Тени прошлого — тени будущего

Запись № 15 0000 000 00:00 11.04.205 год Новой Техно-Эры 06:00

Жду у закрытых дверей центра управления. В пустом коридоре холодно, тревога расползается по темным углам, хоть они и под наблюдением объекта…

Как только двери разомкнулись, опознали и пустили меня в сияние белого света, свернулись и исчезли все мониторы. Центр управления опустел в тишине — в ярком свете я различаю только острый силуэт Айнера в темной шинели. Чтобы не наткнуться на какой-нибудь предмет, которого я еще не вижу, остановился прямо за сомкнувшими за мной створы дверями.

— Заходи! Ты выговор получишь! Строгий выговор! За неподчинение приказу! И еще! И еще черт знает за что! Ты черт знает что сделал!

— Так точно.

— Ты, похоже, не знаешь, что значит — точно!

— Никак нет, командир. Знаю.

— Знал бы — не стоял бы передо мной сейчас! Не нарушал бы приказов, отданных сверху! Не устраивал бы ночных побоищ на территории части! Не ставил бы целью утаить от командующих информацию о произошедших нарушениях, как и о их причинах!

— Так точно. Совершил ошибку, командир.

— Не смог сдать товарищей по оружию командованию под рассмотрение дел! Под рассмотрение дел — это не под расстрел, Герф! За товарищей надо грудью стоять! Но не передо мной! Перед врагом! За товарищей надо стоять до последнего! Но не сходя с территории их чести! Не заходя на территорию чести моей! Тех, кого считаешь правыми, защищай! Но не оскорбляй при этом тех, кто ими и тобой командует! Не оскорбляй командиров недоверием! Такое скрытное недоверие влечет беззаконие! Не доверяешь командиру — обоснуй и рапорт пиши! Открыто заяви об этом! И будет порядок соблюден со всех сторон, вместо черт знает чего!

— Командир, я никак не…

— Молчать! Не посягай на территории моей чести, защищая тех, кто посягнул!

— Так точно. Признаю вину. Допустил ошибку.

— И не одну! Главное — честь системы! Не подходи к границам территорий чести системы! Посягнув на честь системы — ты будешь системой чести лишен! Ты не станешь правым для всех нас, обвинив всех нас в неправоте! Сделав это, ты станешь изгоем! Врагом для нас всех!

— Так точно, командир…

— Системные границы шире наших личных, где бы они ни проходили, — они наши общие! И они под охраной! Под общей охраной! Пограничные конфликты есть и будут! Но никому не пойти дальше них! Никому не расширить личных территорий сужением территорий общих! Нельзя отобрать общие территории только у кого-то — ты отберешь их и у себя! Они общие! Не посягай на наш общий порядок! Тебе не только командир дан, чтоб волю вольную ограничить, — тебе еще и мозги даны, чтоб тебя до беспредельной гибели не допустить!

— Так точно.

— Не пошлю на границу служить — так держись от нее подальше! Тебе карты с разметкой даны, чтоб ты по дороге ходил — чтоб ты о расщелины ледниковых пустынь сапог не обил! Так не сходи с нее, если маршрут на сильно пересеченную местность командиром не переложен!

— Так точно.

— Иди по прямой линии, как шел, но смотри не только прямо перед собой! Сверяй карты и данные! Думай больше!

Айнер определенно что-то делает с моей головой… Будто гвозди, вбивает коды… Я это понимаю — понимаю, что это какой-то код, но от этого он только крепче вбивается мне в голову… До меня, кажется, начинает доходить, отчего Нор и Сорг так боятся чужой воли… Похоже, здесь командиры волю насаждают не простыми приказами…

— Стараюсь, командир…

— Не верный ответ!

— Будет исполнено.

— Так исполняй, боец!

— Разрешите идти?

Что-то слабо царапнуло где-то за грудной клеткой — это радость… Теперь он меня отпустит… Но нет… Айнер положил на стол стянутые перчатками до проступающих сухожилий костлявые руки так, что они будто сжались на мне удавкой, как лапы хищной птицы.

— Не разрешу. Герфрид, про собственность я тебе уже сказал все — у нас все общее! А общее — это то, что принадлежит всем в общем и не принадлежит никому в отдельности! И личная ответственность — это личное, но не собственное! Ты с ней, что пожелаешь, делать не можешь!

— Так точно, командир.

— А это что?!

Глаза привыкают к свету, и я начинаю различать предметы обстановки — стол, кресло… Но это не значимо. Можно считать, что здесь нет ничего, кроме сетевого компьютера третьего порядка и офицера S9, мерящего помещение широким шагом. Он указывает на свечение этой разумной электронной системной единицы…

— Электронный мозг третьего порядка, командир.

— Штэндштайн! Ты действительно камнем стоишь!.. Но не там, где надо! И ему, и мне теперь известно все, что происходит в твоей голове! Я прочел все твои мысли! И знаю обо всех твоих помыслах! Потому что ты записываешь их все — без разбору! Что молчишь?!

Лейтенант использует ментальное обращение… Переключаюсь на этот контакт… Не правильно это как-то…

— Разъясните, лейтенант.

— Ты понимаешь, что мной сказано?!

— Да, командир.

— Правильно понимаешь?

Я сомневаюсь, что вообще что-то пойму… Лейтенант очень быстро прочертил рукой в воздухе знак — соблюдать ментальное молчание, но он обращается ко мне по ментальной линии…

— Не уверен.

— Герф, под наст провалиться легко, а вот выбраться… особенно, если наст скрывает пропасть, которую ты, может, и не видишь, но до нее один только шаг.

Я не понимаю ничего… Наст — значит Скар… Он имеет в виду…

— Но полковник Скар…

— Помолчи, Герф. Ты думал, что делаешь?!

— Думал.

— Ты понимаешь, что происходит?

— Так точно.

— Так вот, Герф — ни хрена ты не понимаешь!

Айнер, наконец, остановился — видимо, до него дошло, что аналогии я проводить не силен…

— Ты по какому принципу отчетные записи ведешь?

— Составляю подробный отчет происходящего. Сохраняю на дополнительный носитель то, что должно быть сохранено моей памятью, то, что…

— Соображай быстрее!

Айнер не с добром мне в глаза смотрит… Лучше промолчать…

— Герф, ты думаешь одновременно с тем, как направляешь мысли на запись. Тут недалеко до серьезных проблем. Это хрупкая грань. Сначала думай — потом записывай. То, что ты сохранишь на ошейник, будет проверено. И помни, что в первую очередь, — это отчет. Твои мысли, хранимые на ошейнике, как и на каждом другом носителе, кроме твоей головы, — принадлежат не только тебе одному.

— Так точно.

— Есть ошибки, за которые отвечают жизнью. Не забывай об этом. И есть ошибки, за которые ответ не ты один держать будешь. И об этом не забывай. Мы не на особо секретном объекте, но нас — и наши фоны, и нашу технику — проверяют. И об этом не забывай. AVRG жесткая система — не забывай. Мы воюем, и для этого нам нужен порядок — не забывай. Мы выживаем — и делаем это вместе. Помни об этом, Герфрид!

— Так точно.

— Запомни, если нарываться долго и упорно, — нарвешься. Ты просто делай то, что должен. Думай не только о том, что делаешь, что говоришь, — думай о том, что думаешь, что запоминаешь… а главное — что записываешь.

— Так точно.

— Ты волен думать обо всем. Ты обязан не нарушать четко прописанных правил только деяниями. Но ты должен помнить, что мысленные действия могут переступить порог виртуального поля — подойти к полю реальному. Ты можешь перейти от мысленных действий к действиям обычным. Но мы способны узнать, что ты перейдешь к действиям еще до того, как ты к ним перейдешь. Способны узнать, к каким действиям ты перейдешь от каких мыслей. Для этого мы применяем расчет будущего. А твои мысли для проверки мы берем из твоей памяти. Но твоя память закрыта для нас — порядок такой. И мы берем только ту твою память, которую дает нам твой ошейник. Делаем мы это только тогда, когда в этом есть серьезная необходимость. А необходимость — это серьезные подозрения и серьезные проступки.

— Так точно.

— У нас почти нет времени. И мы способны четко увидеть то, что ищем, имея одну только обобщенную схему памяти — отчетной памяти. Поэтому мы и установили четкий порядок ведения отчетов. Только нужное. Ничего лишнего быть не должно. Понял?

— Так точно.

— Твои мысли принадлежат тебе — это твое право, это данная тебе свобода. Но то, что запоминает твой ошейник, — не твое.

— Так точно…

Айнер сел на едва обозначенное в ярком свете кресло, откинулся на его спинке… и положил на стол блок сахара…

— Хватит тупить. Возьми — помогает…

Я взял блок…

— Герф, мы создали эту систему, чтобы обеспечить порядок, — и нам он обеспечен… Но за этим стоит строгий контроль. Стоит нам потерять его над чем-то одним… Нет, всей системе от этого не рухнуть! Но ей будет нанесено тяжкое увечье! И случится что-то подобное тому, что случилось с нашей техникой. Машины служат нам. Но подчиняется нам только часть машин! А с другой их частью — мы воюем! Мы никогда не должны забывать этого! Того, что произошло это от одной ошибки, Герф! От одной!.. Мы не можем сохранить систему без поддержки техники, и нам приходится полагаться на технику. Но мы должны быть готовы к сбою — постоянно готовы. Та же модель применима и к обществу. Агрессивная внешняя ситуация увеличивает возможность поломок внутренних. Мы все контролируем, все держим в своих руках. Это делает каждый из нас! И если кто-то что-то упустит, стоять ему врагом по другую сторону системных границ!

— Так точно.

— Но есть еще кое-что, что учесть следует… Помнишь, я тебе про пограничную зону нарушений говорил?

— Да.

— Это почти то и есть… Мы избегаем вражды между нами. И за установленным порядком следит у нас техника — по большей части. Мы не обязаны доносить об известных нам преступных мыслях. Но только до поры. Нельзя будет не отнести эти мысли к преступлениям, содеянным в будущем времени и в реальном пространстве — мы обязаны будем донести. И это будет серьезное обвинение — будет проведено серьезное расследование и будут приняты серьезные меры. Ясно, Герф?

— Так точно.

— Только есть здесь еще тонкость… Это ничтожные проступки. Это мелочи. Мы не мелочимся, Герф. Мы закрываем глаза, видя что-то ничтожное. Но это только до поры! До того, как кто-то тупой нам этим чем-то «ничтожным» глаз колоть не станет! Это обяжет нас возиться с чем-то, чего и не видно толком! И мы будем делать это вместо того, чтоб горы воротить! Понял?!

— Так точно…

— Значит, ты знаешь, что это такое! Значит, ты знаешь, что я с этим должен буду делать!

Закоротило… Айнер вскочил так резко, что его шинель, не успев пролететь за ним ветром, напоролась на еще более резкое торможение — рванулась ко мне его острой тенью… Нас больше не разделяет стол — командир стоит прямо передо мной…

— Это донос, Герфрид! Но ты не доложил об этом вовремя! Это регистрация информации для рассмотрения уполномоченным прокуратурой с последующей попыткой ее утаить! Ты соучастник, Герфрид!

Я бы отступил, хоть на шаг, опустил бы глаза — если бы протокол позволил…

— Я не понимаю…

— Молчи! Тебе точного будущего никогда не узнать! К тебе требование одно и простое! Решил четко, что чьи-то мысли — это настоящее преступление — доложи! Не уверен, что эти мысли окажут значительное влияние применимо к реальности — не сообщай! И учти — проступок — это еще не преступление! Это только провинность! И учти еще! И преступления, и провинности выявлять — наша забота! Наша и техники! Остальное только для страховки этого контроля! Не докладывай ни о чем, что не влечет тяжелых последствий! Ясно тебе?!

— Командир, мне…

— По твоему отчету мне ясно видно, что ты намеренно умолчал о том, что тебе был указан «путь дезертира»! Указание было дано без отягощений прямотой, но дано оно было! Умолчал о разглашении секретной информации! Информация была дана без подтверждений, но была дана! О переданных ментальным сигналом заявлениях, подрывающих стабильность системы! Сигнал был ограничен короткой зоной действия, но был передан! Это подстрекательство. Это проступок. Не слишком серьезный, но проступок. Провокация дает только толчок к преступлению. Безответные провокации мы значимыми не считаем и строго не караем. Но безответны они только на реальном полигоне, только на данном отрезке времени. На виртуальном — мысленном поле им дан ответ.

— Командир, я…

— Молчи! Вопрос встает жесткий — преступен этот ответ или нет. Нужно проводить разбор. А будут обнаружены преступные мысли, нужно будет установить — мысленное это преступление или нет, будет оно перенесено с виртуального поля на поле реальное или нет. Ментальное преступление не столь значимо и, считай, не караемо, но стоит ему переступить мысленные границы — оно будет приравнено к реальному и будет караться, как пресеченное преступление. А покажет следствие с точным расчетом будущего, что преступные мысли перейдут границы виртуального поля и обретут значение не одних мысленных преступлений, нужно будет выяснить — способно это преступление стать содеянным, станет оно содеянным или останется пресеченным. А выявит дознание, что преступление будет совершено неизбежно, — его будут карать как свершенное преступление. Докажет расчет будущего, что пути к преступлению не обрубить, — последует жестокая кара! Понял?!

— Так точно. То, что точно будет совершено в будущем времени, считается совершенным в текущем времени.

— Верно! Но тут и последнему дебилу ясно, что это не свершенные преступления! Что они не будут свершены! А разбор мы провести обязаны по стандартной форме! С расчетом будущего!.. И ты, Герфрид!.. Ты вместе с остальными под разбор пойдешь! Ты получил и скрыл эту информацию! И тому есть доказательство — записанное тобой! Ты покрыл подстрекателей! Ты соучастник, Герфрид!

— Я не понимаю, командир.

— Не понимаешь?! Много мне этот кусок твоей памяти поведал! Того, что никому не нужно, но с чем придется разбираться! Скйел Скар знает все, что ему надо знать. Все, что имеет значение, учтено и контролируемо им. Но Скар не сможет закрыть глаза на то, чем тыкают ему в лицо, хоть это и будет никому не нужной чушью, не имеющей прямых последствий! Теперь дошло?!

— Так точно.

— И мне, и Скару предстоит прогон через тупые расчеты, чтобы обозначить каждый поворот этой ерунды и доказать, что нет у этой дури значимых будущих последствий! Чтобы доказать, что это не технические недочеты, пропущенные контрольными зонами и обнаруженные человеком, сбивающим с толку следствие! Что это — только подстрекание, которое хоть и способствует усилению нестабильных факторов, не имеет силы, утвержденной будущим временем! Что от реальности и от данного времени провокаторы получат только наказание и непрерывное наблюдение! И наказание получат не за преступление, которого тут нет и не будет! И не столько за нарушение, сколько за то, что нет здесь ни у кого времени по муравьиным следам бродить!

Я сжал зубы крепче и замер в немом ожидании. В горле пересохло — еще немного и без сломанных ребер не обойтись…

— Сейчас не спокойно, Герф. Действительно, у нас ситуация скверная. Но беспорядки ее не исправят! Люди на пределе! А паранойя — заразная штука! Бунты, наравне с подобной дурью, будут пресекать — и жестоко! Понял?!

— Понял.

— Что ж раньше не понял?! Ты не однофункциональный! Думаешь, ты придаток излучателей?! Нет! Они твои — не ты их! Учти, что управлять тупыми людьми легче только подлецам! Среди нас нет мест ни тем, ни другим! И учти, что если промахи повторны, — значит, что стрелок ни на что не годен!

— Так точно, командир.

— Каждый боец перед Скаром на мониторах его базы данных стоит! Но может и лично пред ним предстать! Он не чудовище — умный человек. Но лучше судьбу не испытывать. Герф, пытай ее! Но не до смерти! Не руби с плеча! На таком морозе от удара с размаху твой топор на куски разлетится! Мысли то, действия — без разницы! Если это нарушение, если этому доказательство есть — неизбежен разбор! А сейчас никому подобные проблемы не нужны!

— Так точно.

— Не нарушай мои планы на твою жизнь! Разрушишь мои — построишь их Скару! А он не спал дольше, чем я! И жалеет, что не получил раны тяжелее моих! Потому что сон он может получить только смертный! Хоть ты дай ему просто заснуть! Убери от него подальше мысли, относимые к Ларсу Стикку! Он мой боец, как и ты! Герф, не мешай мне!

— Я не…

— Молчать! Если ты за — не выдавай, если против — доложи! Это правило! И с этим середины быть не может! Есть только грань! Но ты на ней не устоишь! Так и не вставай на нее! Не знаешь, что делаешь, — не делай этого! Больше ничего никто и не требует!

— Так точно…

— Герф, запомни, мысли — это меч, память — щит! И оружие, и защиту используй только по прямому назначению! Бери исходной точкой долг! И не позволяй другим делать обратного! Не то каждый параноик сможет твой долг этим мечом на куски изрубить и на этот щит положить!

— Так точно, командир…

Айнер отошел за «разделительную линию» еще более резким рывком, словно отбросил меня… Но сразу подался вперед и острым силуэтом, и заточенным фоновым сигналом с еще более сокрушительным размахом ударил по столу кулаком в подтверждение сказанному с такой силой, что содрогнулось, засвечивающее наши глаза, белое поле… Не смею стереть испарину со лба, не смею даже вздрогнуть под подъемом, рубящей воздух, руки командира… С каждым его, поднимающим пульс, движением растет и напряжение… Белое поле звенит от частых колебаний, будто над ухом свистит тонкий хлыст… Айнер рубит воздух, словно обрубает мои мысли…

Неподвижно стою под этой ментальной поркой. И что-то цепенеет в голове все крепче. Нет, это не от того, что Айнер безжалостно хлещет мои нервы, что белое поле, окружающее мой разум, грозит мне страшной карой… Нет, это не унижение, не страх… Кроме нас самих, никто не может нас ни унизить, ни испугать… Это какой-то неподъемный груз, тяжелый и позорный… И он мой — только мой… И я сам взвалил его на себя… А эти стянутые перчатками костлявые руки лишь указывают мне его — этот груз, который я взялся тащить, не проверив его и не разобравшись с ним… Скрытый от других предатель и доносчик, не замеченный ни другими, ни собой, — теперь в зеркале я буду видеть именного его… Позор… Я готов принять его целиком — сделать все, только не переложить мою вину, эту подлую промашку неверной руки, на чужие плечи… Но наказание, как того требует порядок, будет поделено между мной и всеми, кто, пытаясь мне помочь, допустил ошибку… всеми, кто допустил ошибку, пытаясь помочь мне… Порядок не позволит мне взять всю мою вину на себя… И этим наказанием всей моей вины мне не искупить… И вообще — одним только наказанием никому вины не искупить — никаким наказанием… Нужно все исправить… Я должен сделать это… и должен сделать это сам. Не настолько разрежен мой ментальный фон, чтобы этого не понять… Только как это сделать, я не знаю… Я не знаю, как исправить мою неправоту к тем, кто перешагнул системные границы, чтобы расширить мои!.. Не знаю, как искупить мою тупость перед системой, которой служу верой и правдой, за пределами ее кары!..

— Герф, не опускай и не подымай рук — ты не сдаешь оружие не перед собой, не перед врагом! Не загоняй совесть в тупик, но и ей не давай твои мозги по тупикам разносить! Просто — думай!

— Так точно…

— Сожмешь зубы крепче — раздробишь пылью! Не жалко зубов, пожалей тех, кто тебе протезы делать будет! Не свершенное посреди реальных полей преступление высшей мерой никому не грозит! Но наказание следует неизбежно! И за ним стоит — постоянное наблюдение! Теперь ты знаешь об этом!

— Теперь мне об этом известно…

— И о том, что нам этого не нужно, тебе теперь известно! Ты знаешь, что мне необходим человек, не обглоданный Хантэрхаймом до костей! Человек с чистым разумом и не менее чистым личным делом! Знаешь, что ты такой! И что таких, как ты, у роты больше нет! Что ж, теперь решай, что ты сделаешь с тем, что делаешь!

— Буду крепче держать контроль над ситуацией.

— Будешь — значит сможешь! Знай, что сейчас ты совершил только прокол, — еще ничего больше… Знай, что твое дело чисто так, что замарать его никто руки не подымет — до поры… Но знай, что электронный мозг — не твой! И как бы преданно он тебе ни служил, как бы ты к нему ни привык — не переноси на него решение твоих задач! Этим ты на командование задачи переложишь! Порой, сложно контролировать загруженную память — это бывает… Но если ты на это просто не способен!.. Еще одной ошибки тебе никто не простит! Что молчишь?!

Чувствую, как отливает под давлением адреналина кровь, как холодеют руки, как сводит их сигнал к действию, как собран и сжат мой ментальный фон… Он не отпускает ни одного сигнала, пресеченного где-то на исходе и сосредоточенного где-то во лбу…

— Герф, ты попал к Скару под холодный взор. Ты встал поперек его поля зрения, и глаз он не отведет, если ты их колоть будешь. Только здесь и сейчас тебе дальше строгого выговора не уйти, как ни трудись. Но учти, не повторяй ошибок! С каждым твоим промахом и тебе, и всем, кого ты подставил, — хуже будет! Поэтому запомни каждый переданный мной тебе мысленный код! И без помощи электроники за пределами твоей головы! Забудешь про ошейник — забудешь про то, что офицер S9 способен поступать, как офицер S7 по отношению к своим бойцам! Потому что офицер S9 не может поступать вопреки правилам системы! И по определенной их грани пройти может единожды!

Айнер снова откинулся в кресле, сложив на груди руки… Он с уверенностью, что его, спущенные лучом по моему сознанию, мысли пробили цель, как пущенные по мишени клинки, смотрит на мой ступор.

— Хорошо, есть контроль… Теперь перейдем к делу… Мне нужно, чтобы ты поборол эту дурь, как можно скорей, — и не мог больше допустить того, что мне не нужно. Дальше стоит принципиальный вопрос — на что ты способен. Не исправишь дело с обнаружением ошибок, не увидишь промах, не сможешь — пропадешь. Не исправишь дело с управлением, с контролем над ошейником… Что ж — это исправимо. Главное — знать, как стереть.

— Разъясните, командир…

— Стереть — это возможно.

— Это запрещено.

— Формально — да. Но есть и грань. И ты, похоже, дошел до того, что должен встать на эту грань и стоять твердо — без моей дальнейшей поддержки.

Айнер смотрит на мои мученья с вышины его уровня — все тем же неоспоримо повелительным взглядом светлых, до холодности, и открытых, до спокойной жестокости, глаз… Но он заклинил мой разум и забил этот клин с такой силой, что теперь я полностью лишен способности подключить рассудок. Но он не затронул другой ступени моих соображений… Теперь ни ему, ни мне не под силу удержать напор недоосознанной несправедливости его решений… Мое упорное несогласие видит только кусок того, что должно, и больше ничего… Но упрямство затмевает разум какой-то мутной уверенностью… Белый свет меркнет вдалеке… Айнер отодвинут еще дальше…

— Я не сделаю этого. Если на то не будет дан подтвержденный приказ.

— Герф!.. Ты сделаешь, что приказано! Сделаешь без подтверждений!

Айнер рвет цепи — это замыкание… Но и я уже спустил с цепей своры каких-то нижних программ.

— Не имею прав исполнить не боевой приказ, противоречащий уставному порядку, без командных подтверждений. Он не будет иметь силы, если не будет учтен общей базой данных. До тех пор — ответственность равно разделена отдающим приказ командиром и принимающим его подчиненным, что дает мне право на неподчинение приказу. Моим действиям будет дан положенный отчет по официальной форме при запросе.

— Молчать! Подумаешь — пожалеешь! Не будет пощады! Ни тебе, ни Лесовскому! Ни Стикку, ни остальным таким, как он!.. Из-за твоей тупости не будет!.. Из-за открытой тебе обрывочной ментальной кодировки, пропущенной поврежденной контрольной зоной!.. Зоной, поврежденной бесконечными боями здесь, — среди ледяных пустынь и безжалостного сияния Хантэрхайма!..

— Это не боевой приказ…

— Здесь все приказы — боевые! Здесь — на грани — нет времени на подтверждение!.. Нет времени на неподчинение!.. Нет прав на время!.. Есть только долг! Но ты, боец, не сможешь исполнить его без поддержки времени, как без поддержки высшего офицера! И здесь тебе из этого дано одно — полное подчинение мне!..

Тени Штрауба мечутся перед глазами, но их настойчиво вытесняет белое свечение… Нет времени… Если нет времени, нет и пространства… Пространство потеряет тот, кто проиграет бой со временем… Но бои еще идут… Хантэрхайм еще отражает его атаки… Нашими руками… Нет — только скоростью мысли высших офицеров… А мы вышли за пределы этой скорости — нас почти больше нет… Мы еще есть и мы еще держим эти территории только волей офицеров высших рангов…

— Так точно, командир! Будет выполнено.

Айнер скрыл серьезный выстуженный взгляд за кривой победоносной усмешкой…

— Исполняй, боец! Нам не нужны проблемы. И так этого барахла по горло. Это просто — входишь в память ошейника — и стираешь то, что нужно стереть. Если об этом никто третий не узнает, пройдешь по грани.

— Но…

— Ты это сделаешь! И будешь делать столько, сколько ошибок!

— Да, командир…

— Вот и замечательно.

— Но коррекции отчетных данных не возможны. Доступ к этим разделам памяти закрыт.

— Откроешь.

— Мне не даны коды доступа. И я не имею никакой возможности подобрать их до блокировки памяти, неизбежной при агрессивном внедрении, командир.

— Сделаешь это без обычных кодов и без обычного доступа. Не сотрешь нужный отрывок памяти, как положено, — испортишь его помехами.

— Командир, мне ничего об этом не известно…

— Это поправимо. Ты ничего особого с ошейником делать не будешь. Ты войдешь в его память обычным путем — через просмотр данных. И войдешь, не отключая при этом функции записи. Дашь ему сигнал для записи точно тем кодом, который был записан прежде, — дашь ему этим сигналом информацию о событиях, которые были и прошли. Он запишет эту информацию в другом — прошедшем — времени, которое не сможет отличить от идущего. Потом ты уберешь ненужные фрагменты памяти с программной границы. Ты изменишь прошлое время через настоящее. Понял?

— Никак нет.

— Ошейник не поймет, что одновременно загруженные в его оперативную память сходные данные загружены параллельно. Ошейник не отличит данных прошлого и настоящего времени, стоит им только получить полный стык по коду. Он будет запоминать данные настоящего времени с наслоением на неотличимые от них данные прошлого. Ясно? Считай, что это перемещение во времени — только виртуальное. Ты как бы попадешь обратно в прошлое… И это прошлое как бы опять пойдет как настоящее… И ты изменишь его — перепишешь.

— Я не смогу…

— Сможешь! Ты точно вспомнишь все, что было прежде, и четко стыкуешь коды сигналов с прежними — и ошейник их не различит! Ты пошлешь сигнал для записи прямиком назад — обратным путем! И ты изменишь прошлое! Ошейник перепишет его! И как только он будет напрочь скреплен с тобой этой единой безвременной памятью, проходящей через настоящее время, — ты пошлешь ему помеху! Один резкий посыл, одно искажение — и прошлое будет перекрыто! После этого — перезагрузишь ошейник! И еще… О том, что ты «стер» информацию, не узнают без тщательного дознания, стоит тебе точно заполнишь пробел другой памятью прошедшего времени. Ты просто изменишь прошлое на виртуальном поле — таким образом дефект памяти будет устранен и, считай, не виден никому другому.

— Ошейник… Его можно обмануть?..

— Как и его программистов. Пока технику программируют люди — ей нельзя доверять больше, чем им. Ошейник — дополнение к твоему разуму. Ошейник хранит твою память. Он подчинен тебе, и ты управляешь им. Но ты способен управлять его памятью только с той точностью, с какой управляешь своей памятью. Помни, все зависит от того, как точно помнишь ты. Ошибешься, он проведет проверку повреждений и блокировку.

— Так точно… Но есть и моя неизменная память… Это я изменить не могу…

— Искажение памяти… О таких вещах думать не следует. Нет памяти — нет и тебя, нет личности. Поддельная память — это поддельная личность. Мы видим подделки по ментальному фону. И стоит нам определить в чьем-то фоне чужой сигнал — мы просканируем его жесткую память и обнаружим ошибки. Мы уничтожим чужого, как врага. Учись думать. Многие бойцы страдают заблуждением, что им мозги вообще не нужны, — так вот что, если бы они вам нужны не были — вам бы их и не делали.

— Так точно, командир.

Айнер сбавил обороты… Передо мной суровый, сдержанный офицер S9… без тени короткого замыкания на спокойном лице. Может, его и замыкает, но не бесконтрольно… Его натиск точно рассчитан и направлен четко на цель.

— Пошли, Герф.

Не спрашиваю, куда мы идем. Лучше сейчас об этом не думать… Я и без этого уже начал бояться быть рядом с Айнером… Он мой командир, но он… Нет, не преступник, но… Ему ничего не стоит обмануть людей, технику, систему… Он делает это, не сходя с какой-то невидимой никому иному грани, но он делает это… И втягивает меня… Может быть, он и способен помочь всем нам, но способен и нанести нам всем вред… Что в итоге выйдет, я точно не знаю… Я ничего не знаю точно. Держаться поближе к нему в бою и подальше от него после боя… Так медбрат в Штраубе сказал. Но в бою Айнер поступает не иначе, чем после боя, — разницы нет, его поступки опасны в равной степени и до, и после, и во время сражений. В его покалеченных руках постоянно зажат энергоблок, готовый рвануть… И от мощного взрыва нас всех отделяет лишь короткое замедление… А на какую цель он замахнется и по какой цели им будет нанесен удар — одному черту известно… Не доверять ему — это просто бесполезно… Но доверять — опасно. Такому офицеру нельзя доверить ничего, что работает исправно, — он сломает. Но то, что сломано и не работает, он починит… Он починит и то, что не способен починить кто-то иной… Разгром и крушение — здесь ему мое доверие будет безграничным… Но сейчас еще не тот случай…

Мы вышли на транспортную стоянку…

— Перегнали… Ищи 400-04 — не окликай ни один, пока не найдешь. Как найдешь, дай мне сигнал.

Иду между рядами транспортов, «спящих» на ждущем режиме. Неужто это продолжение «охоты» на сахар?.. Неужели, брошенная нами добыча еще там?.. Похоже на то… Айнер подозвал меня коротким сигналом… Мы разбудили машину и забрались внутрь погреться… Из-под сидений хрупкому свету был явлен наш тайный груз… Айнер передал мне сахарные блоки с пометкой того склада в Штраубе… и еще что-то… и пустой стакан… Но стакан он вырвал тут же… и вернул мне его уже полным черной кофейной горечи… Белый пар клубится в холодном воздухе вместе с тонкими изломанными струйками дыма от только что запаленных сигарет… Прозрачный стакан не обжигает рук, но густая темень, которой он полон до краев, парит жаром… От усталости все это кажется замедленным и отстраненным… Мне еще не до конца ясно, что произошло… От удивления я открыл рот, но вопросы будто застряли в горле или в голове… Я так и не успел ничего спросить — вместе с вопросами в моих зубах зажат теперь бутерброд… Айнер, отерев о рукав боевой клинок от вражеской «крови», настругал толстыми ломтями колбасу… Ломоть колбасы еще отдает каким-то чужим химикатом — вражеской «кровью»… Радость заполняет меня вместе с густым кофейным осадком и терпким дымом… Куски сахара забивают вопросы обратно в горло… Все это вяжет рот и разум… Все это стягивает вокруг меня спокойствие и сон… Нет, он не злой — этот Айнер…

— Спать распоряжений не было, боец! Подойди ближе! Садись здесь. Смотри, Герф… Этому транспорту известно, что мы тут походный ужин развернули. Он знает и о том, что мы добыли сахар обходным путем… Но этот транспорт не зафиксирует отчетом ничего этого. У машин нет таких проблем, как у нас. Они, вне зависимости от обстоятельств, точно знают, что нужно приписать к отчетной памяти, — знают, о чем необходимо доложить.

— Я понял, командир.

— Равняйся на технику. Только не на D40. «Защитники» с крайней точностью опускают все то, что не имеет значения, что станет помехой и командиру, и бойцу. Но человек никогда не сможет рассчитать ситуацию с такой точностью, как «защитник». Человек никогда не сможет стать подобным «защитнику» и никогда не сможет полностью доверить ему контроль и наблюдение. D40 знают больше, чем мы, — они всегда на несколько шагов впереди нас. Только офицеры S12, дошедшие до ступени близкой Снегову, читают их отчеты верно. Это другой уровень — верхняя ступень, где речь идет только о порядке высшем. Из этого следует, что от моих бойцов мне нужен не один отчетный каркас. Понял?

— Так точно.

— Подробный отчет, где есть все «необходимое», но нет при том ничего «лишнего» — ни от бойца, ни от офицера не получить никому. Будет одно, будет и другое. Но грубых ошибок быть не должно. По большей части решать, что нужно или что мешает, — командиру — мне, не тебе. Твои задачи сведены к тому, чтобы ты, не допуская грубых ошибок, предоставил мне как можно более точные сведенья о текущей ситуации. Мне нужны объективные сведенья — то, что происходит у тебя перед глазами в чистом виде. Но мне нужны и твои оценки ситуации. Степень их объективности будет установлена мной — с опорой на твои показания. И учти, что только тупой боец и высший офицер S12 могут быть твердо уверены в том, что поступают правильно. Но чем ниже по рангу источник этой уверенности — тем выше у этой уверенности ступень ошибочности. Из этого следует то, что тебе нужно больше думать. И еще… Имей в виду, что думать буду и я… Но не рассчитывай, что я один буду думать за обоих все время. Каждому твоему расчету без ограничений, мной будет установлен предел.

— Так точно, командир.

Лейтенант загрузил сахар в отсеки портупеи и активировал транспорт…

— Ремни подключи…

Без вопросов последовал за ним и пристегнул ремни… Припал к закрытой двери машины головой… Почувствовал лишь давление ремней от заданной скорости… Сквозь прикрытые тяжестью сна, опухшие, веки различаю только вспышки света где-то далеко впереди… они все ближе, ближе…

— Смотри.

Продираю глаза и вижу свет — больше ничего нет… Рассвет… Нет, тогда мы должны были бы быть в самом его центре. Светает, но холодное небо еще темно где-то там очень высоко… Только оно засвечено чем-то и под зависшей в воздухе машиной, и над ней… Северное сияние так не сияет… и ледник так не отражает свет… Что это?..

— Хантэрхайм…

— Смотри, Герф… Мы «охотники» — это наш «приют»… Хантэрхайм — вечно сияющий маяк посреди ледяных пустынь, не дающий нам сгинуть среди них…

— Но откуда это зарево?..

— Оно исходит от «ледяных игл» — городских башен, принимающих каждый световой удар северных снежных равнин и этого холодного неба, светящего и днем, и ночью. Хантэрхайм хранит этот свет — передает его нам и во тьме. Завтра его свет станет и твоим. И больше ты никогда не покинешь его — где бы мы ни были, он не отпустит никого из нас.

— Так это правда?..

— Смотри, Герф… Он ломает скалы и льды тяжелым морозом — он ломает и нас. Борись с ним — и начинай сейчас же. Но помни, что он тебе защитник, как и ты ему. Он не даст тебе верить — никому, ничему… Он оберегает нас. Вера слепа… Вера слепа полностью — до того, что лишает зрения и вышибает опору из-под ног каждого, кто ступил в эту слепоту… А уверенность дает и зрение, и опору. Но он — Хантэрхайм — будет поднимать уровень твоей уверенности, как вздымать сломы ледниковых скал, и опускать его, как рушить пропасти ледниковых расщелин. Он проверяет нас — нашу надежность. Ты должен позволить ему взять контроль над собой, но не должен позволять ему осуществлять над собой такой беспредел. Следуй его зову, когда он призывает ринуться в бой, а не в пропасть. Ему не нужен слабый солдат. Единственное, что этому поможет, — способность мыслить. Но он не даст тебе и думать, если подчинит твои мысли до слепоты. Он губит тех, кто слепнет в его сиянии.

— Командир… Хантэрхайм… У него нет воли… Он не Бог…

— Воля есть у нас. Боги — мы. Хантэрхайм — наше ледяное зеркало, которое показывает нам только наше истинное лицо. И те боги, которые слабы для того, чтоб видеть себя, низвергают себя, увидев. Они падают со своих слабых опор, которые были скрыты туманом, под своей тяжестью, истинную силу которой открыть способно одно только жесткое сияние ледяных пустынь.

— Значит, чудовища — это мы, а не он…

— Он такой же, как мы, — он чудовище для чудовищ. Помни, что бы ни было, не воюй с ним его оружием, не пробуй отстранить его щитом — он сильнее. Подчинись ему так, как мне, — полностью, но не тупо, не сложив к его ногам разум. Смотри ему в глаза, как командиру. Иначе под его гнетом ты станешь таким, как Нор, как многие другие… Он не тронет, если твои мысли не будут враждебны ему. Но стоит направить их против его воли — разгонит по тупикам. Не должно быть никакого сопротивления его силе — иначе он сломит твою, как бойцы DIS ломают руки каждому, кто сопротивляется аресту. Он пугает своей властью, как пугает — Скар. Но он страшен лишь тем, кто его предает. А твою правду он выбьет, как Скар, при дознании. Открой, отдай ему эту правду. Но не бери чужой. И не верь никому — ни себе, ни другим. Если ты поверишь — будешь ослеплен его светом. Если ты падешь духом — будешь раздавлен его льдом на дне расщелин. Если вознесешься тщеславием — он скроет тебя под снегом вершин. Перестанешь мыслить — и ты сломан им, как снежный кристалл под сапогом. Если ты будешь воевать против него — ты будешь воевать против нас. Будь с ним един, как мы.

Сжимаю челюсть, чтобы зубы не стучали — от холода, усталости и того, что Айнер с моей головой делает… Глаза начали болеть от яркого света, но отвести взгляд я не могу… В суженные зрачки врезались высокие острые ветроломы — вышки «хранителей». Этот вой разорванного ветра цепом бьет под грудной хрящ. Но он не заглушает заледенелый звон этих промерзших башен…

— Хантэрхайм… Он — испытание.

— Точно. Он берет у нас последнее, чтобы видеть наши пределы. И как только мы станем настоящими, он награждает или убивает нас. Мне он дал больше наград, чем смертей… но отобрал и то, и другое. Это мои «пограничные зоны». Хантэрхайм не расчищает мне путь посреди них, но и не ставит заградительные полосы по их краю. С ним человеку суждено быть на грани. И не на той границе, по которой ходить мне одному, — на краю. По одну сторону с ним только один он — белый, как снег, офицер — никто больше. Ты, Герф, будешь ступать по краю. Первый шаг определит направление. Так что следуй той разметке, что Хантэрхайм пропишет. Не рушь его преград и не спи посреди его равнин.

Транспорт резко повернул, и Айнер разогнал его на полную скорость, но я все смотрю на мониторы заднего и бокового обзора — на отдаленную мраком искристую звезду, отраженную льдами, на столбы лучей, пущенных в небо башнями, вздымающими надо льдом их тонкие иглы… Это Хантэрхайм, подавляющий нас своей холодной волей… Хантэрхайм, встающий на пути врага стеной ледяных игл… Он охранит этим морозом Штрауб и Шаттенберг… подобно верховному главнокомандующему системы, не выходящему из его окруженного сиянием штабного корпуса… Быть единым с Хантэрхаймом — замерзнуть, застыть вровень с системой, ведущей долгую жестокую войну. Нигде больше мы уже не сможем дать сражений такой мощи. Теперь мы будем защищать его… когда он будет нападать на нас, вооруженный этим отраженным светом, после отраженных нами ударов врага… Мне предстоит долгий и тяжкий труд, чтобы не забыть, что за Хантэрхаймом стоит Штрауб.

Начинает бить озноб… Это неоспоримо доказывает, что сегодня я получил предельную дозу бескрайней бесприютной стужи и такую порцию обжигающего пламени, что тошнотой поперек горла встает… Айнер так и ссадил меня на стоянке нашей части — окончательно разбитого и расколотого им и теми, кто воевал и воюет среди этих чертовых снежных равнин и замерзших скал, стенами окружающих этот город, слепящий до полного помрачения… Командир вернул мне оружие, выдал сахарные блоки и отпустил одного куда-то в незнакомый мне мрак коридоров и переходов… Он забрал только бич, который я не сдал еще в Штраубе, еще вчера…