Три деревни и усадьбу Василия Гольцева занял лагерь воеводы Ивана Болотникова.
Людей повсюду словно травы в поле. Не окинешь глазом.
Боярину Семёну Лапину отвели для постоя крестьянскую избу. Прежде бы и порога не перешагнул, а теперь живи — воевода приказал.
Сильно не в духе пришёл боярин с военного совета.
Подвернулся в сенях незнакомый мужик — по привычке ткнул кулаком в бок.
— Отойдь!
Мужик оскалил волком зубы, рванул с пояса нож:
— Убью!
Спасибо, Иван, верный слуга, оказался рядом. Заслонил господина грудью. Покривив душой, сказал мужику:
— То нашему воеводе первый помощник и советчик, а ты — «убью»…
Мужик поспокойнее:
— Руки больно длинны у твоего хозяина. Гляди, как бы не укоротили. Ноне это просто…
Долго Семён Лапин не мог отдышаться с перепугу.
Собрался было обедать на щербатом голом столе — в дверях Петрушка, сын хозяина усадьбы.
Нахмурился Семён Лапин.
А Петрушка чинно перекрестился на иконы, поклонился в пояс:
— Не гнушайся, государь Семён Михайлович. Батюшка мой приглашает отобедать вместе с ним.
Сощурились и без того заплывшие жиром глаза Семёна Лапина. Вспомнил военный совет. Хотел сказать крепкое слово. А Петрушка поклонился ещё ниже:
— Пусть, говорит, окажет милость холопу своему недостойному Ваське Гольцеву…
Напыжился Семён Лапин. А что делать, не знает. То ли хочет посмеяться над ним Василий Гольцев… То ли вправду оказывает уважение старшему по родословию.
Спросил осторожно, словно между прочим:
— Много ли соберётся гостей?
— Как можно, государь, с тобой вместе звать кого другого?
Поглядел Василий Лапин на щербатый пустой стол, сказал милостиво:
— Идём, что ли…
Хозяин встретил гостя у самого крыльца. Со многими поклонами проводил в дом к накрытому столу. Началась трапеза, неторопливая, обильная. Не чета походной, которой последнее время приходилось довольствоваться Семёну Лапину.
А между переменами блюд потекла беседа. Тоже неторопливая. И осторожная. Будто два пса принюхивались друг к другу, чтобы узнать: свой тот, другой, или чужой.
— Верно, будто воевода вышел из простых холопов? — спросил Василий Гольцев.
Насторожился боярин:
— Говорят… — И в свой черёд: — А ты пойдёшь за воеводой аль останешься?
— Рад бы пойти, — Василий Гольцев отвёл глаза, — да хозяйство держит. Самая страдная пора, сенокос. А там поспеет рожь, надо убирать. Непростые времена настали, того гляди, останешься без куска хлеба.
Семён Лапин вспомнил мужика с ножом. Лицо налилось кровью.
— Ноне всякий хам — над тобой пан.
Спохватился, не сказал ли лишнего.
А Василий Гольцев твёрдо:
— Верные слова. — Нагнулся через стол и в упор: — Каким ветром занесло к холопу под начало?
Поперхнулся Семён Лапин.
— Не бойся, разговор с глазу на глаз… — успокоил Василий Гольцев.
Помялся боярин. Неохотно выдавил:
— В ссоре наш род с Шуйскими. Не захотели его царём.
— А он тебя боярином? — И, не дав Семёну Лапину раскрыть рот, спросил: — Стало быть, нечистый попутал?
Промолчал Семён Лапин. А Василий Гольцев торжественно:
— У царя нашего, Василия Ивановича Шуйского, хочешь заслужить прощение?
— Как?.. — заморгал глазами боярин.
— Верному человеку будешь сообщать, что порешат на военных советах.
— На измену толкаешь? — запыхтел Лапин.
Поднялся из-за стола Василий Гольцев. В глазах будто ледяная вода из проруби застыла.
— Я верный слуга государю нашему Василию Ивановичу Шуйскому. Исполняю его волю. А изменники те, что пошли под начало к безродному холопу. И худо будет им, когда царь-батюшка побьёт воровские орды да поймает зачинщиков.
Поёжился Семён Лапин. Мурашки по спине забегали. Спросил с запинкой:
— А чего ты подбивал идти всем войском против монастыря?
— Завяз бы там воевода, словно муха в паутине. Тем временем государь Василий Иванович собрал бы свою рать. Уразумел? — Негромко позвал Василий Гольцев: — Пётр, войди.
На пороге, словно из-под земли, хозяйский сын.
Боярин вытаращил глаза: вот тебе и разговор с глазу на глаз!
Василий Гольцев бровью не повёл.
— Вот, батюшка Семён Михайлович, посылаю с войском Ивашки Болотникова своего сына. Что на советах услышишь аль так чего важного узнаешь — передай ему. Он уж — далее. — И снова негромко: — Теперь войди ты, Матвей.
И опять на пороге вырос малый.
— Племянник мой, — пояснил Василий Гольцев. — И его приметь. Ноне у него своё дело. А там, глядишь, встретится и с тобой.
«По рукам и ногам вяжет, злодей! — с тоской подумал боярин. — Однако ловок…»
— А теперь, — разлил хозяин дорогое заморское вино, — за государя нашего Василия Ивановича!
Стукнулись бокалами. Выпили.
— Мне пора, — сказал боярин. — Как бы воевода не хватился.
С честью проводили Семёна Лапина. С низкими поклонами.
А возвратившись в дом, Василий Гольцев сказал:
— Ты, Пётр, глаз не своди с боярина. Неладное почуешь, сам знаешь, что делать.
— Не оплошаю, батюшка.
— Ты, Матвей, пойдёшь следом за стариком Макарием и его приёмышем. Дорога до монастыря не дальняя, вёрст двадцать, а пропасть те двое по пути должны так, будто их и вовсе не было. Без следов и шуму. Да что тебя учить.
— Будет исполнено. — Матвей поцеловал дядькину руку.