Театр для Волкодлака

Акт 1

Девушка, за которой так пристально следили уже не первый месяц, дотронулась до телефона, включила подсветку и посмотрела на время. Тяжело вздохнула и закрыла книгу. Потом неловко улеглась на подушки и выключила настольную лампу. В квартире наступила кромешная темнота.

Фигура на соседней крыше небольшой старой пятиэтажки выпрямилась в полный рост, но продолжала разглядывать окна цепким взглядом. Рядом с ней из воздуха материализовалась фигура девочки в бархатном бордовом платье. Ребенок, весело насвистывая, прошелся по самому краю ограждения и присел рядом с фигурой. В руках девочка держала очередной леденец и с довольной улыбкой запихнула сладость себе в рот. Темная фигура никак не отреагировала на появление ребенка, даже не повернула головы. Лишь продолжала катать на ладони в кожаной перчатке почти почерневшую бусину.

Молчание длилось недолго, маленькая девочка не выдержала первой. Она свесила ноги с бортика ограждения и забарабанила пятками по металлическому желобу для слива дождевой воды. Как ни удивительно, но никаких характерных звуков при этом не было. Потом нахмурилась и повернулась к фигуре. Пристально всмотрелась в нее и хмыкнула.

— Снова здесь? Мы уже говорили — на девчонку пришла квитанция! — нравоучительным тоном начал ребенок, причмокивая леденцом и едва не роняя слюну на платье. — Ей так суждено. И вообще, почему я должен тебе это говорить?

Фигура не ответила, а еще раз прокатила кругляш по перчатке.

— Прекрати о ней думать! Подумаешь, еще одна несчастная на наши головы! Она обретет покой! Это, в конце концов, твоя работа! Эй, ты меня слушаешь вообще?! — последние слова девочка прокричала.

— Как думаешь, Вирилез, от чего она умрет? — спокойно и тихо спросила фигура.

Девочка вытащила изо рта сладость и уставилась в черноту окна напротив.

— Девяносто восемь процентов — несчастный случай. И два процента — инсульт. У нее образуется тромб в ноге. Подскочит давление, когда сердце попытается пропихнуть его. Гипертонический криз… и вуа-ля! В мозгу фейерверк, лампочки перегорают, и можно выносить тело. А может, в ванной поскользнется и… бум! Виском о кафель, и те же мозги в раковине! Да мало ли? Тебе-то какая разница, как выпадут кости вероятности? Нам сейчас важно только то, что она наш клиент и все!

— И сколько еще времени?

— Ну, — причмокнула девочка, — по моему опыту, не больше недели.

— Неделя… — задумчиво протянула фигура.

— Ага, — кивнул ребенок, а потом резко насторожилась. — Мать, ты чего удумала, а?

— Ничего особенного… — ответила темная фигура. Легко запрыгнула на бортик ограждения, глянула в последний раз на черный зев окна и сделала шаг с крыши.

— Эй, ты куда?! — закричала ей вслед девочка, но было поздно.

Между вторым и третьим этажом открылось окно перехода, и фигура пропала в непроглядной мгле.

Богиня в очередной раз просматривала все варианты вероятностей и не находила выхода из положения. Все было против ее любимцев, ее детей. Как она ни старалась, но спасти этих разумных она уже, видимо, не сможет. Уже не первую сотню лет она удерживает своих чад на грани полного уничтожения, она спасает их, но похоже, больше нет шансов. Как бы ни повернулась судьба, а спасти последнюю надежду расы она не сможет. Девушке на роду написано умереть, не выполнив предначертанного. И это не удивительно, ведь против детей Богини выступают чуть ли не все Боги этого мира. А как обыграть одной всех? Это просто невозможно.

Она вложила все силы в сотворение нового начала для ее детей. Так делали все Боги, только вот ей никто не дает шанса на успех. Никто не желает, чтобы ее дети жили в этом мире. Последний шанс, огромная мощь— все канет в небытие. А ведь она вложила столько сил, чтобы сотворить новое тело, новую магию, соткать надежное будущее для своих чад. Эта девушка была ключом, началом, с нее должен был начаться путь к следующей степени магического и духовного развития. Богиня мечтала о том, что она станет верным поводырем для прочих детей. Но все бесполезно! Почти тысячелетия подготовки оказались бессмысленными. Ведь прочие Боги не дремали, они растили врагов ее детей, делали их сильнее, тогда как порождения Богини слабели и теряли разум. Незримая юным разумным, борьба была жестока, и вот итог… Девушка умрет, даже не узнав своих возможностей, и этого не изменить!

На лицо Богини легла тень печали. Как бы она ни старалась, но в этом мире ее дети обречены, а следом, возможно, обречена и их мать-прародительница. Богиня нежно разжала пальцы и отпустила едва тлеющий огонек судьбы, который минуту назад рассматривала. По щеке скатилась одинокая слеза. Она любила их, но этого оказалось недостаточно. Как только девушка умрет, сильнейший удар проклятья ослабит Богиню, и с этого начнется крах ее детей. Она больше не сможет их так же рьяно защищать, как делает это теперь, а значит, не пройдет и тысячи лет, как ее порождения станут легендами. Другие Боги сделают все, чтобы стереть память о них. Как бы ни было тяжко, но нужно признать, что она проиграла не только битву, но и всю войну!

Скорбь была так сильна, что даже (поле мира) содрогнулось, тысячи растений погибли, где-то обрушилась скала, взволновалось море, и едва заметно содрогнулась земля. Нет, нельзя давать волю чувствам. Иначе может случиться непоправимое. Богиня пыталась успокоиться, но ничего не выходило. Тогда она вспомнила об одном храме. Ей там нравилось еще со времен закладки первых колон. Может, тишина, и умиротворение этого места поможет отвлечься? Богиня взмахнула рукой и шагнула в дыру пространственного перехода.

Девушка зажгла от длинной щепы последнюю пиалу с благовониями. Тонкая струйка сизого дыма, подрагивая, устремилась к сводам главной залы молельни. Ночь уже давно вошла в силу. В храме никого не было, кроме юной красавицы. Хрупкая фигурка казалась дрожащей тенью в тусклом свете нескольких факелов. Богиня Смерти любила только настоящий огонь и не признавала магического света, поэтому в ее храмах всегда жгли рябиновые и осиновые чурки. Девушка вошла в зал босой, чтобы не разгневать Богиню.

Обычно сюда приходили просить или напоминали об ушедших, но она ничего не просила, а просто зажигала благовония. Она опустила лицо к самому дыму и позволила ему заструиться по коже. Белоснежное платье из тонкой измятой ткани выдавало в незнакомке простолюдинку, но правильные черты лица, идеальная кожа и нежные юные руки говорили о другом. Ее длинные пальцы с ухоженными ногтями никогда не касались земли, а точеное личико никогда не накрывала тень потерь. Если бы кто-то увидел ее сейчас, то невольно задался бы вопросом — что такая благородная девушка может искать в храме Смерти? Девица бесшумно и плавно подошла к алтарю, за которым стояла массивная, в три человеческих роста, статуя Охранительницы Врат в Безвременье, а согласно легендам, именно так любила называть себя Могучая Богиня.

Девушка тепло улыбнулась блестящему камню и склонилась в глубоком поклоне, касаясь пальцами основания постамента алтаря.

— Тебе не кажется, что поклоняться самой себе — шалость и не в нашем с тобой возрасте? Такое бесстыдство позволительно младшим богам, но никак не тебе! — нарочито серьезно позвучало за спиной девушки.

Та расплылась в довольной улыбке и медленно выпрямилась. Приложила два пальца правой руки ко лбу, как бы прощаясь со статуей, и повернулась на голос. В центре зала стояла стройная брюнетка, немногим ниже девушки-в-белом. На ней было короткое черное платье, маленькие, необычные для этого мира туфельки на каблуке, но без ремешка. По плечам небрежно спадали густые черные пряди, словно она была картиной для услад взгляда на стене дома в Легком квартале. На груди девушки красовалось несколько связок разных бус. Их было так много, что они почти полностью закрывали собой ткань платья. Лицо девушки-в-черном исказила гримаса гнева и немого укора. Девушка-в-белом взирала на собеседницу с отвращением и презрительно кривила губы.

Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза, а затем резко и звонко рассмеялись.

— Аурэлия, милая моя, — проговорила та, что в белом, распахивая руки для объятий. — Сколько прошло веков?

— Калика, ты не меняешься! И часто ты так по храмам шляешься? — все еще смеясь, поинтересовалась та, что в черном. — Я тебя обыскалась в твоих чертогах, а ты у нас в послушницу играешь! Знала бы, что у Богинь такие вкусы, принесла бы подношение на алтарь!

— Какой грубый у тебя тон! — поморщилась Богиня. — А я ведь и за меньшее могу глаза вырвать!

— Ну, попытайся, помнится, у тебя ничего не вышло в прошлый раз, может, в этот повезет. В конце концов, я устала после перехода! — притворно вздыхая, сказала девушка-в-черном, со всей лаской обнимая девушку-в-белом.

— Тогда подождем до конца этого мира, а после, может, и поиграем на руинах, — предложила Богиня. — Что такое мои миллионы лет, в сравнении с твоими веками? Мелочь сущая.

— Калика, мы еще успеем с тобой порвать друг другу жилы, как в далекие годы юности. Только сейчас у меня слишком мало времени для воспоминаний и планов.

— Что случилось? — моментально посерьезнела Богиня.

— У меня есть душа, которую я не хочу забирать. Ей еще рано умирать! Я хочу позаботиться о ней, но отодвинуть сроки кончины не в моей власти. Помоги!

Глаза девушки-в-белом торжествующе сверкнули. А ведь это может быть выходом! Не все еще так печально, как думают прочие Боги.

— Аурэлия, сестра моя, есть у меня к тебе предложение, — ласково начала Богиня, — и я думаю, оно устроит нас обеих!

Девушка-в-черном прищурилась и злорадно ухмыльнулась, считав примерный план старой подруги.

— Я тебе когда-нибудь говорила, что твои замыслы меня пугают и восхищают?!

— Ты говоришь об этом слишком редко, чтобы эти слова перестали меня радовать! — в тон ей ответила Богиня. — Не стоит говорить здесь о таком. У меня есть прекрасный очаг в чертогах и мраморные купальни с такими маслами, что даже нимфы плачут от зависти. Не хочешь ли посмотреть на один из моих дворцов?

— Всегда знала, что ты хорошо устроишься! — надула губы девушка-в-черном. — Показывай, где там твои купальни. Кстати, а то вино, что мы пили в прошлый раз, еще у тебя?

— Ну, разумеется! Думаю, мы с тобой хорошо проведем время! У меня благодаря твоей просьбе столько планов вырисовывается, что даже твои Демоны сдохнут от зависти! А Ангелы будут плакать хрустальными слезами!