Темный янтарь-2

Глава 16. Под чужой броней

1944 год, фронтовая дорога (видимо, где-то на юге)

«Виллис» – серый от пыли, с большой фанерной «заплаткой» на кузове – резко свернул, поднял брызги воды из лужи, не снижая скорости, понесся по более узкой проселочной дороге. Поворот был так себе, лес вплотную подступает, вчера тут связную машину обстреляли. Сейчас вроде обошлось. Но расслабляться не нужно: недавно освобожденная территория, она такая, совсем нескучная, с сюрпризами.

Капитан Васюк, придерживая автомат на коленях, стряхнул капли с мятого погона. Что-то совсем замурзались в последнее время.

— А я говорил – «на броне» нужно ехать, – занудил Янис, энергично крутя руль.

— Кто знал, что дождь будет, – вздохнул лейтенант Сева, сидевший сзади с пулеметом – МГ не сводил подпрыгивающего рыла с опушки. Ну, Севку ухабами не проймешь – бьет точно, талант пулеметный у человека.

— Вкатывать в штаб корпуса на броне – невоспитанно. Сразу подумают, что мы трусливые и, главное, что у нас бронетранспортеров пруд пруди, – сказал капитан.

Подчиненные дружно хмыкнули, хотя насчет «пруд пруди» товарищ Васюк был прав. Странная штука эти бронетранспортеры, вечно их нехватка и вечно невзначай «временно» отобрать норовят. Про трусость, конечно, наоборот – это вряд ли подумают. Иначе бы и не вызывали.

Намечалась новая совместная операция. Как обычно, «срочно и секретно». Именно поэтому невзрачную полевую сумку товарища капитана нужно довезти в исправности, чтобы никому «лесному» не досталась. Карта там с намеком, собственно, это всем рабочим военным картам свойственно. Ничего, довезем себя и карту, подумаем.

«Думайте, только быстро. Иначе затея смысл потеряет» – сказали в штабе корпуса, где было много и начальников свыше.

Даже комфронта увидели, пусть и мельком. Генерал произвел большое впечатление на повидавшего многое товарища Васюка. Комфронта ведь 1907 года рождения, всего 37 лет[1], а каков авторитет на фронте и вообще! Как тут не задумаешься? Есть, есть куда расти, имеется временной резерв у Сергея Аркадьевича.

Знал Серега, что генерал из него самого выйдет не совсем правильный. За последние месяцы специфика выполняемых задач оставила отчетливый след. Собственно, только след и остался, поскольку звания и награды где-то поотстали. Безусловно, найдутся, но попозже. Так-то есть, что вспомнить…

Шло лето, тяжелое, наступательное. Колесила, рассыпаясь на взводы и вновь собираясь воедино, автогруппа. Срочное разминирование и предотвращение подрывов важных объектов, помощь оперативникам СМЕРШа, резерв при действиях штатных штурмовых групп, и много чего еще.… А то и мост разбомбленный отремонтировали, а что делать – не успели саперы, а автогруппа рядом – вспомнили саперы былую специальность, руки-то топоров не забыли. Руководил товарищ гвардии капитан переправой, проявлял комендантские способности, орал на водителей и офицеров, не особо считаясь со званиями. Поскольку для дела нужно, и не стоит наезжать и «на горло брать» – вот стоит броневик с обязывающей буквой «Л», присматривает пулеметным рыльцем, тут, товарищи, нужно себя прилично вести.

Потом был Вильно[2]. Серьезное дело. Перед операцией приезжал инструктировать и проверять лично генерал Попутный – человек многознающий, проницательный, вставший во главе нового отдельного Управления. Говорили, что раньше он лично за линией фронта занимался агентурно-диверсионной работой – и в это можно было поверить. А уж в Польше, Пруссии или вообще Манчжурии то было, вопрос излишний, пусть над тем дурачки гадают, товарищ Васюк слишком опытный офицер, чтоб совершенно ненужные загадки разгадывать.

Осмотрел генерал Попутный автоотряд, сказал несколько вдохновляющих слов построенному личному составу – кратких, но доходчивых, не для проформы. Пошутил удачно, отпустил бойцов отдыхать. Начали совещание – всё быстро, без раскачки. Генерал вел себя спокойно, не нагнетал, но капитану Васюку приходилось сдерживать себя, дабы не рапортовать в полный глас, как на строевом смотре. Генерала Серега видел впервые, но ориентировался на полковника Запруженко – а старый знакомый был сосредоточен целиком и полностью.

Совещание оказалось коротким – генерал, этакий обманчиво «домашне-юморной», ставил задачи удивительно четко и ясно. Уточнение рабочих деталей, естественно, отложили на «по мере поступлении».

…— Вот и хорошо. О важности задания, о мерах поощрительного характера и наоборот напоминать, полагаю, нет смысла?

— Так точно, осознаем! – хором заверили немногочисленные присутствующие.

— Замечательно, – генерал заулыбался еще добродушнее. – Товарищ капитан, у тебя там самовар мелькал? Десять минут на чаепитие, и двинемся мы обратно. В гостях, как говорится, хорошо, а дома проблем несчитано. За чаем прошу вопросы, дополнения и предложения.

Серега выскочил за дверь.

— Что с чаем?

— Готово! – отрядный старшина, Янис, и командир взвода обеспечения колдовали у прибора особой важности.

— Заноси! Меда не надо, не тот момент, поприлипнем. Лаконичнее, только сахар и лимон. И где моя папка?!

Самовар мгновенно оказался в совещательной комнате. Стаканов с подстаканниками имелось только два, но генерал демократично потыкал пальцем в кружки:

— Вот, давайте мне вот ту кружечку. Боевая, симпатичная.

— Виноваты, товарищ генерал, бьется стекло в наших переездах.

— Ничего, простим. Главное, сами не бьетесь, необходимое дело делаете. Обращают «наверху» внимание, что у тебя, капитан, потерь не так много. Удивительно при ваших тяжелых минно-штурмовых задачах.

— Уделяем повышенное внимание именно штурмовой подготовке, товарищ генерал.

— Капитан Васюк серьезную статью написал по анализу штурмовых действий в Великих Луках – удачно намекнул полковник Запруженко.

— Надо же, значит, не чужд капитан научной работе? – удивился генерал. – Очень хорошо. Подумаем, как внедрить и расширить опыт действий вашего отдельного отряда, крепко подумаем.

— Товарищ генерал, как раз по этому поводу есть просьба. Вернее, предложение, – рискнул Серега.

Невыразительные глазки генерала чуть прищурились:

— Ловишь момент, капитан. Тоже верно. Что там у тебя?

— За последние полгода название отряда менялось трижды. Понимаем, что мы отдельные и не очень штатные. Но ведь документацию все время приходится переделывать. А у меня один-единственный писарь по штату. Разрешите предложить название отряда, для окончательной фиксации, так сказать, – капитан Васюк извлек из папки листок с не очень-то пространными машинописными строками.

— Ну-ка… – генерал с интересом глянул.

Полковник Запруженко, едва глянув на аббревиатуру, сделал страшные глаза. Серега ответил печальным взглядом мученика – пусть генерал ругается, но рискнуть необходимо.

— Легкая инженерно-десантная автогруппа, – вслух продекламировал генерал. – Что-то не совсем точно сокращаешь термины, капитан. Хотя по сути, довольно верно, с должной долей конспиративной уклончивости. ЛИнДА, красиво. Но не молоды ли мы, товарищ капитан, в честь своих девушек отдельные спецчасти называть?

— Никак нет, товарищ генерал, мою невесту совсем иначе зовут, буквы практически не совпадают. Но звучит-то хорошо, выразительно, сами оцените.

— Это по имени героини лиепайского прорыва. Была в составе местного рабочего отряда, они вместе с 67-й стрелковой пробивались. Погибла, – пояснил полковник Запруженко. – Капитан Васюк там воевал, доброволец.

Генерал тянул чай из большой, совершенно не генеральской кружки, молчал. Нет, не утвердит сокращение. Что ж, попробовать все равно стоило, когда еще шанс выпадет.

— Рабочие отряды, девушки, добровольцы… Романтика… – генерал, наконец прервал томительную театрально-чайную паузу. – Да, помнится, мы в девятнадцатом году, с шашками.… Эх, ну пусть остается ЛИнДА. Исключительно из соображений глубокого уважения к нашим боевым девушкам. Но ты уж, капитан, оправдывай название, не позорь. Утвердим.

Генеральский адъютант – выглаженный, весь такой штабной и московский, чиркнул в блокноте и одобрительно подмигнул Васюку.

В Вильно группа врывалась уже под новым, утвержденным названием, приказ о переименовании прибыл оперативно. Ну, входила группа первой, наших войск в городе еще никого не было, посему врывались скромно, без стрельбы, в обход, дворами и проулками.

…Три часа ночи, июльская душистая темнота. Два «ханомага»[3], два грузовика, морда головного бронетранспортера нежно выдавливает дворовые ворота, бойцы в немецкой форме пошире растащили створки – сейчас, главное, покрышки грузовиков не пробить. Удалось короткой колонне просочиться: вот она – первая улочка Вильно, почти деревенская, сквозь вонь выхлопов доносится запах коровника и свеже-постиранного белья. Серега отцепил от пулеметного вертлюга веревку с наволочкой – что-то вы не вовремя, товарищи горожане, постирушки затеяли.

В городе стреляли, чуть дальше и восточнее - район Гуры и вдоль железнодорожной ветки Вильно-Пабраде, и еще дальше – на окраине Липувке. Поляки воюют - Армия Крайова пыталась взять город перед приходом советских войск, как выразился генерал, «обогнуть на повороте». Политические соображения у них, у шляхетских, понимаете ли. Собрали целую кучу бригад, но атаковали разрозненно, в городе пришлось польским партизанам тяжко, поскольку небольшой немецкий гарнизон пополнился отходящими фронтовыми частями и был способен крепко врезать. Да еще полезли поляки с востока, где фрицевская оборона и так была наготове. В общем, неудачно начали. Сейчас поляки пятятся от города, только 3-я бригада Гарциана Фруга сумела зацепиться за окраину района Антоколь.

Остановка в городе была известна на редкость подробно. Капитан Васюк в политические и тактические детали не вникал, строго свою задачу будем выполнять, без особого интернационализма. Партизаны-поляки фрицев отвлекли, молодцы, а то, что партизаны не советские, а скорее, антисоветские, то опять же детали, пусть над ними начальство размышляет, там есть кому.

— Вперед!

План города знает весь личный состав, в головном бронетранспортере сидят двое проводников – немолодые уже горожане, здешние, сочувствующие и надежные, доведут. Капитан со своей небольшой командной группой во втором броневике – рацию, будь она неладна, нужно беречь. Саперы-штурмовики и группа тяжелого оружия в грузовиках.

Видно в бойницу на редкость хреново: дома, заборы, деревья подскакивают и мельтешат, хотя катится бронетранспортер вроде бы ровно и не очень быстро. Тесно: бойцы, оружие, боекомплект – тут все согнувшиеся и неудобно упиханные. Над броней возвышаются только пулеметчики. Бойцов, достойно знающих немецкий язык, в автогруппе страшная нехватка: вместе с приданным от разведки переводчиком всего четверо – по человеку на машину. Пришлось и Яна на штурмовые действия брать – вот стоит в низко нахлобученной фрицевской каске, ковыряется в пулемете. Вот кто таким на ходу занимается?!

Серега дергает друга за подсумок:

— Отстань от оружия!

Что-то бурчит камрад Выру, но оставляет затвор в покое.

Перекресток, небольшая баррикада, немцы. С головного бронетранспортера что-то кричит переводчик, жестикулирует, указывает назад. Фрицы что-то отвечают, попыток схватиться за оружие не делают. Короткая колонна проходит мимо танка – «четверка» мрачна и настороженна, оставлять за спиной нацеленное 75-миллиметровое орудие крайне неприятно. Утомленно опершийся о пулемет камрад Янис вяло приветствует взмахом ладони сидящих на броне камрадов-танкистов. Да, тут вам не 41-й, подустали фрицы, настроение не то, мрачноваты.

Свернули, нехороший момент и танк остались сзади. В «ЛИНДЕ» далеко не все бойцы в немецкой форме, нехватка ее, это примерно как с переводчиками. На подготовку выполнения задачи даны считанные дни, приличную трофейную форму на весь состав попробуй изыщи. Ничего, обошлось вроде. Капитан Васюк выпрямляется рядом с пулеметчиком:

— Натуральный ты фриц, Ян. Даже челюсть этак выпятил. Только к пулемету незачем было придираться. Не тот момент.

— Э, смазка.

— Чего смазка, Ян?! – обижается сидящий внизу штатный пулеметчик бронетранспортера. – Я сам смазывал, лично!

— Чего плюхнул-то столько? – ворчит незаменимый техник. – Много тоже нехорошо.

Слегка нервничает личный состав. Это нормально.

Бронетранспортеры проходят мимо площади Ротушес. Центр города, сейчас поворот на улицу Вокечу[4] будет. Догорает грузовик, лежат тела. Наверное, поляки.

Колонна выворачивает на следующую улицу – угловой дом и следующий отлично знакомы капитану Васюку по фотографиям – снимками улицы и планом застройки отряд обеспечили.

— Готовимся, товарищи славяне!

Здание – трехэтажное, с единственным просторным балконом, аккуратненькой колоннадой у входа. Симпатичная архитектура. Немного портят вид мешки с песком, уложенные у главного входа. Торчат каски… охраны не так много, человека четыре, план штурма рассчитывался на большее. Уж не отошли ли другие куда-то? С немцев станется, орднунг орднунгом, а в решительный момент вечно кто-то из солдат гадить отлучился или шнапса хлебнуть.

Колонна приостанавливается у дома, кричит с головной машины переводчик – он в офицерской фуражке, весь сердитый, ничего так мужик, решительный.

Немцы за блиндированной баррикадой дружно машут руками вдоль улицы, подсказывают, куда ехать. Нет, камрады, откровенно говоря, мы уже приехали.

Выстрелы почти не слышны – моторы заглушают. Снайперы бьют из бортовых бойниц, на винтовках глушители-брамиты[5], этого добра в автогруппе хватает, обеспечены, вот портки немецкие в нужный момент по размеру не найдешь, то да.

Кончено вмиг – слетевшие с бортов бронетранспортеров бойцы уже за мешками, кого-то добивают финкой, прыгает за немецкий пулемет сержант Левков.

— Живенько, спокойненько, сидим, ждем, – ободряет группу управления капитан Васюк.

Бронетранспортер лязгает, подходя кормой к дверям здания, Янис приседает, задирая пулемет вверх, не отрывая взгляда от окон. Остальные машины живо разруливают, прячась под стены.

— Нормально, – гвардии капитан Васюк, придерживая немецкую непривычную каску, спрыгивает прямо на ступени. Внутри здания тихо, бойцы штурмовой группы сосредотачиваются под стеной, готовясь ворваться – внутри уже вряд ли без шума обойдется. Поэтому группа полноценная: в кирасах, с гранатами наготове, не хватает только огнеметчиков, но пока придется обойтись…

Прямо перед капитаном распахивается дверь… что любезно, хотя и не очень… вываливается фриц, здоровенный, обер-лейтенант, насупленный:

— Was passiert?

— Ja, ja, – кивает гвардии капитан Васюк и бьет немца скинутой каской в лицо…

Звук, будто каской по каске врезали, но фриц в фуражке, так что это зубы звенят.

Вот же сука… да где они таких здоровенных обер-лейтенантов берут?! Приходится повторить…

После второго удара колени немца подгибаются, садится, растопыренные пальцы закрывают лицо. Кто-то из бойцов стаскивает длинного немца со ступенек.

— Чего ждем? Открыли уже нам, – шепотом орет капитан Васюк, швыряя окончательно разонравившуюся каску на живот обмякшего немца.

Влетают в дверь двое первых штурмовиков с готовыми к стрельбе автоматами, за ними следующая пара… здоровенные, бронированные, страшные. Увидь таких обер-лейтенант, небось бы живо обосрался и сомлел, колотить бы не пришлось. А капитан Васюк что – младший размер нагрудника, никакой убедительности, вот руками и касками вразумлять приходится…

Восемь бойцов внутри, остальные ждут результатов. Серега сидит под стеной, придерживает готовый к стрельбе автомат, свободной рукой поправляет ремешок каски. Когда появилась? Видимо, с бронетранспортера передали – своя, отечественная, подогнанная, такой и башка радуется…

Внутри короткие очереди ППШ… еще… Никаких взрывов гранат. Врасплох застукали. Вот винтовочный выстрел… в ответ сразу несколько очередей, заткнули…

Распахивается высокая дверь:

— Первый этаж в готовности, – докладывает командир ударной группы.

— Заходим, не простужаемся, – капитан машет дальним водителям – ждать, быть готовыми – и грозит Яну. Товарищ Выру корчит рожу под низкой каской. Вот прямо как пацан, уж дети у него, семья, а все шуточки.

Внутри горит аккумуляторная лампа, лежит фриц – прямо по стойке «смирно» вытянулся, не успел осознать. Оставшиеся на первом этаже бойцы страхуют лестницу. Наверху возня, но без выстрелов, только орет кто-то приглушенно… судя по отдельным матерно-внятным слогам, это наши, кажется, взводный лейтенант.

Сбегает, не особо сдерживая топот сапог, боец:

— Двоих взяли. Кажется, майор. А может, полковник. В остальном пусто.

— Хорошо. Дима, ты когда их паршивые знаки различия наконец выучишь? Ты же в отдельном отряде.

— Темновато, товарищ капитан. И вообще у них запутанно со званиями. Майор там. Ну, наверное.

— Потом разберемся, кто такой. Ноги фрицу свяжите, знаю я их, гаденышей прытких.

Стрельба в подвале. Взрыв гранаты, второй… Тихо.

Выбирая комнату под «ка-пэ», капитан Васюк ждет докладов. Радисты устроены, тылы подтянуты, ворота во двор открыты, транспорт заведен-спрятан, один бронетранспортер прикрывает ворота, второй заслоняет грузовики. Снайперы на крыше, пулеметчики заняли оба внешних угла дома. Последней возвращается группа, обследовавшая подвал, там сложно.

— Вроде бомбоубежища, и ход во двор прокопан, но один. Мин нет. Прятался один хрен упорный, вот – Куницину в грудь пальнул. Кончили гада.

— Что же вы так? Нужно было «до того» кончать. Куницин, ты кирасу после задания полируешь с особым обожанием.

— Есть «с обожанием».

— Ну и хорошо. Зяма, подвал обживай.

Фельдшер-одессит уходит вниз готовить медпункт, остальные занимаются своими делами. По сути, командиру автогруппы делать пока нечего, радиограмма отправлена – радисты свое дело знают, остальные бойцы тоже, минеры работают снаружи. Капитан Васюк тоже пока снаружи, сидит с РОКСистами за мешками с песком, огнеметчики осторожно курят, разглядывают дома напротив. Дома неплохие, их жалко.

— Но все же не Эрмитаж, – справедливо замечает младший сержант.

— Тоже верно. Порядок действий вы поняли, так?

Капитан Васюк идет внутрь, к дверям во двор. Заколоченных ящиков не то чтобы много, но все аккуратные, надписанные. Бойцы отодвинули их чуть дальше от дверей – что именно в ящиках личному составу, да и командиру, знать не нужно, но, судя по весу, документация. Видимо, важная, раз фрицы так старательно упаковывали, а наше командование так жаждет заполучить. Но что-то медлят немцы, в темноте же должны вывезти, что за пренебрежение? Гвардии капитан Васюк с недовольством поглядывает на часы.

Немецкая колонна подходит через тридцать пять минут. Машин мало: здоровенный «бюссинг», при нем два вездеходика-полулегковушки конвоя. Марки фрицевских машин капитан Васюк вечно забывает и путает, но вот ту – несуразную приземистую каракатицу – техники непременно хотели получить. Она вроде бы плавающая. Серега бежит к лестнице, вполголоса орет наверх:

— С «корытом» побережнее!

— Видим, сообразили, – заверяет взводный пулеметчиков.

Немцы сходу сворачивают к дворовым воротам, чуть приоткрытым, но за створками виден блокирующий въезд бронетранспортер. Встает в вездеходике немецкий офицер, требовательно машет рукой. Ну, спешит человек, нужно уважить.

— Огонь!

Несколько секунд стука пулеметов. Лежат немцы. С опозданием вываливается из кабины «бюссинга» водитель, пытается отползти, замирает от неслышного снайперского выстрела. Но еще кто-то за вторым вездеходом спрятался, не стреляет, выбирает момент дернуть подальше. Хитро, но не очень.

— Левков, прочисть вдоль улицы.

— Идем!

Выбегают, падают на мостовую саперы-автоматчики, но необходимости уже нет. Метнулся от машины догадливый фриц, догнала его короткая пулеметная очередь.

Капитан Васюк, слегка нервничая, наблюдает, как работают на улице бойцы. Снят с машины пулемет, «бюссинг» развернут поперек улицы, Янис за рулем вездеходика лихо крутит «баранку», задом уводя машинку во двор.

Пауза, бойцы спешно завтракают. Или ужинают? Еще темно.

На первом этаже звонит телефон, трубку берет переводчик, невнятно орет, скрипит по трубке ножом – помехи же на линии. Получается так себе, видимо, кинули на том конце трубку. Переводчик оглядывается, разводит руками, капитан Васюк показывает – «фиг с ним, может, еще пять минут выиграем».

Выиграли побольше – приехал мотоциклист, обозрел побитые машины – трупов не видно, но особо вариантов по произошедшему нет. Что подумал фриц, осталось загадкой – начал разворачиваться, снайпера его свалили.

Вот за мотоциклом товарищ Выру бежал напрасно. Понятно, лейтенанта, командующего «дворовым фронтом» предупредил, но на кой курад автогруппе еще один мотоциклет?

Серега наблюдал, как жадный отрядный механик толкает мотоцикл в ворота, не выдержал, перешел к дворовому окну. Высунулся:

— Ян, ну и какого? Тоже ценность нашли. А ты, лейтенант, что потакаешь?

— Э, сменяем мотоцикл на что полезное.

— Вы у меня доменяетесь. После дела к этому вопросу вернемся, – посулил капитан Васюк.

Во дворе начали тихо переругиваться, а сердитый капитан вернулся на «ка-пэ» и принялся ждать немцев.

Немцы появились в 5:22. Положить на улице удалось далеко не всех – фрицы оказались бойкими и прыткими. Наверное, действительно эсэсовцы, как предупреждали при подготовке операции. Шла активная перестрелка, очень скоро немцы попытались сунуться через двор, но были отбиты. Обогатившаяся еще и здешним трофейным пулеметом автогруппа по плотности огня имела приличный уровень.

Снова перерывчик. Капитан Васюк проверяет гарнизон: народ спокоен, во дворе и подвале всё успели с дополнительными саперными работами, проводники и переводчик при деле – заняты набивкой пулеметных лент.

— Всерьез обстреливать начнут – сразу в подвал перемещаетесь, – напоминает Серега. – Если еще серьезнее – теперь во двор два хода, по дальнему можно в соседний подвал проскочить.

Артиллерию враг вводит в дело как по будильнику – без одной минуты 7 утра.

Орудие, видимо, одно, скорее всего противотанковое 75-миллиметровое. Бьет вдоль улицы, чуть по диагонали. Дом вздрагивает, как от ударов разрушительного метронома. Но то так кажется – на самом деле все попадания в один угол, а здание крепкое. Как передал генерал: - «Середина XIX века, тогда от души строили, кирпич показательный, умели делать ».

Серега размышляет об интересующемся мелочами генерале, о ящиках – все ж интересно, что там за документы. Еще интереснее, откуда известны такие подробности: и о доме, и о деталях происходящего в Вильно. К утру звуки боев непосредственно в городе почти стихли – видимо, отошли партизаны, как и ожидалось. Ну, отвлекли фрицев, и на том спасибо. Про польских партизан генерал тоже пояснил – кратко, но емко. Ждем наших, должны пробиться.

…Очередное попадание снаряда, уши уже слегка закладывает, густо сыпется лепнина с потолка. Портят фрицы дом, почему-то его жалко, хотя не такая уж и музейная старина – подумаешь, каких-то сто лет еще и не прошло. Бойцы с обстреливаемого крыла здания отведены, улица просматривается с дальней части крыши и со стороны вспомогательной группы. Сигналят оттуда и оттуда почти одновременно. Немцы атакуют…

Немцы лезут вполне всерьез. По улице и со двора, общим числом не меньше роты наглых фашистских харь – к эсэсовцам подошло подкрепление. Похоже, коллеги подтянулись, тоже саперы. Впрочем, выяснять недосуг.

Дом напротив, через улицу от «гарнизонного», пылает – вовремя разгорелся, дым слегка мешает прицельной стрельбе, зато у фрицев нет искушения засесть там и вести огонь «окна-в-окна».

Со стороны забора двора немцы сунулись, подорвались на минах и попали под перекрестный огонь, ближе не подошли. По улице перли настойчивее, накапливались под стеной соседнего дома, пытались рывком через проезд проскочить, но бойцы штурмовой автогруппы были к тому готовы…

Командовать всем гарнизоном было уже невозможно – всё равно не успеваешь. Капитан Васюк лежал с автоматом у пролома второго этажа, резал короткими. Можно сказать, незатейливый физкультурно-стрелковый отдых. Рядом ждал дежурный набор штурмовика: две осколочные и противотанковая гранаты…

До гранат не дошло – отошли немцы, взяли паузу на размышление и чесание арийских затылков.

Капитан Васюк вернулся на «ка-пэ»:

— Связь?

— Имеем, – связист сдвинул с одного уха наушник. – Наши продвигаются от аэродрома[6]. Вроде бы с поляками встретились, но как те – неясно. Их же там дохрена, товарищ капитан, целые бригады партизан.

Серега поморщился:

— То очень легкие бригады. Прямо даже полегче нашей автогруппы, если в смысле штурмового воздействия. На наших надеемся, сами не плошаем.

Плошать никак не приходилось. 10:08. Появились танки. Капитан Васюк успел рассмотреть – «пантеры», две штуки. В пролом стены обзор был недурен, но насладиться обозреванием не дадут.

Начался обстрел. Бойцы вновь отошли в «тыловое» крыло дома, перенесли «ка-пэ».

— Передай: ведем бой с танками, несем потери.

Несколько опережал события гвардии капитан Васюк, но то допустимо. Откровенно врать и приукрашивать непозволительно, а предвидеть – то обязательно. Штаб дивизии имеет прямую связь с Москвой, там следят за операцией «ЛИНДЫ», ну, наверное, не затаив дыхание – иных проблем много – но все же присматривают. И можно надеяться, что штаб 3-го мехкорпуса тоже уделит внимание происходящему на улице Вокечу, не позабудет. Поскольку у частей мехкорпуса тоже полным-полно собственных дел и задач.

Громыхают снаряды, дрожит дом. По артиллерийским меркам бьют почти в упор – танки в двухстах метрах, ничто не мешает 75-миллиметровым орудиям. Кроме геометрии – бить то все равно в один угол и одну стену приходится…

Осыпается под снарядами и ломами упорный XIX век, саперы работают, пусть пригнувшись и невольно вздрагивая, но работа успокаивает. Пробит дополнительный вход в подвал, еще один лаз во двор. Капитан Васюк сидит с бойцами во дворе на воздухе – полном кирпичной и известковой пыли, но в доме еще хуже. Бойцы, покашливая, курят, их командир пощелкивает залатанным портсигаром, вдыхает запах таинственных сигарет – толстых, темных, говорят, заокеанское кубинское курево. Иной раз очень странные трофеи попадаются. Аромат хорош, даже сквозь пыль пробивается. Вот – Янис тоже принюхивается.

— Вот все детство мне фантазировалось: борт фрегата, сигара, бутылка ямайского рома, пистоли за поясом, шпага. Сижу, значит, сапожищи на стол, а передо мной прекрасная пленница. Вся этак трепещет, – вспоминает кандидат в члены ВКП(б) товарищ Васюк.

— Я про пленниц как-то в детстве вообще не задумывался, – признается Ян.

— Ну, пленницы на излете детства появились, – для справедливости признается Серега, переждав очередной сдвоенный разрыв. – То необдуманно, согласен. Зато остальное почти сбылось: сигарки, борт боевого фрегата – даже хорошо, что сухопутного, в морях мы с тобой малость разочаровались.

— Э, то да. В роме тоже разочаровались. На вкус – гадость.

— Может, потому что не ямайский? Надо будет попробовать настоящий, наверняка попадется.

— А шпага? – напоминает Ян.

— Морально устарела, – Серега хлопает по прикладу автомата, затвор прикрыт от пыли, сам ППШ порядком поцарапанный, но надежный и отлаженный. – Фиг с ней, со шпагой. Вот сапоги…

Друзья смотрят на сапоги – добротные, без дыр, но вид… нет, на стол такие не задерешь.

— Иные времена, – вздыхает Ян. – Прогресс кругом. Никакой романтики и пленниц.

— За прогресс ты мне еще ответишь. Мотоцикл ему… – ворчит командир. – А в остальном, что нам жаловаться? Ром найдем, остальное почти все сбылось.

— Это с пленницами-то? Скорее, она тебя в плен взяла.

— То мелкие и незначительные детали. Имя-то пиратское!

Янис смеется – вот чего в имени «Анита» пиратского? Обычное имя.

— Хорош ржать. Шляпу мою с плюмажем не потеряли? Давай сюда.

Янис осуждающе крутит головой, лезет в бронетранспортер.

Памятный танкошлем за время блужданий по фронтовым дорогам поистрепался, на макушке продран почти насквозь, заштопан, но все равно торчат клочки ткани – был такой неприятный случай в Мелитополе. Но счастливый головной убор, то многократно проверено.

Смотрят бойцы. Командир «ЛИНДЫ» многозначительно хлопает себя по штатной каске – сложный момент если придет, то попозже, пока работаем, ждем.

Склонен к суевериям командир автогруппы – намекал на это недолгий замполит группы, но политработники почему-то в «ЛИНДЕ» не держатся: то ранит сразу, то быстро переведут. Капитан Васюк лично политзанятия и политинформации проводит – не для отчета, а для души, а то, что короткие – так это стиль такой у политподготовки, концентрированный.

…Сложный момент наступает после подрыва второй «пантеры». Первый танк группа прикрытия останавливает, подтягивая на шнуре под гусеницу противотанковую мину – сюрприз заранее подготовлен, не зря грузовик поперек улицы ставили. Группа прикрытия ждала своего часа, засев напротив, в том доме, что рядом с подожженным, – бойцы свое дело знают, даром, что всего четверо. Танк, вздрогнув, распускает гусеницу и замирает. Вторая «пантера» прет по другому тротуару, обходит, сдвигая-сминая грузовик. Миной тут уже не выйдет. Вылетает со второго этажа «засадного» дома струя огнесмеси РОКСА – достает моторные решетки танка. Горит, сука…

Немцы звереют – атакуют дом с огнеметчиками, теперь его прикрывает основной гарнизон, должны успеть отойти бойцы. Одновременно идет атака на основной гарнизон со двора и с другого направления улицы – от площади Ротушес. Хуже всего то, что фрицы успевают скопиться за вставшими танками, и коротким рывком достичь осажденного дома. Гранатный бой, немцы уже внутри…

На улице оглушительно детонирует боекомплект горящей «пантеры». На миг все замирает, затем опять треск автоматов…

Нет уже никакого управления. В бою все, включая радистов. Стрельба почти в упор, мелькают и падают дымные тени, горят панели обшивки в коридоре, дым режет легкие, автомат уже пуст, хорошо, гранат в автогруппе запасено с лихвой…

…Какое-то время – секунды? минуты? – гвардии капитан Васюк отстреливается из-за немца. Тело роттенфюрера[7] сидит на покосившемся стуле, фриц опирается о косяк двери стальным затылком, стойко вздрагивает из-за попадающих пуль. Ствол автомата оперт о колено трупа, очереди замедленные, заново привыкает капитан к ритму трофейного «шмайсера», ругается. Зато узкие магазины доставать из подсумка мертвеца очень удобно.

— Сиди-сиди, чего уж теперь, – бормочет Серега, – отдыхай…

Немец согласно вздрагивает, после гранатного взрыва лязгает его каска. Опять осколки…

Не-не, определенно устоим. Гранату капитан Васюк зашвыривает уже за окно – то «на посошок», отходят немцы…

Саперы тушат коридор, гвардии капитан Васюк командует, в автомате последний, уже ополовиненный «рожок». Нет, повезло, чего скрывать. С чердака режет короткими МГ лейтенанта Севки – доказывает, что жив гарнизон, хрен подступитесь. На улице, у перекрестка, рвутся снаряды – это вроде как наша, вызванная по радио артиллерия, но не факт. Удаленная артиллерия – дело сложнопредсказумое.

Комнаты полны дыма – воды мало, тушили чем попало, больше тряпьем огонь сбивали, да еще немцев приходилось оттаскивать – запах жженого мяса в такой ситуации последнее дело, и так крепко тошнит.

Докладов от групп всё нет, Серега направляется во двор сам.

— Мы за… машину тушить. Дымит и дымит, зараза, – невнятно объясняет лейтенант. Голова и щека его наскоро и хаотично замотаны бинтом, набухает алым.

— Вали к Зяме, пусть перевяжет нормально, – приказывает капитан Васюк.

Лейтенант пытается отмахнуться:

— Царапина.

— Иди-иди. Шрамы должны быть импозантными, мне девушки наглядно объясняли. Промыть и замотать непременно нужно, не дури.

Ян сидит на корточках, вскрывает вытащенный из бронетранспортера патронный цинк. Встречаются взгляды – сержант Выру успокаивающе кривится. Жив, не зацепило, бок о себе напоминает, а кираса жмет. Нет, нельзя все же нестроевого человека на боевые выходы брать, в тылу он должен сидеть, по возвращению техническое хозяйство в порядок приводить. А немецкий язык… да так ли он нужен был?

Потери автогруппы – треть личного состава. Могло быть больше, но народ опытный и тренированный. Но выбыл навсегда взводный лейтенант Шарифов, отличный пулеметчик Левков, многие мастера своего дела выбыли. Из огнеметной группы в главный гарнизон лишь один Попенко проскочил, остальные погибли. А какие РОКСисты были, эх…

Четверо серьезно раненых – Зяма делает, что может. Легкораненых куда больше, сейчас горячка боя спадет, станут чувствовать, слабеть.

Гвардии капитан Васюк снимает танкошлем, утирает подкладкой мокрую рожу. У самого болят ноги, не задело, просто память о Великих Луках неизменно просыпается после физического напряжения. Но это, безусловно, можно пережить.

Немцы после артобстрела ведут себя скромно, дают гарнизону опомниться. Это хорошо. И то, что рация все еще работает, тоже хорошо. Наши где-то недалеко, у площади Ротушес. Точно ли они там определяются, и та ли это Ротушес – да курад его знает.

Капитан Васюк напоминает себе, что нужно надеть каску – артобстрел очень вероятен, – и идет за предметом амуниции. Приучил себя запоминать, куда каска бросается, очень полезная привычка, теперь не нервирует этот момент.

Каска под канцелярским столом – где оставлял. В дверях по-прежнему сидит мертвый фриц, размышляет о своем. На столе расселся вполне живой ефрейтор Кухов, снаряжает диски командирского автомата.

— Вот молодец ты, Кухов. А то все не пойми чем заняты, – хвалит капитан Васюк, кладя на угол стола ремень с подсумками, попутно прихваченными с эсесмана в соседней комнате. – Наградные листы начну выписывать – с тебя начну.

— Мне можно в середке – заверяет Кухов. – А вот вас, товарищ капитан, начальство что-то насчет наград немножко забывает.

— Не возводи понапраслины на командование, у меня с ним особая договоренность, – намекает командир автогруппы, поднимая свой пустой ППШ.

— Тогда, конечно, иное дело. А если не секрет…

И ефрейтор Кухов, и капитан Васюк невольно вздрагивают – смирно сидевший в дверях немец вдруг шумно заваливается, возмущенно гремит каской.

— Не сдюжил фриц, – бормочет Кухов.

— Э, держался, сколько мог. Годный был камрад.

На немца действительно смотреть жутко – левый бок – сплошь исклеванное пулями мясо и лохмотья. И как сидел-то?

— А я, товарищ капитан, видел, как вы тех в коридоре клали. Нервы у вас железные.

— У меня-то? – Серега оглядывается на площадку перед лестницей, заваленную телами. – На нервы не жалуюсь, у нас, собственно, в отряде весь народ насчет этого организмом очень устойчивый. Ты вот и сам неплох. При нашей службе как иначе? Но настоящий нерв, он в мирной жизни проверяется. Поскольку требуется ежедневно, а не только в моменты штурмов и атак. Вот у меня невеста – там нервы, там характер. Сталь! И никаким термитом не прожжешь. После войны непременно познакомлю.

— Немцы! – кричит наблюдатель.

Немцы оказываются какими-то случайными – едут с другой стороны, и пока вникают в суть ситуации – первая машина расстреляна пулеметчиками-саперами и уже горит. Начинается перестрелка, но вяловатая. Похоже, отходят из города фрицы. Радиосвязь, как обычно, весьма путанная в такие моменты, в целом это предположение подтверждает.

12:48. Подходит долгожданная помощь. Три «валентайна[8]» – крыло головной машины лихо, на манер козырька замоскворецкой кепки, задрано – машины густо облеплены десантом. Бойцы оригинальные – наши автоматчики только на первом танке, остальные десантники полугражданские, с разномастным вооружением и двухцветными бело-красными повязками на рукавах. Польские партизаны и героические подпольщики[9].

Пока капитан Васюк разговаривает с танкистом-старлеем, поляки глазеют на поле боя, на забитую техникой улицу, на подбитые «пантеры». Курад их знает, о чем паны-партизаны думают, у капитана Васюка и до разговора с генералом особого доверия к полякам и литовцам не было. Может, кто позабыл, а кто-то здесь крепко помнит 41-й и радушных литовских селян. Без сомнения, хорошие люди везде живут, но, в общем и целом…

Уходят танки, отправляются бронетранспортеры с ранеными искать санбат – капитан Васюк лично инструктирует каким маршрутом двигаться, ибо опасно в городе даже на уже проверенных улицах.

Стоят товарищи командиры у ящиков с документами:

— Что ж так неаккуратно подпалился? – ворчит гвардии капитан Васюк, тыкая носком сапога в насквозь прогоревший низ одного из ящиков. – Что-то мы недосмотрели, курад бы его…

— Может, он изначально такой и был? – предполагает не чуждый армейской хитроумности Севка. – Попал у немцев под бомбежку, вот и…

— Ты, лейтенант, сначала брехать научись, потом уж начинай, – ухмыляется переводчик. – Я рядом стою, а он придумывает.

— Тьфу, я же думаю, ты вовсе уже наш, – спохватывается лейтенант.

— Я и есть наш. Врать-то зачем? Ну, подгорело слегка, поймут ситуацию, – переводчик, крепкий, с автоматом на шее, в саперной кирасе, хлопает болтуна-лейтенанта по плечу. – Или думаешь, награду за подпаленность не ту дадут, сбавят значение?

Капитан Васюк красноречиво смотрит на Севку.

— Понял, виноват, – вздыхает тот.

Ждет автогруппа прибытия ответственных лиц, приводит себя в порядок. Дел полно у капитана Васюка. А в городе продолжаются бои.[10] Рация все еще работает – просто чудо какое-то радиотехническое, – о ситуации исправно сообщают. В батальоне, да что там – и в полку – такое счастье вряд ли бы светило. Силен генерал. Ну и связистов непременно нужно отдельно отметить в наградных.

Возвращаются бронетранспортеры – на обратном пути под обстрел попали, но кто палил, фиг его знает, не исключено, что и свои: тут хоть какой красный флаг на броне растягивай, все равно не рассмотрят. Меловые звезды мало кого убеждают, нужно красные и большие заново рисовать.

Янис и водители ковыряются с обгоревшим грузовиком – тент и кузов порядком пострадали.

— Заведется? – интересуется капитан Васюк.

— Можно попробовать. Но кузов восстанавливать… – Ян обтирает измазанные руки.

— Тогда лучше махнуть не глядя.

Водители с воодушевлением кивают. Изыщется что-то получше, опыт есть, приписать-оформить к автогруппе вполне удастся, есть бюрократические заготовочки.

Высовывается в закопченное окно радист:

— Товарищ капитан, передают: «Линде. Встречайте извозчиков».

Дальше все было просто. Пришел конвой: «студебеккеры», американские бронетранспортеры – с ними малоразговорчивые строгие бойцы, передача пронумерованных дважды – с сохранением немецкой и новой нумерации – ящиков. Отбыл груз, засобиралась поредевшая «ЛИНДА».

Улица Вильно после освобождения.

***

Наградили личный состав мгновенно. Буквально через два дня прибыл генеральский адъютант с красивым и тяжелым портфелем. Построение, вручение наград... Потом, уже наедине, красавец-адъютант сказал:

— Вам приказано передать личную благодарность и пожать руку.

— Понял. Можно и на «ты», товарищ капитан.

— Принято. Вот – лично от меня, – адъютант достал невзрачную бутылку. – Я там перед строем попытался сказать красиво, как положено, хотя и не очень умею. Но тебе кратко и от души: отлично сработали, прямо образцово.

— Стараемся. Слушай, а ты ведь из наших? Из штурмовых? Оно проскакивает, если присмотреться.

— Эх, был когда-то.

Приняли по глотку за Победу. Напиток оказался коньяком, но удивительного вкуса. А красавца-адьютанта звали странно и несовременно – Артур. Правой ступни у парня не было – под Курском осталась. Но ведь молодец какой – штурмовое в движениях угадывалось, а что протез – так ни разу.

Отбыл адъютант. Серега распорядился насчет праздничного ужина, прошелся, поздравил бойцов с наградами. Собрал свой командный состав: злоупотреблять спиртным в отряде было категорически не принято, но по глотку за награды – это святое. Удивлялись мягкому – прямо как невесомый аромат в горло льется, а не напиток – коньяку, удивлялись очевидному обстоятельству:

— Командир, чего тебя опять обошли? Или к «Герою» представляют. и на утверждение наверх уже пошло?

— «Героя» если и дадут, то после войны. Чтоб не потерял Звездочку, а то я иной раз жутко рассеянный, командование то знает. Но так-то, товарищи командиры, я не в обиде, был с начальством разговор. Тут наперед нужно смотреть.

Покрутил народ головами, но приставать не стал – почувствовал, что действительно есть нечто этакое. С Янисом потом вдвоем поговорили – пусть слабоват был товарищ Выру по части страсти к мотоциклам, но в остальном надежнейший человек, с кем же еще советоваться, как не с другом.

…— Э, Серый, а вы с генералом не слишком далеко заглядываете? Война идет, до конца тут далеко.

— Не так уж далеко, если вдуматься. Дело не в этом, – Серега пощелкивал душистым портсигаром. – Нет у меня полной уверенности. У меня ведь девять классов, да пехотно-ускоренное училище. Нет, на войне от меня толк есть, отрицать не собираюсь. Но после… там же совсем иная служба пойдет, там изрядное образование необходимо. Потяну ли?

— Откуда такой прилив скромности? Мы все послужили, не мальчишки. Талант у тебя командирский, это и весь отряд, и начальство знает. Между нами, ловок генерал – заранее кадры подбирает.

— Генерал - да, он умеет. Но ты за себя скажи – ты в армии останешься?

— Нужно будет, останусь, конечно. Но меня вряд ли по здоровью возьмут. И потом, мне в степи очень понравилось. Может, мы и не останемся там жить, но в отпуск ездить точно будем. Так-то Кире с Пыхом, наверное, лучше в Подмосковье вернуться – ему же в школу скоро, да и вообще возможностей больше. А я-то техником-механиком везде устроюсь. Вот и орден теперь, оно зачтется.

— Вот-вот, у тебя выбор есть. А я, получается, только стрелять и командовать умею.

— Можешь дальше пойти учиться. Очень даже логично. Ты вон – регулярно пишешь всякое научно-военное. Если напряжешься, так и просто научное сможешь писать.

— Вряд ли. Я как-то уже и не помню, что бывает невоенное.

— Э, я тебя тоже невоенным практически не помню. Штаны только широкие слегка маячат, да и те как-то призрачно, сомнительно. Слушай, Серый, колись: ты ведь всегда военным был, и не было у тебя никаких штанов.

— Были штаны. В школе. Дома фотография есть, это решительное и однозначное доказательство.

— Сфабриковал фото. Сейчас такие фотомонтажи начали делать...

— Хорош издеваться. Фото дома настоящее, балбес на нем тоже вполне подлинный. И дома еще кто-то есть, ждет. И как я ей скажу: «я теперь военнослужащий до самой старости, у меня тревоги и выезды частенько будут случаться, ты не особо переживай, привыкнешь».

— Нет, за Анитку я ничего тебе не скажу, ты ее уже намного лучше знаешь. Но подозреваю, что она догадывается, она ведь на голову совершенно не контуженная, все понимает.

Тогда решили, что до конца войны еще дожить нужно, а там все станет много понятнее. Дожить весьма хотелось. И вообще, и из-за Анитки, и из-за слов генерала Попутного. Вот как в краткой беседе генерал смог столько намеков сделать? Далеко пойдет генерал, как в военном, так и в ином отношении – это даже глубоко фронтовому и узко обученному капитану Васюку вполне очевидно.

Еще шли бои в Вильно, добивали окруженного противника. Автогруппа участвовала частью сил, на улице Собуч бункер[11] подорвали, еще по мелочам, серьезного не случалось.

Потом была Нарва – поучаствовали в завершении тяжелой, не совсем удачной операции, с серьезными потерями, болотами, воевали с упорными и злющими эсесовцами. Автогруппу, понятно, в дело ввели лишь на заключительном этапе. Отсекли и окружили штаб полка «Генерал Зейффардт»[12]. Штурм на окраине Лаагны был коротким, но мало не показалось. Командира эсесовцев взяли не совсем в товарном виде – с дырками, но гада чуть раньше подранило, вины автогруппы в том не было, однакорезультат вышел смазанным. За такой ляпсус «Героев» не дают.

Потом отвели на отдых, поставили на пригородном хуторе, дали краткое время пополниться, технику в порядок привести. Не имелось пока солидных боевых задач для «ЛИНДЫ», но имелась текущая работа и обучение, которые ого, сколько сил у комсостава отнимают.

Потряхивало «виллис». Вон он – хутор, в отдалении от дороги, тихий, среди садов, обойденный войной. У самого дома груши спеют – немного, но на вид будут сочные.

«Виллис» прокатил мимо скрытого поста, на миг в зарослях явилась фигура в маскхалате, козырнула и сделала предупреждающий жест.

— Сигналит Варков – кто-то в гостях у нас, – отметил лейтенант, ставя увесистый МГ между колен.

— Сейчас озадачат, и то засиделись мы, – кивнул капитан Васюк.

Странно, но во дворе никаких чужих авто не появилось, стоял лишь отрядный транспорт, умывались у колодца вернувшиеся с занятий пыльные подрывники.

Чужак обнаружился на крыльце домика, отведенного под штаб автогруппы. Сидел на ступеньках очкастый старший лейтенант, жрал недозрелую грушу.

— Этак груш мы вообще не попробуем. То часовые рвут, то вообще непонятно кто, – неодобрительно констатировал гвардии капитан Васюк.

— Груш много не съешь, они для желудка тяжелые, – отметил шедший сзади Ян.

Чужой старший лейтенант, невзирая на интеллигентный вид, выглядел нагловатым. Судя по физиономии, наконец-то из фронтового отдела переводчика прислали. Но приличные молодые старшие лейтенанты, не имеющие наград и нашивок за ранение, до представления начальству фруктами не злоупотребляют. К тому же хиловат – вот в Вильно давали переводчика, так тот да…

Подтянулся часовой, поправил на пузе автомат. Лейтенант, успев аккуратно сунуть под ступеньку огрызок, поднялся. Козырнул:

— Гвардии капитан Васюк? Старший лейтенант Земляков, прибыл…

— Видимо, вы на ужин прибыли, товарищ старший лейтенант, – намекнул Серега. – Желание понятное, но иногда положено с предъявления документов начинать, а не с фруктов, есть в армии такая традиция.

— Так точно, – старший лейтенант явно сдержал вздох и полез доставать удостоверение.

Серега почувствовал, как его чуть ощутимо пихнули сзади – Ян намекает, что можно и помягче. Можно. Но лучше дать понять, что в отдельном отряде-группе и дисциплина на отдельном, выше среднего, уровне.

Так и есть – переводчик. И даже не из фронтового отдела, а выше…

— Что-то нас не предупреждали о вашем прибытии, товарищ старший лейтенант.

— Наверное, не успели. Я из Москвы самолетом, а тут попуткой, добрался быстро.

Вот, курад его заешь, «самолетом» он… а тут воюешь-воюешь, хоть куда бы самолетом перебросили, дали полетать.

— Хорошо, что самолетом, и что быстро…

За спиной кашлянул Янис. Да что ж товарищу Выру неймется? Что он за очкастого так переживает?

— Хорошо, проходите в штаб, товарищ Земляков, сейчас с дороги руки вымоем и разбираться будем.

Старлей козырнул и пошел в дом.

— Ян, что ты меня дергаешь? По-твоему, я сожрать этого переводчика собираюсь? Или разговаривать с товарищами офицерами не умею?

— Вы, товарищ капитан, все умеете. Но я хотел предупредить, что я этого старлея знаю. Он толковый и не особо штабной. Я его в Харькове встречал, когда наш госпиталь деру давал.

— Ага, помню, ты ярко рассказывал. Но это точно тот? У него же… – Серега сделал жест у груди.

Если человек воюет больше года, определенно должен быть чем-то отмечен: нашивка за ранение или награда, тут как повезет. А если штабной, то награды более вероятны, поскольку характер службы.

— Он, – заверил Янис. – Я же тогда не слыхал нехрена, глаза вдвойне работали. Кстати, очки-то у него…

— Да, я отметил.

Очки у приметного товарища Землякова были легковаты. Скорее, для важности носит. Или в других целях, кои, в сочетании с отсутствием наград и чуть заметным налетом наглости, намекают, что…

Серега кивнул другу – предупредил правильно.

Помыли руки, зашли. Капитан заглянул к радистам – доложили, что особых новостей нет, есть две рядовых шифровки. Ага, как раз о прибытии гостя уведомляют.

Товарищ Земляков дисциплинировано сидел за скобленным деревенским столом в проходной комнате, рассматривал стоящие в углу фаустпатроны.

— Осваиваем новое вооружение, товарищ старший лейтенант. Штука неплохая, но требует навыка, – пояснил Серега. – Приходилось видеть «фаусты»?

— Так точно. Пульнул как-то, но с весьма относительным успехом.

— Это да, характерное такое оружие. Я так понял – вы от… – капитан Васюк многозначительно поднял палец вверх.

— Так точно, – старший лейтенант достал из полевой сумки пакет. – Вам лично в руки. Скоро радиограмма с подтверждением придет.

Изучение содержания пакета много времени не заняло – кратко от генерала формулировали. Получалось, что товарищ Земляков у нас не только и не столько переводчик, а офицер с полномочиями, практически разработчик операции.

— Я документы передаю – старлей, видимо, имеющий опыт, похлопал по сумке. – Далее вы сами думаете, с разведотделом уточняете. Место операции вам, товарищ капитан, должно быть знакомо в общих чертах, хотя вы тогда были не в форме, поскольку тяжело ранены. Вот числящийся в вашей автогруппе товарищ Выру Я.М. должен район операции отлично знать, он там в 41-м работал вольнонаемным, может проконсультировать. Он у вас как – Выру – жив-здоров?

Капитан Васюк глянул на слегка онемевшего друга:

— Ты как? Здоров?

— Э… да, вроде.

Земляков слегка хрюкнул:

— Вы и есть Выру? Удачно. Виноват, фото в архиве нет. Рад знакомству.

— Вообще вы уже знакомы, – сказал капитан Васюк, наблюдая, как жмут друг другу руки переводчик и механик. – Товарищ Выру вас уже отрекомендовал наилучшим образом.

— Да? – Земляков поднял очки на лоб. – Извините, не припоминаю.

— У меня тогда голова была замотана. Я после контузии отходил, – пояснил Янис. – Март 43-го, Харьков, госпиталь на Тринклера. Меня тогда за руль автобуса запихали, глухой был как чурбан.

— О! Помню, как же. Мне потом Катерина, в смысле, сержантка наша, в пример приводила – «едва сидит человек, а рулит на автопилоте, всё, что нужно делает». Выбрались вы, значит? – обрадовался старший лейтенант.

— Тяжеловато, но выбрались. А вот… – Янис слегка замялся.

— Да, та бодрящая сержант как? Даже я про нее наслышан. Жива? – в лоб спросил Серега.

— Кто же про нашу Катерину не слышал? Жива, здорова, бодра. Давненько не видались, она на ином участке фронта, на отдаленном.

— Можно не уточнять. Специальность ваших задач осознаем, – заверил капитан Васюк. – При случае от нас персональный привет передавайте.

— Непременно. Вот же случайные и неслучайные встречи у нас, – покрутил головой старший лейтенант. – К делу переходим?

— Лучше сначала на «ты» и поужинать. Как ты насчет перекусить?

— Всегда «за»…

Начали обсуждение за ужином, закончили предварительное планирование на рассвете. Отправился старший лейтенант в свои столичные штабы, настойчиво попросив не провожать и транспорта не выделять. К этому моменту всем было ясно, что переводчик знает, что говорит и делает, уточнять-настаивать не нужно.

Товарищи офицеры посмотрели вслед уходящему в темноту переводчику – куда-то к речушке взял курс многознающий Земляков. Переглянулись:

— Обалдеть, какая секретность – сказал старший лейтенант Зубков, исполняющий обязанности начальника штаба «ЛИНДЫ» и всецело привлеченный к разработке операции. – Понятно, нам доверяют. Но это же, братцы, вообще не по нашей части. Разведывательная работа, практически агентурная, мы же не ухом, ни рылом.

— По части обеспечения высадки вполне наша работа. Мин там будет изрядно, – заметил капитан Васюк. – Опять же место, хорошо Янису известное. Ты как – не забыл Таллин?

— Что там забудешь? – сержант Выру потер лоб.

Одна из частей операции смущала Яниса, и это было понятно. Высадка с моря. Даже не сама высадка, а морской переход. Абсолютно бесстрашных людей в природе вообще не бывает, а люди тонувшие… ну, можно понять.

Задачу придется выполнять, разделив силы отряда. Сопровождение на вход будет скромным, вот выход обратно.… Да еще марш изрядный. Сложное дело предстоит.

Огнеметчик с РОКС-3

[1] Речь о командующем 3-м Белорусским фронтом генерале армии Иване Даниловиче Черняховском.

[2] Вильно и Вильнюс – на то время, как и сейчас – один и тот же город. В документах и воспоминаниях современников чаще именуется как Вильно.

[3] Подразумевается немецкий полугусеничный бронетранспортер с незатейливым названием Sonderkraftfahrzeug 251, боевым весом около 9 тонн, скорость по шоссе чуть больше 50 км/ч.

[4] Улица Вокечу(Немецкая улица, лит. Vokiečių gatvė) — старинная и живописная улица в Старом городе Вильно/Вильнюса; Идет широкой дугой, соединяет многие перекрёстки. Дальнейшие события будут происходить где-то рядом, но точный адрес изменен по понятным соображениям.

[5] Правильнее «БраМит» – советский глушитель конструкции братьев Митиных. Разновидности глушителей предназначались для штатной установки на револьвер Нагана или на «трехлинейку».

[6] В реальности события развивались не совсем так. К 5 часам утра 7 июля танковый десант 449-го стрелкового полка на танках 35-й гвардейской танковой бригады действительно захватил немецкий аэродром на окраине Вильно и уничтожил стоящие там самолёты. Но нашим десантникам пришлось занять оборону и отражать многочисленные контратаки противника. Здесь штурм города идет под влиянием вектора «К». Учитывая наличие генерала Попутного и иные обстоятельства, это не так уж удивительно.

[7] Звание войск СС соответствующее обер-ефрейтору.

[8] Mk.III «Валентайн» — пехотный танк британского производства, поставлялся в СССР. Боевая масса около 16 тонн, скорость по шоссе 25 км/ч, вооружение – пушка 40-мм и один пулемет. Танк, конечно, средненьких возможностей, но и такие воевали на улицах Вильно.

[9]В освобождении Вильно участвовали 11 советских литовских партизанских отрядов. Сил Армии Краевой было намного больше, но в дальнейших боях они принимали ограниченное участие. Вообще там довольно сложная ситуация возникла, как всегда случалось с АК.

[10] В реальности бои продолжались еще достаточно долго. Наши войска, продолжая штурм города, обошли город с юго-запада и севера, перерезав дороги. Ночью 9 июля противниксилами боевой группы «Вертхерн» (до 120-ти танков и САУ) попытались деблокировать гарнизон. Практически одновременно на станции Ландворово выгружалась боевая группа «Тольсдорф», с запада выдвигался 16-й авиадесантный полк немцев. На следующий день немецкими самолетами было десантировано около 600 парашютистов в районе Погрудас. . Силами 371-й и 184-й стрелковых дивизий десант уничтожили. С остальным тоже обошлось, но это были сложные бои. Части немецких сил удалось прорваться из города, их пришлось добивать позже. Здесь все идет чуть легче.

[11]В районе улицы Субоч шли достаточно тяжелые бои. Центр обороны противника – бункер – был уничтожен совместными силами РККА и польских партизан..

[12] Речь о событиях 24-26 июля. 48-й полк СС «Генерал Зейффардт» отходил от Нарвы на запад вдоль железной дороги и смог пробиться в лесистый район у Лаагны. Там наткнулся на совершающую марш 191-ю сд. В ходе встречного боя был убит командир полка «Генерал Зейффардт». Остатки полка пробивались из окружения мелкими группами, части эсесовцев удалось выйти к немецкой оборонительной позиции «Танненберг». В нашем варианте все пошло слегка иначе.