Глава 76

Освещенные закатным солнцем здания отражались в речной воде, и багровые блики их высоких окон плясали на волнах. По левому берегу они стояли, как писалось в столичных «Ведомостях», «сплошной фасадой» и протянулись от скромного Зимнего дворца и казарм Преображенского полка почти до самого Царицына луга и «огорода». Там, над вершинами молодых деревьев, поднимался нарядный домик, в котором государь Петр Алексеевич любил отдыхать в теплое время года. Поэтому петербуржцы все чаще стали называть это место Летним садом.

Пока шли на ботике, Ваня объяснил зачем и как в российской столице устраиваются ассамблеи.

— Согласно повелению государя и распоряжению генерал-полицмейстера, для свободного общения и узнавания новостей на такие собрания должны являться все особы, начиная от высших чинов до знатных купцов и старших мастеровых. Жен и дочерей приводить обязательно. Хозяину дома, где будет проходить ассамблея, положено предоставить гостям залу для танцев, комнаты для курения, игр в шахматы и карты и, особую, для дамских бесед. Свечи, легкие закуски и напитки — все за его счет. Полицейские чины заранее проверяют, все ли готово, и записывают имена гостей.

— Часто устраиваются такие собрания?

— Сановники и богатые купцы должны проводить их не реже одного раза в год. Генерал-полицмейстер объявляет, когда и где состоится следующая ассамблея… Да, ты держись просто, поклонов бить не надо. Теперь, не как в прежние времена, хозяева не обязаны встречать гостей на крыльце, занимать их беседой и потчевать.

Тем не менее, не оказать почтения такому хозяину, как генерал-адмирал и президент Адмиралтейской коллегии, было нельзя. Раскланиваясь на все стороны, синеглазый Ваня провел Ивана через комнаты, уставленные шкафами с дорогой посудой и увешенные картинами с морскими видами. По пути знакомил со своими друзьями и полезными людьми. Апраксина нашли в курительной комнате возле высокой печи, облицованной голландскими сине-белыми изразцами. Хозяина дома окружали важные персоны, среди которых находился и сенатор Матвеев.

На вежливое приветствие генерал-адмирал ответил легким кивком. Покровительственно улыбнулся, показал, что узнал Ивана и помнит об их встрече в Ревеле.

Рассматривать собравшихся было интересно. В комнатах собрались столичные сановники в расшитых позументами кафтанах и длинных париках, гвардейские офицеры в зеленых с красными отворотами мундирах, более скромно одетые иностранцы, капитаны торговых судов, непрерывно дымившие своими длинными трубками. Отдельно стояли российские купцы, все в добротном иноземном сукне, некоторые из них с коротко подстриженными бородами, а иные и совсем без бород. Чинно держались дамы и девицы. Все как одна, румяные и улыбающиеся. Привлекали внимание гостей белизной рук и плеч, замысловатыми прическами, тонким ароматом духов. На взгляд Ивана, не слишком искушенного в вопросах моды, их наряды мало чем отличались от заграничных. Разве что было на них побольше кружев, пестрых лент и блестящих украшений.

В комнатах стоял негромкий гул голосов, и можно было различить отдельные фразы гостей.

… — Ты, батюшка, Пантелей Дормидонтович, не тужи. К лету цена на сало поднимется. Будут большие заказы из Амстердама.

— То так, уважаемый, но не забывай, что голландцы пошли в Архангельск за тюленьим жиром. Как бы нам не остаться с носом!

… — Послушай, Николай! Скажи своему майору, что вчера в Гостином дворе я купил очень полезную книгу — «Наука статистическая или механика». Перевод той, что мы с тобой видели в Лейпциге.

— Молодец, Захарович, знает, что предложить покупателям. Говорят в прошлом году в его лавке продано книг и печатных картин натри тысячи рублей!

… — Этим летом царевна Наталья Алексеевна ожидает приезда российских и иностранных «оперистов» и «комедеистов». В ее театре они покажут любовную трагедию в двенадцати действиях.

— Такое представление с пением и танцами я видел в Париже. Пора и нам заводить изящную культуру. А то все скоморохи с медведями и кулачные бои.

— Ты скоморохов не хули, они забавные. Бывало притащатся, так наш боярин приказывал: «Которые ломаться способные, тем водки залейся и деньгами по рублю. Остальных выдрать на конюшне!»

— Какое невежество!..

— Слышал, как вернувшийся из России датский посол Юст Юль жаловался на то, что при царском дворе сильно пьют. Не замечаю такого, все весьма пристойно, — негромко произнес Иван.

— Тс-с-с! — Ваня ухватил его за рукав и потащил к стоявшему в углу глобусу. Сделал вид, что показывает нечто интересное, быстро зашептал. — На ассамблеях приличия соблюдают, а вот на праздничных обедах пьют без меры. Всех превзошел светлейший князь Меншиков. В своем доме в каждой комнате поставил по бочке водки или пива. Вот когда Ивашка Хмельницкий всех одолел!

— Так не пьют и в портовых кабаках.

— Бывает за столом сидят до утра, и хозяева заранее устилают полы сеном. Так что гости могут тут же и поспать. Да и паркет меньше страдает от мочи и блевотины. Сам государь употребляет умеренно, но гостей велит упаивать так, что некоторые теряют рассудок.

— Зачем?

— Пьяные начинают хвастаться или ругаться друг с другом, выбалтывают свои и чужие секреты… Уверяю тебя, слоны водятся и в Индии, — громко добавил синеглазый хитрец. Для убедительности ткнул пальцем в глобус.

— О чем вы тут секретничаете, господин Леонов? — к друзьям с умильной улыбкой приблизился один из гостей.

— Да вот беседуем с лейтенантом о животных, что водятся в жарких странах.

— Не уединяйтесь, господа. Это неприлично. Пожалуйте в большую залу. Там один из секретарей государева Кабинета рассказывает удивительные вещи.

— Уважаемые господа! Извольте выпить за здоровье хозяина дома, его превосходительства генерал-адмирала Апраксина! — объявил другой гость, который также решил взглянуть на глобус. Следом за ним появился лакей с подносом, уставленным бокалами.

В зале у огромного круглого стола, на котором выстроились блюда со сладостями и графины, сидели дамы. Из соседних комнат подходили мужчины. Все слушали плотного красноносого господина, с жаром рассказывавшего о обитателях зверинца, устроенного в Летней саду.

— Белых медведей, которых прислал архангельский губернатор, продовольствуем рыбой, а льва — кониной, — увлеченно вещал он, то и дело прихлебывая из бокала. — Вот с подарками его величества шаха персидского забот не оберешься. Попугаям нужны сахар, изюм и заморские орехи. Но больше всего расходуемся на слона. Ему в день положено отпускать 50 фунтов риса, патоки и коровьего масла. Да еще в придачу 60 калачей. И целое ведро вина!

При последних словах некоторые слушатели не смогли скрыть улыбок, но секретарь поправил съехавший парик и продолжал:

— Без такого пайка этот зверь не может жить в наших холодах. Выпивку требует перед каждым обедом, ушами хлопает, сердито ворчит.

Иван слушал рассеянно. Африканские воспоминания ушли в далекое прошлое. Сейчас он с огромным интересом рассматривал сидевших за столом дам и девиц… Хороши, одна милее другой! Рассказчика слушают внимательно, дружно ахают от удивления.

Но не забывают, прикрываясь веерами и кружевными платочками, бойко поглядывать на мужчин. Эх, зелье! А не пора ли и свой дом завести? Чтобы такая красавица, своя, русская, понимающая твою душу, вечерами ждала, встречала добрым словом, поставила на стол миску со щами… Только сейчас до конца почувствовал, как устал скитаться по чужим краям под чужим именем.

Внезапная суета отвлекла Ивана от таких мыслей. Хозяин дома и его окружение дружно двинулись к дверям. Все остальные гости потянулись за ними. По комнатам пронеслось:

— Государь изволит прибыть!

Царь Петр на голову возвышался над толпой гостей. На нем был кафтан зеленого сукна, который носят, находясь на службе, простые моряки. Он громко смеялся и шутил, но порой дергал головой и кривил щеку. Все уже знали, что это верный признак плохого настроения. Поэтому, радостно улыбались, старались выглядеть беззаботными и счастливыми.

Государю поднесли бокал венгерского, и все гости выпили за его здоровье. Затем последовали новые тосты, и заиграла музыка. Менуэт сменился польским, за котором последовали другие танцы, названия которых еще непривычно звучали для русского уха. В первой паре выступал сам царь и ловко вертел свою даму, одно за другим проделывал танцевальные па. Его примеру пытались следовать генерал-адмирал, несколько сенаторов и других важных лиц. Но они часто путали фигуры, и танец приходилось каждый раз начинать с самого начала. Такие ошибки пожилых сановников вызывали смех, и государь лично учил их, как правильно танцевать. Он весело хохотал, и его щека перестала дергаться. Затем последовал приказ — наполнить флином[75] «орла» — большой кубок с изображением государственного герба. А за ним предупреждение, что любой из невнимательных учеников должен будет осушить такую посудину.

Вдруг, в самый разгар веселья, прозвучало:

— Теперь в Европе менуэт совершают в другом такте.

Царь Петр быстро взглянул на говорившего. Увидел молодого человека в шелковых чулках, башмаках с красными каблуками и серебряными пряжками, атласном камзоле, усыпанном блестящей пудрой. Да еще державшего в руках отделанный перламутром лорнет, в который он рассматривал собравшихся.

— Кто таков? — грозно спросил государь. Его щеку вновь свела судорога.

— Дворянский сын Пахом Докукин-Протасьев, прибыл из Венеции.

— Государь, это сын моего свояка. Учился за границей галерному делу, — поспешил сообщить один из вельмож.

— Судовые мастера нам нужны. Скампавеи и галеры строим непрерывно. Только я что-то не встречал этого молодца на Галерном дворе. Где он служит?

Выяснилось, что Пахом числится писцом при Коммерц-коллегии, а на вопросы по устройству кораблей и другим морским наукам не может дать вразумительных ответов. Лицо Петра потемнело, все замерли.

— Род твой небогат, жалование писца небольшое. Так на какие деньги ты так вырядился? — тихо спросил государь. — Разжился в чужих краях или на службе подарки берешь? Ну с этим разберемся, а завтра пойдешь на Галерный двор, будешь сваи бить и доски пилить. А ты, генерал-адмирал, куда смотришь? Есть еще волонтеры, которые укрываются от службы Отечеству?

Еще не отдышавшийся после танцев, Апраксин не успел ответить, когда Матвеев ухватил Ивана за рукав и выставил перед царем.

— Государь, я говорил об этом офицере. Он годен для известного дела.

— Истинно так, Петр Алексеевич, — поспешил добавить Апраксин. — Это человек надежный, его старание я видел еще в Ревеле.

Ростом Ивана Бог не обидел, на государя смотрел почти глаза в глаза. Выдержал гневный взгляд, не дрогнул.

— Дубовый брус от соснового отличишь? — неожиданно спросил царь.

— Отличу, государь.

— Хорошо, пусть народ веселиться. А мы пойдем в Зимний дворец, потолкуем об известном деле.

В этот вечерний час было еще довольно светло, но масляные фонари перед дворцом уже горели. Царь широко шагал, гулко стуча башмаками по досчатым мосткам набережной, и немногочисленные спутники едва за ним поспевали.

Идти было недалеко. Скоро все оказались в одной из боковых комнат дворца, обставленной самой простой мебелью. Лакеи поспешно подали ужин, и за столом остались лишь доверенные лица.

— Не робей, лейтенант, перекуси, — предложил хозяин Зимнего дворца. — Сам видишь, царская еда незатейливая — студень, каша, жаркое, ветчина с соленым огурцом. Выпей анисовой. Я про тебя слышал от Андрюшки Матвеева. Долго обретался в Лондоне?

Царь выслушал ответ Ивана. Усмехнулся и рассказал о том, как когда-то сам жил в Дептфорде и, к возмущению хозяина дома, проламывал лазы в ограде, чтобы напрямик пройти на королевскую верфь.

— Да еще в Лондоне была у меня одна комедиантка, мисс Кросс… Ох, грехи наши тяжкие, молодость беззаботная, — государь покачал головой. Его щека не дергалась, на губах заиграла улыбка. — Тебе, Иван Плотников, за верную службу Отечеству, спасибо. Но сейчас надо сделать срочное дело. Новгородский фискал[76] донес, что плоты отборных дубовых бревен застряли где-то в пути. Весенний сплав идет полным ходом, они могут затеряться среди других плотов. Растащат добро. Иное дубовое бревно ценитсяв сто рублей.

— Понял, государь. Все исполню.

— Служить будешь при Адмиралтействе. А где собираешься строиться? В Морской слободе или на Васильевском острове?

— Государь, он размещается в казарме, — ответил за Ивана Андрей Артамонович. — Да и не на что ему построить дом в Санкт-Петербурге. Холост, живет на одно жалование. Деревенек нет[77].

— Будут. Пусть завтра явится в мою Канцелярию, — распорядился царь.

Загрузка...