Едва нашёл Ива в густых кустах Ваську.
— Больно долго. Тятька, поди, невесть что теперь думает, — пожаловался Васька. — Да и есть охота, спасу нет. Видел Кузьму? Ладно ли всё?
Присел Ива. Устал, ноги не держат. Дух перевёл.
Не ответил на Васькины вопросы.
Велел:
— Беги к келарю. Приказ, мол, выполнил. Спросит, отчего долго задержался, скажешь: Кузьма ходил в соседнюю деревню.
Васька ушёл.
Повременив немного, отправился следом Ива.
В монастыре беготня, суматоха. Ива забеспокоился. Спросил у знакомого мальчишки:
— Чего это они?
— Кормовой день завтра! — У мальчишки рот от уха до уха. Увидел, что не понял Ива. — Неужто не знаешь?
— Я ж впервой здесь, — словно оправдываясь, сказал Ива.
Мальчишка на радостях даже насмехаться не стал. Принялся объяснять:
— Вишь ты, когда кто из богатых да знатных людей захочет угодить монастырю, то устраивает братии кормовой день — угощение, значит.
— И так не худо ест монастырская братия.
— Ты погляди, что завтра будет! Одного пива да вин заморских сколько понавёз Владимир Туровской.
Повеселел Ива. Ай да Игнатий: знать, недаром велел Кузьме Егорову приходить через ночь! Будет она после кормового дня, когда монастырская братия да ратные люди изрядно выпьют.
Не слушая, что говорит мальчишка дальше, махнул рукой, побежал в келью к старцу Никодиму.
А Ваське в это время приходилось туго.
Не сразу увидел келаря. Велено было ждать.
Томился Васька, стоя в келаревых палатах. В животе урчит от голоду. Да то полбеды.
Страшно Ваське. А ну как допытается келарь про то, что Васька его обманул?
Вышел из келаревых покоев брат-казначей.
Предстал Васька перед тяжёлыми келаревыми очами.
Как и боялся, первый вопрос:
— Отчего долго?
Выговорил жалобно Васька:
— Не брани, христа ради. Едва того Кузьку, будь он неладен, сыскал. С самого утра не ел. Оголодал, спасу нет.
Покатились по круглому Васькиному лицу слёзы, что горошины.
— Не врёшь?
Брякнулся Васька в ноги келарю:
— Куда там! Я тебя пуще самого господа бога боюсь. Бог-то на небе, а ты вот тут…
— Глупости говоришь! Непотребные слова. Нет над человеком выше бога.
Однако почуял Васька: смягчился келарь.
Стал келарь допытываться, где Кузьма был, что сказал. Но не было прежней суровости в его голосе.
Васька осмелел и целую историю рассказал, что придумали вместе с Ивой.
На полслове остановился и келарю:
— Ты бы велел поесть дать. Помираю с голоду.
Чуть приметно раздвинулись келаревы губы — улыбнулся, значит.
Негромко:
— Эй, кто там?
На пороге старый знакомый — монах, что дёргал за ухо Ваську.
— Подай еды мальцу, да поболее. Изголодался. Поди, быка съест.
Покосился монах. Не иначе, шутит келарь. Мыслимо ли: оборванца кормить в келаревых палатах…
А келарь:
— Чего стоишь столбом?
Исчез монах и вернулся быстро с подносом, уставленным всякими блюдами.
Вкусна еда у келаря! Только в горло не идёт она Ваське, хоть и голоден он. Забыть не может Васька, за какие такие заслуги щедро кормит его келарь.
Съел, однако, всё. Похвалил даже — иначе нельзя. Поклонился низко. Ушёл.
А келарь Савва отправился к настоятелю докладывать: сделал, мол, Терентьев сын всё, как надобно.
Хлопотливый день выдался меньшой монастырской братии и работникам.
Прежде к кормовому дню готовились загодя. По нынешним беспокойным временам — всё наспех. Просто ларчик открывался. Проведал дворянин Владимир Туровской, что приближается войско Болотникова. Испугался не на шутку. Разве отсидишься в усадьбе? Свои крестьяне глядят волками. Ждут того часа, чтобы рассчитаться за все обиды и притеснения.
Куда податься? Известное дело, в монастырь. Стены там крепкие, оружие доброе, монастырская братия сытая, здоровая. Однако в монастырь не сунешься с пустыми руками. Приготовил монастырской казне богатые дары, а братии щедрое угощение. Так вот, на радость толстопузым монахам, и объявился нежданно-негаданно кормовой день.
С раннего утра зазвонили величаво и торжественно колокола. Началась праздничная служба в церкви.
А потом…
Полились реки бражные и медовые. В трапезной, где ела монастырская братия, пир горой. Вовсе не божественные песни грянули подвыпившие монахи.
К середине дня не монастырь — скотный двор. Упилась братия до бесчувствия. Валяются монахи кто где. В обнимку шатаются, горланят на всю округу.
Протрезвеет кто — щедр с перепугу дворянин Владимир Туровской — подходи ещё, пей сколько влезет хмельных медов да браги. Кто поглавней — тому сладкие заморские вина.
Свиделись в суматохе Игнатий и Ива. У Ивы глаза блестят — рад.
Игнатий повеселел. Нет всегдашней его опаски. По плечу, похлопал.
— Видать, приходит наше время. К полуночи будь возле кельи старца Никодима. Да неприметно. Сам за тобой зайду. Кашляну негромко три раза — выходи навстречу.