Ночную беседу он благополучно проспал. Свалившись одетым поверх тощего одеяла, заснул каменным сном, показалось, всего на секунду. И сразу же плечо мягко толкнула рука:
— Жень? Просыпайся. Пора.
Зевая до слез, он выбрался из домика, моргая на встающее из воды солнце. Принял из рук девочки горячую кружку, исходящую кофейным ароматом. Поплелся за угол, сел у очага, на котором чугунная сковородка вкусно пахла жареными оладушками. И откусывая горячий кусок, огляделся, медленно просыпаясь.
— Отан уже там, — сказала Женя за его спиной, — я поела, пей и бери мешки. Нужно поторопиться. Пока нет людей.
— А что будет?
— Увидишь.
— А она? Она тоже там?
— Хиус? — девочка засмеялась, усаживаясь и снимая со сковороды последнюю порцию оладьев, — нет, она ушла. К себе.
— Жень… Она кто?
Девочка стала серьезной, быстро глянула на него потемневшими до фиолетовой синевы глазами. Как всегда, когда волновалась, лицо загорелось легкими алыми пятнами.
— Извини. Я говорила — тебе рано еще. Я скажу, только попозже. Тем более, ты не так спросил.
— А как надо?
— Вот когда сам поймешь, как надо, то спросишь. И я отвечу. Или ответит Отан. Если он такой умный.
Женя фыркнула, видимо, вспоминая их с Отаном спор насчет Женьки.
День над берегом вставал солнечный и совсем тихий. Ветерок приходил легчайший, овевал лицо, касаясь скул и волос ласковыми воздушными пальцами. Потому идти по комковатой глине и скользкой траве было приятно, с легкими пустыми мешками, увязанными веревкой в пару больших свертков. Моряна звенела и погромыхивала, немного лениво, как бывает после шторма, когда ветра уже нет, а прибой еще трудится, таская песок и ракушки.
Пройдя ущелье в обрыве, они вышли, жмурясь от яркого уже солнышка. Женька увидел — Отан не трудится, и даже не стоит на каменном носу Моряны. Лег на песке, звездой раскинув могучие руки и ноги в обрезанных рабочих штанах. А борода торчит в небо, и косматые волосы спутались серой короной. Интересно, подумалось Женьке, он вчера был какой? Если Маистра эта Хиус, как там ее дальше, шарилась по воде совсем голая, в одной своей гламурной прическе с волосами ниже попы. И представил себе Отана таким же — с мощными обнаженными ногами, выгнутой поясницей, с руками, которыми тот сдерживал ледяные тонкие руки, полные снежных кристаллов. Картинка вышла, как на обложках фэнтези. Но была вполне себе представимой, в ней борода Отана и его косматые кудри смотрелись не диковато, как в реальной жизни, а как раз к месту. За мыслями он не заметил, как подошли к Моряне. Замедлил шаги у входа в бетонную ловушку, в которой сегодня волны не прыгали как безумные, а тихо плескались, мерно подступая и отступая. И выронил полиэтиленовый сверток, раскрывая от ошеломления рот.
Все пространство Моряны было заполнено морскими стеклышками. Казалось, их тут миллионы, прикинул Женька, жадно оглядывая воду, через которую сверкали цветные осколки. Нет, уже не осколки, а именно морские стекла, которые в детстве он, как и все детишки, собирал, притаскивая домой. Обкатанные до круглости, матовые от бесконечных столкновений с песчинками и камнями. В воде они становились прозрачными, а высыхая, покрывались бархатной пленочкой соли и микроскопических царапинок. Зеленые, янтарные, белые, голубоватые, коричневые, как разлитый йод. Сияли среди них ярко-синие, редкие, и еще реже попадались красные. Песка не было видно, даже когда волны лениво таскали свое новое богатство туда и сюда, громоздя к бетонным стенкам горки ненастоящих драгоценностей.
— Отан! — укоризненно крикнула Женя, пока мальчик хлопал глазами, осматривая и нагибаясь, чтоб подхватить полные горсти стеклянных камушков.
Тот сел, продирая пятерней гриву. Запел баритоном какую-то арию, поднимаясь и потягиваясь. Вдруг обернулся к воде, указывая рукой вдаль.
— Мастер Юджин? Ты видел, как дельфины пасут рыбью стаю, выводя ее к месту охоты?
Женька ссыпал из мокрых рук стекла и подошел, всматриваясь в мелькание серебра на синеве.
Отан, ухмыляясь в усы, отступил, оказываясь за его спиной.
— Где? — Женька топтался, прищуривая глаза. Машинально прижал рукой волосы, которые взметнуло порывом ветра.
— Опоздал, — без сожаления прокомментировал Отан, — ушли, любезные. Ну что, работать?
Женька с подозрением глянул на бесхитростную физиономию в дебрях волос. Взял сунутую в руки лопату, какими нагребают уголь. И пошел снова к устью Моряны.
— Трудитесь и старайтесь, — провозгласил Отан, исчезая в глиняном ущелье, — а я, так и быть, подгоню муравейчика.
Там, где буквально только что цветные камушки покрывали ровным слоем все пространство внутри бетонной ловушки, снова был виден обычный песок, а стеклышки оказались собранными в гигантскую гору на краю воды.
— Осторожно, — сказала Женя, устраивая на песке раскрытый мешок, — не колоти лопатой, хотя вряд ли они побьются. Отан умеет.
Женька погрузил глубокую лопату в шелестящий и звякающий сугроб. С усилием поднял набранное и ссыпал в горловину мешка.
— Первая, — засмеялась Женя, становясь рядом и тоже погружая лопату в смешное детское богатство, — и — вторая.
Через пару часов Женька уже забыл, как восхищался стеклами. Именно количество их ошарашивало, но теперь оно и угнетало. Руки ныли, саднили ладони под нитяными рабочими перчатками, плечи болели так, хоть кричи. Отдыхали коротко, но часто, Женя наливала ему из термоса кофе, смеялась, когда пытался донести ко рту, не уронив стаканчик. Минут пять сидели, привалившись друг к другу плечами, а позже — просто лежали молча, и снова вставали, чтоб погрузить лопаты в бесконечную, казалось, не убывающую стеклянную гору.
Днем пришел Отан, вернее, приехал, рокоча мотором грузовичка, встал на обрыве. Распевая и прокашливаясь, спустился, расстелил покрывало, раскинул на нем одноразовые тарелки с колбасой и хлебом, поставил кружки, в которые налил горячего супу. Накормив, прибрал, и улегся рядом, снова выставляя бороду и вальяжно раскидывая руки.
Мог бы и помочь, сердито подумал Женька, медленно орудуя лопатой. Но увидел, как девочка усмехнулась выражению его лица, насупился и стал работать быстрее.
А потом, уже перед закатом, гора стеклышек закончилась. Она стала кончаться давно и Женьке ужасно надоело прикидывать, какая лопата окажется последней. Но вот он подцепил последнюю, смешанную с ярким крупным песком горсть цветных камушков и ссыпал в пакет, наверное, сотый.
— Двадцать три мешка, — сообщила Женя, бросая лопату и валясь на песок, — я считала.
— Прекрасно, юный мастер Юджин! — загрохотал сверху Отан, освещенный сочным желтеющим солнцем, которое уже уходило за край обрыва, — браво, маленькая Юджиния! Чего легли? А кто будет носить мешки наверх?
— Вот же ж, — простонал Женька, пытаясь сесть.
Но девочка дернула его за штанину, смеясь, а ее смеху густо вторил Отан.
— Отдыхай. Он нас дразнит! Нам ехать через час, не раньше.
Таскать мешки Отан помог, и скоро Женька сидел в кабине, дожидаясь, когда хозяева закроют домишко. Устал он так, что не мог и спросить, куда же теперь они повезут стремительно сделанные смешные сокровища. Может быть, лениво прикидывал, баюкая на коленях ноющие руки, сувениры там какие. Может, продадут кому, для дачи. В бассейн еще хорошо. Наверное. Женя придумает, да и Отан не дурак, вон у них какой супер-дом. А может, себе оставят, сделать что-то вроде лабиринта. Только все такое вот — бархатно-матовое стеклянное. Выйдет офигенски.
Потом они ехали степью, и Женька уже думал о том, как там Боцман, и что расскажет мама. И вдруг грузовичок свернул на узкую грунтовку, ведущую к морю. Его — море — было отлично видно сверху, из степи, и на густой синеве вдалеке расставлены были десятки корабликов дальнего рейда, отсюда — в половину спички размером — огромные танкеры и сухогрузы.
— Мы разве не домой? — удивился, сразу наново ощутив дикую усталость, и еще — сильно болели ноги, сидеть бы и сидеть, не вылезая.
— Скоро, — утешил Отан, пока муравейчик подпрыгивал на глубоких колеях, полных сорняков и местами темной воды, — чем быстрее справитесь, тем быстрее домой.
Женя хихикнула и тут же деликатно умолкла.
Бухточка оказалась совсем крошечной, окруженной по сторонам преградами из выветренных скал, на которых сидели, раскидывая крылья, желтоглазые крупные бакланы. В тихой воде сбоку торчала на якоре маленькая лодка, а наверху, по центру над бухтой виднелся низкий забор из камня-дикаря, ровно по пояс аккуратно беленому дому под шиферной крышей. За домом, словно стоящий человек за спиной сидящего, высилась странная башенка, похожая на игрушечный маяк. На тонких ногах, врытых в землю, с будкой-скворечником, утыканным какими-то антеннками и решетчатыми дисками. Дом перекрывали старые деревья в жухлой, почти осенней листве.
— Створ, — коротко пояснил Отан, легко спрыгивая с подножки, — давай за мешками, мастер Юджин. Фейе, лезь в кузов, будешь подавать.
Мысленно возрыдав, Женька на деревянных ногах подошел к откинутому заднему борту и поднял руки, принимая мешок.
И еще с полчаса они трудились, стаскивая небольшие, но увесистые мешки по тропинке и там, вяло от дикой усталости удивился Женька — просто высыпали шлифованные стеклышки на мелкий желтенький песочек.
Под конец Отан явно торопился, вслушиваясь в песенку жаворонка, вопли ворон за домом и шорох листьев, и последние мешки унес сам в один заход, кинув на плечи сразу по три.
Цыкнул на ребят, отгоняя их за скалу, куда уводил влажный песок, и они оказались в неглубокой нише, встали там, слушая далекий рокот автомобильного двигателя.
— Едет, — полувопросительно сказал Женька, — сюда?
Девочка кивнула, поворачивая к нему лицо, полное ожидания. Такое, задумался, как будто она ждет подарка, и он вот-вот, этот подарок.
— А Отан? — спохватился, — и машина там, наша.
— Правильно стоит, — шепотом успокоила Женя, — не заметят.
Кто, хотел спросить Женька. Но не стал. Наверху шум приблизился, потом стих. Хлопнула дверца. Женский голос произнес устало:
— Костик. Пойдем ужинать. Купаться будешь завтра.
— Ма-ам, — отозвался Костик совсем детским голосом, — ну, ма-ам… Я только по бережку. Где акула!
Женя мягко толкнула мальчика к низкому краю скалы. Они вытянули шеи, стараясь, чтоб Костик их не увидел.
Акула, вспомнил Женька, камень там, у дальнего края, наверное, он, длинный такой, ну, не похож, конечно.
На пляжике встала полная тишина. Спускаясь, Костик пел какую-то очень воинственную песню, мурлыкал ее негромко и вот — замолчал. Женька высунул голову из-за скалы. Увидел не только Костика — кругленького пацана в сбитых наискось шортах и с пластмассовым автоматом в опущенной руке. Увидел еще — ссыпанные горками стеклышки теперь лежали по всей площади пляжа, словно их кинула точная сильная рука кого-то очень большого. Зеленые, белые, голубоватые, коричневые и янтарные лепестки легли вольными линиями, веерами, полукругами. И было их — без числа. Больше, чем самого песка на пляже, гордо преувеличил количество Женька, упиваясь ошеломлением мальчишки, который не мог отвести круглых глаз от несметных сокровищ, преобразивших маленький пляжик.
Нерешительно Костик ступил на песок с тропинки. Бросил на траву за спиной ненужный автомат. Присел, перебирая стеклышки. Поднимая голову, закричал звонко:
— Ма-ам? Ма-ма! Смотри, скорее, у нас теперь что! Да-ма-ма-же!
Выпрямился навстречу молодой женщине в джинсах и клетчатой рубашке, которая на вопль сына выскочила из дверей и в одно мгновение оказалась с ним рядом — на границе степной травы и морского песка. Схватив сына за плечо, не сразу увидела, но убедившись — цел, в порядке — посмотрела туда, куда указывал рукой, из кулачка которой падали цветные плоские камушки. Ахнув, взялась за щеки, медленно поворачивая узкое лицо с огромными глазами, не зная, на чем остановить взгляд.
Резко повернувшись, оглядела холмы, молчаливую башенку створа, топырящую в стороны деревянные планки. И снова уставилась на мягкие переливы цвета, покрывающие песок огромным бархатистым ковром.
— Пора, — губы Жени тронули ухо спутника, теплая рука взяла его руку.
— Да, — сказал он без голоса, боясь, если ответит чуть громче, то не выдержит — заорет просто так, болтая всякую ерунду.
Улыбаясь до ушей, полез следом за девочкой по узкой тропинке, виляющей среди валунов и крошащихся скал. Перед самым верхом задержал ее руку, останавливая. Она послушалась, глядя на него лавандовыми глазами на светло-загорелом лице, широкоскулом, с крупноватым носом и приоткрытыми от тяжелого дыхания губами. Женька шагнул ближе, встал вплотную, и поцеловал ее, неловко, вскользь, обнимая свободной рукой за талию, упрятанную под белую тишотку и пояс штанов, стянутый ремешком.
Женя выдохнула, когда оторвался от ее лица. Улыбнулась и обняла его шею своей рукой, притягивая поближе. Ответный поцелуй был коротким, но совершенно настоящим, таким, что Женька на секунду испугался, вдруг он свалится обратно, катясь к самой воде. Она убрала с шеи ладонь, внимательно глядя ему в глаза, совсем близко, слегка кося своими. И отвернулась, таща его вверх за вытянутую руку.
— Спасибо, — хрипло объяснил Женька в спину, — за это вот. Все.
— Да, — она кивнула. Светлые волосы качнулись, разлетаясь вокруг головы и их немедленно зажгло алое солнце, что готовилось тронуть краешком горизонт за далеким светлым пятном Кой-Аша.