Тайные улицы, странные места [СИ]

Глава 20

Наутро Женька проснулся с четким ощущением: в первую очередь нужно позвонить Капче, как там у него дела. Вообще-то, хотелось увидеться с Женей, прощаясь, не все сказал, вернее, не спросил о самом важном. Что случится, когда выйдет намеченный срок? Она бы ответила, и тогда, думал Женька, умываясь и уходя в кухню, а под ногами суетился Боцман с радостным ожиданием на большой морде, тогда стало б яснее, как все спланировать. Но тут же понял, насыпая в чашку молотого кофе и тыкая пальцем в кнопку чайника, нет, неправильно это. Ведь если с Женей каждый день будет на счету, он бросит Капчу, отодвинет его на две с лишним недели, а время идет, и Серега — друг.

Кофе сготовился, белые ломти батона Женька намазал маслом и уложил поверх кружки розовой вареной колбасы. Еще отрезал немножко сыра.

А телефон Капчи не откликался, механическим женским голосом рассказывая — абонент вне зоны действия сети.

Придется ехать.

Усталый от событий, Женька умудрился задремать в маршрутке и потому ничего обдумать не успел. И когда брел по тропинкам, взбираясь на гребень маячного холма, а после спотыкаясь на оползнях, поросших клочковатой сушеной осокой, тоже ничего думать не стал, гоня мысли о Норисе — как он выбрался и что теперь, если он тоже окажется там, на ставниках в бухте.

Как и в прошлый раз, Капчу он услышал издалека.

— Э-ге-гей, — орал усталый охрипший голос, полный уныния. Умолкал, уступая место кастрюльному звону и опять кричал что-то несуразное.

— Э-ге-гей! — заорал с берега Женька, маша рукой и радуясь, что в бухте пусто, ни людей на песке, ни лодок-катеров рядом с сетями. Только резиновая надувнушка Капчи болтается рядом с ажурными сетями.

Серега замолчал. Погреб к берегу, держась рядом с ожерельем пенопластовых поплавков. Выпрыгнул в мелкую воду. Женька помог вытащить лодку и вместе пошли к бревну, где он бросил рюкзак.

— Ховошоо, — сказал Капча с полным ртом, — свое я все пожвав уже.

— Чо Норис? Когда появится?

Капча уставился на обкусанный бутер, соображая. Припал к стаканчику с горячим кофе. Отдышавшись, устроил стаканчик на коленке, вытирая рот ладонью.

— У них по соседним бухтам еще дофига сетей. И дальше, к Барзовке, там стан рыбацкий. Вся лабуда — лодки, катер, домик стоит. Так что, бывает, заруливает сюда сам, а бывает, тока вот мужики, когда сети тащить, вечером. Ну и еще…

Он вздохнул, поднимая широкую грудь под линялой старой рубашкой.

— Они мне сказали, если в этой сети рыбы не будет, фиг мне Норис насчитает бабла. И как назло, который день тут одна мелочь. Я блин, ору, а чо орать, если даже бакланам и чайкам засранным отсюда скрасть нечего. Такие дела, брат Смола.

— То есть, — хмурясь, уточнил Женька, — он тебя собрался кинуть и кинет, похоже. Заимел работягу бесплатного.

— А чо делать-то, — парировал Капча, — скажи, если умный такой!

Женька молчал, соображая. Рыба. Ходит там стаями, смеется над бедным Капчой. Отан тогда тоже посмеялся над самим Женькой, иди говорит, покажу, как дельфины пасут рыбью стаю. Женька повелся. Но ведь и правда, пасут, потому и повелся. Гоняют, когда охотятся. Вот бы…

— Ладно, — сказал Капча, поднимаясь и отряхивая колени, — поехал я снова. Батрачить. Слышь, Смола, а че за слово такое? Батрачить.

— Батрак, — ответил Женька, вытаскивая телефон и вчитываясь в список смсок, — типа раб такой, пашет на хозяина.

— Во-во! Ты домой щас? Или со мной хочешь? Поорать и в каструлю?

— Иди работай, раб. Я тут побуду. На солнышке.

— Связи тут нет, — предупредил Капча, уже удаляясь по песку, — а ну, сволочи! Вот я вас щас!

Женька промычал что-то согласное, уже набирая двумя пальцами короткий текст. Перечитал, все так же хмуря брови. Собрался отправить, но в паузе серегиных воплей вдруг услышал еще чей-то далекий крик.

На самой макушке холма, из-за которого сбоку торчала круглая голова маяка, похожая на инопланетный шлем с прозрачным щитком, виднелась маленькая фигурка с поднятой тонкой рукой. Рука покачивалась, как будто, подумалось Женьке, ее качает ветер. Ветер…

Он привстал, опуская руку с мобильником.

— Женя?

И замахал в ответ, торопясь вдоль кромки обрывчика туда, где вторая тропинка спрыгивала на песок, продравшись через высокие пучки желтой травы.

— Привет, — сказал через пятнадцать минут, когда следом за тропой на песок спрыгнула Женя, тяжело дыша и убирая с потного лба волосы. Чтоб не улыбаться совсем уже как дурак, повторил:

— Привет! Откуда знала, что я тут? А, ну ладно, понял. Устала, да? Могла ж слететь просто. Ты ж можешь.

Оглянулся на отдаленный и от этого еще более безнадежный крик Капчи, невидимого за развешанными сетями.

— Я понял. Чтоб Серега не врубился, да?

Девочка покачала головой, поправляя подол светлого платья, который трепал ветерок.

— Он не врубится. Никогда. Я просто. Хотела — как ты.

— Тогда надо теперь посидеть, на бревне. Чтоб совсем как я.

Они медленно пошли обратно. Женька сжимал в кармане мобильник, прикидывая, что и как сказать. Когда хотел отправить смску, насчет «срочно нужна твоя помощь», то думал, успеет все по полочкам разложить, ну и думал же, вернется в город, встретятся с Женей где-то не здесь, он все толком расскажет. А она появилась так быстро. Как будто…

— Ты знала, да? Что я хотел…

— Ты хочешь, чтоб я помогла, — кивнула Женя и слегка нахмурилась. Лицо ее было настороженным и немного чужим.

Блин, подумал Женька, ну ясен пень, теперь, когда все открылось, она решит, что он станет ее просить. О всяком. Для выгоды. То есть, может и не решила так, но по лицу видно — боится, что так и будет. Клятые норисы. Это из-за них она теперь не сильно верит Женьке.

Очень хотелось на все плюнуть и оставить Капчу самого разбираться с его делами. Доказать Жене, что ничего ему не надо. Тебе не надо, напомнил внутренний голос, а Сереге?

— Хочу, — с легким вызовом согласился Женька, — садись сюда. Я расскажу.

Они сидели рядом, теплое дерево мягко грело, ветерок овевал горячие лица. Совсем лето, думал Женька, рассказывая и гладя ладонью шершавую округлость бревна.

— Вот, — завершил рассказ про плохие дела Капчи, помолчал и добавил, — я для себя не стал бы. Но Серега. Он раздолбай, конечно, но мы дружим с третьего, нет, со второго аж класса. Так что…

Женя тоже немного помолчала. Он искоса посмотрел на ее профиль, а она разглядывала сети и болтающегося в лодке Капчу, который временами заводил свои унылые вопли.

— Рыба, говоришь, нужна, — задумчиво подытожила его рассказ Женя, — ну, а сам чего не делаешь?

— Чего делать? Не делаю чего? — с удивлением поправил сам себя Женька, пребывая в растерянности. Попытался прикинуть, а что он может сам-то.

Девочка поднялась с бревна, закинула лицо к небу, всматриваясь и прислушиваясь. Развела в сторону руки с растопыренными пальцами.

— Тут, я вижу, постоянно сталкиваются течения.

— Тягуны тут, — подтвердил Женька, — если заплыть в море, ну в смысле за акваторию бухты, так правильно? То может утащить далеко, хотя потом будет тянуть вдоль берега, и к мысу прибьет. Не все понимают, так что иногда даже тонут люди. Если барахтаются. А надо просто расслабиться и… Меня дед Серегин учил, еще мелкие когда были, он тут…

— Воздушные течения, — поправила Женя, — я про них.

— А, — Женька задумался, — а ну так, да. Тут иногда вроде солнце, а смотришь, с моря туман, и ползет на берег. Оно?

— И это тоже. Все важно, и что в воздухе, и что под водой. Только с берега не все видно.

Она опустила голову, теперь уже глядя ему в глаза своими — прозрачно-сиреневыми. Протянула руку.

— Ну? Посмотрим?

— Что?

Дальше, как и на обрыве, Женька сам ничего и не успел. Теплые пальцы крепко переплелись с его пальцами, рука вздернулась, подошва сандалии шоркнула о торчащую на бревне сухую ветку, на краю зрения метнулся в сторону и вниз длинный нос каменного мыса.

— А-а-а, — сказал Женька, пытаясь вырвать руку, чтоб защититься от стремительно наступающих ставников, но те нырнули вниз, а рука взята была крепко, пальцы стиснуты без жалости.

Прямо под ними маячила в лодочной галоше лохматая голова Капчи, сверкала кастрюля, вообще-то тусклая и мятая, но с блестящим от ударов дном.

— Эге-гей, — проорал Капча, стукнул в свой бубен и поднял лицо, щуря глаза.

Смотрел прямо на два силуэта, которые частично перекрывали солнце, бросая на лодку сложную тень.

— Вот же блин, — проговорил с унылым удивлением и, уже к удивлению Женьки, голову опустил, поднял руку с гаечным ключом, примериваясь к днищу кастрюли.

Звук удара догнал их на большой высоте.

— Думала, оглохну, — повинилась Женя за резкий подъем, — прости. Ну и отсюда лучше видно. Ты видишь?

— Чего?

— На воду смотри. Ищи рыбу. И дельфинов. Им рано еще, они же к вечеру подходят, так?

Женька прикусил губу, теперь уже сам цепляясь за маленькую руку девочки. Покачиваясь в пустоте, снова испугался, вдруг лишится единственной опоры, тогда лететь ему вниз, кувыркаясь, а отсюда сети не больше карандашного рисунка на тетрадном листке и сбоку от них пятнышко лодки.

Но что без толку болтаться, рассудил через страх. И зашарил глазами по странной отсюда воде. Казалось, он великан и разглядывает налитую в миску прозрачную жидкость. Даже странно, ведь когда летели над степью, то ставки и озерца виделись плотными, непрозрачными, словно их вырезали из фольги. А тут — видны камни на дне, где скальные носы по краям бухты уходили в воду. И еще камни — лежат отдельно на глубине, большие такие валуны. А у берега, почти посередине, оказывается, была какая-то постройка, остался еле видный под водой квадрат, наверное, кладка фундамента. Наверное, сто лет назад, прикинул Женька, болтаясь в полусогнутом положении, наверное, вода была дальше и берег шире. А еще видны странные зыбкие пятна, большие. Как облака.

— Вот же! — он тыкнул пальцем свободной руки наискосок, — стая! А вон еще одна, дальше. Афигеть!

— Рыба есть, — согласилась Женя, — теперь нужно пригласить пастухов. Они сейчас дальше.

Женька с сожалением оторвал взгляд от мерцающего темным подводного облака. Девочка смотрела выжидательно.

— Ну?

— Чего? — не слишком оригинально снова удивился он.

— Я послежу. За рыбой. А ты давай, ищи дельфинов.

— Чего? — еще сильнее удивился он.

Ахнул, когда Женя разжала пальцы, отпуская его руку. Мало того, она еще и пихнула его в спину, довольно сильно. А сама выпрямилась, снова разводя руки, и вдруг резко свела их, будто цыплят сгоняла.

Удаляясь, закрученный внезапным вихрем, Женька все же заорал, размахивая руками. А висящая над сетями фигурка делалась все меньше и меньше.

С каждым кувырком мысли влетали в голову и вылетали обратно, рвались, как клочья тумана на сильном ветру.

Больно. Если об воду. С высоты.

Блин! Утопну. Как цуцик.

Нифига. Расслабиться. Тягун к мысу.

Если сумею. Капец какой…

Но движение замедлялось и, наконец, Женька завис, тяжело дыша, будто долго бежал. Болтаясь в пустоте, боялся посмотреть вниз, но смотреть вокруг было еще противнее — ничего же, кроме сверкающего воздуха.

Внизу тихо стояла зеленоватая вода, которая, казалось, стала еще прозрачнее. Руки скальных мысов обнимали маленькую бухту и словно выросли, удлинились. Я вижу их продолжения, под мелкой водой, догадался Женька, зашарил глазами по узкой отсюда полоске песка, над которой нависла холмистая степь. Увидел маяк — целиком, не скрытый гребнем холма. А вот на песке, ближе к краю — белая полоска — бревно. И в море напротив — квадраты ставников, с расходящимися под водой приглашающими крыльями сетей.

Дельфины? Да как их отсюда увидеть?

Женька выдохнул. Очень осторожно поднес руку ко лбу и вытер пот, который уже заливал брови и ресницы. Шевельнулся, не зная, как повернуть себя. И резко опустился на десяток метров. Замер в неловкой позе. Пошевелился снова. Какое-то время болтался, осваивая вертикаль. Труднее всего было привыкнуть, что не упадет, что про это совсем думать не надо. То есть, она не отпустила бы меня, убеждал себя Женька, если бы знала, что упаду. Не упаду! И точка.

Когда разозлился, стало немного легче. И пыхтя, он снова стал пробовать обосноваться на правильной высоте. Так, чтоб не совсем далеко от воды, но достаточно высоко, чтоб больше увидеть за один взгляд. А! Вот же!

Это было сильно похоже на кадры из передачи про животных. Когда с самолета снимают. Тугие темные стрелки быстро двигались параллельно берегу, далеко за акваторией бухточки. Женька, замерев и двигая глазами, насчитал три стайки, штук по пять. Иногда стрелка превращалась в яркое пятнышко, ловила на себя солнечный блик и терялась, а потом снова показывалась уже в воде. Дышат, понял Женька, выныривают. И уплывают все дальше.

Он чуть согнул ноги, помавая руками в пустоте и чувствуя себя по-дурацки, но ведь надо же что-то делать. И снизился, на этот раз вполне аккуратно. Вода засверкала, теряя прозрачность. А дельфины успели уплыть вперед, их почти не было видно под мелкой рябью. Только время от времени тугой блестящий лук, выгибаясь, показывался и пропадал снова.

Женька шепотом чертыхнулся, изменил положение, так чтоб голова была впереди, почти лег на воздух. И вдруг рванулся вперед, не спуская глаз с круглых блестящих спин. Увлеченный преследованием, забыл следить за собой, и оказалось, это правильно — поднялся чуть выше, теперь догонял, но с высоты видел торпедные тела под водой. И, прибавив скорости, легко обогнал небольшую стаю, спикировал, в десятке метров от стремительных пловцов, макая ступни в быструю воду, и оборачиваясь на лету.

Как Женя, развел руки в стороны и сделал движение, резко сводя их перед собой.

— А ну! Кыш! Туда, я сказал!

Блеснул в паре метров от него удивленный миндаль темного глаза, затем сверкнула отполированная стекающей водой жемчужно-серая спина.

— Ага, — хвастливо сообщил сам себе Женька, догоняя стайку, которая послушно устремилась по диагонали от него, туда, где над водой висела крошечная фигурка — как фея на фотографии, которую как-то разглядывал в интернете. Там еще написано было — девчонки подделали, вырезали из бумаги фигурку и сфотали. Да, они может и подделали, думал Женька, потея от напряжения и маша руками, подгоняя своих подводных охотников, а на самом деле — вот она, есть.

Фигурка приближалась. Женя махала ему, указывая вниз, под ноги. Когда приблизился, взмыла выше, описала полукруг и устроилась рядом. Засмеялась, услышав его «кыш». В такт развела руки, совершая нужное движение. Выпрямилась, откидывая со лба волосы.

— Еще разок направим и дальше пусть сами.

— Кыш! — закричали вместе, гоня дельфинов, которые уже азартно вклинились в стаю серебристой кефали, — туда! Давай!

Стая, спасаясь от охотников, сужалась, охваченная широкими крыльями подводных сетей, протекала в очерченный сетями квадрат. Сверху захлопали крылья, загоготали вездесущие бакланы.

— Ах ты ж! — заорал невидимый с этой стороны Капча, колотя в свою кастрюлю, — нифига ж себе! Давай, рыба, давай. Пшли отсюда, чертяки клювавые!

Внутри сетей вода закипела от серебристых тел, пошла кругами, заволновалась. Заволновался и Женька, хватая спутницу за руку.

— А когда? Теперь же надо, чтоб рыбаки, да?

— Они сверху, с биноклем. Думаю, уже передали, и катер с лодками сюда идет. Летим на берег?

Потянула Женьку над сетью, и они снова оказались над головой Капчи, так низко, что если перевернуться, то можно зацепить рукой его непутевую голову.

— Увидит, — прошипел Женька, увлекаемый девочкой.

— Нестрашно.

Капча зыркнул вверх, успел задрать брови, но тут же снова заколотил в кастрюлю, распевая что-то победное.

Через минуту двое свалились на теплый песок, сели, смеясь и отряхиваясь. Поднявшись, ушли к бревну. И оттуда стали наблюдать, как из-за мыса, тарахтя мотором, пошел к сетям катерок, таща за собой вереницу просмоленных ялов, в каждом — несколько человек в оранжевых непромокаемых штанах.

Когда рыбаки занялись сетями, Капча отгреб к берегу, тяжело выбрался из лодки и, подламывая затекшие ноги, подошел к бревну, держась рукой за поясницу. Спустил с плеч резиновые штаны, выбрался из них и бухнулся на песок, валясь ничком.

— Ох, блин. Наконец-то, удача же! Не, ты видел, Смола? Видел? Вот кому скажи, никто ж не поверит! И чего я дурак, не снял на мобилу! А ты откуда взялась, Женя Местечко? Чо, приехала с кем-то? Поплавать, да?

Он сел, переводя взгляд с друга на девочку и обратно.

— А-а-а, я кажись, понял. Вы двое, вы чо это? Вы тут вместе? Нихренасе, пока я там рабчачил, нет, батрачил! Ну ты, Смола, партизан.

— Чему не поверит? — не выдержал Женька.

— Чего?

— Ты на мобилу хотел снять. Не поверят, говорил. Чему?

— Ну так. Это. Ты дельфинов тоже не видел? Эх! Вот я и говорю! — он обратил лицо к Жене, торопясь объяснить, — прикинь, я сижу там, и вдруг оба-на, прыгают! Штук, наверное, сто! Ладно, десятка два было точно. И такой впереди вожак, крутейший. Весь в шрамах. Тыц-тыц, мордой крутит, всю рыбу загнал. И…

— …говорит человеческим голосом, — закончил за него Женька.

— Тьфу на тебя, Смола! Я ж и говорю, не поверит ну-ник-то. Местечко, ты тоже не видела, зуб даю. Ты на Смолу смотрела, наверняка ж. А, кстати!

Он наклонился вперед, упирая руки в блестящие загорелые коленки, вперил взгляд в слушателей. Нахмурил густые брови.

Вот, с холодком подумал Женька, сейчас он и скажет. Или спросит.

— Меня там у сетей глюкануло. Прям, два раза. Поднимаю голову, смарю — крутитесь в небе, ноги болтаются. Тьфу ты, думаю, надо было кепарик на башку. Вот чо, к чему оно, значит!

Он покачал выставленным указательным пальцем.

— Мистика, о! Увидел — двое. И вот вы — двое!

— Глюкануло? — недоверчиво переспросил Женька, — два раза, прям? Капча. А ты не подумал? А может, мы и правда. Летали там!

— Местечко, — посоветовал Капча, — полей ему башку водичкой. Совсем наш Смола на солнышке спекся. Ты дурной совсем? Люди, Смола, не летают.

Женька от его жалостного тона вскипел, приподнялся, упирая руки в бревно. Сейчас! С разбега, на глазах дурака Капчи. К прибою и — над сетями, где кричат, ругаясь и грохоча сапогами, рыбаки в яликах…

— Сиди, — сказала Женя вполголоса.

И он остыл, сразу вспомнив, как она покачала головой в ответ на его опасения, что Капча их увидит. Сказала — нестрашно. И была права.

За спиной Капчи зарокотал еще мотор, он оглянулся и вскочил, подхватывая с песка свои бесконечной длины оранжевые штаны с сапогами.

— Ну вы, это. Скройтесь, а? Вон катер Нориса. Щас про бабло, наверное, скажет чего.

— Уверен? — Женька нахмурился, — мы можем остаться.

Капча умоляюще затряс головой. Уже торопясь к воде, объяснил через плечо:

— Он тебя сильно не любит, Смола. Ты мне всю малину спортишь, если будешь маячить. Давай, пока он далеко и не видит, с кем я тут.

— Отлично, — с сердцем прокомментировал Женька, вставая.

Капча переминался уже рядом с лодкой, выпрямлялся, расправляя плечи, весь такой независимый, потом поворачивался и тайком махал рукой, мол, валите скорее.

— Мы ему помогли, блин, — бурчал Женька, увлекаемый спутницей за кусты, прикрывающие ближнюю тропку, что уходила вверх по склону, петляя среди оползней, — а вместо спасиба, валите, значит.

— Ты же не из-за спасиба помогал, — резонно возразила Женя, — и потом, зачем далеко уходить, смотри, какая пышная дереза. Нас за ней совсем не видно.

Стоять за кустами было исключительно неудобно. Кочки, покрытые сушеной травой, скользили под ногами, ветки кололи руки, и стояла тут, в зарослях, совсем уже африканская жара. Убиться веником, поразился Женька в очередной раз, такое бабье лето — одно на десять, наверное, лет. А может, просто кажется так, потому что осень должна быть осенью, закон календаря. Но юг есть юг. И это супер как хорошо. Но в кустах все равно противно. Мухи садились на голые руки, не улетали сразу, приходилось стряхивать их пальцами. А кузнечики стрекотали надсадно и устало, будто умаялись за три летних месяца и злились на дополнительную работу.

Женька поморщился — из-за стрекота толком не слышно, что там Капча. Отвел пару тонких колючих веток, осторожно выглядывая. Женя тихо стояла рядом и чуть дальше, прикрытая его спиной.

К стрекоту добавлялся шум воды, крики парней в лодках, плеск весел. Так что, слов из беседы Капчи с Норисом, который сошел с катерка и стоял на мокром песке, заложив большие пальцы в кармашки светло-голубых, почти белых джинсов, слушал, темнея почти невидимым под полями извечного стетсона лицом, то горячую речь Сереги, то какие-то высказывания услужливого Костяна, — было не разобрать совсем.

Но кое-что понималось и без слов. Норис молчал, давая Капче наговориться и намахаться длинными руками. Потом Костян послушно вытащил планшет, потыкал в него, что-то по ходу сообщая хозяину. Тот кивнул и, коротко бросив пару слов Капче, отвернулся. Направился в сторону белого катерка, легкого и маленького, нос которого почти уткнулся в мокрый песок.

Капча молча смотрел вслед, разведя длинные руки. Потом повернулся и Женька увидел его отчаянное лицо, на котором возмущение сменялось скорбью и безнадежным унынием. Широкие плечи поникли, руки упали вдоль фигуры.

— Кинул, — сказал Женька, чувствуя, как глаза заволакивает ярость, — вот же скотина, козел такой, я так и знал! Да хоть что Серега сделай, хоть грузовик ему с рыбой подгони, он его все равно кинет. Если так решил!

Он повернулся к Жене, сжимая кулаки.

— Почему, а? Ты с ним якша… извини, ну, общалась когда-то. Что с ним такое, а? Можешь сказать?

Не дожидаясь ответа, добавил язвительно, вспоминая недавнее поведение Капчи:

— И Серый все ж на меня свалит, вот скажет, из-за тебя он меня гнобит. Ха!

— Так и есть, — вдруг кивнула Женя, поморщилась, смахивая с руки муху.

Женька онемел от несправедливости. То есть, она тоже считает, что он во всем виноват? Подбоченился, и так и спросил, яростным шепотом. Женя покачала головой, ответила быстро:

— Ты не понял. Ты не виноват. Но Виталий тебе будет мстить. За все. За меня. А Серега — твой друг. Давай!

— Что давай? — удивился Женька.

— Он же твой друг, — повторила девочка, — ты сам сказал.

Женька сжал кулаки. Стиснул челюсти. Разжал кулаки, проводя ладонями по старым джинсам. Норис неспешно уходил, покачивая неширокими плечами. Стройный, изящный, как девушка, но с такой вальяжной наглостью в походке и осанке, нет, с девушкой его даже со спины не перепутать.

— А ты? — глупо спросил Женька, краснея от того, что как бы просит помощи у девчонки, — ну, в смысле, ты ж можешь. А я что? Типа подлететь и кыш?

Она молча смотрела на него. И Женька понял, разозлясь, да, идти придется в одиночку. На Женю он не злился, тем более, времени совсем не было, Норис уже встал напротив катера, что-то выслушивая от преданного Костяна. И еще понял — нужно все сделать сейчас, сегодня. Так почувствовал.

Песок хватал за ноги, будто уговаривал идти помедленнее. Женька шел быстро, почти бежал, ловил мысли, а они разбегались испуганными кузнечиками. И что он скажет? Сделает? Их толпа. Рыбачье, они может, сами по себе. Но — катер. На катере. И Костян. Зяма там, наверное. Еще.

— Эй? Стой!

Норис медленно повернулся. Поднял изящную руку, небрежным жестом сбивая стетсон на затылок. Открылось загорелое узкое лицо. Блеснул оскал нехорошей улыбки. Повинуясь кратким словам, Костян заплескал сланцами по мелководью, ступил на трапик в три перекладины, тут же оказываясь над белым бортом. Нагнулся, ухмыляясь — ждал потехи.

— Ты! — снова крикнул Женька, ужасаясь собственным словам, — как тебя? Валерталий! Разговор есть.

Блеск ухмылки исчез, лицо под коричневым загаром потемнело.

Женька, стараясь дышать ровно, подошел ближе, встал в паре метров, приподнимая лицо. Норис оказался немного выше его ростом, что было неприятно.

— Тебе чего, сучонок? — прошелестел Норис, почти не разжимая тонких губ, — мало звездюлей получил? За добавкой явился?

Вода мирно плескалась, сверкая светленькими солнечными бликами, гулял вдоль берега нежный ветерок, овевая горячее женькино лицо. Рыбаки продолжали свои труды, не торопились, и, понял Женька, наплевать им, если Норис разберется с дурным пацаном, на десять лет младше.

— Ты обещал Сереге. Что долг простишь. Если он заработает. Он заработал.

— А ты считал? — удивился Норис, — крутой бухгалтер? Или хочешь лично рыбу пересчитать, мордой вниз? Так мы тебе это устроим.

— Мы, — усмехнулся Женька, стараясь не обращать внимания на холодных мурашек, ползущих вдоль позвоночника, — ага, ну да. Мы…

Норис змеиным движением дернул головой, оказываясь совсем рядом. Обдал женькино лицо запахом дорогой сигареты и жвачки.

— Хочешь один на один, да? Решил проверить, чего тебе твоя подруженька надарила? Против того, что я у нее сам отобрал? Так?

Женька молчал, совершенно не зная, что будет дальше.

— А-атлично, — Норис выпрямился, прищуриваясь на далекие кусты, за которыми светлело платье, — типа такой боевик. Два героя сам на сам. Слово даешь, да?

— Что? Какое слово?

— Что не побежишь за помощью. К ней и ее бесам. Что ссышь? Даешь или нет?

Один, подумал Женька. Сам на сам, значит. С надеждой вспомнил, как удалось вырваться, с матерью, удрать в портал с калиткой номер четыре. А еще — он летает. Все-таки. Сам!

— А ты? Даешь слово?

Норис ухмыльнулся. Отворачиваясь, махнул рукой висящему на борту Костяну.

— Мотайте. Мне с щенком побазарить надо. С глазу на глаз.

— Так это, — озадачился Костян, выпрямляясь, так что черная майка-алкашка туго обтянула выпирающие грудные мышцы, — Чак…

— Я сказал, — процедил Норис, сбивая шляпу и та повисла на спине, натягивая поперек смуглой шеи тонкий шнурок.

— Ну… ладно. Я понял.

Костян гулко протопал от борта, заговорил с кем-то. Мотор чихнул, затарахтел, усиливая звук.

— Своих убирай, чмо, — ласково велел Норис, — что смотришь бараном? Девку свою и придурка неудельного.

Рявкнул, делая шаг и тесня Женьку по рыхлому песку:

— Сами — так сами! Врубаешь?

Женька качнулся, оступаясь. Прикусил губу. Повернувшись, махнул рукой ошеломленному Капче.

— Серый. Забирай Женю. Идите. Я догоню.

Капча, оглядываясь, заторопился к тропинке. Отступив от Нориса, Женька с сердитой тоской следил, как две фигуры поднимались сперва за кустами, потом вышли на траву, и скрытые по колено, направились вверх, туда, где оползень сбоку серел рассыпанной глиной. Еще полсотни метров, знал Женька, и они скроются в лощине, потом покажутся уже совсем далеко, потом станут крошечными фигурками, бесполезными, как детские куклы. Конечно, Женю можно позвать, из головы. Но обещание!

— Вот, — сказал, поворачиваясь снова, — ну?

— Догонит он, — усмехнулся Норис, — не люблю таких, дюже уверенных.