Тайные фрегаты

Глава 23

«Кентавр» развернулся на юг, и вскоре устроившиеся на марсе[35] сигнальщики подтвердили сообщение рыбаков. Немного погодя уточнили — судя по оснастке, это французский фрегат.

Поднявшийся на мостик капитан был одет как на парад. Мундир новый, позументы и пуговицы сияют. Сразу же распорядился покормить команду и выдать двойную порцию рома. Какое-то время рассматривал француза в подзорную трубу, а затем что-то сказал старшему лейтенанту. Тот тоже посмотрел в подзорную трубу, а затем спустился с мостика. Несколько слов бросил младшим лейтенантам и мичманам, и те поспешили на свои боевые посты. Через несколько минут на «Кентавре» все знали, что с юга приближается фрегат «Проворный» под командованием Рене Труэна из французского приморского городка Сен-Мало.

— У этого лягушатника больше пушек и почти в два раза больше людей, чем на нашем фрегате, — сообщил Громобой, прихлебывая свой любимый «боевой пунш», состоящий из рома, кофе и специй. — Его отец нажил состояние, нападая на торговые суда в Ла-Манше. Сынок решил продолжить дело отца, но два года тому назад нарвался на наш патруль и очутился в тюрьме Портсмута. Надо было его сразу повесить, да папаша обещал заплатить большой штраф и отблагодарить судей. Но пока адвокаты торговались, Рене и сам не терялся — вскружил голову какой-то нашей дуре, и она помогла ему бежать. Во Франции он стал героем, и король Людовик принимал его в Версале, наградил и пожаловал дворянство.

— Действительно у француза больше пушек? — спросил кто-то из молодых матросов.

— Не беспокойся, сынок. Все они меньшего калибра, а их канониры не так натренированы, как наши. Господь послал нам достойного противника, и Сумасшедший Дик не опустит перед ним паруса. Так что, парни, одевайте чистое белье — если кого зацепит, оно пойдет на повязки!

— А если ранят тяжело?

— Тогда, сынок, тобой займется лекарь. Да ты не думай об этом. Лучше глотни моего пунша, возьми еще кусок мяса и добавь горчицы. Ешь — сегодня будет много работы!

Свист боцманской дудки и треск барабанов морских пехотинцев возвестил о том, что время принятия пищи закончилось. На мостике опять стоял улыбающийся капитан, но на этот раз он был краток.

— Ребята! Этот пират Рене знает, что путина кончается, и рыбаки уже набили трюмы бочками с соленой рыбой. Он пришел за своей долей улова, но не ожидал встретить нас. Все по местам! Мистер Франклин, прошу вас приготовиться к бою.

Вновь засвистели дудки и раздались команды, за ними последовал топот ног, стук молотков, визг блоков. Еще раньше плотно свернутые матросские койки были уложены вдоль борта на верхней палубе, так что образовали бруствер для защиты от пуль и осколков. Теперь над самой палубой натягивали прочную сеть, которая должна была предохранить команду от падающих обломков мачт и рей, а в случае абордажа помешать нападавшим ворваться на палубу фрегата. На батарейной палубе спешно убирались перегородки между офицерскими каютами и другими помещениями на корме. Все, что нельзя было спустить в нижний трюм, немедленно выбрасывалось за борт. Огонь в камбузе был погашен, чтобы при попадании ядер и разрушении печки он не стал причиной пожара. А в носовом кубрике корабельный лекарь с помощниками развернул свое хозяйство. С подволока опустили столы, рядом разложили хирургические ножи и пилы, бинты, расставили бочки с пресной водой. Тут же установили и бочонок с ромом — как доказала многолетняя практика, он был единственным средством, способным заглушить боль. Корыто для ампутированных конечностей, более сложные операции предполагалось делать уже после боя, выставили близ трапа. Чтобы не расстраивать людей, его было приказано сразу опорожнять, как только будет наполнено.

Морские пехотинцы, навьюченные ружьями и патронными сумками, построились на палубе. Сопровождаемые шутками матросов, их лучшие стрелки неуклюже карабкались по винтам и размещались на марсовых площадках мачт. Из трюмного люка выскочил корабельный плотник и бодро доложил, что все помпы в исправности, необходимые материалы в наличии, а его команда готова приступить к заделке возможных пробоин и тушению пожаров.

Но самое большое движение происходило на батарейной палубе. Орудийные порты были открыты, пушки заряжены и выкачены, так что борта ощетинились их стволами. Ядра, пыжи, картечные стаканы и другие снаряды уложены позади орудий в специальные гнезда. В бочонках на палубе задымились свернутые кольцами запальные фитили, которые, в отличие от новомодных кремневых замков, еще никогда не подводили канониров. Шустрые десяти-двенадцатилетние юнги, прозванные «пороховыми обезьянами», уже сидели на приготовленных к подаче зарядах. В ходе боя только они могли непрерывно подносить новые и стремительно проскальзывать через узкие коридоры в крюйт-камеру[36], где специальные фонари и обитые медными листами стены предохраняли взрывчатку от малейшей искры.

Вслед за другими канонирами Иван доложил о готовности и замер у пушки. Рядом молча стояли номера его расчета. В наступившей тишине было слышно, как бьется о борт волна, гудит ветер в снастях и хрипит помпа.

— Молодцы, ребята! Капитан благодарит, фрегат изготовили к бою за шесть минут! Как на королевском смотру! — произнес прибежавший с мостика младший лейтенант, назначенный управлять огнем пушек левого борта. Теперь, совсем как на последних учениях, он обнажил саблю и встал на свое место у фок-мачты.

Все ожидали дальнейших распоряжений. Пока же тихо, очень похоже на учения. Вдруг француз испугается и удерет? Говорят, их корабли быстроходнее… Вон, слышно как наверху приказывает прибавить парусов Джимми. В открытые пушечные порты ничего не видно, только море и голубое небо.

— Ты о чем думал, сопляк, когда выкинул за борт мой мешок? Мог бы засунуть в посудный шкаф, — у соседней пушки чернявый матрос с серьгой в ухе зло шипел на молодого товарища.

— Приказали выбросить все лишнее, — оправдывался тот.

— Надо было позаботиться самому, а не бегать на камбуз за добавкой, — произнес кто-то.

— В мешке была моя лучшая бритва и кусок душистого мыла…

— Прекратите разговоры, пока офицер не услышал, — в спор вмешался канонир.

— После боя заявишь писарю, что мешок разнесло ядром. Мы подтвердим, и казна оплатит потерю твоей собственности!

Опять потянулись минуты тягостного ожидания. Будет бой или нет?.. Еще остается надежда… Кому хочется умирать?..

Все вздохнули с облегчением, когда услышали пушечные выстрелы. Неизвестность кончилась, и все стало на свои места. С правого борта радостно сообщили, что французские ядра легли с недолетом.

— Нервничают лягушатники, зря порох переводят! — радостно прокричал младший лейтенант. Что чувствовал в эти минуты он сам, конечно, не знал никто. Но в полном соответствии с требованиями Военного кодекса, под страхом смертной казни и запрещавшего всем офицерам выказывать сомнения и малодушие, этот юноша твердо стоял на виду у своих подчиненных. Даже подбадривал их.

— Спокойно, ребята! Без приказа не стрелять! Капитан знает свое дело! Подойдем на пистолетный выстрел!

Выстрелы французов участились, и все почувствовали, как дрогнула под ногами палуба, когда первое ядро попало во фрегат. Второе ударило точнее, и наверху раздался чей-то крик. Немного погодя первого раненного пронесли по трапу в лазарет.

Внезапно палуба накренилась, и в носовые пушечные порты полетели тучи брызг. Сумасшедший Дик совершил один из своих отчаянных поворотов и неожиданно вывел фрегат к тому борту француза, орудийные порты которого были закрыты, чтобы их не заливало водой.

— Канониры, целься! — скомандовал младший лейтенант. — Пли!

Грянул залп, и «Кентавр» словно шарахнулся от отдачи своих пушек. Только кремневой замок на орудии Ивана, еще не разогретом стрельбой, дал осечку. Пришлось схватить из кадки фитиль и сделать запоздалый выстрел. К орудию уже бежал помощник судового оружейника:

— Пружина ослабла. Сейчас сменим замок!

Но рядом уже стоял недовольный Громобой.

— Не мешкай, новичок! Заряжай быстрее!

Корабли разошлись контр-курсами, ветер унес облако порохового дыма. Теперь можно было хорошо рассмотреть вражеский фрегат. Сделанный в упор залп причинил незначительный ущерб — в его борту зияло лишь несколько пробоин. Сколько же ядер нужно в него всадить, чтобы вывести из строя?

Бой продолжался, и корабли то сближались, то расходились. «Проворный» постоянно пытался приблизиться и сцепиться борт с бортом. «Кентавр» уклонялся, а его картечь и пули морских пехотинцев косили ряды абордажных команд на палубе француза. На батарейной палубе же работа шла своим чередом. Оглушенные грохотом выстрелов, полуослепшие в едком пороховом дыму, люди четко совершали необходимые действия, многократно повторенные во время учений. Уже невозможно было расслышать слова команды офицеров, и расчеты вели огонь самостоятельно. С английского фрегата стреляли чаще, и было видно, что некоторые орудия «Проворного» уже не отвечают. Но и французские ядра не пролетели мимо. На близком расстоянии насквозь прошивали борта, рвали на части людей, калечили разлетавшейся острой щепой. Раненых быстро уносили вниз, а убитых стаскивали на середину палубы, чтобы их тела не загораживали узкий проход.

Твердая волна воздуха ударила Ивана в грудь и чуть не свалила с ног. Рядом с собой он увидел, как у соседнего орудия канонир и чернявый матрос с серьгой в ухе мгновенно превратились в облако красных брызг. Там, где они стояли на палубе, судорожно дергались четыре ноги.

Корабли вновь разошлись, и стрельба на время смолкла. По скользкой от крови палубе бежал негр с камбуза, тащил огромный медный чайник, всем предлагал промочить горло ромовым пуншем. Подошел Громобой, как и все почерневший от пороховой гари. Молча взглянул на убитых, одобрительно кивнул Ивану.

— Сколько людей потерял?

— Выбило троих.

— Хорошо работаешь. Становись к соседнему орудию! Главное, не снижай темп стрельбы.

— Как наверху?

— Бизань-мачта сбита, но Сумасшедший Дик умеет маневрировать. Скоро опять начнем.

— Французам досталось?

— Еще как! Уже не приближаются, держатся на расстоянии. Знают, что будем драться до тех пор, пока на корабле есть порох и ром. Вот в таких морских боях мы и охраняем свои приморские города и торговые суда…

Дуэль фрегатов продолжалась, и поредевшие расчеты делали залп за залпом. И опять летела щепа и брызги крови, а фрегат вздрагивал от новых попаданий. Внизу стучали плотники, заделывая пробоины и непрерывно работали все помпы, а наверху что-то трещало и рушилось. С помощью присланных морских пехотинцев удавалось вести довольно частую стрельбу, хотя многие орудия были разбиты. Чтобы восполнить потерю, в оставшиеся забивали по два, а то и три ядра. Некоторые пушки не выдержали такой стрельбы и их разорвало. Но бой продолжался, и ответный огонь неприятеля явно слабел.

Опять наступила тишина, и пороховой дым рассеялся. Стало видно чистое небо и у горизонта бурые паруса рыбаков, следивших за сражением. Иван еще раз проверил свое хозяйство. Теперь его расчет вел огонь из четырех пушек. Распорядился, чтобы поднесли новые ядра и заряды. Осмотрелся и только вздохнул — батарейная палуба являла жуткую картину, вся была залита кровью, завалена трупами и обломками.

Внезапно все потемнело, наверху раздались крики и выстрелы. Иван выглянул наружу и увидел, что украшенная резьбой и деревянными фигурами корма «Проворного» наваливается на фрегат. Исхитрился-таки Сумасшедший Дик, обманул француза, зашел ему в тыл… Напротив распахнулось окошко с мелкими цветными стеклами в ярко раскрашенной раме, показалось побелевшее от ужаса лицо.

— Пли! — не своим голосом заорал Иван.

Все его пушки громыхнули разом. За ними вразнобой выстрелили и другие. Ветер рвал дым, и было видно, как с кормы «Проворного» сыпались обломки и разлетались цветные стекла.

— Молодец, канонир! Ты французу разбил руль! — младший лейтенант, голова и рука замотаны бинтами, хлопнул Ивана по плечу. — Теперь мы его прикончим!