Тайна точной красоты

11

Валентина Ипполитовна сверила номер квартиры с адресом Здановского Ефима Аркадьевича и нажала кнопку звонка. Она решила не откладывать визит к подозрительному коллеге Данина, тем более, что и жил он действительно недалеко. Ей казалось, что убийце сложнее всего скрывать свои эмоции в первый день преступления.

Дверь открыл мужчина лет сорока пяти среднего телосложения с круглой бородкой такого типа, какая образуется у детей, ткнувшихся ртом в шоколадный торт. Одет он был в бесформенный спортивный костюм, не встречающийся в продаже уже лет десять, на нежданную гостью смотрел брезгливо и подозрительно.

– Ефим Аркадьевич? – поспешила улыбнуться учительница и представилась: – Я Вишневская Валентина Ипполитовна, бывшая учительница Константина Данина. С ним произошло несчастье. Я хотела бы с вами поговорить.

– А я тут при чем?

– Вы его хороший знакомый, вместе работали в одной лаборатории много лет.

– Ну и что?

– Ефим Аркадьевич, вы даже не спрашиваете, что случилось с Константином?

Здановский явно смутился. Темные маленькие глазки, дерзко смотревшие в упор, на некоторое время заинтересовались обувью гостьи.

– Ясно что. Спился или заболел. Требуются деньги на лечение, – пробурчал Здановский, дернул подбородком и с прежним вызовом, словно гордился сказанным, произнес: – Только денег у меня нет! Лучше к его бывшей женушке обратитесь.

– С Татьяной Архангельской я только что встречалась. Но Данин не заболел, Ефим Аркадьевич. Он попал в тюрьму.

– Что? – недоверчиво скривился Здановский. – Данин в тюрьме?

Вишневская следила за его реакцией: играет или нет?

– Вы разрешите пройти? – попросила она.

Здановский нехотя подвинулся.

– Только это… Гостей я не ждал.

– Фима, это кто? – выкрикнул женский голос из кухни.

– Ко мне это! По работе! – Ефим Аркадьевич указал учительнице на дверь в гостиную: – Давайте сюда. Не раздевайтесь. Вы же не надолго.

Хозяин квартиры подхватил пиджак, висевший на стуле, торопливо одел его поверх спортивного костюма и предложил гостье сесть. Вишневская оказалась за круглым столом, стоявшим посредине комнаты, и заинтересованно прищурилась. Перед ней лежали рукописные листы с формулами. Спохватившийся Здановский второпях сгреб их и пихнул в переполненный книжный шкаф. Видимо гостиная использовалась в доме и в качестве кабинета. Ефим Аркадьевич смущенно пригладил за уши не в меру отросшие волосы, зачем-то застегнул пиджак на все пуговицы и сел напротив учительницы.

– Валентина…

– Ипполитовна, – подсказала Вишневская.

– Да-да. Валентина Ипполитовна, так что там с Даниным?

Теперь хозяин квартиры стремился создать хорошее впечатление. Он даже попытался улыбнуться, но, как у всех людей с подобной демонической бородкой, от его натянутого оскала веяло холодом. Гордая осанка напоминала о том, что в молодые годы он слыл красавцем, бесчувственным и надменным. Однако потертый пиджак поверх спортивного костюма ясно указывал, что лучшие годы Ефима Здановского уже позади.

Валентина Ипполитовна выждала паузу, спокойно наблюдая за собеседником.

– Произошел несчастный случай: погибла его мама. А Константина арестовали по подозрению в убийстве.

– Данина обвиняют в убийстве? – Здановский дернулся, будто его укололи, повернулся боком и закинул ногу на ногу. Теперь Вишневская могла лицезреть его надменный орлиный профиль, но не видела выражения его глаз. – Ерунда. Нет. Данин слабак… В прочем, я его давно не видел.

– А когда вы последний раз встречались с ним?

– Я же говорю: давно!

– А все-таки? Вы живете с ним в одном районе.

– Ну, столкнулся как-то… Не помню когда. Даже о чем-то поговорили.

– О чем?

– Какая разница? Меня его жизнь совсем не интересует! О погоде, наверное. – Здановский решительно повернулся. – А вы зачем пришли ко мне?

– Константина незаслуженно обвиняют в жутком преступлении. Но он, конечно же, не виновен. Мы: вы и я, все кто его знает, должны об этом прямо заявить следователю. Данин замечательный ученый, все его мысли – только о математике. Наша наука не должна его потерять.

– Наша наука, – презрительно скривился Здановский и неожиданно взорвался: – Нет у нас никакой науки, и уже давно! Есть только интриганы и бюрократы, окопавшиеся в академических кабинетах. Какая наука, вы о чем? Научная мысль сейчас бьется только на Западе. У нас ее давно угробили! Посмотрите сколько нобелевских лауреатов из США и Западной Европы, а сколько у нас? Одна шестая часть суши способна рождать только бессовестных чиновников, безликую массу серой интеллигенции и великое количество пьяниц и проституток. Лишь горстка смелых людей, которых раньше называли диссидентами, способна открыто заявить об этом. Государственные чинуши и прикормленные депутаты бодаются с инакомыслящими, те придумывают иезуитские козни постылой родине, иносказательно язвят, воображая себя новыми Лафонтенами, вот и всё бурление мысли в огромной стране! А вы заявляете о науке.

Во время своей бурной речи Здановский вскочил, ходил по комнате и размахивал руками. Чувствовалось, что Вишневская угодила на его самую больную мозоль. Это был один из тех научных пахарей, вечно бьющихся на одном и том же месте, мечтающих о недостижимой докторской диссертации и уверенных, что всё кругом плохо.

Ефим Аркадьевич неожиданно наклонился к Валентине Ипполитовне и зашептал:

– Только в ФСБ остались умные люди. Они и управляют страной. Если раньше они придумывали "запрещенные" анекдоты для выпускания пара, то теперь поддерживают видимость многопартийности и разрешают иногда публиковать критические статейки, чтобы работяги думали, что живут в свободной стране. Вот такой бульончик у нас замешан, а вы говорите – наука! Где она? О ней все забыли. Наука перебралась на Запад! – Здановский плюхнулся на стул и горестно затряс головой. – Жаль, что я тоже вовремя не уехал. Читал бы сейчас лекции в каком-нибудь тихом американском университете. А по вечерам у камина за рюмкой чая, глубокомысленно рассуждал о преимуществах налоговой системы республиканцев пред демократами. Или наоборот, в зависимости от того, кто в данный момент у власти. И раз в восемь лет менял бы их местами. Демократия!

– Не надо так обо всех. Данин – математик от Бога.

– А что он такого сделал? Все его работы только в соавторстве. Он выскочка! Когда пришел к нам, перехватил мою идею, растрезвонил о ней, а Базилевич тиснул статейку. Я несколько лет работал над темой, а он украл мои результаты!

– Константин не мог так поступить. У него своих идей – хоть отбавляй.

– Ну, да. Чуть-чуть изменил для видимости, чтобы я не схватил его за руку.

Здановский умолк, заново переживая старую обиду. Он много лет безуспешно бился над сложной проблемой, которая могла бы стать трамплином в его научной карьере, а вчерашний выпускник университета Данин играючи ее решил. От этого удара Ефим Аркадьевич, как математик, так и не оправился. За какую бы задачу он впредь не брался, ему казалось, что на финишной прямой какой-нибудь шустрик обязательно вырвет у него победу. И работа не шла. Тогда Ефим Здановский решил, что имеет моральное право стащить результаты исследований у безалаберного Данина. Он взял с его стола бумаги с расчетами, а тот, похоже, и не заметил пропажи!

Спустя полгода Здановский выступил с докладом на семинаре. Он уже готовился принимать поздравления коллег, как встал Данин. Здановский встретил соперника холодным режущим взглядом. Он намеревался дать решительный отпор любому обвинению в плагиате. Однако Данин и не думал посягать на приоритет. Молодой ученый сообщил, что данную проблему можно решить значительно проще. И тут же на доске набросал эффектное решение. Математики бросились обсуждать новый метод. Забытый всеми Здановский вынужден был покинуть аудиторию с поникшей головой.

Валентина Ипполитовна посчитала, что пришло время бросить наживку. Она извлекла из сумочки согнутую пачку бумаг с формулами, написанными рукой Данина. Пенсионерка нарочито шуршала и даже выронила один из листков. Когда-то давно Татьяна Архангельская пригласила ее на защиту кандидатских диссертаций Данина и Базилевича. Обе были назначены в один день, потому что взаимно дополняли и продолжали друг друга. Школьная учительница не хотела выглядеть невежей на заседании ученого совета и попросила ознакомить ее с темами работ. Татьяна принесла тезисы докладов. Эти бумаги сейчас и выложила на стол Вишневская.

– Константин Данин часть своих рукописей хранил у меня, – таинственно поведала она. – Он говорил, если с ним что-то случится, я должна передать его работы умному надежному математику. Вы не могли бы мне подать листок?

Глазки Здановского алчно заблестели. Он подхватил с пола выпавшую страницу. Валентине Ипполитовне пришлось силой выдернуть ее из скованных пальцев хозяина квартиры. Она вложила листок в стопку, хлопнула по ней ладошкой и сообщила:

– Это лишь одна из его рукописей.

– И вы выбрали меня? – Здановский выпрямил спину, поправил спортивный костюм под пиджаком и одобрительно взмахнул бровями. – Это правильно.

– Не знаю, настал ли такой момент… Пока мы должны подумать, как помочь Данину. А если не получится… Кстати, вы на чем специализируетесь?

– Э-э, ну я… Видите ли…

– Дело в том, что Константин в последнее время вернулся к теории чисел. Он работал над поиском настоящего доказательства теоремы Ферма. Самого первого, о котором писал великий француз.

– Он нашел оригинальное доказательство Ферма?

– Возможно. Я только начала просматривать его бумаги и кое-что нашла. Мне кажется, он специально делил свои работы пополам. И заключительную часть доверял хранить мне.

– Так давайте я их посмотрю. – Здановский потянулся за листками с формулами.

– Это давнее. Я сегодня сортировала рукописи, и в последних обнаружила формулу Ферма. – Вишневская небрежно сунула бумаги в сумочку и сменила тему: – А что говорят об аресте Данина бывшие коллеги в институте?

– Сегодня я на работе не был. Больничный, знаете ли. Но уже закрыл. Завтра выхожу. Коллективчик у нас такой, скажу я вам, как пауки в банке. Кое-кто обрадуется новостям о Данине.

– А вы, Ефим Аркадьевич, готовы замолвить словечко перед следователем?

– Конечно. О чем речь. Хорошие люди всегда должны выручать друг друга. Кстати, вы, где живете? Могу к вам зайти, помочь с рукописями. Я же математик.

– Это было бы так любезно с вашей стороны, Ефим Аркадьевич. Я живу с Даниным в соседнем доме. Квартира двадцать один.

– Светло-рыжий, с круглой аркой?

– Когда-то был рыжим, сейчас – унылого цвета. Мы позже созвонимся, и я воспользуюсь вашей помощью. Запишите, пожалуйста, свой телефон.

– Всенепременно! – сверкнул глазами Здановский. Его попытки выглядеть галантно в пиджаке поверх спортивного костюма могли бы с успехом позаимствовать комики. Он размашисто черкнул в блокноте, выдернул листок и протянул учительнице. – Вы ни в коем случае не затягивайте встречу. Математики на Западе не дремлют. А в науке ценят только первооткрывателя. Серебряные и бронзовые медали у нас не присуждают.

– Я вам позвоню – пообещала Вишневская и направилась к выходу.

Наблюдательная пенсионерка отметила повышенный интерес Ефима Аркадьевича к рукописям и то, как уклончиво он говорил о встрече с Даниным. Да и со стола он убрал какие-то бумаги слишком нервозно.

Обратно она возвращалась пешком, решив засечь время. Дорога от квартиры Здановского до парадного Данина у пожилой хромой женщины заняла всего двадцать пять минут. Без сомнения нормальный мужчина, пусть даже на больничном, мог проделать этот путь вдвое быстрее.

Валентина Ипполитовна невольно взглянула на окна квартиры Даниных. Надежда не оправдалась. Черные стеклянные глазницы смотрели в темный неосвещенный двор. Константин оставался за решеткой.

Учительница направилась домой, как вдруг заметила, что во дворе она не одна. На дальней скамейке, скособочившись, притаился человек в куртке с капюшоном. По блеску затемненных очков можно было догадаться, что смотрит он вверх на парадное Даниных. Валентина Ипполитовна решила подойти ближе. Ей уже казалось, что она вот-вот разглядит черты лица странного наблюдателя, но его подбородок резко опустился, и сутулая фигура быстро скрылась во мраке арки.