Конрад.
К тому времени, как я вернулся на кухню, Чарли расставила на деревянном кухонном столе несколько сэндвичей с арахисовым маслом, чипсы и стаканы с водой. Ледяной дождь барабанил в окно в задней части дома, а ветер поднялся такой сильный, что гремели оконные ставни.
— Спасибо.
— Без проблем, — она обхватила себя за локти, её пробирала дрожь от холода.
— Я развёл огонь наверху. Скоро станет теплее, — я подхватил две тарелки и зажал стаканы с водой между руками и своим телом.
Она протянула ко мне руки.
— Я могу помочь донести остальное.
— Бери корзину. Мы можем захотеть перекусить позже, и я не собираюсь снова спускаться вниз по лестнице.
Наверху было безопаснее, и я мог охранять один лестничный пролет намного лучше, чем передний и задний входы.
— Окей, — она прижала корзину к своему телу и последовала за мной через дом, наши шаги шаркали по паркету из твердого дерева.
Сейчас, когда она смотрела на меня, в её глазах было понимание. Я не был уверен, что уютно себя чувствую в связи с этим, даже не смотря на то, что я очертя голову выложил ей историю о своём прошлом. Возможно, показать ей меня — всего меня — не было такой уж отличной идеей. Но тут не звенели никакие звоночки. Давать ей информацию, открываться ей… мне показалось простым и естественным взять и сделать это. Я мог проводить дни напролет, не разговаривая ни с кем, но когда я оказался рядом с ней, то превратился в мальчишку, отвечая, как на открытом уроке в школе.
Мы проследовали по коридору в переднюю часть дома. Отличные картины на тусклых стенах, да и каждый уголок остального интерьера буквально кричал слово «деньги» — от милых ковриков до декоративной мебели ручной работы. Насколько мне известно, это все было обагрено кровью. В основном её проливал сначала мой отец, а затем я.
Я повернул направо и начал подниматься по лестнице на второй этаж. Застеленные ковром ступени скрипели под нашими ногами, темнота сгущалась тем больше, чем дальше мы шли.
— Ты бывал здесь раньше?
— Да, — я дошел до конца лестницы и отступил назад, так, чтобы она могла пройти вперед меня. — Последняя дверь в конце коридора. В детстве мой отец брал меня пару раз на переговоры с боссом.
Огонь потрескивал, разгораясь и озаряя главную спальню янтарно-желтым светом. Из трубы пойдет небольшой дым, но учитывая погоду и то, как потемнело на улице, я не слишком волновался, что этот дым могут заметить.
— Тебе не хватает его? — она поставила корзину на краю темно-синего ковра, который уходил под королевских размеров кровать.
— Кого?
— Твоего папы.
— Типа того.
— Типа того?
Я поставил тарелки и стаканы на антикварный комод:
— Я не буду этого делать.
Её брови вздернулись, и она положила свои руки себе на бедра.
— Что ты имеешь в виду?
Я впитывал её образ, с головы до пят, и мой член заявил о себе, оживая. Она так замерзла, что я мог видеть её сосочки сквозь кофту. Господи Иисусе, такое зрелище может убить мужчину.
— Погоди-ка, — я прокрался в гардеробную, закрыл дверь и включил свет. Нет окон, нет проблем. Я осматривал ряды одежды и обуви по обе стороны просторного шкафа, пока не нашел то, что искал.
Я вернулся обратно в спальню и подошел к ней.
— Вау, она настоящая? — глаза Чарли расширились, когда я набросил ей на плечи шубу из черного меха.
— Уверен, что так.
— Я думала, богатые люди платят за холодильник для мехов?
Она провела рукой вниз по роскошной шкурке. Как бы она выглядела, если бы из одежды на ней не было ничего, кроме шубы? Как искусительница.
Я пожал плечами:
— По-настоящему богатые люди просто покупают новые меха, когда старые изнашиваются.
— Это же глупость какая-то. Если бы у меня была такая вещь… — она уткнулась лицом в воротник, её темные волосы блестели ярче соболиного меха.
— Эй, подожди минутку, — она перестала принюхиваться. — Что ты имел в виду под этим «я не буду этого делать»?
Повернувшись к ней спиной, я уставился на огонь.
— Я имею в виду, что я рассказал тебе довольно много о себе. Теперь твоя очередь.
— Мне не о чем рассказывать.
У неё в животе заурчало почти также громко, как ветер шумел на улице.
— Сядь поближе к огню, — я пошёл за тарелками.
— Перестань менять тему, — она пошла следом за мной, огибая кровать.
— Ты замерзла и проголодалась. Присядь.
Я взял еду и поставил на камин. Огонь был ещё маленький, только начинал захватывать большие поленья, но в комнате сейчас станет тепло и уютно.
Она опустилась на ковер из белой шерсти и провела рукой по нему:
— Всё здесь такое мягкое.
«Всё здесь не такое, каким кажется». Я сел напротив неё:
— Ешь, — я сунул тарелку ей на колени.
— Ты раскомандовался.
Она выбрала себе сэндвич и откусила кусочек. Когда она издала стон и закрыла глаза, мне захотелось опрокинуть её на ковер и сделать её своей.
— Я не осознавала, как сильно проголодалась. Это, пожалуй, лучшее, что я в последнее время ела, — она откусила еще кусочек и запила его глотком воды, прежде чем бросить на меня любопытный взгляд. — А ты собираешься есть?
— Да, — я откусил от моего сэндвича, но не мог оторвать глаз от неё. — Однако я предпочитаю наблюдать за тобой.
Её щеки порозовели, и меня согрело простое осознание, что я стал причиной этой краски.
— Ты не знаешь меня.
Она откусила ещё кусочек.
— Ты продолжаешь говорить мне это, но ты же сама ничего о себе не рассказываешь, как я должен тогда тебя узнать?
Она рассматривала меня, как будто пытаясь сделать вывод обо мне, оценить.
— Если я сделаю это, боюсь, ты уже никогда не будешь смотреть на меня так, как сейчас.
— Например, что? — я хотел сказать ей, что мне всё равно, даже если она убила целую толпу монашек; я бы все равно смотрел на неё точно также.
— Например, что я… — она вздохнула, её голос зазвучал спокойнее. — Слишком дорогая цена за все это.
— Почему ты не даешь мне шанс? — я закончил свой сэндвич, арахисовое масло прилипло к моему нёбу и мои слова прозвучали невнятно. — Расскажи мне про свой самый тёмный грех, и может быть, я расскажу тебе про один из сотен моих.
— Не знаю, смогу ли, — она опустила взгляд и долго пила воду, чтобы протянуть время.
— Мы пока что застряли здесь. Что может быть лучше, чтобы скоротать время, чем рассказывать друг другу темные страшные истории о муках прошлого.
Я хотел вызвать у неё улыбку. Вместо этого, она состроила гримасу и поставила свой стакан. Я взял её руку и сжал.
— Всё, что ты скажешь, никакие твои слова ничего не изменят. Ни черта вообще. Доверься мне.
— Хорошо, дай мне минуту, — она доела свой сэндвич, пережевывая медленно и тщательно, как будто выбирала слова перед тем, как произнести их вслух. Как только закончила, она прочистила горло.
— Когда я была ребёнком мы с моей младшей сестрой часто ходили поплавать на заброшенный карьер в нескольких милях от нашего дома.
Она умирала от голода без еды, а я умирал от голода по каждому слову, которое слетало с её губ. Я кивнул, призывая её продолжать.
— Мои родители не разрешали нам и близко подходить, потому что купаться там было запрещено, и это было опасно. Нигде не было никаких сообщений, что горнодобывающая компания оставила после себя такую глубину под водой. Так что, мы с Джесси не обращали внимания на их запреты и плавали там летом в жару. Некоторые из ребят-старшеклассников из моей школы должны были появиться, и мы устроили соревнования, кто сможет прыгнуть с самой высокой точки.
— Ты участвовала? — я заглянул в небольшое окошко, которое она открыла мне в своё прошлое.
— Сначала нет. Я оставалась на мелководье с Джесси. Ей было только восемь, так что мне надо было следить за ней и убедиться, что для неё там безопасно. Моя мама всегда говорила мне, что Джесси — это моя обязанность, и я воспринимала это серьёзно, — она повернулась лицом к огню. — Воспринимала до поры до времени, во всяком случае.
Я придвинулся поближе к ней, моё чутьё кричало мне взять её к себе на руки.
— Однажды, старшая девчонка стала дразнить меня тем, что у меня не хватит смелости прыгнуть. Я игнорировала её, пока некоторые из моих одноклассников не присоединились к ней. Я была тогда влюблена в мальчика постарше. Он был там, наблюдал. Я не хотела показаться слабачкой, понимаешь?
Мои руки заскользили по её плечам. Боль была у неё внутри, рвалась наружу, и я уже знал, догадался, какой у этой истории будет конец.
— Мне хотелось показать им, что я могу это сделать. Я сказала Джесси сидеть на берегу, не заходить в воду без меня. Она сказала, что будет ждать, хотя ей не понравилась идея о том, чтобы я прыгала. Она боялась, что я могу пострадать, разбиться или утонуть, — она тряхнула головой, слёзы блестели в её глазах. — Я взобралась на самое высокое место, точку, с которой никто никогда не прыгал. Мои колени тряслись, сталкивались друг с другом, и я думала, что меня стошнит от страха. Но мой любимый был там, внизу. Он кричал и подбадривал меня наравне со всеми. Я сделала глубокий вдох и прыгнула. Вода больно ударила, когда я врезалась в неё, но когда я выплыла на поверхность, я почувствовала себя… непобедимой. Я сделала это, — она смахнула слезинку. — Я поплыла к Джесси, но её уже не было на берегу. Я звала её, но она не откликалась. Началась паника, и я начала нырять, пытаясь найти её. Остальные дети попрыгали в воду, и все мы искали её, — её подбородок дрожал, но она старалась зажать свой рот, чтобы прекратить это, сдержаться, затем с трудом сглотнула. — Её нашли на следующий день, её нога запуталась в кабеле, который оставили на дне землеройные машины.
— Чарли, — я провел рукой вниз по её щеке. — В том не было твоей вины.
— Была, — она повернулась ко мне, её глаза блестели и были затравленными. — Я была обязана заботиться о ней. Вместо этого, я была занята хвастовством.
— Ты сама была ребёнком. Дети всегда делают подобную хрень. Это была не твоя вина.
Мне хотелось пробиться к ней, каким-то образом доказать ей это.
— После Джесси мои родители уже не смотрели на меня так, как раньше. Это было, как будто они отвернулись, понимаешь? Я тоже, наверное, отвернулась. Когда Джесси умерла, это разрушило нашу семью. У нас уже не было ни привязанности, ни любви, ничего. Когда я уехала учиться в колледж, я думаю, они почувствовали… облегчение. Как будто я была напоминанием, которое они не хотели больше видеть никогда.
— Мне жаль, — я обнял её крепче, развернул её и притянул к своей груди.
Она обняла меня в ответ, позволяя мне обнимать и гладить её волосы.
— Я думаю о ней каждый день, понимаешь? Каждый день. Она прожила всего только восемь лет, но она делала мир прекрасным. Она могла бы смеяться, петь и играть. Всякий раз, когда мы дрались, я всегда поддавалась, потому что она была настолько младше, и отлично умела надувать губки, вызывая чувство вины. И… — она положила свою голову мне на плечо. — Она любила цветы.
— Цветочный горшок Джесси.
Она шмыгнула носом.
— Она заслуживала лучшего. Но за свой недолгий век, она показала мне так много, рассказала мне о любви больше, чем большинство людей узнают за всю свою жизнь, — её голос понизился до едва уловимого шепота. — Долгое время я мечтала, чтобы это случилось со мной, чтобы я утонула в тот день.
— Тш-ш, — я рукой погладил её по волосам. — Ты не можешь это изменить. И я подозреваю, что Джесси хотела бы гораздо больше, чтобы ты была счастлива.
— Она хотела бы, — она кивнула у меня на плече. — Вот такой доброй душой она была. Теперь я это знаю. Но я долгое время так сильно винила себя за это. Я все ещё вижу её во снах иногда, но когда вижу, в основном в них она улыбается, счастливая, с цветами в волосах. Те сны утешают меня, говорят мне, что ей хорошо и придет день, когда я увижу её снова.
— Так значит, это не те дурные сны?
— Нет, — она тяжело вздохнула. — Те приходят позже.
Мы немного посидели в тишине, в то время как ураган продолжал бушевать и комната прогрелась. Я мог бы вечно держать её в объятиях, утешая, сделал бы всё, что в моих силах, чтобы прогнать её боль. Огонь начал угасать, и она отстранилась и вытерла свои глаза.
— В этой шубе становится уже слишком тепло, и мне не нравится плакать, заливая её всю слезами.
Чарли выдавила из себя улыбку, когда провела рукой вниз по гладкому меху.
— Вот так будет лучше для неё.
Я наблюдал, как она прячется от меня снова. Настоящая она — та, которая была ранена, пострадала, которую преследовала смерть её сестры — скрылась из вида. Чарли была сильной, намного сильнее, чем я когда-либо представлял.
— Извини, я на минутку отойду?
— Конечно, — я помог ей подняться на ноги, и она прошла в ванную и закрыла за собой дверь.
Я стопкой составил тарелки на камин, перед тем, как перетащить кресло из маленькой гостевой зоны сбоку и поставить так, чтобы подпереть им дверь. Довольный тем, что обеспечил нашу безопасность настолько, насколько это вообще возможно, я прислонил дробовик к стене, проверил барабан 9-ти миллиметрового и положил другой 9-ти миллиметровый на боковой столик. Затем я пошевелил угли в камине, раздувая огонь, и задумался обо всем, что она рассказала мне о своей сестре. Это вызвало у меня желание сжать её покрепче в объятиях и рассказать ей, как она была важна для меня, какое у неё доброе сердце.
Чарли вышла, у неё уже не было повязки на носу, и её лицо выглядело розовым, только что умытым и свежим.
— Я мог бы очистить твои раны.
— Я знаю, — она скинула с плеч шубу и подошла к шкафу. — Раз уж мы устроились здесь как дома, никто, полагаю, не будет возражать, если я позаимствую для себя пижаму, правда?
Я последовал за ней и наблюдал, как она заботливо повесила шубу на вешалку и убрала назад. Ну кто бы сомневался, что она так поступит.
Она открыла ящик, поморщив нос при виде склада белья, и открыла другой.
— Бинго, — Чарли достала футболку, со словом «pink», и соответствующие шорты. — Хотела бы я, чтобы здесь были штаны.
Она порылась в тех вещах еще немного.
— Да уж, какая досада, — я прислонился к дверной раме.
— Снимай свою рубашку, — она перебросила пижаму через свою руку.
— Что? — снова проявилась потребность заявить свои права на неё, которая почти захлестнула меня на кухне.
Она раздраженно фыркнула.
— Я имею в виду, иди в ванную и сними свою рубашку, чтобы я смогла осмотреть твоё плечо.
«Черт». Я, похоже, забывал о дыре от пули каждый раз, когда смотрел на неё, или когда я был рядом с ней, или, черт возьми, каждый раз, когда она приходила мне на ум, что было постоянно. Хотел бы я иметь лишнюю рубашку, которую она могла бы надеть. Было в этом что-то первобытное; как если бы надев мою одежду, она также стала носить мою метку.
— Иди давай, — она указала на дверь, губы её сложились в линию.
— Ладно, — я вошел в ванную и снял свою рубашку, пока она раздевалась не дальше, чем в пяти шагах от меня. Чтобы отвлечься от этого, я стал рыться в шкафчиках, пока не нашел аптечку первой помощи.
Наклонившись ближе к зеркалу, я осмотрел свои швы. Они держались, всё ещё крепкие, несмотря на действия в переулке за магазином Чарли.
Она неслышно возникла позади меня.
— Дай мне посмотреть.
Её мягкие пальцы надавили на кожу у меня на лопатке.
— Мне нужно почистить там.
Я передал ей спирт и ватный шарик. Её светло-карие глаза заглянули в мои на мгновение, перед тем как она нырнула ко мне за спину. Резкий запах спирта поднялся за моей спиной, и меня как будто прожгло огнем, когда она прижала смоченный спиртом ватный шарик к ране.
Я зашипел:
— Черт. Я думал, что она уже затянется к этому времени.
— Она маленькая, но глубокая. Тебе нужен отдых, чтобы она затянулась, — она прижала тампон сильнее к моей коже.
Я застонал:
— Ты садистка.
— Нытик, — она подула на рану и заклеила её небольшим пластырем. — Теперь спереди.
Я развернулся.
Её внимательный взгляд поблуждал по моей грудной клетке и спустился ниже. Румянец опалил её щеки, и её маленькие белые зубки взволнованно прикусили нижнюю губу. Слово, которое я никогда раньше не употреблял, крутилось у меня в голове. Очаровательна. Она была бесконечно очаровательна.
— Твои татушки прекрасны, кстати. Крылья, я имею в виду, — потянувшись за мной, она своей грудью задела мою руку.
Одно только касание её твердых сосочков вызвало прилив крови у меня внизу.
— Спасибо.
Она быстро выпрямилась, взяла еще один ватный шарик пальцами и провела осмотр выходного отверстия.
— Вот эта выглядит не так плохо. Возможно, это потому что ты зашил её, — она вылила немного спирта и протерла вокруг раны. — Она выглядит так, будто ты изрядно напрактиковался в наложении швов.
Её глаза путешествовали по моей груди, а шрамы рассказывали десятки историй, замешанных на крови.
Спирт вызвал жжение, но жгло не так сильно, как с входным отверстием у меня на спине. Протерев там начисто, она подула на рану, её хорошенькие губки сложились и подали мне идею.
— Окей, — Чарли отступила на шаг назад, давая мне полный обзор на её наряд. Святой гребаный Боже, её сосочки натянули тонкую ткань футболки, а её ноги выглядели в шортах еще длиннее. — Так что теперь?
— Теперь нам нужно немного поспать.
— Я надеялась, что ты скажешь это, — она зевнула. — Я с ног валюсь.
— Ложись в постель. Мне нужно позвонить, — я направился к корзине.
— Давай я достану его для тебя, — она сделала шаг, опережая меня; на её округлой попке розовые шорты сидели здорово, и она наклонилась, чтобы покопаться в корзине.
Мой взгляд устремился к кусочку ткани, обтягивающему, как я себе представлял, самую сладкую киску, которую я когда-либо пробовал. Мой член был более чем готов убедиться в этом, но я не поддался. Сейчас не время. Пока ещё нет.
— Вот, — она выпрямилась и передала мне коробочку с телефоном внутри.
— Спасибо, — если бы она посмотрела вниз, то увидела бы, насколько я оценил её пижамный наряд и женственные изгибы её талии.
— Пожалуйста, — она откинула одеяло и скользнула между белыми простынями. Её волосы рассыпались по белой подушке, темный ангел в белоснежном море.
Я рывком открыл коробочку и достал оттуда простой кнопочный раскладной телефон. Не медля ни минуты, я набрал Нэйта.
Он ответил на втором гудке:
— Бабуля, это ты?
— Ты не один?
— Да, я накормил котиков. Хотя их слишком много.
— Мы нашли место, чтобы залечь на дно. О чём говорят?
— Ветеринар сказал, что тебе придется усыпить большого урода и ту милую малютку с темной шерстью.
— Бл*дь. Винс назначил цену за мою голову тоже?
— Да. Это будет стоить уйму денег, намного больше, чем они стоят сами. Но это избавит от проблемы. Особенно тот большой уродливый засранец, который всегда гадит на ковер. Его не будет жалко потерять.
Еще один мужской голос донесся из трубки:
— Эй, скажи своей бабуле, что я с превеликим удовольствием позабочусь о её киске, точно так же, как и прошлой ночью.
Раскаты смеха наполнили пространство на заднем плане.
— Она же пожилая леди, Господи. Имейте хоть какое-то грёбаное уважение, — ругань Нэйта вызвала новый взрыв смеха. — Надо бежать, бабуля.
— Спасибо, мужик.
— Тоже люблю тебя, бабуля, — он сбросил вызов.
— Так теперь на нас обоих идет охота?
Чарли подтянула колени к подбородку, её глаза расширились в мерцающем свете от камина.
Я расстегнул свой ремень и сбросил свои брюки.
— Это не важно.
Она уставилась на мою грудь, её глаза загорелись. Охренеть, как бы мой член не начал просыпаться снова прямо сейчас. Я поторопился скорее шмыгнуть в постель с другой стороны от неё, прежде чем она заметила, как натянулась ткань на моих боксерах.
— Что? — она натянула простыню повыше, до самого горла. — Это особенно важно.
Я переплел свои пальцы у себя за головой, в основном для того, чтобы держать свои руки подальше от неё.
— Я бы умер, чтобы защитить тебя. Я уже стал мишенью. Еще один охотник до наживы не изменит этого.
Она комкала одеяло в своих маленьких ручках.
— Почему ты говоришь такие вещи?
— Например, что?
— Что ты бы умер ради меня.
— Потому что это правда.
Она сползла ниже под своими покрывалами и повернулась на бок, чтобы посмотреть на меня:
— Ты не знаешь меня.
— Я знаю достаточно.
— Да? Тогда поделись своими наблюдениями.
Огоньки плясали в её глазах, с вызовом.
— Я знаю, что тебе нравятся цветы, — я придвинулся ближе, и она не отпрянула, просто постаралась не выпускать меня из виду.
Она закатила глаза:
— Все это знают.
— Я знаю, что тебе нравлюсь я, — мои ладони вспотели, и я чувствовал себя, как подросток, который приглашает свою первую любовь пойти с ним на танцы. «Господи, возьми себя в руки».
Она улыбнулась, и ее взгляд потеплел.
— Возможно.
— Возможно? — я расположил руку на её талии и молился всем богам, чтобы она не отталкивала меня.
— Немного, — она провела рукой по моему предплечью.
— Очень.
— Без комментариев, — она пожала плечами. — Что-нибудь ещё?
Я проскользнул пальцами под нижний край её футболки. Её кожа была такой мягкой, нежной и прекрасной под моими прикосновениями. «Помедленнее». Я не хотел её спугнуть.
Я решил рискнуть всем:
— Я знаю, что ты иногда думаешь о поцелуях со мной.
— Неужели? — она вскинула брови. — И как ты узнал про это?
Я подвинулся ближе, пока наши тела едва не соприкоснулись, каждый из нас на своей стороне.
— Потому что у тебя розовеют щеки, и ты пялишься на мой рот, и ты делаешь так в эту самую секунду, ведь с тобой это происходит прямо сейчас.
Она моргнула, затем сфокусировала взгляд на моих глазах.
— Нет, такого не было.
— Было.
— Ну, если ты так говоришь… — она сморщила носик, при этом её теплое дыхание щекотало мой подбородок. — Это все аргументы?
Я скользнул рукой дальше под её футболку.
— Я знаю, ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя.
— Мне нужно знать о тебе больше, чтобы решить это, — её голос был немного хриплым, выдавая её. Чарли хотела меня, но она, наверное, просто не могла хотеть меня также сильно, как я хотел её.
— Что ты хочешь узнать? — я облизал свои губы и взглянул на неё, отчаянно желая узнать, какая она на вкус.
— Хмм, — она минуту изучала спинку кровати, затем снова встретила мой взгляд. — Какое у тебя второе имя?
— Это всё? Из всех вещей, о которых ты могла спросить, одно только это? — я пробежал рукой по её волосам, шелковые пряди проскальзывали сквозь мои пальцы.
— Пока что, — тон её был уклончиво-робким.
— Иван.
— Русский?
— Моя семья со стороны матери из Украины.
Я немного приблизился к её губам, её сладкое дыхание играло у меня на губах.
— Окей, это всё, что мне нужно было знать, — она попыталась перевернуться на спину и откатиться подальше от меня. Она была горячей, просто создана, чтобы подразнить, но ни за что на свете, черт возьми, я не собирался её отпускать. Я не смог бы остановиться, перестать её целовать, если бы попробовал; я и не стал останавливаться. Обхватив её талию, я притянул её к себе.
Чарли издала легкий писк, когда я прижался своими губами к её. Но потом она открыла свой рот, приглашая меня внутрь, когда вцепилась в мои плечи. Её ногти были блаженством на моей коже, язык был райским наслаждением на моих губах. Я целовал её грубо, слишком грубо, но все первобытные инстинкты, которые жили у меня внутри, требовали, чтобы она отдала мне всё, что у нее есть.
Она ответила, откинув шею назад и открыв свой рот, позволяя своему языку воевать с моим, пока мы целовались, как будто изголодались друг по другу. То, что осталось от моей души, слилось с её душой, и я хотел поглощать каждый восхитительный дюйм. Я провел рукой до её попки и накрыл её ладонью. Чарли взвизгнула мне в рот, когда я толкнулся своими бедрами между её ног. Её киска была как грёбаный ядерный реактор, горячий и готовый взорваться. Мысль об этом жаре на моем члене отправила меня на новый уровень возбуждения, и я перекатился, оказавшись сверху, накрыв её сочное тело своим собственным.
У неё перехватило дыхание, когда я поцеловал её шею и всосал кожу между своими зубами. Я целовал и вылизывал, спускаясь ниже, пока не добрался до выреза её футболки.
— Кон, пожалуйста.
— Бл*дь.
Моё имя на её губах, её мольбы о большем. Я боялся, что кончу в свои проклятые боксеры.
Я дернул её футболку вверх и втянул её затвердевшую розовую вершинку в рот. Чарли выгнулась дугой и вцепилась мне в волосы. Я обхватил другую её грудь, идеально уместившуюся в моей ладони, и зажал её сосок между большим и указательным пальцами. Я двигался, стараясь уделять обоим равное внимание. Когда я слегка укусил её, всхлип, который вырвался из её горла, заставил мои яички болезненно сжаться. Я должен был попробовать её, всю её.
Спускаясь поцелуями вниз по её животу, я достиг её розовых шортиков и прошелся поцелуями вдоль кромки. Она не единственная тут могла дразнить.
— Потрогай свои соски, — я схватил её шорты и сдернул их с её тела, затем отбросил в сторону, когда одеяла сбились к моим ногам. — Я хочу увидеть, что тебе нравится.
Она сжала свои соски, когда я смог увидеть её киску, розовую и блестящую.
— Намокла для меня?
Её щеки горели, но она не разрывала зрительный контакт. Сексуальная бестия.
— Раздвинь ноги шире, — я разглядывал её розовые складочки, когда она раскинула свои ножки так далеко, насколько смогла. — Прекрасно, — мой рот наполнился слюной, когда я наклонился и поцеловал её холмик.
Она дернулась, пытаясь протестовать, но я расположил свои ладони на внутренней стороне её бёдер, фиксируя, чтобы удержать ее на месте. Едва начав вылизывать, я стал делать круговые движения, её влажная киска ощущалась прекрасно на моём языке. Я нажал на клитор, двигаясь вперед и назад, пока она стонала и металась подо мной. Когда я приложился ртом к ней, она уперлась пятками мне в спину. «Бл*дь, да». Я лизал и сосал до тех пор, пока её ноги не начали судорожно сжиматься, а её тело напряглось, дойдя до кульминации.
— Назови моё имя, когда будешь кончать.
Я нырнул обратно и обхватил губами её клитор, вылизывая его широкой стороной языка, до тех пор, пока она не застыла и не раскололась на миллион осколков, её дыхание выходило со свистом с моим именем на её губах. Она тряслась и царапала простыни до тех пор, пока её тело не расслабилось, и она успокоилась. Я поцеловал её еще раз, смакуя сладкий вкус, прежде чем подняться вверх по её телу. Она подбросила руку вверх, прикрыв своё лицо.
— Это было, это было… — её голос дрожал. — О, мой бог.
Я поцеловал её, отдавая ей обратно её же вкус.
— Спасибо тебе.
— Спасибо мне? — она положила руки мне на шею. — Я практически уверена, что это я должна говорить спасибо тебе.
— Никаких шансов, — я оставил ещё один поцелуй на её губах. — А теперь извини, у меня есть кое-какие дела, которые я должен закончить.
Я коснулся своим твердым членом ее бедер, а потом поднялся с кровати.
Она села прямо, и её футболка-предательница коварно сползла, скрывая её грудь:
— Ты имеешь в виду, что не хочешь…
— Это было для тебя, — я говорил серьёзно, хотя решение отказаться от неё показалось худшим из принятых в моей жизни. — Всё для тебя. Ты можешь мне доверять, Чарли. Окей?
— Я… Я думаю, да, могу.
Я наклонился и поцеловал её в лоб.
— Тогда мы будем продолжать эти занятия до тех пор, пока ответ изменится на уверенный «да, могу».