На следующий день Счастливчик лежал и смотрел, как патрульные уходят из лагеря. Он успел вовремя вернуться и сладко выспался рядом с теплым боком Прыгушки. Когда он проснулся, Порох уже с наслаждением потягивался в тусклом утреннем свете, довольно постукивая хвостом по земле. Счастливчик насторожил уши и напрягся всем туловищем, когда мимо него прошел Торф. Черный песик не выказал никакой враждебности, только скользнул по Счастливчику ненавидящим взглядом и сразу отвернулся.
Счастливчик наслаждался своим новым положением. Все-таки хорошо, что Хромой больше не будет постоянно гонять его в лес на проверку границ или заставлять сторожить Луну и ее щенков! Первый охотничий день обещал стать сплошным удовольствием, если бы только Счастливчик не вздрагивал всякий раз, когда видел Омегу.
Пару раз Нытик нарочно поворачивал голову и бросал на Счастливчика многозначительные взгляды.
«Прекрати! — молча молил его Счастливчик. — Ты выдашь нас! Неужели ты хочешь, чтобы кто-нибудь заметил?»
Неужели Омеге не хватает ума скрыть свое ликование? Или он все рассчитал и делает это нарочно, чтобы лишний раз показать Счастливчику, что тот в его власти?
Когда Собака-Солнце начала лениво спускаться с неба, удлиняя тени, Порох ворчливо залаял, созывая охотников.
Счастливчик нетерпеливо сорвался с места. Ему не терпелось как можно скорее насладиться своим новым статусом, но главное, его кровь бурлила при мысли об охоте. Наконец-то! Счастливчик первый очутился возле Пороха, а когда появились Кусака и Прыгушка, охотники гордым строем направились из лагеря в лес.
Было тепло, Собака-Солнце расцветила лес золотыми тенями и зажгла гладь озера ослепительным светом. Лучшего времени для охоты и выбрать было нельзя: дичь, разморенная дневной жарой, к вечеру обычно становится менее осторожной. Счастливчик надеялся хорошо проявить себя и доказать, что достоин повышения.
Порох оказался мудрым и опытным командиром. Он не тратил время и силы на поучения и окрики. Этот сильный пес вполне доверял своим охотникам и не сомневался в том, что они постараются хорошо справиться с делом. Вскоре выяснилось, что Порох пусть и не был самым умным псом на свете, но охотиться умел и любил. Наблюдая за тем, как Порох, Кусака и Прыгушка, словно три лапы чуткого охотничьего пса, крадутся через подлесок, Счастливчик с гордостью почувствовал себя четвертой лапой.
— Стоп, — негромко скомандовал Порох, когда они добрались до опушки леса.
Охотники остановились и замерли. Порох задрал морду и принюхался, подняв одну лапу и весь дрожа от предвкушения. Кусака и Прыгушка доверчиво и терпеливо ждали, и Счастливчик с радостью доверился им. Может быть, чуть позже у него появится шанс проявить себя — между прочим, он умел бесшумно подкрадываться к дичи, не говоря уже о том, чтобы аккуратно сломать ей шею зубами — но сейчас он хотел быть частью команды.
Наконец Порох повернулся к охотникам и кивнул:
— Хромой докладывал, что утром видел здесь оленей. Давайте-ка будем потише.
Они бесшумно вошли в заросли. Счастливчик осторожно повел носом и убедился, что Хромой не ошибся — его ноздри жадно расширились, втянув пряный запах большой дичи.
Счастливчик был полон решимости не подвести охотников.
«Они могут сколько угодно потешаться над моей городской жизнью, но я-то знаю, что неплохо умею охотиться, — подумал он. — Олени, конечно, животные быстрые, но ведь кролики тоже шустры, однако собаки прекрасно их ловят!»
Прыгушка скрылась в кустах слева, Порох и Счастливчик остались на тропе одни.
Пряный запах оленя с каждым шагом становился все сильнее. Когда Порох коротко кивнул, Счастливчик мгновенно понял, что нужно делать. Это было очень похоже на то, как они охотились в стае собачек-на-поводочке. Отбежав от командира, он бросился в заросли, не сводя глаз с Пороха.
Но вот солнечный луч, просочившись сквозь ветки, вспыхнул на золотистом боку, листья и ветки негромко хрустнули под легкими копытцами. Оленей было трое, и они спокойно жевали траву, не чуя беды.
Счастливчик окаменел, заметив, как изящная голова вдруг приподнялась, вбирая воздух чуткими влажными ноздрями. В огромных темных глазах мелькнула тревога.
Но олени почуяли не Счастливчика. Они почуяли ту, которая белой молнией выкатилась из-под ветвей и понеслась им навстречу.
Олени шарахнулись от Прыгушки и помчались наутек — прямо на Счастливчика. Самец несся впереди, ломая кусты и ветки, самки в панике скакали за ним, но одна из них чуть замешкалась и очутилась как раз между Порохом и Счастливчиком.
Кровь забурлила в жилах Счастливчика, кода он почуял запах ее страха. Его мышцы сами собой напряглись, и он прыгнул одновременно с Порохом, так что они с двух сторон бросились на олениху.
Порох схватил ее за горло, а Счастливчик повис на боку, так что дичь с пронзительным воплем упала на землю.
Она лягалась и вырывалась, но Счастливчик вцепился мертвой хваткой, а вскоре ему на помощь подоспели и Кусака с Прыгушкой. Когда Порох еще раз сомкнул челюсти, глаза оленихи погасли, страх ушел из них, и она, дернувшись еще несколько раз, застыла.
Ликующее торжество прокатилось по всему телу Счастливчика. Ах, какая славная охота!
Порох тяжело пыхтел от усталости, но тоже был доволен.
— Молодцом, Счастливчик, — проворчал он. — И вы тоже умницы. Отлично выгнали их!
— Альфа будет доволен! — пролаяла Кусака.
— Не расслабляться! — прикрикнул Порох. — Он будет доволен, но мы можем постараться еще лучше. Вы все молодцы, так давайте же докажем, на что мы способны. Давайте-ка проверим наш сусличий луг! А ты, Прыгушка, сиди здесь и сторожи нашу дичь.
Порох оказался прав. Как и думал Счастливчик, вечер оказался идеальным для охоты: достаточно теплый, чтобы выманить дичь из укрытии, но с легким ветерком, относившим запахи охотников в сторону.
Только после того, как они поймали двух кроликов и сонного суслика, Порох решил, что, пожалуй, на сегодня хватит. Когда нагруженные дичью охотники возвращались к тому месте, где оставили Прыгушку с тушей оленихи, Кусака заметила ласку и остановилась, оскалив зубы. Ласка в панике юркнула в кроличью норку, и Счастливчик решил было, что дичь потеряна, но Кусака змеей юркнула в нору и вскоре выбралась обратно, вся в земле и с убитой лаской в зубах.
«До чего же она ловкая! — с восторгом подумал Счастливчик. — Немного собак отважились бы последовать за лаской в ее нору…»
Прыгушка, послушно сидевшая возле туши, приветствовала их радостным лаем и бросилась навстречу:
— Все было спокойно! Правда, одной лисе очень понравилась наша добыча, но я быстро убедила ее идти своей дорогой!
— Молодчина, — от души похвалил Порох. — Я знал, что могу на тебя положиться, Прыгушка. А теперь давайте-ка возвращаться. Наши щенки быстро растут, Луна, наверное, ужасно проголодалась.
От суровой нежности, прозвучавшей в басовитом голосе могучего пса, Счастливчику стало тепло на душе. Он почувствовал, как непрошенная любовь к Пороху и его щенкам сама собой вползла в его сердце. Кроме того, он видел, как гордо приосанилась Прыгушка, польщенная похвалой своего командира. Здоровенный ворчун был отличным псом и прекрасным командиром.
«Альфа, Лапочка и Порох совсем разные и руководят по-разному, — размышлял Счастливчик по пути домой. — Но каждый из них незаменим и их авторитет никто даже не подумает оспаривать. — Счастливчик серьезно обдумал эту мысль. — Пусть я не собираюсь оставаться в стае, но умный пес старается учиться везде, где только может. А эта стая может многому научить».
Тащить через лес олениху и остальную дичь оказалось непростой задачей, но сильный Порох взял на себя самую трудную работу, а Счастливчик, как мог, помогал ему. Он волок олениху за ногу, ее твердое копыто больно стучало о его зубы. Кусака и Прыгушка несли более мелкую дичь. Счастливчик обливался слюной от запаха теплой оленины, но он был не настолько глуп, чтобы осмелиться откусить хоть кусочек. Впрочем, дело было не только в страхе — к своему немалому удивлению, Счастливчик понял, что и сам не хочет есть до прихода в стаю.
«Странно, — думал он. — Но почему-то мне приятно подождать, чтобы поесть вместе со всеми…»
Это чувство еще больше усилилось, когда охотники вошли в лагерь и вся стая выбежала им навстречу. Собаки лаяли, скакали и тявкали, все вопили и на разные голоса поздравляли охотников с удачей.
— Молодец! — воскликнул Хромой, кивая Счастливчику.
— Тут на всех хватит, да еще останется! — поддержала Стрела.
— Луна будет рада, — пропыхтел Порох, бросая оленя на землю. — Наши щенки растут с каждым днем, а аппетит у них почти как у меня!
Но для Счастливчика миг наивысшего торжества наступил, когда Лапочка подошла к нему и лизнула в ухо.
— Порох сказал мне, как ты хорошо проявил себя, — прошептала она. — Я так рада, что ты повышен до охотника, Счастливчик.
Они сложили всю добычу возле сосны на краю поляны, и Счастливчик, устало пыхтя, отошел в сторонку и лег передохнуть. Он устал, но это была приятная усталость, которая наступает после хорошо сделанной работы.
Со смешанными чувствами он смотрел, как стая отдыхает перед трапезой, как собаки играют, возятся, потягивают усталые лапы. Счастливчик не переставал волноваться за Марту и Бруно, не говоря уже о том, что таинственные планы Беллы вызывали у него нешуточную тревогу, но с каждым мгновением его все сильнее охватывало ощущение покоя и удовлетворения. Было приятно занимать свое место, гордиться своей работой и знать, что тебя ценят по твоим заслугам.
Постепенно его мысли снова, как всегда в последнее время, вернулись к Белле и ее стае. В самом начале, когда Счастливчик вывел собачек-на-поводочке из города, они все ждали и надеялись, что он станет их вожаком.
«Но я тогда хотел просто выполнять какую-то работу и все, — думал Счастливчик. — Быть членом команды, а не тем, кто принимает решения и берет на себя ответственность».
Да, теперь это место заняла Белла, но Счастливчик все равно продолжал чувствовать тяжкий груз ответственности за собачек-на-поводочке. Поэтому ему было спокойнее в стае. Здесь ему не приходилось отвечать за все на свете, и отчасти ему это нравилось.
Его размышления были прерваны громким шорохом кустарника. Счастливчику даже не нужно было оборачиваться, чтобы догадаться, кто к нему подкрался. Шерсть у него на загривке сама собой встала дыбом, но он заставил себя лежать спокойно.
— Привет, Нытик, — негромко сказал Счастливчик, не поворачивая головы. — Чего тебе?
Щуплый Омега оскалился и облизнул клыки.
— Что за вопросы, Счастливчик? Я лишь пришел узнать, не нужно ли чего нашему славному охотничку? Может, я могу ему чем-то услужить?
— Спасибо, мне ничего не нужно.
— Я могу принести тебе все, что захочешь. Это же моя работа, прислуживать всем, кто стоит выше меня.
Счастливчик резко повернул голову. Он знал, что не должен раздражаться на этого уродливого плоскомордого песика, но все равно злился и от этого ненавидел себя.
— Спасибо, Нытик, но мне ничего не надо.
— Зови меня Омегой, — проскулил песик и угодливо взвизгнул, но в его голосе Счастливчику послышалась откровенная насмешка. — Пока. До тех пор, пока не выполнишь свое обещание, городской пес.
Счастливчик отвернулся, борясь с желанием как следует цапнуть его, махнув хвостом на последствия, но Омега быстро скрылся в кустах. Хорошее настроение Счастливчика растаяло, сменившись тоской.
Омега не собирался забывать об обещании, которое он угрозой вырвал у Счастливчика, а Счастливчик не мог допустить, чтобы Омега выдал его. Значит, ему придется это сделать — украсть дичь, которую он только что с такой гордостью принес в лагерь и заставить кого-то из членов стаи поплатиться за свое преступление.
«Придется украсть оленину», — сгорая от стыда, решил Счастливчик. Олениха была самым главным угощением сегодняшнего вечера, она лежала у всех на виду и благоухала так оглушительно, что рядом с ней кража какой-нибудь сусличьей лапки могла и вовсе пройти незамеченной.
«Мое преступление должно быть таким дерзким, чтобы все пришли в ужас», — понял Счастливчик.
Он ненавидел то, что ему предстояло сделать.
«Ты лжец, Счастливчик. Ты шпион, лжец и предатель».
Да, но ведь у него не было выбора!
«Но кого мне выбрать? Чью жизнь испортить? — Счастливчик обвел глазами стаю, стараясь ничем не выдать своего волнения. — Кого я принесу в жертву, чтобы сберечь свою шкуру и скрыть свою ложь?»
Пока ему ясно было одно: кого бы он ни выбрал, действовать нужно было немедленно. Без колебаний и размышлений.
Может быть, именно поэтому он так долго оттягивал принятие решения. Счастливчик мог сколько угодно переводить глаза с одного члена стаи на другого, но ответ был ясен с самого начала. Он знал, кто будет жертвой.
Торф.
Торф был известным воришкой. Торф украдкой подбирался к мышке, за что ему досталось на глазах у всей стаи. Никто не будет удивлен, если выяснится, что Торф откусил пару кусочков от туши оленихи до начала общей трапезы. Кроме того, у Торфа была длинная и блестящая черная шерсть, отличавшая его от остальных членов стаи. Клочья этой шерсти уже появились на новой подстилке Торфа в палатке патрульных, но еще лучше для Счастливчика было то, что его собственная подстилка до сих пор была покрыта линялой шерстью Торфа. Разве трудно будет оставить парочку черных шерстинок на золотистой шкуре оленихи?
«Тебе будет трудно, Счастливчик?»
Он закрыл глаза и уткнулся носом в лапы, борясь с подступившей тошнотой. Сколько он ни напоминал себе о том, как плохо относился к нему Торф с первого дня его появления в стае, это ничего не меняло. Никакое враждебное отношение Торфа, никакие его обидные слова и насмешки не оправдывали того, что собирался с ним сделать Счастливчик.
Странно, но почему-то вина перед стаей казалась ему еще страшнее, чем вина перед невинным Торфом. Он собирался обмануть доверие этих собак, солгать тем, кого успел полюбить, посеять в стае злобу и обиду. А ведь он, Счастливчик, был гораздо больше похож на этих собак, чем думал раньше, до того, как Белла втянула его в эту гадкую игру. Он уважал их, он любил их, он каждый день доверял им свою жизнь…
«Не могу я сделать это. НЕ МОГУ».
«Но я же должен, — пропищал тоненький трусливый голосок откуда-то из глубины его существа. — Я же должен, иначе я погиб».
Тяжелый вздох вырвался из груди Счастливчика. Нет, он делает это не только ради спасения собственной шкуры, он хочет помочь собачкам-на-поводочках. Встряхнувшись, он открыл глаза и обвел взглядом стаю.
«Нет, они не похожи на меня — НЕТ-НЕТ и НЕТ. Они мне никто. Чужие. Я одиночка и всегда буду одиночкой! Я выживаю. Это главное.
Вопрос только вот в чем… Хочу ли я снова стать тем, кто я есть? Или я хочу повернуться хвостом к прежней жизни и стать стайным, как Порох, Прыгушка или Лапочка…
Или Омега».
Он поежился. Нет, он не даст втянуть себя в стайную жизнь, не отдаст свою свободу за радости стайной охоты в теплый вечер, за пробирающий до костей восторг Великой Песни. Он не позволит Омеге выдать свою тайну, он сделает все, что потребуется ради выживания, ради спасения, ради того, чтобы вернуть себе возможность снова стать Счастливчиком. Он сделает все, что для этого нужно. И хватит об этом думать!
«Я никогда не прощу себе этого, — подумал он, — значит, мне придется с этим жить — если я хочу выжить. Ведь я Счастливчик, одиночка Счастливчик, и я хочу выжить».
Он вскочил, чтобы не дать себе возможности передумать. Глубоко вздохнул. Потом встряхнулся, потянулся и с самым беспечным видом направился к палатке охотников, где принялся рыться в подстилке, притворяясь, будто просто взбивает ее поуютнее.
При этом он незаметно отодвигал в сторонку черные волоски Торфа. Собрав хорошую кучку, Счастливчик глубоко вздохнул и слизнул ее языком. Жесткая шерсть неприятно царапала нежную кожу гортани, щекотала небо. Его чуть не стошнило, и не только от щекотки, но и от запаха Торфа.
Счастливчик долго пожирал глазами поляну, выжидая, когда никто не будет на него смотреть, но когда решился и начал подкрадываться к сосне, где лежала добыча, ему все равно казалось, будто все глаза племени обращены на него — в особенности два самых страшных, самых ледяных желтых глаза.
«Не оглядывайся! Веди себя, как ни в чем не бывало!»
Бросив последний взгляд через плечо, Счастливчик понял, что никто на него не смотрит. Альфа лежал на своей скале, прикрыв глаза, Лапочка свернулась клубочком рядом. Остальные отдыхали, вылизывали друг друга, обменивались новостями, играли или затевали шутливые поединки. Вьюн, самый крупный из щенков Луны, боролся со своей сестренкой Носишкой, кусая ее своими смешными беззубыми деснами, а их братишка Пушок с визгом гонялся за собственным коротким хвостиком. Луна и Порох с гордостью наблюдали за ними, забыв обо всем на свете.
Сейчас — или никогда.
Счастливчик прошелся языком по шкуре оленихи, торопясь отделаться от шерсти Торфа. Остатки он выплюнул, но несколько волосков все равно застряло у него между зубов.
«Нет!»
Счастливчик запаниковал и судорожно заскреб лапой по своей морде, пытаясь поскорее избавиться от предательской шерсти. Волоски оказались жесткими и неподатливыми, они прилипли к его языку и нежной внутренней коже щек, вызывая позывы рвоты.
«Но они же выдадут меня с головой»! — думал Счастливчик, трясясь от страха и приступа дикой паники.
Наконец-то!
Ему удалось подцепить когтем скрученный в колечко волосок, вытащить его изо рта и языком прилепить на шкуру оленихи. Последний волосок Счастливчик снял со своего носа.
Все? А дальше?
Он снова огляделся по сторонам. Сердце билось у него в глотке, перед глазами стелился туман. Но по-прежнему никто не смотрел в его сторону, даже Омега.
«Нытик слишком уверен в себе и своем коварном замысле», — с внезапным приступом ненависти подумал Счастливчик.
Но сейчас было не время для угрызений совести. Счастливчик вцепился зубами в мягкий живот оленихи, надорвал шкуру и впился в нежное, еще теплое мясо. В конце концов, он помогал добыть эту дичь и в собственной пасти тащил ее в лагерь, так что никому не покажется странным, что от него пахнет олениной!
Потеряв счет времени, он рвал, глотал и снова рвал. «Хватит! Или еще нет? Еще кусочек. Быстрее, Счастливчик! ТОРОПИСЬ!»
Чувствуя, что больше не может выдержать напряжения, Счастливчик отпрянул от туши. Сердце бешено колотилось у него в груди. Резко отвернувшись, он бросился в кусты и помчался прочь от лагеря.
«Странно, что я еще держусь на лапах», — думал он по дороге. Его злило то, как предательски дрожат его мышцы, и этот гнев помогал хоть немного справиться со страхом.
Счастливчик мчался к озеру. У него не было времени напиться, он просто окунул в воду свою перепачканную морду, чтобы смыть с нее оленью кровь и последние оставшиеся шерстинки Торфа. Закончив, он вороватой трусцой вернулся в лагерь. Постоял под кустами, переводя дыхание, потом как можно небрежнее вышел на поляну.
«Если бы они услышали, как колотится мое сердце, я бы вмиг стал падалью», — подумал он. Но никто ничего не замечал. Медленно, мучительно медленно, сердце Счастливчика стало успокаиваться, и он растянулся на новом месте, как будто ничего не случилось и он просто решил прилечь.
«Кажется, дело сделано».
Но восторг облегчения почти сразу же сменился муками стыда и ужасом перед содеянным. Заметив Омегу, подобострастно семенившего по поляне, Счастливчик спрятал морду в лапах и тихонько зарычал, содрогаясь от ненависти.
Многие собаки дремали перед ужином, но Счастливчик не мог уснуть. Каждая жилочка его тела дрожала от напряжения, каждая косточка стонала от страха. Все ждали, когда Альфа даст сигнал к началу вечерней трапезы, и с каждым мгновением смертельный ужас все сильнее охватывал Счастливчика. Наконец, когда он почувствовал, что больше не выдержит, полуволк широко зевнул, встал и потянулся, а Лапочка быстро вскочила со своего места.
Альфа спрыгнул со скалы и неторопливо вышел на середину поляны, чтобы своим гулким лаем созывать стаю.
— Пора есть.
Патрульные собаки побежали к сосне, чтобы перетащить добычу в центр поляны, и Счастливчик увидел, как они переглядываются, вздыбив загривки и вытянув хвосты. Быстро, гораздо быстрее, чем обычно, патрульные бросили добычу на привычное место и торопливо попятились назад.
«Они заметили. Они увидели, что случилось!
Они знают, что сейчас разразится гроза…»
Когда задняя лапа брошенной на землю туши перестала дрожать в воздухе, Альфа все так же неторопливо вышел вперед.
Он стоял неподвижно, сурово и молча, и быстрый шепоток полетел по стае.
Казалось, будто воздух на поляне начал потрескивать от близости грозы.
Альфа наклонил голову и обнюхал олений бок. Когда он снова поднял морду, его огромные клыки были обнажены, а глаза полыхали бешенством. Он запрокинул голову и испустил вой, исполненный лютой злобы.
На поляне стояла мертвая тишина, даже листья перестали шуршать над головами стаи. Даже птицы притихли, страшась подать голос.
Ибо на свете нет ничего страшнее волчьего воя.
— Кто. Это. Сделал?