывшей под его головой, Маша, извиваясь, принялась толкать мужчину. Белый плащ сполз в сторону, и женщина едва сдержала крик радости, увидев рукоятку кинжала, торчащую из ножен на поясе. Собрав все свои силы и опираясь телом на бездыханный труп, Маша смогла сесть на полу лицом к разворачивающемуся действию и спиной к брату Тео. Мартин Вебер лишь бросил на неё недовольный взгляд, поглощённый своими действиями. Пальцами Маша нащупала рукоятку кинжала и потянула её вверх. Острый клинок наполовину вылез из ножен, и женщина принялась тереть об него верёвки, связывающие руки.
Между тем Мартин Вебер закончил с ключами. Как только раздался последний щелчок, пол в часовне снова задрожал. Ступени, ведущие в нишу перед центральным окном, сдвинулись с места и медленно, с глухим скрежетом, заскользили внутрь помещения, открывая кладку из крупных прямоугольных камней. Те, в свою очередь, начали опускаться, образуя глубокую квадратную шахту. Звук спускающегося механизма становился всё тише и тише, пока наконец что-то не ухнуло в самой глубине и замерло. В тишине послышался лязг металла, и снова в глубине загудело, только теперь звук приближался к поверхности. Всё громче и громче, и вот из шахты показалась чёрная гранитная плита, поверх которой лежала длинная труба, тускло поблёскивающая в свете занимающегося рассвета. Мартин Вебер подошёл к ней, взял в руки и принялся рассматривать, что-то бормоча себе под нос на немецком. «Сейчас он подует в неё — и начнётся», — думала Маша. Она несколько раз порезалась об острое лезвие, но не прекращала работы, чувствуя, как ослабевает натяжение верёвок. Ей показалось, что Готтлиб зашевелился в склепе. Это придало ей сил, последнее движение — и руки за спиной оказались свободными.
В это время Мартин Вебер торжественно встал на одно колено, набрал воздух в лёгкие, поднял трубу к потолочному своду и дунул в неё. На мгновение Маше показалось, что она оглохла и ослепла. Прямо над головой словно разорвалась бомба, со страшным грохотом разнося в стороны стены часовни и сметая потолок. Женщина с криком бросилась на землю, забыв об осторожности и закрывая голову руками от посыпавшейся сверху глины и падающих обломков кирпичей. Но Мартину Веберу было не до Маши и её развязанных рук. Он и сам распластался на полу от страха. Трубы у него больше не было — издав единственный призыв, она рассыпалась на тысячи мелких чёрных кусочков, закручивающихся в воронку над немцем.
Как только к Маше вернулось ощущение реальности, она осторожно подняла голову и огляделась. От часовни Святой Анны и расположенного над ней костёла не осталось ничего, кроме торчащих низко над землёй остатков стен. Чудовищной силы взрыв, направленный вверх и в стороны, буквально разнёс постройку на камни и раскидал их по округе. Совсем близко завывала сигнализация. Маша взглянула на светлое утреннее небо над головой, а потом заметила быстро увеличивающуюся в размерах чёрную воронку над Мартином Вебером. Гауптшурмфюрер тоже пришёл в себя и уже вставал на ноги. Чёрный вихрь расширился, поднялся к самому небу и начал расползаться по нему тяжёлыми мрачными тучами. Показавшиеся на востоке первые лучи солнца только усиливали эффект тёмного низкого неба. Сильные порывы холодного ветра больно ударили Машу по лицу колючими льдинками. Она схватила кинжал и принялась быстро резать верёвки на ногах, поглядывая на извивающегося в склепе Готтлиба.
В это время над Вебером заклубилась мгла, окутала его на минуту непроницаемой тьмой и взмыла вверх, выпустив гигантские чёрные крылья. Крылья сделали взмах, и мгла спустилась к гауптштурмфюреру, оформилась в фигуру с размытыми очертаниями и повисла перед ним в воздухе. Длинные чёрные волосы из-под рогатого шлема развевались на ветру. На меняющемся облике, — от необыкновенно красивого юноши до уродливой маски демона, — огнём сверкали глаза, когтистые лапы были сложены на могучей груди.
— Люцифер перед тобой, смертный! — Голос падшего ангела прогремел, как раскаты грома. — Чего ты хочешь?
— Боже мой, Боже мой, — тихо повторяла Маша одно и то же, дорезая верёвку и боясь взглянуть в сторону Люцифера.
— Ты знаешь, чего! — крикнул Мартин Вебер. — Господства Третьего рейха и Тевтонского ордена! Верни им силу и могущество! Пусть правят рука об руку! Солдаты и рыцари — в одном строю!
— Чей кровью ты готов омыть возрождение? — прогремел демон.
— Его! — немец указал рукой на Готтлиба. Мужчина окончательно пришёл в себя и пытался подняться в склепе.
Мартин Вебер вытащил из ножен кинжал и приблизился к Готтлибу. В это время Маша покончила с верёвками, на четвереньках подползла к мечу и вскочила на ноги, держа его обеими руками. Меч показался ей невероятно тяжёлым, она с ужасом поняла, что не сможет им даже нормально замахнуться, но увидев, как Вебер заносит кинжал над Готтлибом, не раздумывая, бросилась вперёд с криком:
— Не трогай его!
Меч не нанёс особого вреда немцу, лишь оцарапал кожу на щеке и поранил руку, державшую оружие. Он отдёрнул её и с недоумением увидел, как тонкая струйка крови стекает с запястья на пол.
— Вот сука, — процедил Вебер сквозь зубы.
— Не подходи! — кричала Маша, встав между гауптштурмфюрером и Готтлибом. Она выставила перед собой меч и неуклюже размахивала им из стороны в сторону.
Неожиданно наверху захохотал падший ангел, и Маша едва удержалась на ногах от грохота, сотрясшего воздух.
— Кровь жертвы принята! — пророкотал Люцифер.
— Нет! — закричала Маша, выронила меч и бросилась к лежащему Готтлибу, закрывая его своим телом от демона. — Я люблю тебя, — прошептала она, прижимаясь к рыцарю. — Я хочу, чтобы ты знал это.
Вдруг позади раздался душераздирающий крик. Маша обернулась и увидела, что Мартин Вебер корчится в языках пламени. Всего лишь несколько секунд — и от гауптштурмфюрера осталась лишь горсть пепла на полу. Люцифер взмахнул крыльями, и пепел взмыл в воздух. Налетевший порыв ветра подхватил его и понёс к небу, с грохотом сверкнула первая молния и ударила в землю. Падший ангел на секунду приблизил к Маше лицо и заглянул ей в глаза — словно преисподняя на мгновенье прикоснулась к душе, тронула адскими пальцами сердце женщины и отпустила. С торжествующим криком Люцифер ринулся в небо. В тот же миг рассветное солнце скрылось под тучами, и на мир опустилась тьма, освещаемая частыми вспышками молний.
— Сейчас, мой миленький, потерпи!
Дрожащими от страха руками, ещё не веря, что демон оставил их в живых, Маша достала кляп изо рта Готтлиба, кинжалом брата Тео разрезала верёвки, опутывающее его тело и помогла рыцарю подняться. Смеясь и плача одновременно, она растирала его затёкшие руки и ноги и успокоилась только тогда, когда Готтлиб смог заключить её в объятия.
— Я люблю тебя, Маша! — прокричал он, перекрывая вой ветра и грохот неба, изрыгающего молнии одна за другой.
— И я люблю тебя! — Маша подняла лицо и посмотрела в глаза рыцарю. — Я всегда буду с тобой! Всегда, Готтлиб! И если нам суждено умереть — мы умрём вместе!
— Ну уж нет! — воскликнул Готтлиб, целуя её. — После таких слов я умирать не намерен! И тебе не позволю! Где труба Архангела Михаила?
— Она у отца Леонида. — Маша совсем забыла о священнике и теперь недоумевала, почему же он медлит. — Он должен быть здесь, в гостинице.
— Смотри! — Готтлиб указал в небо. — Люцифер созвал всю свою рать. Апокалипсис начался.
Под низко нависшими тучами метались тысячи тёмных крылатых теней, среди которых выделялся огромный зловещий силуэт. А потом Маша с Готтлибом увидели их. Бледные прозрачные призраки потянулись из земли, появляясь над полом бывшей усыпальницы. Белая кисея плащей с зияющими пустотой крестами развевалась за спинами всадников, туманные очертания коней нетерпеливо перебирали копытами.
— Что это? — воскликнула Маша.
— Рыцари ордена возвращаются к жизни! — крикнул Готтлиб, поднимая меч и держа его наготове. — Надо уходить отсюда! — Он выглянул из-за обломка стены бывшей часовни, а потом с сожалением посмотрел на Машу. — Поздно!
— Почему?
Женщина обернулась, чтобы взглянуть самой, и в ужасе замерла. Призраки были повсюду, они заполняли территорию замка Мариенбург. В белых плащах и в серых, в немецкой форме солдат и офицеров, верхом на лошадях и пешими, держа в руках мечи и автоматы, ряд за рядом они становились в призрачный строй.
— Берегись! — крикнул Готтлиб.
Маша обернулась и зажмурилась — прямо на них мчался всадник, размахивая мечом. Готтлиб попытался отразить его удар, но меч призрака прошёл сквозь него, конь ударил копытами рыцаря в грудь, не причинив никакого вреда, и поскакал дальше, а женщина невольно рассмеялась:
— Тоже мне, войско! Они совершенно безобидны!
Но Готтлиб не разделял её веселья:
— Это пока, Маша. Они быстро наберут силу.
Он резко обернулся, заметив, как на разрушенную кладку стены вскочили два призрака: один — в чёрном кителе и высокой фуражке, а другой — в серой форме с круглой каской на голове. Оба держали перед собой автоматы и поводили ими из стороны в сторону. К ним подъехал всадник в белом плаще и отдал какой-то приказ, махнув рукой в перчатке.
— Рыцари ордена и солдаты вермахта в одном строю, — констатировал Готтлиб, привлекая к себе Машу. — Сейчас они восстают везде, где полегли. Нам не повезло оказаться в Мариенбурге.
Маша хотела ему ответить, но вдруг послышался низкий гул, от которого заложило уши, а потом грохнуло так, что содрогнулась земля под ногами. Чёрное небо над головой разверзлось, и толстый ослепительный луч ударил в землю где-то неподалёку. Промчалась световая волна, заставив Машу с Готтлибом крепко зажмуриться, а потом словно гигантские белые крылья пронеслись над землёй и взмыли в небо, рассеивая нависший мрак.
— Это была труба Архангела! — радостно воскликнула Маша, хватая Готтлиба за руку и тут же вскрикивая от неприятного жжения в спине. Она обернулась — один из автоматчиков стрелял в неё очередями. Пули ещё не могли пробить кожу, но уже ощущались, как муравьиные укусы. — Я их чувствую! — удивлённо сообщила она Готтлибу.
— Я же сказал, они быстро наберут силу! — Готтлиб потёр плечо после удара меча ближайшего всадника. — Нам придётся обороняться, пока не решится битва там! — Он указал в небо, в котором чёрные крылатые тени сошлись с многочисленным войском, сияющим белизной.
Стало намного светлее, но порывы ветра только усилились, сверху нёсся беспрестанный вой и грохот, продолжали сверкать молнии. Это не мешало строиться восставшему смешанному войску. У солдат появились отдающие приказы командиры. Их внимание привлекли Готтлиб с Машей, и несколько отрядов были брошены на их уничтожение.
— Сюда! — крикнул Готтлиб, увлекая Машу за собой к обломку стены выше человеческого роста и вталкивая женщину в небольшую нишу. — Здесь я смогу прикрывать тебя!
Он легко отразил первую атаку нападавших рыцарей, уже начинающих обретать плоть, смог отнять у них несколько щитов, пока ещё бесполезных, но с каждой минутой становящихся всё прочнее, чтобы заслонить ими Машу, и отсёк головы трём автоматчикам, лишь на время потерявшим ориентацию в пространстве.
— Почему они не умирают? — воскликнула Маша, глядя, как солдаты бродят в поисках своих голов.
— Потому что нельзя убить мёртвых! — ответил Готтлиб, с каждым ударом чувствуя, как крепнет сталь у противника, как становятся прочнее доспехи и как больнее бьют в тело пули.
Он выхватил автомат у одного из восставших, понимая, что скоро придётся пустить его в дело, защищая себя и жизнь любимой женщины. Бой на земле продолжался, а в это время наверху сошлись две гигантские крылатые фигуры — чёрная и белая. С оглушительным свистом крылья рассекали воздух, закручивая смертельные вихри. Ослепительными молниями сверкали огненные мечи, разя противника и повергая в священный трепет всех на земле и в небе, с нетерпением и страхом ожидающих исхода битвы…
…Отец Леонид проснулся от страшного грохота, содрогнувшего старое здание гостиницы, и от звона разбивающегося стекла. Завыли автомобильные сигнализации на стоянке, послышался вой сирены со стороны замка. Священник не сразу вспомнил, где находится, а когда сообразил, вскочил словно ужаленный. Голова у него раскалывалась от боли. За окном начинался рассвет. Батюшка бросился к телефону, чтобы взглянуть на часы, и с ужасом понял, что батарея разряжена.
— Где ж Мария? — воскликнул он, с тревогой вслушиваясь в доносящиеся отовсюду звуки и с удивлением глядя на осколок кирпича, влетевшего в комнату.
Захлопали двери гостиничных номеров — разбуженные постояльцы забегали по коридорам, громко переговариваясь друг с другом. Отец Леонид осторожно вытащил торчащие из рамы острые осколки стекла и выглянул наружу.
— Свят, свят, свят, — перекрестился он, увидев, как в небо поднимается чёрный вихрь и быстро расползается по небу свинцовой тучей. — Началось, что ли? Ох, Господи, неужто проспал? Что ж за чай мне подсунули?
Он бросился к сумке, стоящей на кровати, извлёк из неё трубу и в нерешительности остановился. «А вдруг это просто сильная гроза надвигается со смерчем, а я сдуру Архангела Михаила вызову?» — подумал батюшка и вернулся к окошку. Он заметил, что территория Нижнего замка усеяна обломками кирпичей, а большинство постояльцев высыпали на улицу и с возмущёнными криками толпятся возле своих побитых машин. Холодные порывы ветра ударили по лицу льдинками, и священник отпрянул от окна. «Видать, точно какой-то катаклизм сейчас грянет», — только успел он подумать, как в небо взмыла чёрная фигура, расправила гигантские крылья и погрузила всё во мрак, прорезавшийся первой ослепительной вспышкой молнии с ужасающим грохотом.
— О Господи! — закричал отец Леонид, увидев множество чёрных теней, взмывающих в небо. Он быстро поднял трубу и сделал глубокий вдох, собираясь дунуть в неё, как вдруг тёмные крылья с силой ударили священника по лицу. Демон из воинства Люцифера схватил когтистой лапой трубу, дико взвыл от боли, выпуская её, и умчался прочь. Труба Архангела Михаила рухнула вниз и упала на траву газона. Лишь на секунду взгляд отца Леонида задержался на носящихся в небе зловещих крылатых тенях. Увиденное подстегнуло его к быстрым и решительным действиям, и он выскочил из номера в коридор, по которому с вещами метались обезумевшие от страха люди. Старое здание тряслось и содрогалось, угрожая развалиться. Батюшка быстро спустился по лестнице на первый этаж и выбежал на улицу.
— Господи, помилуй, спаси и сохрани, — пробормотал он, крестясь при виде сотен призраков, заполняющих территорию Нижнего замка.
Рыцари, размахивая мечами, скакали на лошадях за убегающими людьми, солдаты в немецкой форме строились в шеренги, собираясь в атаку. Отец Леонид заметил, как двое туристов с радостными криками и безумным блеском в глазах приветствуют их, вскидывая руки. Не задерживаясь, он бросился на поиски трубы и быстро отыскал её рядом со склонившимся над ней солдатом вермахта. Не раздумывая, тот открыл по священнику огонь из автомата, но пули жалили ещё не больней укусов комаров, и батюшка с наслаждением погрузил кулак в рыхлую плоть немца, отбросив его в сторону. С трепетом отец Леонид поднял трубу к небу, перекрестился, произнёс: — Помоги, Господи! — и дунул в неё изо всех сил.
Ему показалось, что труба не издала ни звука и сразу рассыпалась на тысячи белых осколков, потом что-то загудело в вышине, а в следующее мгновение обрушилось на землю со страшным грохотом и ослепительной вспышкой. Сердце отца Леонида ухнуло и затрепетало, как пойманная птичка, ноги его подкосились, и священник рухнул на землю. Словно в тумане, он увидел сияющий грозный лик прекрасного юноши, взмахнувшего белоснежными гигантскими крыльями в небе. Тьма на мгновение разверзлась, вспыхнула молнией, и сознание священника погрузилось в чёрный бездонный колодец безвременья…
Отец Леонид не видел, как сошлись в схватке два войска — небесное и когда-то низверженное, как сплетались в смертельных объятиях чёрные и белые крылья, как сверкали огненные мечи Михаила и Люцифера. Как на земле обретало могущество восставшее войско, и уже первые жертвы ложились под ударами мечей, и лилась кровь от немецких пуль. Он не видел, как редело войско падшего ангела, а сам он терял свою силу под натиском Архистратига. Как в последний раз обрушился огненный меч на поверженного Люцифера, и над землёй пронеслась яркая вспышка, мгновенно обратив в прах восставших мертвецов.
Закрывающие небо тяжёлые тучи вдруг пролились живительным ливнем, очистившим землю от следов сражения. Этот дождь привёл в чувство отца Леонида. Вода струилась потоками по его лицу, когда священник раскрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и сел, оглядываясь с удивлением и всё возрастающей радостью. Дождь быстро закончился, от туч не осталось ни следа, и с чистого нежно-голубого неба весело и ярко светило солнце. «Мария!» — вдруг вспомнил отец Леонид, медленно поднялся с земли и, слегка пошатываясь, побрёл к воротам, ведущим в Средний замок. Он постоянно спотыкался о куски разбросанных кирпичей и всё не мог понять, откуда они взялись. Мимо него спешили люди, громко переговариваясь на незнакомых языках, как вдруг совсем рядом мужчина, обращаясь к женщине, произнёс по-русски:
— Это в Высоком замке. Точно.
А она ему ответила:
— Мне кажется, костёл взорвался. Или часовня.
— Где это? — повернулся к ним отец Леонид.
— Вон там, — женщина указала рукой. — Видите полуразрушенную смотровую башню? Рядом с ней.
— Спасибо, — пробормотал священник и поспешил к Высокому замку.
Голова у него всё ещё кружилась, ноги были ватными, а из груди вырывалось тяжёлое дыхание. «Она точно должна быть там! — повторял он про себя, думая о Маше. — Бедная девочка! Как я мог оставить её? Старый дурак!» Отец Леонид остановился, чтобы отдышаться, и вдруг заметил какое-то сияние, исходящее из того места, где должен был быть костёл. Сияние усиливалось, священнику показалось, что он даже видит край большого овального зеркала. «Откуда там ему взяться?» — только успел он подумать, как по гладкому зеркалу пробежала рябь, словно от ветерка на поверхности воды. Через секунду сияние исчезло, а вместе с ним и край зеркала…