Тайна точной красоты

10

Валентина Ипполитовна с нетерпением поджидала в своей квартире бывшую ученицу Татьяну Архангельскую. Дважды выходя замуж, девушка так и не сменила фамилию. Пожилой женщине это обстоятельство было только на руку. Она, как и все учителя, навечно запоминала своих выпускников по прежним именам из классного журнала. Постаревшая учительница и повзрослевшая ученица поддерживали отношения уже на протяжении двадцати лет после окончания школы. Во многом благодаря помощи практичной пробивной Татьяны, Вишневская получила звание заслуженной учительницы и повышенную пенсию.

Заметив припарковавшийся во дворе красный юркий автомобиль Архангельской, Валентина Ипполитовна поспешила на кухню заваривать чай. Под ногами вертелся кот Декарт, назойливо напоминая о себе. Но наглый обжора подождет. Учительница хотела, чтобы предстоящая беседа получилась долгой и обстоятельной. Они вместе должны помочь Константину.

Нервно затрещал звонок. Архангельская ворвалась в открытую дверь, сбросила длинное вишневое пальто и по-родственному обняла хозяйку.

– Валентина Ипполитовна, что произошло? Расскажите!

Если не обращать внимания на встревоженный вид, выглядела Татьяна по-прежнему великолепно, гораздо моложе своих тридцати семи лет. Одета она была модно, но консервативно: деловой костюм нейтрального темного цвета в тонкую полоску, белая блузка и укороченные сапожки в тон сумочке. О благополучии эффектной шатенки говорили известные марки производителей одежды, со вкусом подобранные дорогие украшения и тонкий аромат изысканных духов. Вот только школьная сутулость добросовестной ученицы, сохранившаяся навеки, несколько портила ее тонкую фигуру.

– Проходи, Танечка, проходи. Я и чай уже приготовила. Свой фирменный, с травами.

– Не до чая сейчас, Валентина Ипполитовна. Данин арестован, его мама убита. Это ужасно! Что между ними случилось? Как это могло произойти?

– В их отношениях, Танечка, всё было как обычно. Никаких штормов и, тем более, смертельных бурь.

– Но милиция его арестовала!

– Это задержание. Не разувайся, пройдем на кухню, я же не могу вечно стоять. И без чая, ты знаешь, я тебя не отпущу.

Хромая учительница прошаркала в маленькую кухню, где обычно принимала гостью. Женщины уселись за крохотный столик, накрытый самодельной вязаной скатертью. Жасминовый чай был разлит в тонкие чашки некогда подаренного Архангельской сервиза, и после первого глотка Валентина Ипполитовна со всей обстоятельностью преподавателя точных наук поведала об утренних событиях в квартире Даниных.

– Ужасно! – не раз покачивала головой во время рассказа Татьяна, а после окончания с тревогой спросила: – И как вы думаете, это он?

– Ни в коем случае! – возмутилась учительница. – Ты же знаешь Костю.

– Слишком хорошо знаю… Когда он погружен в свои мысли, то ничего не замечает. Может надеть чужую куртку, разбить что-то, а потом ничего не вспомнить. И с каждым годом это проявлялось у него всё острее.

– Но он же не вспыльчив.

– Если это не касается математики. Данин живет в абстрактном мире, где числа и формулы перевешивают человеческие отношения.

– Это крест многих ученых.

– Не скажите. Я уже пятнадцать лет работаю в математическом институте, и насмотрелась на докторов и академиков. Таких как Данин больше нет! Он погружен в океан математики, пропитан им, а они сидят на берегу и направляют на свои личные мельницы те волны, которые он создает.

– Он там уже не работает.

– Поэтому я и опасаюсь. Я не видела его два года. Как он хоть выглядит?

– Всё такой же. Худой, за собой не следит, немножко не от мира сего.

– Вот-вот! – Архангельская извлекла из сумочки тонкую сигаретку, просяще посмотрела на Вишневскую: – Я закурю?

– Чего уж там, – вздохнула учительница и потянулась за керамической пепельницей, дежурившей для такого случая на подоконнике между горшочками с цветами.

Энергичная молодая женщина закинула ногу на ногу, красиво втянула дым и элегантным ударом длинного ноготка стряхнула пепел в подставленную пепельницу.

– У нас поговаривают, что Данин в последнее время стал несколько странным, – осторожно подбирая слова, начала она, но после очередной затяжки резко придвинулась к учительнице и рубанула: – А кое-кто заявляет прямо, что он окончательно свихнулся.

– Что значит, свихнулся? – отшатнулась Валентина Ипполитовна. – Дважды два – пять! Если он мыслит не так, как все, это не означает, что он душевнобольной.

– А кто же он, по-вашему? На его идеях десять докторских сделали, а Костя сто лет назад на кандидатской остановился. Так поступают только чокнутые!

– В тебе говорит былая обида. Константин гениальный математик, и этим всё сказано.

– Лучше бы был просто умным. И практичным.

– Как твой муж, Феликс?

– Хотя бы наполовину.

– Что-то мы отвлеклись, Танечка. – Вишневская подлила в чашки чай, подвинула сушки.

Архангельская посмотрела на пустующий стол, всплеснула руками.

– Вы извините, Валентина Ипполитовна. После вашего звонка я так спешила, что совершенно забыла конфет прихватить или пирожных.

– Я тебе сначала на рабочий звонила…

– Вы лучше сразу на мобильный. Я же теперь главный бухгалтер, сама себе начальник. Вы знаете, из неудавшихся математиков получаются хорошие бухгалтеры. Да-да. Там те же цифры, но без интегралов и дифуров. Правда есть еще одно отличие, – Татьяна кисло улыбнулась. – Бухгалтерия не приносит удовольствия.

– Новый дом обживаешь? – как бы невзначай поинтересовалась Вишневская, подразумевая недавно построенный загородный дом Архангельской.

– По магазинам моталась. Квартальные отчеты сдали, можно и о себе родимой подумать. Я же работаю больше по привычке, чем по необходимости. Хочется на людях бывать. Если осяду дома, то закисну. У всех соседей заборы, как в Петропавловке. Киваем друг другу сквозь автомобильные стекла, и то больше машине. Кто там за тонировкой – не разглядишь.

– Давай, Таня, думать, как Косте будем помогать? – перешла к главному вопросу учительница. – Он не виновен – для меня это очевидно. Поднять руку на мать, ты прости… К тому же она учитель математики, а ты знаешь, как он трепетно относится к числам и всем, что с ними связано.

– Чересчур трепетно, я бы сказала, ненормально трепетно, – с нажимом произнесла Архангельская.

– Танечка, ты говоришь, как плохой прокурор.

– А нам нужен хороший адвокат. Нужно срочно найти адвоката.

– Чтобы он за большие деньги переквалифицировал строгую статью на более мягкую? Убийство в состоянии аффекта! Как мило.

– Что вы предлагаете? – начала раздражаться Архангельская. – Я хочу ему помочь. Искренне хочу. Ведь я же его любила.

Она рывком отвернулась. Рука полезла в сумочку за косметичкой. В длинных пальцах появилось зеркальце и ватная подушечка. Валентина Ипполитовна не спешно поправила скатерть на столе, дав возможность Татьяне привести себя в порядок. "Эх, Таня, Танечка. Ты всегда в душе была экономистом, высчитывала, с кем тебе будет выгоднее. Если это теперь называют любовью, то наш мир сильно изменился. Но помочь Косте ты действительно можешь".

– Я не упомянула еще об одной важной детали, – выразительно сообщила учительница и сделала многозначительную паузу. Таким нехитрым приемом, не раз отработанным на уроках, она, не повышая голоса, встряхивала самых сонных учеников.

– Какой? – недоверчиво насупилась Татьяна, подцепила ноготками новую сигарету и щелкнула зажигалкой.

– Ферма!

Огонек дрогнул и застыл в руке на полпути к сигарете. Выщипанные брови вопросительно изогнулись.

– Когда Константина уводили, он упомянул теорему Ферма.

– Ферма?- Кончик сигареты побелел от яркого огня. Татьяна затянулась. Тонкая струйка дыма выпорхнула из накрашенных губ. Женщина задумчиво проследила за ней. – Ту самую, Великую теорему Ферма?

– Да. Ты же знаешь, что Константин постоянно возвращался к ней.

– Его мозг всегда был чем-то занят. Причем здесь теорема?

– Пока не знаю. Но всем очевидно, что в квартире нет больших ценностей, которые бы привлекли вора. Поэтому следователь убежден, что это типичная бытовая ссора. По его словам, подобные убийства не редкость среди родственников, стесненных бытовыми условиями.

– Чтобы в этом убедиться, достаточно включить хронику происшествий. Про Ферма там точно не упоминают, – усмехнулась Архангельская.

– Я обратила внимание, что рабочий стол Константина был в беспорядке. Когда он вошел, то не обнаружил там чего-то и нервно рассмеялся.

– По-другому смеяться он не умеет, Валентина Ипполитовна.

– А позже он сказал про теорему Ферма. И я подумала…

– Что Данин нашел доказательство, и подлый вор его выкрал!

– А почему бы и нет? – в свою очередь удивилась Вишневская. – Танечка, ты хорошо должна представлять всю ценность этого достижения.

– Премия, слава… Ни то, ни другое для Данина ничего не значат.

– Я сейчас говорю не о нем. Всегда существовали математики, готовые продать душу за доказательство теоремы Ферма. Разве не так?

– Данин не умеет извлекать выгоду из своих открытий. Он бы просто так всё рассказал первому встречному.

– Но это особый случай, – настаивала учительница. – Да и не было у него в последнее время собеседников. Он отгородился ото всех.

– Даже от женщин? – остро стрельнула глазами Архангельская.

– Этого я не знаю.

– Зато я помню, что ему иногда требовалась разрядка. Чисто механическая, но очень бурная.

– Сейчас это к делу не относится. И еще…

Валентина Ипполитовна засомневалась, говорить ли ей о последних словах Константина, прозвучавших только для нее: "Там было не всё". Она сама не полностью понимала их смысл, только чувствовала, что за ними кроется что-то важное. И если он сказал их шепотом, значит, не хотел, чтобы слышали остальные.

– Что еще? – переспросила Архангельская.

– На столе Данина я нашла книгу о теореме Ферма, которую подарила когда-то в школе. Все другие книги были в шкафу.

– И что это значит?

– Я подумала… Пока это всего лишь мои догадки… Ну, в общем, в квартире был тот, кто хорошо представлял себе ценность доказательства Великой теоремы и был знаком с Софьей Евсеевной. Поэтому ее и убил. Любой другой мог бы оттолкнуть старую женщину и убежать.

– Никто из преступников не любит свидетелей.

– Нет, – убежденно возразила Валентина Ипполитовна. – Профессионал нашел бы способ уйти без убийства. Здесь действовал дилетант. Перепуганный дилетант.

– А что говорит следствие? Ну, отпечатки там, улики?

– Следствие… Они нашли отпечатки на вазе… Константина. Его и увезли. Для них это, как дважды два – четыре.

– Если вы правы, Данин сам объяснит им про теорему. И следователи будут копать.

– Вот в этом я, как раз, и сомневаюсь. Во-первых, наши милиционеры вряд ли что-нибудь слышали о теореме Ферма. Во-вторых, Константин так отвечает на вопросы, что не все понимают его логику.

– Это уж точно. – Глаза Татьяны игриво вздрогнули, словно вспомнила что-то веселое. – Тогда придется вам выступить в роли переводчика и всё им объяснить.

– Для этого я и хотела предварительно сама во всем разобраться. Но мне нужна твоя помощь.

– Валентина Ипполитовна, ну когда я вам отказывала?

– Скажи. Кто из ваших коллег математиков был по настоящему увлечен теоремой Ферма?

– Уверена, в свое время многие прошли через эту болезнь, – хмыкнула Татьяна, – а когда поняли, что она им не по зубам, то оставили.

– Меня интересуют только те, кто хорошо знал Константина и его маму. И кто мог бы ради доказательства теоремы Ферма переступить через закон и совесть. Подумай, о ком ты могла бы сказать такое?

– Как вы повернули-то.

– А что, разве в среде ученых нет беспринципных людей?

– Попадаются, – согласилась Архангельская и задумалась.

– Нужны те, кто мог недавно пересекаться с Даниным или его мамой, – подсказала Вишневская.

– Тогда, пожалуй, Левон Амбарцумов. Он еще учился вместе с нами в школе в параллельном классе.

– Я помню Лёву. Он любил деньги и не очень любил решать сложные задачи.

– Вот-вот. А доказательство теоремы Ферма в цепких руках может принести неплохие деньги. – Татьяна несколько раз задумчиво зажгла и потушила зажигалку. – Кстати, недавно Ефим Здановский упомянул, что встретил Данина. Он живет в этом районе, и мог пересечься.

– Кто это? Я его знаю?

– Вряд ли. Здановский всегда по-черному завидовал Данину. А в глаза льстил, причем, топорно, неуклюже. Одно время стремился подружиться и, я не исключаю, что бывал у него дома. Мне он не нравится: дерганный, ко всему цепляется.

Татьяна встала, подошла к окну, потрогала пальцем распустившийся цветок.

– У меня такой никогда не цвел.

– Я тебе потом объясню, чем удобрять надо. Ты вспомнила только двоих. Это все?

– Еще, наверное, Михаил Фищук. Мы с ним познакомились в университете. Он прекрасно понимал гениальность Данина, обожал его и всё время предлагал помощь, приносил какие-то работы. Если Данин находил в них ошибку, Фищук не обижался, а восторгался еще больше. Мне он сильно не нравился, одно время я даже к нему ревновала, такими влюбленными глазами он смотрел на Данина. Очень назойливый и скользкий тип. Но потом я с Даниным развелась и избавилась от присутствия Фищука. А он продолжал с ним общаться. Это точно.

Валентина Ипполитовна, водрузив на нос очки, переписала фамилии на листочек и спросила:

– Кто-нибудь еще?

– Нет. Это все. – Татьяна тряхнула модельной стрижкой и закурила.

– А Феликс? – осторожно намекнула учительница.

– При чем тут Феликс! – Архангельская нервно дернула рукой, пепел свалился на подоконник. Она развернулась и свысока грозно взирала на маленькую учительницу. – Феликс уже давно забросил научную работу, у него в глазах теперь одни доллары стоят.

– А он общался с Константином?

– Пытался звонить иногда. Говорил, что школьные друзья не забываются. Но это всё без толку. Они стали разными людьми.

– А у тебя с Феликсом как?

– Нормально, – небрежно отмахнулась Татьяна. – Живем получше, чем другие. Сегодня он прилетел из Испании, обещал какой-то сюрприз. Я даже не успела с ним встретиться.

– Ой, а я тебя задерживаю. – Пожилая учительница ткнула в листок с фамилиями: – Мне надо знать, где они живут?

– Зачем?

– Попробую навестить, пообщаться. Ведь мог Константин Данин поделиться великим открытием с любимой учительницей? Вот и обсужу теорему Ферма с ними, посмотрю на реакцию.

Татьяна Архангельская с восхищением посмотрела на смелую учительницу.

– Вы намерены провести самостоятельное расследование?

– Ну, что ты говоришь. Куда мне с этим. – Вишневская опустила ироничный взгляд на хромую ногу. – Я только поговорю. Как с тобой. Может они что-то подскажут.

– Где живет Ефим Аркадьевич Здановский, я знаю. Записывайте. – Архангельская продиктовала и направилась к выходу: – Извините, Валентина Ипполитовна, но мне пора. Адреса Амбарцумова и Фищука я подсмотрю в личных делах. И вы все-таки подумайте об адвокате. Сейчас без них никуда.