Тёмный прилив. Часть II: Руины

Глава 1

Шедао Шай, высокий и сухопарый воин расы юужань-вонгов, стоял, раскинув длинные руки, в своих покоях глубоко в недрах живого корабля «Наследие страданий». Прямо из его запястий, локтей, коленей и пяток торчали острые шипы и иглы. На нем был надет шлем восприятия, соединенный с кораблем живым кабелем. Этот тончайший провод тянулся от стенки кабины из йорик-коралла, где был продет сквозь обшивку и соединялся с нервной тканью корабля.

Шедао Шай видел то же, что и корабль, и знал то же, что и корабль, медленно дрейфующий на орбите Дубриллиона. Только черная пустота космоса окружала воина, а Дубриллион казался ему маленьким сине-зеленым шариком, проплывающим под ногами. Сверху простирался нескончаемый астероидный пояс, за ним, словно трусливый ухажер, прятался далекий бурый мир Дестриллиона.

«Вот так же, вероятно, ощущают себя боги». Шедао Шай замер на мгновение, буквально на несколько ударов сердца, испугавшись кары за свое святотатство. Однако он поборол страх, зная, что Юн-Йаммка, бог, известный как Сокрушитель, простит его гордыню в награду за громадный труд, который проделал воин, захватывая планеты язычников так называемой Новой Республики. Жрецы провозгласили эту галактику новым домом для юужань-вонгов, и Шедао Шай втайне чувствовал глубокую ответственность за свои действия. Ведь он вел армию в атаку, чтобы воплотить в жизнь пророчество жрецов.

Слившись с кораблем и используя его чувства, Шедао Шай отпустил свое сознание за границы собственного тела и проникнул в самые глубины того, что простиралось перед ним. Юужань-вонги проделали долгий путь на огромных «летающих мирах» в поисках нового дома. Разведчики обнаружили эту галактику более полувека назад. Доклад выживших лазутчиков означал, что пророчество Верховного жреца начало воплощаться в жизнь. Новый дом для юужань-вонгов был близок. Позже тайные агенты проникли на планеты язычников. Разведданные рекой текли обратно на «летающие миры», где новое поколение воинов готовилось к тому, чтобы зачистить галактику от безбожников.

Шедао Шай улыбался, разглядывая поверженный Дубриллион. Он знал древнюю, избитую истину любой войны: даже идеально спланированная операция может потерпеть крах. Так случилось и здесь. Ном Анор, юужань-вонгский агент и провокатор, замыслил вместе со своими собратьями по касте надзирателей узурпировать роль воинов. Но Новая Республика отбила его преждевременную атаку, пусть и понесла при этом ощутимые потери. Новая атака под руководством Шедао Шая обрушилась на те планеты, откуда юужань-вонгов изгнали ранее, чтобы смыть позор их неудачи.

Предводитель юужань-вонгов крепко сжал правый кулак, а его улыбка разрослась еще шире. «Будь твое горло у меня в кулаке, Ном Анор, я не отказал бы себе в удовольствии сдавить его покрепче». Хотя воин и не утруждал себя мыслями о том, какой будет оценка действий Ном Анора жрецами и другими надзирателями, он был абсолютно уверен, что боги его покарают. «Когда ты снова встанешь на Истинный путь, Ном Анор, то обнаружишь, что вероломство воздалось тебе по заслугам».

Шедао Шай устремился разумом в глубины памяти «Наследия страданий». Он взял воспоминания одного из солдат-рабов, который участвовал в зачистках на Дубриллионе. Эти приземистые, коренастые рептилоподобные гуманоиды-чазраки отлично служили юужань-вонгам на войне. Некоторых из них даже удостоили чести быть допущенным в касту воинов, в самые низшие уровни. Приняв решение проникнуть в память гуманоида — так сказать, одеться в его шкуру, как в углита-маскуна, — Шедао Шай поначалу испытывал дискомфорт, так как существо было намного меньше его по размеру. Но он довольно быстро приспособился, вжившись в роль чазрака и его миссии на планете.

Задание было не особенно сложным: чазраку и его отряду было поручено зачистить один из лагерей, которые язычники выстроили на руинах столицы Дубриллиона. Каждый чазрак имел куфи — большой обоюдоострый нож, — а также разновидность амфижезла, чуть более короткую, чем у истинных воинов. Такое оружие не только подходило чазракам сообразно их росту, но также было твердым и не гибким, так как рабы были генетически неспособны использовать возможности амфижезлов в полной мере и превращать их в подвижные кнуты.

Шедао Шай поерзал, все еще испытывая неудобство в своем новом обличии, но решил не обращать на это внимание и углубился в сознание раба. Глазами чазрака он увидел солдат, продвигающихся сквозь темный и узкий коридор. Кислый запах ударил ему в ноздри, и сердце чазрака учащенно забилось. Два его сородича, толкаясь и пихая друг друга, пробились в голову колонны, когда узкий проход стал расширяться. Чазрак крепче вцепился в амфижезл и приподнял его над головой, в то время как еще один раб пробрался мимо него и рванул вперед...

В темноте сверкнул разящий алый луч, мгновенно рассеяв тени и ворвавшись в строй чазраков. Выбежавший вперед раб схватился руками за обожженное лицо и, громко вскрикнув, повалился на землю. Все еще держа амфижезл над головой, чазрак-Шедао Шай обошел своего раненого соплеменника и поднял голову: резкий металлический звук и яркая вспышка предупредили его о новой опасности.

На уступе под потолком прятался язычник. В руке он держал тяжелую металлическую палку, которая подсвечивала своим сиянием потолок. С громким свистом темноту пронзил алый луч, но раб отразил его амфижезлом и сам сделал выпад острым концом орудия. Жезл отсек человеческую ногу по самое колено, и солоноватая кровь полилась на раба сверху, тот опустил оружие.

Затем, развернувшись упал и сам человек, приземлившись на спину. Раздался хруст костей, и верхняя часть туловища язычника обмякла. Он сжимал отрубленную конечность, из которой фонтаном хлестала кровь. Язычник посмотрел прямо в глаза раба. От ужаса его белые зрачки настолько расширились, что, казалось, вот-вот выскочат из глазниц. Он шевелил губами, жалобно моля о пощаде. Но еще один удар амфижезла обрушился на шею человека, оборвав голос и жизнь врага.

Вокруг чазрака-Шедао Шая кипела битва. Солдаты-рабы сражались с людьми, выпускавшими из орудий смертоносные разряды. Рабы падали, корчась на полу и хватаясь за раны. Язычники с предсмертными воплями валились навзничь, и груда трупов все росла. Рабы переступали через тела — как чазраков, так и язычников, — и продолжали наступать, тесня врага. Засада обернулась для аборигенов полным разгромом: они пытались спастись бегством, но кольцо завоевателей сжималось все теснее...

И вдруг Шедао Шай ощутил укол успокаивающей боли. Она пришла сзади, пронзив его правое бедро и добравшись до живота. Он почувствовал, как чазрак пытается сопротивляться боли. Гуманоид резко рванул влево, и пронзившее его оружие выскользнуло из раны. Боль на миг смягчилась, но это не помогло чазраку побороть зарождающуюся в душе панику. Раб осознал, что получил серьезную рану.

Развернувшись, чазрак ударил амфижезлом и чуть было не промахнулся, целя во врага. Он увидел, что его сумела ранить совсем юная девушка. Удар, который перерезал бы горло рослого мужчины, пришелся девушке на уровне лба, распоров кость и вскрыв черепную коробку. Когда чазрак вырвал лезвие, язычница содрогнулась и кровь брызнула из ее головы на феррокритовый пол. Подобно груде тряпья девушка повалилась вниз, все еще сжимая виброклинок, которым секунду назад поразила раба. Ее оружие — эта отвратительная имитация жизни — продолжало мерно гудеть.

Шедао Шай выгнул спину и сорвал с лица шлем восприятия. Нет, он вовсе не боялся реакции чазрака на рану, не боялся оцепенеть вместе с ним и рухнуть на пол. Шедао Шай неоднократно переживал эти ощущения и прежде. Но на этот раз он не захотел, чтобы чувства раба омрачили его собственные впечатления от увиденного. «Я не позволю запятнать себя».

Командующий юужань-вонгов наконец разжал кулаки и немного отдышался, ощутив приятную прохладу корабля. Он знал: многие сочтут притворством то, что он поспешно и брезгливо отверг предсмертные чувства чазрака. В особенности он ожидал насмешек от Дейн Лиана, своего ближайшего помощника, которому подобное поведение было дозволено. Считалось, что род Лиан имел более славную историю, чем род Шай. По крайней мере, до сего момента. «История, полная лишь побед, заставила их уверовать в собственную непогрешимость, чем сделала их только слабее. Этого Лиана отдали мне на поруки, чтобы я привил ему чувства истинного воина».

Шедао Шай знал, что ощущения, которые передал ему раненый чазрак, многие посчитали бы мелочью, никчемной ерундой, не стоящей даже лишнего вздоха. Но все это — не для Шая. Боль, которую чувствовал раб после удара виброклинка — богомерзкого оружия, испортившего невинную девочку и втянувшего ее в эту войну, — была чазраком отторгнута. Чазрака могло ждать избавление, но он отвернулся от него.

Боль нельзя отвергать, ее нужно принимать как должное. Боль, по мнению Шедао Шая, была единственной постоянной величиной в жизни каждого существа. Рождение сопровождалось болью, смерть — тем более. Все жизненные перемены требовали боли. Противиться боли — все равно что отвергать истинную природу вселенной. Из-за личной слабости многие приглушали боль. Но нельзя пытаться избавится от нее. С ней нужно слиться — только так можно приблизиться к богам.

Шедао Шай прошел к испещренному рубцами дальнему углу покоев и мягко прикоснулся к шарообразному, похожему на жемчужину созданию, помещенному внутрь стены. И словно черный песок, смытый бурным водным потоком, стена резко потеряла цвет и стала полностью прозрачной, открыв доступ к семейному хранилищу реликвий рода Шай. Такую ценную коллекцию безусловно не стоило доверять кому-то одному и уж тем более помещать на корабль, подобный «Наследию страданий», но старейшины рода посчитали, что этот кладезь мудрости древних будет отлично вдохновлять на подвиги новое поколение бесстрашных воинов.

Шедао Шай опустил руку на барьер, отделявший его от хранилища, и нащупал в левом нижнем углу точку, открывающую тайник. Он хотел поместить сюда останки своего деда Монгей Шая, выдающегося воина, который погиб, проводя разведку на планете, которую язычники называют Биммиель. Монгей Шай прибыл туда полвека назад в составе отряда, который должен был подготовить почву для полномасштабного вторжения юужань-вонгов. Он мужественно сражался с язычниками, держался до последнего, передавая в штаб всю необходимую информацию, за которой он туда прилетел. Он погиб, пожертвовал собой, заставив прочие кланы уважать и почитать его род — род Шай. Во многом благодаря ему Шедао Шая выбрали предводителем нового наступательного похода.

Первое, что сделал Шедао Шай на новом посту, направил двух своих родственников вернуть останки прославленного предка, но они провалили миссию. Нейра и Дреней Шай были убиты джиидайем — самым необъяснимым явлением в мире язычников, о котором докладывал Ном Анор. Эти джиидайи провозгласили себя дарующими жизнь, владыками всего живого, и тем не менее их основной символ — световой меч. Оружие, способное с легкостью забирать жизни, сокрушать даже механические машины — богомерзкие насмешки над жизнью. Эти джиидайи считают, что они выше всего живого, эдакие всемогущие существа, использующие свою мистическую Силу, чтобы скрыть свое явное пристрастие к механическому богохульству.

Командующий юужань-вонгов отогнал дрожь, незаметно охватившую его тело, затем отвернулся от стены с реликвиями и пересек комнату. Там он погладил красную перекладину на стене. Эта часть помещения начала трансформироваться, йорик-коралл исчезал на глазах, оставляя за собой гладкую поверхность, на которой стали отчетливо проступать шесть небольших наростов. Шедао Шай вновь развернулся лицом к стене с реликвиями, запрокинул руки вверх и вжался в стену.

Из двух верхних наростов высунулись тонкие кожистые усики, которые обвились вокруг его запястий и крепко сжали их. Нижние четыре схожим образом оплели его лодыжки и бедра. Он ощущал сладкие волны боли от впивавшихся в его кожу усиков. Затем он начал подниматься вверх, когда отростки стали тянуть его за руки, отрывая от пола. Его подняли на высоту его собственного роста, откуда открывался прекрасный вид на освещенную золотым светом нишу с реликвиями. Воин выгнул шею, чтобы лучше все рассмотреть.

Его внимание привлек лежащий сверху череп воительницы. Свет падал на него таким образом, что глазницы казались гигантскими черными дырами. Хотя он ни разу не видел эту женщину живой, он мог точно сказать, сколько поколений воинов прошло между ними, мог представить себе ее холодный взгляд, который при жизни был так же страшен и беспощаден, как и теперь, после смерти, когда он разглядывал ее мертвый череп.

Крепко завязнув в своих путах, Шедао Шай стал бороться, сопротивляться их твердой хватке. В ответ они сжались, заставив его изогнуть спину и выкрутив конечности. Боль медленно нарастала, и Шедао Шай сопротивлялся все сильнее, силясь высвободиться. Существо, прозванное «объятиями боли», скрутило его так, что плечи теперь смотрели в одну сторону, а тазовые кости — в другую. Оглянувшись через левое плечо, он попытался рассмотреть свою правую пятку. Но ничего не увидел.

Он боролся, а «объятия боли» впивались все сильнее. Перекатываясь по его телу, боль переходила в агонию, и Шедао Шай впитывал ее, наслаждался ею, пытался оценить ее силу в численном эквиваленте и втайне блаженствовал от того, что это невозможно: боль была слишком велика, чтобы ее просто измерить. Даже зная, что эта задача ему не по силам, он заставил себя еще сильнее противиться «объятиям боли», сподвигнув себя на последний решительный акт неповиновения.

«Объятия» ответили новым рывком, заломив запястья воина ему за шею. Ему удалось дотянуться до волос и дернуть за них, чтобы голова вновь смотрела на реликвии. Каждая клетка его организма излучала волны боли, и он был не в силах описать все, что сейчас чувствует. Боль была непомерной, всепоглощающей, и он почувствовал, что... он сам — одна большая волна боли.

Достигнув поставленной цели, Шедао Шай расслабился и его губы расплылись в оскале, обнажив зубы. И эти жалкие язычники делают все возможное, чтобы боль обошла их стороной? Они разрывают связь с реальностью, только из-за одного этого эту галактику нужно очистить от скверны. По большому счету, ему было наплевать на то, что язычники обжили ее первыми. Для него что-то значило только мнение богов, а боги требовали расправы над нечестивцами.

Удерживаемый со всех сторон крепкими путами, зажатый в тисках боли, Шедао Шай в очередной раз поклялся довести до конца священную миссию, которая была предназначена народу юужань-вонгов. «Мы пришли сюда, чтобы принести с собой истину. Призвать язычников к ответу за их грехи и перед смертью подарить им шанс на избавление. А не пожелавших принять святую истину вселенной лишить жизни, как лишены ее эти проклятые машины, которым они поклоняются. И пусть боги устроят пиршество на их костях».