Тайные улицы, странные места [СИ]

ЭПИЛОГ

А потом был неспешный ужин, но перед тем — продолжился день, прекрасный и тихий, они успели накупаться до звона в ушах, высохнуть, валяясь на теплом по-летнему песке, накрыть стол, поставив на чистую клеенку здоровенную кастрюлю с картофельным пюре, тарелки с помидорным салатом и нарезанными огурцами, засыпанными ворошками огородной зелени. Были там желтые мидии с белыми кольцами лука, жареные на шампурах сосиски, свежий хлеб рядом с баночкой злющей горчицы. Да много всего, Женя еще ставила всякие банки с домашними закатками, а Женька отвлекся, услышав ворчание муравейчика. Вышел со стороны огорода, чтобы помахать Отану, встречая. И раскрыл рот, когда из пыльной кабины вывалился могучий парень в тельняшке, открывающей мощный разворот голых плеч. С трудом узнавая косматого Отана в античных пропорциях красавце, блестящем нещадно выбритыми щеками и подбородком, следил, как тот, шутовски кланяясь, подает руку женщине, и та, взмахнув цыганским подолом, спрыгивает на полегшую вылощенную зноем и подошвами траву — босыми пыльными ногами. Узкое загорелое лицо, светлые от солнца ресницы, тяжелый узел пепельных волос, небрежно подколотых шпильками. Деревенская блузка, собранная шнурком по круглому вырезу. Маленькие обветренные руки.

— Ле-ди Маистра? Э-э-э, Отан?

Парень заржал, показывая белые крупные зубы. Шлепая огромными сланцами на дочерна загорелых ногах, потащил свою даму ближе, понюхал воздух, в котором теснились вкусные запахи. Поднял над головой руку, в которой была зажата длинная, тускло поблескивающая черным стеклом бутылка.

— Дорогая Юджиния? Мы решили, ты не будешь против. Наш мастер Юджин, конечно, совсем еще щенок, но я уверен, вино он уже пил. Не пил только такого. Твоего ветреного вина.

— Были на острове, — утвердительно спросила Женя, — хотя обещали, всегда у меня спрашивать!

Отан спрятал лапищу за спину. Прижал к себе Маистру, обнимая узкие плечи.

— Немедленно вернем.

— Немедленно бутылку на стол, — распорядилась Женя, — и чтоб в последний раз! Я сама повелеваю своим виноградником. Леди Маистра. Стол накрыт.

— Чинук! — крикнула Маистра, улыбаясь Женьке так, что у того мороз продрал спину до поясницы и ниже. Она совсем не походила на ледяную даму Маистру. Скорее — одна из тех девчонок, что живут на побережье, и чтоб освежиться в летнюю жару, убегают купаться сразу с огорода, где на песок выходит калитка. И не просто купаться, а — прыгать ласточкой с самой высокой скалы.

— Эй, — окликнул леди Маистру Отан, усаживаясь за стол и водружая в центр бутылку, — я все вижу! Вот так, раз в столетие побреешься заради прекрасной дамы, а она уже строит глазки какому-то местному пацану! Мастер Юджин! Я ж могу и подраться. Сгоряча.

Маистра расхохоталась, беря за брезентовый ошейник возникшего рядом Чинука — сегодня он тоже изменился, вместо косматого беспородного пса прибыл в образе благороднейшей северной лайки, причем и размерами был такой же — с хорошего теленка. Уклоняясь от пышущих жаркой слюной поцелуев Чинука и охая от тяжести лап на плечах, Женька мгновенно перестал жалеть, что Боцман на этот раз остался дома.

— Ну, — Отан обвел сидящих вокруг стола прищуренными синими глазами, поднимая над тарелкой крошечную старинную рюмочку, в которой вино вспыхнуло, отражая свет закатного солнца, — тост? За рождение нового ветра! Мастер Юджин, ты уже придумал имя своему ветру? Нет? Не печалься, прелестная Юджиния тебе поможет. Анемо-оны… Цып…

Не договорив, ловко увернулся от брошенной Женей помидорки, которую тут же поймал жаркой пастью Чинук. Опрокинул в рот вино, выпил одним глотком. Вытер глаза коричневой лапой.

— Однако. Ты призвала правильный бриз и верные весенние ветры, а еще — была права насчет того месяца теплых дождей. Пейте, дети мои. Нам еще поплавать ночью. И…

Он поднял перед собой палец, снова осматривая собеседников:

— И я сделал нужное зелье. Юджиния, ты взяла свой фотоаппарат?

— О, — сказала леди Маистра и подвинула табуретку ближе к Отану, — о, мой волшебник. Неужто сегодня мы увидим твое замечательное умение! Ты покорил мое сердце.

— В тыщный раз, — размягченно отозвался Отан, — я герой и вообще, ну… всегда герой, в-общем.

Женя склонилась к женькиному уху:

— Отан обожает пускать мыльные пузыри. Не вздумай смеяться. Заранее.

— А потом можно? — Женька не выдержал и хихикнул, представив Отана с соломинкой и вокруг — пузыри.

— Потом сам не захочешь, — закончила Женя.

Он и не знал, что обычные мыльные пузыри могут быть так прекрасны. С безоблачного неба светила ярчайшая луна, серебря тихую воду. А на обрыве Отан творил волшебство, нагибаясь к ведерку, чтобы окунуть в него тонкие трости, связанные шнурком. Выпрямлялся во весь огромный рост, замирая с вытянутыми руками. И, почти невидимый в ночном сумраке, из перекрестья тонких нитей, надувая радужную пленку, возникал шар, вытягивался, не желая отрываться. Ловил на мерцающие бока точки звездного света, блики луны, а после вдруг вспыхивал сотней маленьких звездочек — это Женя нажимала на спуск, мигая мгновенным огоньком вспышки. И медленно улетал, вертясь и изменяя форму, куда-то в темноту, теряя с прозрачных боков сверкающие точки, словно осыпал в море звездную пыль.

— Как это? — шепотом спросил Женька, когда из рук замершего в полной неподвижности Отана сотворился и поплыл еще один лунно-радужный шар.

Женя вместо ответа чуть подалась вперед, легонько дунула. Невидимое движение воздуха колыхнуло тонкую пленку, выгибая гладкую поверхность мыльной воды, растянутой между мокрых веревочек.

— Теперь ты. Только очень бережно.

Женька послушно выдохнул в сторону Отана. Из больших рук взвился каскад мелких пузырьков, пропадая над головами.

Смеясь, в забаве приняла участие Маистра. Даже Чинук, который бегал по обрыву, пытаясь лапой достать ускользающие пузыри, уселся у ног хозяйки и, лайнув, правильно прянул острыми ушами, сотворяя следующий пузырь.

Женя снова щелкнула фотокамерой, зажигая на зыбких поверхностях тысячи огоньков.

— Ветреные забавы… — голос Маистры колыхнул огромный шар, толкая его вверх и дальше, в сторону серебряной воды, — мы — сами по себе, да. Но люди… Кроме парусов, мельниц, кроме миллионов лопастей, превращающих один вид энергии в другие, важные и нужные, люди научились совершать с помощью ветров нечто, с точки зрения выживания бесполезное. Мыльные пузыри. Колыхание цветных лент, повязанных на высоких шестах. Странные механические существа, которые бредут по песку, повинуясь движению ветра в тысяче маленьких парусов. Это просто красиво. Странно. Волшебно и сказочно. Люди знают о пользе того, что выглядит бесполезным на первый взгляд. Маленькие люди знают об этом больше. Вырастая, забывают смешные знания и часто стыдятся их. Эти, беспамятные, делают свой мир крошечным, полагая, если все в нем на расстоянии руки, значит, в нем будет меньше опасностей и он станет послушным. И лишь те, кто не забыл о способности правильно летать, они знают — мир огромен. Бесконечен. В нем есть место и сильным ветрам, и легким дуновениям. И шелест трав под маленьким ветерком столь же важен, сколь важны мощные усилия ветряков. Да что я. Здесь нет тех, кто не понимает. Ужин в тесном кругу, где все свои.

— Я не мог сказать лучше, — Отан церемонно склонился над узкой рукой Маистры, блестя в свете луны могучими загорелыми плечами.

— Разумеется, — с ласковой насмешкой согласилась та, — ты у нас критерий и вершина совершенства. И вывозил мне всю юбку мыльными руками. А маленький мастер Юджин меж тем уже спит.

Я не сплю, хотел возразить Женька, но язык не ворочался, и наплывающий сон был таким сладким, наверное, несколько лет уже так не засыпал, когда и хочешь дослушать интересное, но глаза, словно намазанные медом, неумолимо слипаются. Так хорошо…

Женька спал, сидя рядом с ветреной девочкой и она придерживала его голову на своем плече, смотрела в тихую ночь, улыбаясь. Видела в зыбком сумраке то, о чем он еще не знал. Видела, сколько прекрасных мест найдет молодой мастер Юджин там, где другие увидят лишь сонные улочки с заборами, увитыми девичьим виноградом и жимолостью. Видела, как дважды ему придется призвать на помощь силу своего собственного ветра, чтоб защитить не себя — город, от немыслимой силы зимнего шторма и от внезапной осенней бури, но это будет нескоро, а до того они проведут множество часов, делая мир вокруг интересным и увлекательным. Для себя и для тех, кто готов увидеть. Видела и то, как через много лет Женька Смола, став уже вполне взрослым Евгением Смоленским, вдруг поймет сам, что полеты могут быть не только внешними, позволенными в мире Ноябрьского солнца Юджина или на острове Черного винограда Юджинии. Поймет, что можно летать всегда, даже если просто сидишь за столом, положив руки на клавиатуру. Или… ну кем там собрался стать или еще не собрался, но станет нынешний шестнадцатилетний!

Она не могла увидеть всего. В конце-концов, никакого не было в ней волшебства, она была просто девочкой-ветром, которому люди в разных странах на разных континентах давали ласковые имена, радуясь доброте и нежности. Была маленькой частью огромного мира.

Как хорошо, подумала Женя, зевнув и тоже закрывая глаза, хорошо, что он пойдет со мной к врачу. Будет держать за руку, как обещал. Я и правда, боюсь, когда сверлят, и уколов тоже.