Глава 12.
Вторая половина двадцать первого века. Две тысячи шестьдесят *** год. Единое государство, Русско-Китайский Союз…
Ранним утром Теда разбудил громкий разговор. Он, на ходу застёгивая вчерашнюю рубашку, спустился на несколько ступеней вниз и увидел около лестницы Патрика О’Лири, который спорил со своим светловолосым близнецом. У Тревора через плечо дорожная сумка, у ног небольшой серебристый чемодан на колёсиках.
– Привет! Вы чего тут шумите?
– Привет! Вот, брат не пускает меня домой, прикинь, Рэдмаунт!
– Нет! Я говорю, что ты уже четвёртый, это опасно, поэтому прошу уехать скорее! – взмахивал руками Патрик. – В противном случае, пеняй на себя!
– Я хотел повидаться! Сделаю вид, будто бы не знал, что у тебя тут такой сейшн!
Старший О’Лири глубоко вздохнул, сдерживая гнев, и вернулся на кухню, сердито застучал ножом.
– Классный дом, правда? – подмигнул копу Тревор.
– Да, тут хорошо, – кивнут Тед. – Но как найти это место, не зная о нём.
– Во-первых, я тут был уже как-то раз. Во-вторых, ты же знаешь, Тед, как это? Ты, бл*дь, просто чувствуешь, куда идти, и обязательно находишь Живущих Давно! – элементалю явно нравилось ругаться по-русски, он было направился в свободную комнату на первом этаже.
– Эй! – выглянул в коридор Патрик, поправив очки. – Кошелёчек поставь на место!
– Ой! Правда, это не мой багаж! – умилительно смутился Тревор, попытавшийся стащить к себе в спальню чёрный кейс, который вчера привезли коп с оборотнем. – Сорян, бро!
Из второй комнаты вышел растрёпанный Джеймс. Слева на щеке крепкий сон оставил отпечаток от наволочки. Он собирался надеть футболку, и Тед успел рассмотреть едва заметные отметины розоватой кожи на местах вчерашних пулевых ранений.
– Доброе утро! Тревор! Какая неожиданность, впрочем, ты как обычно, в своём стиле! Патрик, вкусно пахнет! Я голоден, как зверь! – жизнерадостно улыбался он.
Вчетвером они расселись за круглым столом на кухне. Быстро приговорили десяток яиц с жёлто-оранжевыми желтками, ароматно поджаренных с салом и луком. Съели целый пакет нарезанного хлеба, делая бутерброды со свежим маслом, солоноватым сыром в мелких дырочках, и с нежнейшим домашним паштетом из куриной печёнки. Уже за чаем старший О’Лири обратился к Маккинли.
– Подай из шкафа сахар и шоколад, пожалуйста? Слушай, извини, вчера было не до того, а Тед в аффекте по жизни, и я не спросил, как всё у тебя прошло?
– Неплохо! Практически всё, как я люблю! – улыбнулся оборотень.
Он отдал Теду сладкое, и, перейдя на английский, начал проникновенно декламировать, как из пьесы, пластично двигаясь вокруг стола:
– «Путь праведника труден, ибо препятствуют ему себялюбивые и тирания злых людей. Блажен тот пастырь, кто во имя милосердия и доброты ведет слабых за собой сквозь долину тьмы, ибо именно он и есть тот самый, кто воистину печется о ближних своих», – его голос окреп и стал громче, он направил на О’Лири руку, будто целился из пистолета. – «И совершу великое мщение наказаниями яростными над теми, кто замыслит отравить и повредить братьям моим, и узнаешь ты, что имя моё – Господь, когда мщение моё падёт на тебя!». Бах-бабах-бах! – изобразил он выстрелы.
Рэдмаунт зааплодировал.
– Отсылки это хорошо! – кивнул Тревор, усмехнувшись. – Но, бл*дь, ты цитируешь такой нафталин, Джеймс! Это невыносимо!
– Уважай классику, бро! – погрозил пальцем Маккинли, смеясь.
– Постмодернизм навсегда раскатал катком твой вкус, – заметил ему Патрик.
– Какие у тебя претензии к культурному слою?
– Лично мне всегда были ближе прерафаэлиты.
– Дело пристрастий каждого, – вздохнул Джеймс. – Как насчёт угостить меня покурить? – О’Лири вынул из кармана полпачки сигарилл. – Не, я твои шоколадки не могу употреблять! Спасибо! Слушай, а чего бы ещё поесть? Всё закончилось? Ни еды, ни табака!?
– Да, вообрази себе! – Патрик качнулся на стуле, заложив руки за голову.
– Почему?
– Потому что я собирался провести отпуск на даче с любимой женщиной, которая питается чаем и сыром. И вовсе не планировал кормить трёх левых мужиков! За один завтрак вы сожрали всё, чего нам хватило бы на неделю!
– Мы ведь тебе не чужие, Пат! – укоризненно покачал головой Тревор!
– Тогда катитесь купить провизии! В доме больше ничего нет!
– Давай, я смотаюсь?
Маккинли нашёл ключи от машины и исчез, а светловолосый О’Лири обратился к копу.
– Тед, и как тебе понравился прозрачный особняк на Алтае?
– Откуда ты знаешь, что я оттуда приехал? – вздрогнул детектив.
– Ты забыл, – Тревор указал на себя и брата. – Мы общаемся и обмениваемся впечатлениями. В твою голову влезть сложнее, но я могу попробовать!
Улыбка обаятельной акулы придавала ему очарование и одновременно создавала неуловимое чувство опасности.
– Нет, не надо! – поспешил Тед. – Дом замечательный, и…
– Какое у тебя вчера было пикантное утро! – склонил на бок голову Тревор, улыбаясь, и увидев, как занервничал детектив, продолжил. – Не переживай, я не стану подкалывать. Даже был бы рад оказаться на твоём месте!
– Кто меня окружает, в голове не укладывается! – Тед вспоминал, как О’Лири сделал ему двусмысленный комплимент в их первое дело. – Как она мирится с вами?
– Елена для каждого единственная женщина. И мы нужны ей все, как детали пазла. Ни один не может заменить другого, в каждом нечто исключительно ценное для неё. Состязание невозможно. Ох, видел бы ты, как я разозлил её однажды! – покачал головой Тревор.
– В целом, могу себе представить! И в чём было дело?
– В бергамоте. Этот запах носит только Генрих, а я попытался примерить на себе этот парфюм. Как же она тогда взбесилась!.. Грохнула винтажный кадиллак. Биарриц, пятьдесят седьмого года, обидно, бл*дь. Кстати, в том доме мы тоже бывали, там очень хорошо. Но мне нравится проводить время с Пышкой наедине, а то вечно набежит толпа, только расстраивают и отвлекают! Без обид, бро! – глянул он на Патрика.
– Ты меня раздражаешь! Убрался бы поскорее отсюда! Она не звала тебя! – снова нахмурился тот.
– Как пообщался с Андреем? Фактурный товарищ, правда! – продолжил Тревор как ни в чём не бывало, обращаясь снова к Теду.
– Признаться, он больше пугает. Так напряжён. Вам-то не запрещено использовать свои дарования!
– Да, за это Койл в большой претензии, и к Елене, и к миру! – грустно усмехнулся О’Лири. – Он считает себя божеством в оковах. Его руки навсегда связаны словом, данным ей.
– Навсегда ли?… – тяжело вздохнул Патрик, задумавшись.
– Что? – насторожился Тед.
– Не слушай никого, Рэдмаунт, мы все хлопочем только в свой карман, так раньше говорили, – старший О’Лири приподнял очки, потёр глаза и отбросил со лба красно-рыжие пряди. – Я бы на твоём месте доверял только оборотням. В них много человеческого, но они не интригуют и не манипулируют. Не предают, – он мрачно взглянул на брата.
– Ой, я тебя тоже так люблю! Рад, что застал тебя на даче! – улыбнулся Тревор, зло прищурясь.
– Слушай, и что тебе в Гамбурге не сиделось? Что-то случилось? – спросил Патрик.
– Нет, освободилось время, решил приехать, отдохнуть. Думал повидаться, но не знал точно, кого застану кроме тебя.
– Ты не в розыске, надеюсь? – уточнил О’Лири.
– Нет. Всё легально. Просто поссорился со своей девушкой на прошлой неделе.
– Из-за чего? – поинтересовался Рэдмаунт.
– Мне не нравится новая мода на глубокую интимную эпиляцию! Повадились, бл*дь, удалять всё в ноль, я против, – вздохнул Тревор.
– Почему? – спросил Тед, пытаясь вспомнить, что это такое вообще.
– Ну, так-то хочется не забывать, что лижешь зрелую женщину, а не девочку подростка!
– Тревор! – поморщился Тед.
– Что? Если твой язык ни на что не способен, это не значит, что остальные настолько же бездарны!
– Я не собираюсь это с тобой обсуждать!
– Но ведь со своей женщиной ты тоже не говоришь, потому что у тебя её нет!
– У меня была девушка! И не одна! – запротестовал коп.
– Две! – засмеялся средний О’Лири. – И которая сделала тебе минет?
– Она сказала, что ей противно, – сдался Тед.
– Знаешь, женщины зря недооценивают силу орального секса, как самого простого способа доставить удовольствие или управлять мужчиной. Ведь, бл*дь, когда твой член у кого-то в зубах, становишься очень покладистым!
– Ты ужасный пошляк, брат! – покачал головой Патрик, доливая чай в большую кружку. Потом прислушался к шагам на веранде. – Прекращай хохмить!
У Рэдмаунта забилось сердце от волнения. Хлопнула дверь, со смехом и разговором в дом вошла разрумянившаяся Елена, прижимая смартфон плечом к уху, перекладывала из рук ключи и сумку. На ней распахнутая тёмно-зелёная рубашка, и чёрный спортивный топ на широких бретелях, плотно облегающий и поддерживающий маленькую грудь. Длинная джинсовая юбка колоколом до пола на металлических пуговицах, три нижние расстёгнуты и чуть позвякивают при движении. Тонкие волосы собраны резинкой в гладкий длинный хвост на макушке, несколько прядей выбились и небрежно заправлены за уши. Она застыла на пороге, открыв рот.
– Здравствуй, Булочка! – засветилась улыбка элементаля.
– Я перезвоню! – отключила вызов. – А я так надеялась, что ошибаюсь! Почему ты в Москве?
– Приехал в гости к брату! Это наказуемо? – сверкнул глазами Тревор.
– Тед, а ты здесь что делаешь?
– Я приехал с Джеймсом, ему надо было…
– И Маккинли тут? – округлила она глаза.
– Да, он поехал за покупками. Сейчас вернётся и… – начал Патрик, он забрал у неё сумку и встал за спиной.
– Не волнуйся, он обещал вести себя тихо, как в стеклянном доме! – успокаивающе поднял руки детектив.
– Что? – Елена повернулась к нему, выражение лица не сулило ничего хорошего. – Откуда ты...
И Тед почувствовал чуть щекотное прикосновение к своей памяти, будто бы по мозгам мурашки побежали.
– Андрей! – ахнув, поняла женщина.
– Да, это он разрешил мне приехать в заповедник вместе с Джеймсом, мы много говорили, и…
– Шшш!
К его губам прижались прохладные пальцы. Как же он тосковал без неё, как был рад увидеть наконец-то. Столько хотел ей сказать. А Елена, не отнимая руки, нашла в телефоне нужный номер. Громкую связь она не включала, и, оставив Теда, отошла к окну.
– Пригнись! – тихо сказал Патрик, плавно отступая в коридор.
– Что? – оглянулся коп.
В этот момент она дозвонилась и закричала в трубку.
– *б твою мать, что ты творишь?!
И одновременно с этим воплем в двух комнатах и на кухне взлетели в воздух и метнулись с грохотом и звоном в разные стены стол, стулья, тарелки, книги, подушки, чашки и бокалы, чайник и кофемашина, полотенца, горшки с цветами. Словом, практически всё, что не было прибито к полу или стенам, разлетелось в стороны, не задев только саму ведьму, и потом кучей вещей и осколков обрушилось на пол. Были разбиты стёкла в двух окнах, на кухне и в комнате. У Теда над головой просвистела ваза. Опытный Патрик предусмотрительно скрылся за дверью, а Тревор недостаточно ловко увернулся в этом смерче, и ему рассекло лоб чем-то тяжёлым, он стирал кровь с лица. А Елена продолжала на повышенных тонах:
– За что ты так со мной? Что? Нет! Нет, никто не пострадал! Ты знаешь, во сколько это обойдётся? Ну, так какого хрена ты выпустил оборотня в город?! Нет, не надейся! Что?
Она ходила с телефоном по комнате, шумно пиная осколки керамики и стекла, обломки от мебели и обрывки бумаги и ткани. В этот момент дверь с веранды раскрылась, и на входе застыл Маккинли с двумя пакетами продуктов. Он обежал глазами разгромленный интерьер, оценил обстановку. Елена обернулась и увидела его.
– Малютка! Ты злишься? – обезоруживающе улыбнулся он, у глаз собрались смеющиеся морщинки.
Поставил на пол покупки, и, разведя руки для объятий, спокойно шагнул к ней, уверенным жестом отобрал и выключил телефон.
– Малютка!
– Нет! Нет, не трогай меня! – упёрлась она ладонями в его грудь, но Джеймс крепко обхватил её, обнимая, и закрыл ей рот поцелуем, не обращая внимания на писк и барахтанье. Затем повлёк за собой в комнату, не давая опомниться. Дверь закрыл, толкнув ногой. В наступившей тишине на кухню осторожно вышел Патрик, огляделся, и произнёс с подобием крестного знамения, облегчённо выдохнув:
– Боже, благослови медведей!