Темный мир

19

Все это Маринка рассказала мне немного позже, а еще немного позже я, пока сидел и ждал ее, записал по свежей памяти на диктофон. А вот то, что я помню сам, помню даже сейчас, отчетливо и без тени сомнения:

– …и еще раз! Нет, ты смотри, смотри! Ты не отворачивайся! Ты! В этом! Виновата! Итак, снова: ты говоришь мне стафу – или еще один…

– Я не знаю никакой стафы! Что такое стафа? Я не знаю, честное слово! Объясните же!

– Молитва, заклинание, пароль… то, что отопрет щит. Ты должна была получить ее, когда коснулась щита. Это она – стафа – показалась тебе белой звездой. Это она чуть не убила тебя.

– Но я не знаю…

– Ульфур!

– Не надо! Я же не могу вспомнить того, чего не знаю! Этого нет во мне! Ну чем я могу доказать?! Ну, влезьте мне в мозги, режьте меня – ребят-то зачем?..

– Ты мне еще нужна. Ульфур, давай. Один… два…

Ульфур смотрел мне в переносицу. Глаза у него были желтые, волчьи. И я знал, что ничего не успею. Он быстрее. Еще я знал, что сейчас умру, как пять минут назад умер Илья, и больше ничего не будет. Это была совершенно деревянная мысль. А еще пришли слова, которые я беззвучно бормотал, едва шевеля губами и не отдавая себе отчета в том, что они значат. Если бы я хоть что-то соображал, я бы удивился, как легко они складываются.

По ту сторону микрофона раздался какой-то шум, вскрик, удары, шуршание, скрежет. Потом вернулся голос:

– Пять.

Ульфур вскинул руку с пистолетом – и, продолжая смотреть на меня, выстрелил в Хайяма…

Потом они повернулись и ушли. Дверь закрылась, и стало почти темно.

Здесь у меня спасительный провал в памяти. Я не помню, кто как себя вел, что говорил и что делал. Ну, сами представьте себя на нашем месте… хотя это, наверное, невозможно. Вот только что рядом с тобой случилось две смерти, два убийства, но убили друзей, убили не тебя… скажи честно, ты сможешь сдержать радость? Облегчение хотя бы? Убитые сразу оказались где-то далеко-далеко…

Нет, кое-что я все-таки помню. Помню, что Илья умер сразу, потому что крови под головой было совсем мало, а Хайяму пробило шею, и он истек кровью, и Артур пытался ему что-то пережать, заткнуть… он сам был потом весь в крови с головы до ног. Я помню Патрик, которая сидела под стеной, сжав колени локтями и пытаясь ладонями закрыть себе и уши, и глаза, и рот… я ее тронул, и она дернулась, как от удара током. А Валя была как-то нечеловечески спокойна, только все время отрицательно покачивала пальцем: я что-то забыла, я что-то забыла, но я обязательно…

Потом я, Джор и Артур отнесли убитых в дальний конец коридора, а когда вернулись – Вика, рыдая, пыталась какой-то тряпкой стереть кровь с пола, и я почему-то закричал на нее: не смей этого делать! Не знаю почему. Она смотрела на меня круглыми глазами и даже не истерила, настолько непонятным был для нее мой поступок. А я откуда-то знал, что если мы сейчас сотрем следы, то потом ничего не вспомним. Откуда я мог это знать?..

Нет, ерунда. Ничего я не знал. Просто сам этот жест: побыстрее затереть, уничтожить следы смерти наших товарищей – показался мне… нет, слова не подберу… то ли трусливым, то ли хамским… в общем, неправильным.

А может, мне просто хотелось наорать на Вику.

Из-за этого мы снова чуть было не подрались с Артуром.

В общем, все было плохо. И могло стать только хуже.

Тут еще погас свет…

Вспомнил: когда Вика терла пол, она проклинала Маринку за идиотское упрямство, она жизнями нашими готова пробросаться, партизанка, сволочь… И я то ли не расслышал слов, но понял, что Вика опять взялась себя по-гадски накручивать, то ли как раз расслышал, взбеленился, но наорал про другое – про то, что меня хуже всего взбесило: парни еще коченеть не начали, а их уже стирают с доски. К тому же Хайямовой курткой…

Маринка тем временем лежала в отключке. При этом она странным образом видела саму себя – как бы из-под потолка, видела сидящего в задумчивости Волкова, видела стены и видела то, что находится за стенами, – смутно, но видела. Она даже сумела рассмотреть путь наружу: через соседнюю маленькую комнатку, потом по лестницам, потом подземный бункер с рядами клеток, потом снова лестница, но уже вверх – и усеченная бетонная пирамида выхода с тяжелой наклонной дверью…

– Хватит, – поднял голову Волков. – Хватит, я сказал!

Он ударил ладонью по стальному столу так, что тот загудел, как колокол. Щит, закрепленный на нем под раструбом ультрафиолетового прожектора, добавил в гудение свою ноту.

Лиловая мерцающая искра, которая все это время металась по лабиринту – а лабиринтом, очень сложным, была почти вся выпуклая поверхность щита, на какое-то время остановилась, как бы прислушиваясь к происходящему.

(«Ты знаешь, что это?» – «Нет». – «Это душа моего отца». – «Как она попала сюда?» – «В момент смерти; это очень злое и подлое колдовство, я не хотел бы о нем говорить». – «Что же с ним случилось, с вашим отцом?» – «Ему отрубили голову – этим самым щитом, острой кромкой. А потом ему отрубили ноги и сожгли, чтобы он не смог выйти из могилы. Очень практичный оказался ход: когда я спустился в Нижний мир, я не смог вывести отца, хотя нашел его и даже почти говорил с ним…» – «Почти говорил? Это как?» – «Побываешь в Нижнем мире – поймешь. Если ты мне поможешь, я тебя научу».)

– Вставай, – сказал Волков. – Время уходит. Тебе оно нужнее, чем мне.

Маринка поднялась. Тело было чужое.

– Ты действительно не знаешь стафы, – сказал Волков. – Это удивительно, но это правда. Тогда у нас остается единственный выход: ты отправляешься в Весиалюэ, к колдуньям. Узнаешь у них заклятие и приносишь мне. Тогда можете все убираться к мамочкам. Если не приносишь, то ровно через сутки я прикажу начать убивать этих твоих приятелей – скажем, по одному в час. Причем каким-нибудь веселым способом. Прикажу отдавать их волкам. Что скажешь?

– Что такое Весиалюэ? – мрачно спросила Маринка.

– Преддверие Похьйоллы, если тебе это что-то говорит. Место за краем, но все-таки очень близкое к нашему миру. Туда можно попасть просто по рассеянности…

– Туман?..

– Да-да. Умница. Туман образуется там, где граница истончается до толщины волоса.

– Понимаю, понимаю… Почему я? Почему не кто-то из ваших подручных?

– Потому что ты, деточка, – очевидная потомственная колдунья. Изобразишь возвращение заблудшей – они и растают. Ах да, я не сказал: Весиалюэ населена исключительно ведьмами. Бабье царство. Тебе понравится.

– Как я его найду?

– Дам проводника.

Маринка медленно кивнула, как будто прислушиваясь к тихому голосу внутри себя.

– Мне нужно взять кого-то из своих, – сказала она.

– Зачем?

– Не знаю. Чувствую.

– Интересно… Да, похоже, я всецело прав относительно тебя. Ты колдунья по рождению, и ты становишься колдуньей по сути. Тебя мамочка ничему такому не учила?

– Наоборот, – сказала Маринка. – Запрещала.

– Что ж, тоже способ. Даже более эффективный, пожалуй… Хорошо, одного возьми. Это должен быть мужчина?

– Кажется… кажется, да. Да.

– Выбирай.

– С которым мы… с которым нас…

– Неплохой выбор. Шарп!

Так я оказался перед Волковым. Он какое-то время смотрел на меня, как большой ученый на таракана, представляющего ограниченную научную ценность.

– Любопытно, – сказал он некоторое время спустя. – Очень любопытно… А что, молодой человек, если тут у нас все закончится хорошо – не хотел бы ты поработать у меня? Не как эти… – Он качнул головой в сторону Шарпа и пары выворотней, которые меня привели. – На хорошей интеллектуальной и очень интересной работе? За очень приличные деньги?

– После того, что?.. – начал я. Честно говоря, Волков меня ошеломил этим предложением. Едва ли не больше, чем ошеломило все остальное, вместе взятое.

– А почему нет? – удивился Волков. – Я, в отличие от остальных крупных работодателей, всего лишь ничего не скрываю от нанимаемых. Предпочитаю полную ясность и открытость. Со мной любого может ждать что угодно, кроме разочарования… Впрочем, я не тороплю. Вернетесь – вернемся к теме. Не вернетесь – ну, что поделаешь. Судьба.

И, повернувшись к Шарпу, сказал:

– Сделаешь все, чтобы вернулись.

Я ждал, что Шарп ответит как-то по-военному – «так точно» или «слушаюсь», но он только мрачно кивнул.

(Запомнить: в комнате одновременно было четверо – Маринка, Волков, Шарп и я. Охранники топтались за дверью. И не было ни одного момента, когда кто-то выходил. Или вошел и незаметно остался. И вниз мы все спустились так же – вчетвером. Только потом Волкова позвал какой-то длинный в белом халате, и он точно ушел, а мы остались, Шарп, Маринка и я…)

Вылетели на том маленьком вертолете, «робинсоне»; сначала, конечно, пришлось подождать, когда его выволокут на руках на площадку, поставят на место лопасти, заправят. Пришла девушка-пилот в круглом оранжевом шлеме и в темно-серой куртке из какой-то металлизированной синтетики, отливающей по изгибам то фиолетовым, то зеленым.

– Ин-те-ресно… – пробормотала Маринка, глядя на нее.

Шарп услышал.

– Да, Икка – наша беда и выручка. Универсальная девушка, на все руки. Но только на руки, к сожалению…

– Я уже поняла, что с ней что-то неладно, – сказала Маринка. – Но что именно?

– Да просто мертвая, вот и все, – сказал Шарп. – Шеф из нее душу вынул.

– Э-э? – не смог сформулировать я.

– В прямом смысле. Вынул и спрятал. Теперь она – его вещь. Очень удобно, и я бы от такой не отказался…

– Типа зомби?

– Зомби делают из мертвецов, – тоном усталого наставника сказал Шарп. – А это – вещь. Переделана из живой. Причем из ведьмы, что особо удобно.

– Э-э?.. – теперь не могла сформулировать Маринка.

– Удобно, что она может мотаться через границу свободно. Вон, мои волки – сдохнут, нам – мозги взъерепенит, а ей – хоть бы хны.

– Мозги – что?

– Ну, некоторое время мы будем не вполне в себе. Это они специально так сделали, чтобы, если кто случайно туда-сюда шастанет, все сваливал на перегрев и перепой. На самом деле ничего страшного, надо просто знать, что ты не в себе, – и контролировать.

– Мы же вроде уже?.. – Я показал рукой, что границу какую-то мы пересекали и туда, и обратно. – И ничего.

– Нет, вы на ней постояли, на границе. На нейтральной полосе. «А на нейтральной полосе цветы – чрезвычайной красоты!» – вдруг пропел он на удивление мелодично. – Когда пересечем, почувствуете. Ничего не бойтесь, я с вами. А высадимся, держитесь ко мне поближе и все делайте, как я скажу. Там иной раз реакция может понадобиться…