Запись № 3 0000 000 00:00 01.04.205 год Новой Техно-Эры 02:30

Лесовский еще раз просветил тоннель — лишь расколотый блок-отражатель остановил белый свет в километре отсюда: там темной горой свалены обломки корпусов «разрушителей». Он снял шлем и, опершись на излучатель, неловко опустился на седло сбитой «стрелы», вспоровшей при падении коридор черной прямой.

— Чисто, Герф.

Не смог даже кивнуть ему в ответ — шею от перенапряжения свело. Доложил взводному командиру, что сектор проверен, и руки сразу начали дрожать. Боль еще звенит в ушах — будто мои предплечья до сих пор располосованы теми остриями… Но от осколочных ранений и следа не осталось — это только память о той боли. И еще о другой… Чертовы штуковины эти регенераторы тканей — как не обезболивай (допустимыми средствами), каждый раз мучают хуже ран. Еще десять минут назад я этой боли не замечал, но сейчас, когда зачистка завершена…

Я остановился посреди лужи моей крови — она уже подсохла и загустела, но все еще липнет. Как только я дезактивировал шлем, запахло палеными волосами и обгоревшей кожей, но этот тошнотворный запах почти не ощутим за раскаленным маревом расплавленных перекрытий. Я ухватил сержанта за руки и попытался поднять — его словно держит что-то… Заливший его сплав застыл — спаял с панелями пола и осколками шлема оплавленные волосы и погасшие погоны…

— Влад, давай помогай! Сплав застыл!

— Резак активируй.

Черт… Я просто упал на колени рядом с сержантом — от моих усилий его плечо хрустнуло, затрещали связки — так я ему сустав сверну. И правда, резаком придется пройтись… Тонкий луч задрожал у меня в руках. Лесовский подошел ко мне, повесил излучатель на плечо и сосредоточенно уставился в пол, опустив обожженные руки — он никак поверить не может, что наш несокрушимый сержант мертв.

— Влад, так и будешь стоять, пока его андроиды не заберут?!

— Он ни кому-то, а нам с тобой жизнь отдал…

— Теперь мы обязаны доказать, что его смерть была ненапрасной. Помоги мне его вытащить!

— Смерть всегда так же напрасна, как и полезна…

— Черт! Влад! Просто помоги мне его вытащить!

Фонарь Лесовского снова пробил светом бесконечный коридор… Я кивнул ему в сторону оцепившего пустой дверной проем дракона. Затащили сержанта в зал и положили на квадратный стол, зависший в воздухе посреди пустого помещения тяжелой плитой. Лесовский уселся рядом с сержантом, а я как-то неприкаянно остановился перед ними… Андроиды еще на периметре, командиры — на командном пункте… медработники заняты теми, кто на грани смерти… Штурм закончен, но посты не выставляют… и нас не отзывают… Тишина мертвая…

Они скоро истребители вышлют… К рассвету воздух точно прорвут…

— Могут и раньше, Влад… Тут мы оборону долго не продержим…

Тишина стала еще мертвее. Лесовский вперил в лицо сержанта синие глаза… Здесь никого нет, но мы говорим каким-то сдавленным шепотом, будто обращаясь к мертвецу… Влад разбил белым лучом мрак, осветив бескрайний простор зала. Но остановил он этот обрывок света не на едва обозначенном дохлым прожектором выходе, а на замершем где-то в недосягаемой вышине вечернем небе. Звезды бледно мерцают в сером сумраке, гладкий диск полной луны подкрался к противоположной стене и затаился в каком-то пыльном ореоле…

— Герф, это реальное небо — точная проекция пространства над Небесным городом…

— Только что-то с отображением здесь не то…

— Ночь тут тускнеет серостью, звезды блеклые, и луну почти не видно… А стуженые ночи Небесного темны… И они просто сияют этим зеркальным лунным светом — холодным, безразличным…

— Это точно поломки…

— Точно. И разбитый потолок, и небо, которое он отображает, — все изувечено… И луну мы тоже…

— Нет, с луной порядок.

— Мы стерли кратеры… Сровняли лунные шрамы до того, что теперь… С тех пор…

— С тех пор мы получили мощный прожектор.

— Мы получили отражатель… Но похож он на зеркало, в котором нет отражений — один свет… чужой и далекий.

— Влад, держи эти мысли подальше от моей головы…

Этот отшлифованный обломок отходит от нашей планеты — отступает дальше, к пустой черноте… Его отступление трудно заметить — вернее, увидеть. Но по картам — проследить просто. Я эти карты смотрел. Решил, что похоже будто мы — те, в чьей власти его уничтожить, — внушаем ему страх… и ему — планетному осколку, припорошенному звездной пылью… Рассудил, что это почти повод для гордости… Только теперь стало ясно, что и этому осколку, порой, под силу пробрать наши нервы какой-то скрытой жутью. Вдруг дошло, что он вовсе не отступает перед нашей мощью — он просто покидает нас, оставляя непроглядному мраку… И его мертвенное свечение тревожит нас именно этим неколебимым покоем — ничем иным.

Думал, что мы затравили его сворой голодной техники, как зверя, и погнали прямиком к нашей цели. А теперь дошло, что гоним мы его никак не к нашей цели… И вообще — мы его не гоним… Он ведь не идет ни к охотнику, ни от него, как зверь, который не замечает гончих и следует обычным путем. Мы требовали от него большей световой отдачи — он стал ярче, но только, отойдя от нас. В итоге нам от него добиться почти ничего не получилось. А скоро он и совсем нас к черту пошлет — уйдет и потускнеет пуще прежнего…

Мы будто нарушили его график работы — просто сжали время, вышибли разом его распределенную по этому времени силу. Выбили мощную вспышку и ускорили тем угасание… Усилили и неизбежно ускорили… Это, как штурм, — чем сильнее ты ударишь, тем скорее станет ясно, победишь ты… или нет. Мы часто так поступаем — считаем, что нечего результату отсрочку давать, каким бы он ни был. Только трудно после этих усилий вместо ожидаемой награды принудительное наказание получать… Ведь ждем мы всегда одну награду, хоть и про риски знаем. Теперь мы, конечно, расчеты и учеты ошибок точнее ведем. Но старые недочеты исправить сложно. Прежде мы на безудержный риск шли без разбора ситуации и с отмашкой от последствий — и делали это чаще, чем было необходимо… Чуть что — пошли на риск… А сейчас у нас и пути другого не осталось, кроме как идти по этому риску, как по дороге, проложенной среди непроходимых чащоб, — маршем и до конца…

Нам трудно думать, что мы не надо всем властны — особенно после времен полной уверенности во всевластии. Мы привыкли считать, что наши командиры только отчасти подчинены той силе, тому закону, которым полностью послушно все остальное, — что разум S12 возглавляет этот порядок и управляет им. А управляют наши командиры лишь нами, направляя нас по выбранным ими координатам одной общей системы порядка… И исходы всех наших марш-бросков зависят от того, как точно они эти координаты рассчитают. Порой мы по их расчетам прямо к цели подходили, но бывало и… От их ошибок мы и в гиблые пустыни заходили, и еще похуже… Но вроде выбирались еще отовсюду… пусть и с потерями.

Солнце с луной — это еще потери не худшие… И вообще — почти еще не потери. Отдалились мы, конечно, от солнца, но все ж не сильно. А было время, мы могли… Мы в расход чуть не всю солнечную систему пустить собирались… Теперь холод и мрак не дают нам про это забыть… Особенно про то, что к этому, по большей части, причастны мы… Гравитационные поля системы перестроили мы…

А черт с ними — с гравитацией, с темной энергией… Теперь мы эти силы бездумно и без особой нужды точно не тронем… И не только потому, что у нас к ним просто доступ перекрыт… Враг нас даже к термосфере слишком близко не подпускает… По орбите Земли курсируют его базы и тяжелые истребители… Нет, мы и без них эти силы бездумно не тронем — не совершим и не допустим таких ошибок, как холод и мрак… чтоб не допустить таких ошибок, как «белые медведи» и «хранители» Ивартэна… Но сейчас мне нужно больше думать о силах моих… К рассвету солнце опять пробьет истонченный воздух… Будет палить так, что мы еще вспомним ночную стужу… С рассветом мы опять вступим в бой… Но мы еще сможем вернуться в Штрауб… А наш командир… он останется здесь — под этим сломанным небом…

Ничего, сейчас они нам головы сносят, но скоро будем сносить — мы им. Вышибем этим железкам кристаллы, как они нам вышибали мозги. Медведь-лученосец еще склонит голову под рукой человека, прошедшего холод и мрак. Похоже, я впадаю в дрему — эти лозунги обычно мне в голову со сном идут, как образ того офицера, которого проецируют в Штраубе… Он и сейчас стоит перед глазами — этот офицер приходит из тьмы со штормовым ветром, бьющим в лицо и гонящим ледяную пыль… Он поднимает штурмовой излучатель XF501, протягивает руку вперед и бросает к нашим ногам «убитый» вражеский разум — погасшие кристаллы… И за его спиной разгорается утренний свет… По нему сразу видно, что он — победитель, которым повержен враг и которому покорились могучие силы. Только в глазах этого мощного мудрого человека сохранен навечно след военного времени. Лесовский почему-то считает, что он не похож на того, кто вышел из замерзшей темени, — что слишком уж он хорош собой… еще и чистый, будто не с поля боя. Но он — победитель. Не с чего ему быть обугленным, покалеченным, голодным и замерзшим. С победой и нам ничто не помешает стать такими, как он… Как раз поэтому этот офицер встает перед глазами каждый раз, когда я, продрогший, валюсь с ног и готов проглотить скингера целиком и живьем. А я уже готов проглотить скингера живьем — со всеми его лохмами — вот и думаю про того гордого и уверенного офицера, на которого равняюсь. Но нужно согнать этот полусон, отогнать боль и усталость…

— Герф, думаю, здесь будет видно приближение «медведей»…

— Если мы увидим «медведей», это точно будет последнее, что мы увидим, — нечего и смотреть.

— Лучше последним увидеть их полет, чем темный обрушенный их лучами тоннель.

Я с ним не то, что не согласен, но сейчас мне об этом… Натянутые нервы мне скоро порвут и без «медведей», рвущихся на нас с обломков этих звездных небес. Отходить с «оккупированных территорий» будет трудно…

Я оперся на стол, изо всех сил прижав к его холодному покрытию открытые ладони. Стол проверку на прочность выдержал… Холод прошел по моим рукам, и боль сразу утихла… Но не от этой заморозки… Что-то иное притупило боль… Адреналин — он опять зажал мое сердце тисками готовности… Что-то здесь не то… и этот дракон у дверей, и… Есть что-то еще — что-то ненормальное, невидимое… Я проверил показатели полей на браслете — и отдернул руки…

— Влад, отойди…

— С чего вдруг?

— Этот стол… От него излучение какое-то исходит мощное.

— Ну не в воздухе же он висит.

— Нет, другое излучение. Положи руку и держи — оно станет сильнее. Сними перчатки…

Лесовский с большим трудом закрыл почти не тронутые медспутником ожоги, но теперь со сжатыми зубами все же стянул перчатку… и положил руку на стол…

— Точно — есть что-то…

— Только мы не знаем — что именно…

Влад вскочил, как ошпаренный… Города «золотых драконов» опасны и без врага. Хуже всего, что никогда не знаешь, что в их городах опасно. Мы отошли к стене, притушив фонари…

Застывший на лице сержанта металл отливает посмертной маской… Его рука упала в пустоту — в эти невидимые лучи…

— Что, Герф, проверим?..

— Нет.

— Проверим. Излучение, как от замков… только сильней.

— Думаешь, это короб?

— Если нет, то и запирать нечего.

— Сканер определяет плиту как монолит.

— Это сжатое пространство…

— Нет, его бы мы сразу заметили — поле было бы очень мощным…

— Оно перекрыто другим полем… От этой плиты излучение идет сильней, чем должно бы было…

— Технологии полусмертных… Их уже с древности глухой не применяет никто — и не без причины.

— Эти технологии не древней, чем Небесный город — выходит, не древней, чем бессмертные «драконы». Эти технологии просто — стары.

— И опасны.

— Не опасней других.

— Влад… Материю прессуют под нуль — до первичной энергии. И чтобы вернуть ей прежнее состояние, нужно устроить чуть не вселенский взрыв.

— С ограниченной мощностью.

— Чтобы этот процесс был под контролем, программы нужны точные до крайности.

— Это учтено — как то, что обратно нужно получить, что и положили хранить изначально.

— А если учесть, что положили это «драконы»… и положили неизвестно что…

— Что бы они здесь ни хранили, безопасное размыкание хранилища учтено их техникой безопасности.

— Мы с тобой — их враги.

— Теперь больше не враги. И врагами их мы стали после установки последних подобных хранилищ.

— «Драконы» нарушили закон ограниченных технологий…

— Когда мы им войну объявили. И нарушили они его касательно одних нейросистем — не то, что мы. И, кстати, мы первые этот закон попрали…

— Верно. Но не убедил.

— Эту плиту точно поставили еще до войны.

— До войны… Значит, с тех пор здесь столько войск прошло, что… Чушь это. Ничего тут нет.

— Может хранилище и пусто… Но его могли просто просмотреть… Излучение короба и замка скрыто полем, держащим плиту. А программы этих полей реагируют только…

— С техникой ясно… А офицеры…

— Офицеры не снимают перчаток…

— Но бойцы…

— Герф, этот зал помечен госсимволикой. Думаю, мы первые рядовые, которые остались тут одни…

— Не должны были этого допустить… Офицеры про нас, похоже, вообще забыли…

— И тому есть причины… С трудом город отбили, чтобы несколько часов продержать… Ясное дело, им здесь нужно что-то поважнее, чем мы — чем наши жизни при штурме и наши действия после него. Командиры заняты чем-то другим, и времени у них не много… А мы здесь… И может быть здесь еще что-то есть…

— Если здесь что-то есть — это что-то важное. Значит, надо доложить…

— Да подожди ты.

Лесовский редко смотрит в глаза, наверное, поэтому — всегда срабатывает…

— Мы должны…

— Должны проверить объект.

— Но насчет этого дракона у дверей…

— Особых указаний не было.

Влад из тех, кто все из под палки делает, но если уж ему что-то сделать припрет — его и палкой не остановить. Теперь он, как у него заведено, лезет в огонь за черт знает чем и для чего. И если я не смогу его удержать, — мы совершим подвиг… или погибнем бессмысленной смертью… А главное — ни ему, ни мне не нужно ни того, ни другого. Я хочу просто и честно исполнить долг по приказу, он — поймать всех чертей за хвосты… если что — и без указаний. Но именно поэтому мы с ним порой вместе можем и горы свернуть… Только сейчас, похоже, не тот случай…

— Ты знаешь, что…

— Герф, хоть раз заткни эти долбанные правила подальше!

— А ты хоть раз постарайся от них не отклоняться после окончания боевых действий!

— Сделаешь все по правилам, и…

— Поступишь, как должен.

— И ничего не сделаешь!

— Да только на правилах мы систему и держим! Пусть, как на строгом ошейнике! Но это лучше, чем пустить к черту!

— Мы не сможем сделать ничего большего, если не будем знать больше!

— Мы и не должны делать больше положенного и знать больше необходимого!

— Мы должны делать все, что можем!

— Если прикажут! И только то, что прикажут!

— Проверить объект — прямой приказ!

— Как и доложить об этом!

— Проверим — и доложим!

— Эти «драконьи» штуки нам трогать запрещено!

— Герф, мы не знаем, что это! И не узнаем, если не тронем!

— Я доложу!

— Ларс Стикк! Его пошлют этот долбанный замок проверять!

— Его…

— Больше сейчас некого. А он, что бы тут ни было…

— Пусть Стикк… Пусть офицеры хоть самого черта пришлют! Я этот замок не открою!

— Мы с тобой наказание за одно его присутствие получим, что бы мы ни сделали!

— Влад, мне на наказание плевать, если тут дело серьезно!

— А если не серьезно?

— Хватит мне мозги вышибать!

— Тебе их вышибли уже!

— Не мозги! Только череп треснул! И «спутник» медицинский трещину скрепил! А тебе обломками той «стрелы» по голове точно сильно шарахнуло!

— Не было этого!

— Ты не помнишь!

— А я думал, что… Я и не думал, от чего голову ломит…

— У тебя сигареты есть?

— Только что-то похожее.

— Сойдет.

Я твердо решил сообщить обо всем начальству, но обнаружить фоновый сигнал кого-нибудь из наших унтер-офицеров оказалось не так просто. Ротный тоже вне зоны восприятия… Одни машины кругом. Ничего, подождем… Я сел у стены — думал было растереть колено и посмотреть напоследок прямо в лицо этой безглазой… этой ослепленной нами луне… Но Влад с немым укором встал передо мной, сложив на груди руки и устремив отчаянный взгляд к пыльному налету на полу… У него действительно есть причины беспокойно жечь нервы… Помимо его стремлений ко всему от нас скрытому, ему не дает покоя и Ларс Стикк… Со Стикком у них давняя вражда… С ним враждуем мы все… но не так давно и не так жестоко… Этим он и пресек мою попытку сообщить…

— Герф, мы так хоть не даром сутки отбудем…

— Идет. Проверим — и доложим. Но если там есть что, не тронем.

— Решили.

Подошли к столу осторожней, чем прежде… Сейчас посмотрим… И если там действительно что-то есть, сразу доложим командиру. А если ничего нет… тоже доложим командиру… Обо всем доложим… Лесовский положил руку на стол…

— Влад, ты коды не подберешь…

— Замки открыты.

Я только успел подключить затемнители и подхватить сержанта, как панель… Нет, не разошлась… Просто, центр этой монолитной плиты какой-то трещиной дал засветку по квадрату… и ударил по глазам нестерпимо ярким сиянием. За колебаниями и перепадами света последовал мрак — энергия изошла. Мы переключили фонари на полную мощность, но ничего не увидели…

— И что? Это все?..

— Нет, Герф, не думаю… Вырубим свет — луны должно быть достаточно…

Что-то хрупкое, едва видимое… Что это такое, я не понимаю… Решил отойти подальше, но Влад уже ошалело вцепился взглядом в этот поднятый им над плитой куб. Это кажется кубом — почти невидимым, прозрачным и…

— Влад, что это? «Короб»?.. Еще один?..

— Похоже на то…

— Он пустой…

— Посмотрим еще… Как его разомкнуть?..

— Задвинь его обратно. Нет, просто не трогай…

— Я его открою…

Влад ищет панель управления — хоть что-нибудь… Но ничего нет…

— Оставь его. Он пуст…

— Это только очередное поле…

— Очередное поле — и только.

Лесовский опустил потускневший взгляд в пол… и, наконец, отнял руки от прозрачной пустоты…

— Есть под ним что-то или нет — мне его не открыть…

— Еще бы. Если «золотые драконы» что-то упрятали, так никто не найдет.

— Мы нашли… И не прятали они ничего… Просто — закрыли…

Только не это… Его взгляд снова разгорелся синим пламенем, а оно всегда холодным лишь с виду кажется… Влад скинул с плеча излучатель, бросил его на плиту, вытер перчаткой со лба испарину, сжал зубы и…

— Стой!

— Они часто пускали в ход такие загадки!

Я не успел перехватить его руку. Не думал, что он дошел до того, чтобы сделать это. Влад даже перчатку не надел — запустил обожженную ладонь прямо в эту невидимую пустоту…

— Что это?!

— Куб был открыт… Открыт тем, кто не побоится отдать ему руку…

— На кой черт ты!.. Что нам теперь делать?!

Лесовский сжал пальцы на тонкой металлической трубке так, что костяшки побелели.

— Взять это…

— А что это?!

Лесовский осторожно осмотрел трубку…

— Похоже на электронную флейту…

— Нет… Сержант говорил, что у «драконов» любой предмет — оружие.

— Герф, если бы мы не были такими тупыми, то тоже могли бы применить как оружие все, что под руку попадет.

— Черт… Если это инструмент — у него должен быть мозг, панель управления…

— Мозг есть — он не активен. А панель…

— Только не подключай его! Не трогай! Черт… Я доложу…

— Не дергай начальство по ерунде, Герф.

— Ерунду под вражеской госсимволикой не хранят.

— Мы не храним… Что здесь могло быть?

— На схемах это четвертый сектор, и все.

— Сектор чего?

— Нам этого знать не положено.

— Надо подумать…

— Влад, кончай с этим! Нам запрещено трогать «драконью» технику…

— А может это и не их… Здесь нет никаких меток, клейм… Мы Небесный город третий раз штурмуем, но ничего подобного еще не видели…

— Значит, это еще опасней, чем мы считаем. Это что-то чужое…

— Нет… Смотри, есть дракон — почти незаметный…

— Он стал четче…

— Реагирует… Он реагирует на мою руку…

— Влад, не трогай его. И эту штуку положи — и не трогай. Не важно, кто спрятал, важно — где и что. Здесь ничего безопасного быть не может.

— Герф, есть правила, которые мы нарушаем потому, что не знаем о них. Уверен, одно из них обязывает нас проверить объект в той ситуации, когда командирам не до него.

— Хватит мне голову морочить! Нет таких ситуаций, когда командирам не до объекта, помеченного вражеской госсимволикой!

— Герф, пошли к черту Полуночный турнир — ты никогда не победишь в бою без правил!

Я с трудом стряхнул оцепенение и передал информацию об этой, непонятно как найденной и чем помеченной, штуке Стикку. Лесовского не переубедишь — эту штуку отнять у него теперь я смогу только силой. Но применять силу поблизости от неизвестно чего я не стану — вернее, применю, только если Влад решит это «неизвестно что» включить. А он решит… Он уже пробует засечь поле панели управления…

Пошел с ним обратно к этой плите — больше ничего не осталось… Мы не сложили «короб» — просто уселись рядом с этим, почти неразличимым на свету, кубом и мертвым сержантом… Ждем взводного… Никогда еще его так не ждал… Стоило мне взглянуть на трубку, как я убедился, что с этой штукой дело нечисто… Влад извлек из трубки какой-то слабый проблеск, который тут же угас… Если он управление подключить не смог, — значит, эту штуку он уж точно не подключит. Хорошо, конечно, — мне спокойней… Но еще это значит, что закрыли электронный мозг серьезно, что хранит он важные данные… А ни у кого из трех систем не было ничего важного и при том не опасного. Я как-то невольно передернул плечами — холодно здесь… и жутковато что-то… Не нравится мне этот проблеск — этот было установленный, но отрезанный каким-то ошибочным кодом, контакт… Нигде мне еще не встречались такие блоки на панели управления… Мы на этом уровне защиту вообще не ставим…

— Что бойцы, звезды пересчитали?!

— Так точно, командир!

От ментального удара мы с Владом подскочили, как от разряда. Ларс Стикк сложил за спиной руки и натянул ехидную усмешку.

— Докладывайте, сколько звезд сосчитали?!

Лесовский побелел, как покойник на снегу — командиру каждый раз из него жизнь вышибать удается. На этот раз и у меня сердце заледенело… Стикк обколол нас наглыми прищуренными глазами и остановил еще более придирчивый и колючий взгляд на этой погасшей металлической трубке…

— Что молчите?! Докладывайте!

— Обнаружен…

— Сколько звезд?!

Звезды… И что это значит? Опять он… Если мы не ответим — разозлим его, если уточним — тоже разозлим, если ответим неправильно — разозлим еще больше… И это — боевой командир…

— Мне безразлично, сколько времени вы оба здесь на безделье спустили. А сколько звезд в открытом космосе — мне известно. Тупых вопросов я, как правило, не задаю.

Потолок отображает звездное небо… Но из-за перебойной подачи энергии сосчитать это мерцание над головой я не могу…

— Командир, по техническим причинам четкой проекции нет.

— Но визуальный контакт есть…

— Так точно. Но при такой видимости определить…

— Хороший из тебя разведчик вышел, Герфрид. Один взгляд на заданный объект, и ты должен предоставить мне подробный отчет с указанием точных характеристик.

— Я человек — мне не даны способности машины, командир.

— Ты не человек — ты боец. Ты — мой боец. И сутки ты отбудешь… за неповиновение… и за грубость.

Черт… Стикк штрафных не дает — взвод ими марать не хочет. Мы у него перед его начальником чисты, как его сапоги. Только официальные штрафы часто снимают за боевые заслуги… А Стикк, что бы мы ни делали, это альтернативное наказание в исполнение каждый раз приводит без послаблений. И если мы потребуем положенный штраф, — он нам без мучений ни жить, ни умереть не позволит… Не будь на него никакой управы, по его воле мы просто ослепли бы в карцерной темени… Он знает, что это — единственное место, где мы ждем сражений, как пощады… где позволение вступить в бой равно высшей награде.

Ларс Стикк будто репейником меня забросал… и вроде остался этим доволен. Теперь он шипы на Лесовского переведет — Владу от него мучений обычно достается больше, чем мне…

— А ты что молчишь, Лесовский? Решил что-то скрыть?

— Никак нет, командир.

— Ты ничего не скроешь. Тебе просто — нечего, ведь тут ничего нет. Тут ничего не скрыто. А это значит, что мне здесь больше делать нечего. Зря я попусту потратил время на осмотр этой пустоты. Этот пустой «короб» оторвал меня не от пустых дел.

— Но «короб» не…

— Не перечь. Старшему по званию видней. Сутки и ты отбудешь. Тебе всегда есть, за что… Убери эту железку. И не бросай, где попало, как окурки. Если ты будешь соблюдать требуемые чистоту и порядок, мне не будет нужды объяснять тебе это простое требование еще… понятнее.

Влад издевок его не выносит… Еще бы — Стикк его едва не травит… Да и меня он тоже порядком достал… Никогда не знаешь — где он просто нервы замыкает, а где серьезно… Вот мы и стоим… И Стикк ждет чего-то… Но эту трубку он забирать, похоже, и не думает… Он эту штуку, вроде, больше и вовсе не замечает, будто Влад сигарету держит… Только и сигарете от него обычно больше внимания бывает… Я ничего не понимаю… А Влад… Он решительно протянул командиру эту, крепко зажатую в его кулаке, «железку», с уже четко проявленным драконом… Но Стикк лишь брезгливо покривился, взглянув на его ожоги… будто Влад ему подобранный где-то в пыли окурок передает… Влад еще судорожней сжал трубку обожженной рукой… А Стикк… сверкнул начищенными сапогами и подошел к столу… Он сложил пустой «короб» и растянул тонкий рот шире…

Доложить офицеру… Нет, не положено, если взводный командир проверил… Но я что-то не понял… Похоже, Стикк дал Владу разрешение взять эту штуку… И похоже, что это — превышение полномочий… Но если Стикк так спокойно эту трубку для издевок использует, может быть это и правда что-то не очень опасное… А что это, он не объяснит, чтобы издевку не испортить… Мы точно знать не должны, с чем дело имеем…

Стикк пристально посмотрел нашему сержанту в лицо — и перевел колючий взгляд на нас…

— Пусть после этого кто-то только скажет, что я к назначению по трупам шел.

Влад как-то смог побледнеть еще больше, и до меня дошло, что я еще чего-то не понял… Если Стикк имеет в виду назначение на должность… Судя по всему — это понижение. Знать бы, за что…

Он что, нашим сержантом станет?! Будет рядом каждый день, каждый час?! Его и как взводного, которого мы видим лишь при штурмах и построениях, вытерпеть не просто… Стикк утвердительно кивнул головой, будто прочел мои мысли… Он, как обычно, скривил рот, окинув придирчивым взглядом наши сведенные челюсти и сжатые зубы… Поискал, к чему еще можно придраться, ничего не нашел, развернулся и направился к двери… но обернулся — уже из темноты коридора…

— «Медведи» уже близко, но Ульвэру еще нужно время. Теперь каждый обрывок времени будет дороже наших жизней… Операцию завершим через час. Это промедление оставит нам один путь — отход через лесные чащи. Его с боем отбивать будем. И нас Ульвэр первыми пошлет. По его приказу — видеть мы будем не все. Но я знаю, что в этих лесах что-то есть, — что-то, что командиры скрывают. И оно опасно. В этих лесах бойцы пропадают — и их не ищут. Ясно?

— Так точно, командир.

Мы ужасно устали и соображаем уже с трудом… Я еще понять не успел… Я еще ничего толком понять не успел… А тут еще лесные чащобы и… Не дошло что-то… К чему это Стикк клонит? Он что, решил… Нет… Он не может… Он наш командир… Это просто его издевки… Мы у него по этой части избраны… Точно — это издевки. Тут он удержи не знает… Но Стикк… Он подошел к нам ближе и припер нас к стенке строгим неотступным взглядом…

— Нет, вижу, что не ясно… Хантэрхайм больше не способен обеспечить Штраубу защиту. Скоро Штрауб вступит в жестокий бой — откроет северный фронт, третий фронт. Шаттенберг долго не простоит, и у нас не будет ничего, кроме… Штрауб не выстоит — он подымет щиты, и его прикует к руке «белый генерал». С этими щитами весь наш мир будет закован волей и властью его одного. А поступки его — поступки машины… Вокруг нашей последней крепости будут только враги. Но подобной власти над нашим временем и пространством, над нашей жизнью и смертью не получить и Ивартэну с его непобедимыми войсками.

Стикк ждет чего-то, не уходит… Он как-то резко стер усмешку, сжал тонкий рот суровой прямой линией… От напряжения судороги задергали его челюсть… Нервный он, просто, очень… Не похоже это на его обычные выходки — от этого как-то жутко…

— Генерал Снегов — никто не знает точно, человек он еще или уже стал машиной… чем-то подобным машине. Многие считают, что с объединением трех систем, Совет AVRG потерял контроль над его властью. Он вгоняет нас в страх, но он один еще способен вести эту войну и управлять системой. Офицеры ждут от него четких и холодных решений машины, но только до границ зоны этой войны. А «белый генерал» забыл про человеческий взгляд — он этих границ не видит. Перед ним открыто будущее всей системы. И мыслит он одним расчетом. И делает он только то, что должен. Он смотрит одинаково холодными глазами и на крепости, и на руины, и на живых, и на мертвых…

— Командир…

— Молчи. Скоро все рухнет. Он знает об этом. И его «защитники» — знают. С каждым днем их расчеты точнее. Скоро учтенные ими версии подойдут к четкому обозначению неизбежного крушения системы. У них будет подтверждение отсутствию будущего — больше им ничего не нужно. Их задачи будут завершены, их действия — прекращены. И что ему, что его технике будут безразличны сроки той решающей угрозы полного крушения системы. Он спишет то время, которое способно обрести значение только для нас, — не для него и его машин. Никто не знает, что он решит, но каждый знает, что он не переступит через расчеты. Он примет решение как высший офицер, но это будет решением высшей технической единицы. Поймите, вы оба, еще есть время, есть открытые пути. Но скоро не будет ни того, ни другого.

— Командир…

— Герфрид, молчи. Что бы ни было — системе долго не простоять. Штрауб погребет нас — если не под обрушенным врагом щитом, то под руинами крепостных стен, разрушенных войной и временем. Офицеры высших рангов — хоть и считают, что время еще есть, — видят у системы короткое будущее. А «белый генерал» не видит почти ничего. Он окончит расчет, и ничто больше не помешает ему ясно увидеть впереди — Ничто. Он разожмет руку, которой держит и систему, и эту войну. И никто не узнает точного времени — никто. Мы все идем по лезвиям его ножей… Поймите ж, он не помнит, что кроме системы, есть еще и мы. Но мы должны помнить об этом.

— Командир.

— Угрозы близки. И если мы пройдем одну — будут другие. Мы и теперь стоим у черты. Нам не уничтожить Ивартэн, не уничтожив нашу планету, не подойти к его Центральному штабу, не разорвав наше пространство и время. Расчет почти завершен, но прямой переход еще не открыт. Открыть переход — расчистить отрезок пути до Пустоты, убрать с пути пространство и время. Открыть его — отсоединить их от одного соединения и подсоединить к — другому, отключить их части и подключить обратно. Стабилизационное поле точно стыкует обе пространственные и временные точки, проводя через одиннадцатое измерение — через Пустоту. Но оно должно быть подключено четко по схеме. Это просто сделать, имея необходимые расчеты действий. Расчетное действие ничем не уступит реальному. Офицеры считают, что расчетное пространство и время — что-то подобное другой форме обычной реальности. И общий расчет есть. Но есть еще и погрешности, которые должны быть учтены. Переход — мощное вторжение в космические структуры. Здесь и слабое отклонение от цели, от пути к цели, крайне опасно и разрушительно — здесь недочеты недопустимы. Снегов не откроет этот переход, если не получит над ним полный контроль. Его офицеры должны будут провести еще не одну проверку, не один прогон не по одному полигону этой реальности. Испытание займет больше времени, чем мы имеем.

— Командир!

— «Белый генерал» берет в точный расчет тонкие процессы. Он не пресечет экспериментальную фазу до поры четких решений. Он не поставит систему под досрочную угрозу разрушений и не устранит этим угрозу дальнейшую. Он сочтет этот риск не нужным. У нас нет того будущего, которое он не сможет списать к нулю. Он даст нам столько времени, сколько даст его расчет. И он не допустит ошибки — он знает будущее. Но к этой одной точке, которую учтет он, ведет много путей, по которым еще сможем пройти мы. Он перекроет их. Перекроет дороги и вычеркнет сроки их прохождения. Ему осталось только получить подтверждение — объединить данные при полном их стыке. Офицеры знают об этом. Но «белому генералу» нет смены. Ему не будет смены до последнего дня войны. Он — опасен. Его расчет подходит к концу, и это расчет машины, смотрящей холодно и далеко. Ровный, как снег, и твердый, как лед, — он не живой и не мертвый.

— Командир!!!

— Чжан Лун будет уничтожен им. Снегом будет закрыт и мертвый «дракон», и Хантэрхайм. После этого и Совет, и Центр станут одной видимостью контроля — той, которую он видеть не будет. Он — не человек.

У него что, совсем крышу сорвало?! Я сжал кулаки и… Я бы ударил его… Я бы ему челюсть вышиб… И плевать мне, что он… Но Стикк… Он понял мои мысли. Он было занес руку, но — хоть и волевым усилием — удар пресек и остался прямо стоять, сложив за спиной руки.

— Ты будешь жалеть об этом, Герфрид.

— Никак нет, командир.

— Будешь. И Владислав — будет. Оба вы еще не знаете, что это — Хантэрхайм. Он студит и прессует в лед пролитую на его снег кровь. И под его сияющей белизной толщи багровых льдов… Хантэрхайм никого не пощадит! Он никого не отпустит! С его ледников не уйти никому! Хантэрхайм скует льдом, Штрауб — щитом…

Стикк резко прижал затянутой перчаткой рукой сведенный судорогой нерв, жестоко покрививший его челюсть… Развернулся и пошел к двери — не обернувшись, остановился в пустом дверном проеме…

— Я не хочу видеть никчемные трупы хороших бойцов. Думайте сейчас — и быстрее. Потом будет поздно.

Мрак стер его силуэт, а тишина заглушила его ровный шаг… Но шаги его еще стучат у меня в висках… Адреналин еще бьет мои мускулы дрожью от его… Лесовский резко одернул меня… Отошел к столу, упер сосредоточенный взгляд в окованное железом обгоревшее лицо нашего погибшего командира…

— Черт… Герф, это что вообще было?

— Я думал, ты что-то понял…

— Может, еще пойму… Но ты… Герф, ты просто… Ты тупой.

— Я не мог иначе! Пусть теперь хоть сгноит! Это никому не дозволенно!

— Ты тупой… А Стикк — нет. Хоть он и сволочь, каких черт не видел… Он что-то знает… И про эту штуку, и про… Еще что-то про Хантэрхайм…

— Конечно, он на севере долго служил — воевал и в Хантэрхайме.

— Он воевал в Альвэнхайме… С Ульвэром… А потом… Мы потеряли Альвэнхайм, и Ульвэр был призван Штраубом…

— Но Стикк северных территорий не покинул. Ульвэр его позже чуть ни силой у карателей DIS вырвал…

— Каратели…

— Ни у кого другого его силой вырывать не пришлось бы…

— Убедительно… Но остальное… Не похоже это на правду. Чушь. Нужен он Ульвэру… Офицеру S12…

— Понятия не имею.

— Если это не ложь, то… Стикк чем-то его терпение заслужил…

— Тут не одно терпение должно быть.

— Нет, Стикк не глуп… А это значит, что… С Хантэрхаймом тут что-то не то…

— Еще бы. Этот гиблый ледник который год Ивартэну дороги к Штраубу боем заступает…

— Герф, он сказал, что мы еще не знаем, что это — Хантэрхайм… Еще не знаем…

— Влад, по-моему, он нас просто мучить решил до его или до нашей гибели…

— Мог и просто мучить, мог и серьезно предупредить… Он обычно и то, и другое одновременно делает… Похоже и на угрозу, и на оповещение…

— Думаешь, он нам северным фронтом угрожает?

— Не он — Хантэрхайм… У него на такие угрозы ни власти, ни полномочий нет. Но информация, уверен, у него есть… Что сейчас на северном фронте, Герф?

— Мороз… Бои… Ничего необычного.

— А кто такой Чжан Лун?

— Генерал какой-то северной армии. S11 вроде… высший боевой офицер.

— Я что-то про него уже слышал…

— Что-то про него все слышали. Точно не помню, но, кажется, он сторонник крайних мер. И у него есть… сторонники.

— Чжан Лун… Хантэрхайм… Расчеты и руины… Стикк точно что-то знает… Похоже, плохо наше дело…

— Конечно, плохо. Устали, как загнанные скингеры… Опять в бой… А у командира с головой непорядок…

— Хантэрхайм…

— Кончай мозги мучить. Успеешь еще — в карцере.

— Стикк нам это мученье за схватку в лесных чащобах не спишет, с чем бы мы ни схватились… А сражение может быть с чем-то похуже техники — с чем-то, о чем мы ничего не… И искать нас не будут…

— После такого боя, скорей, искать будет просто нечего…

— Герф, произойдет столкновение или нет — нас не станут искать, если мы пропадем… если что-то повредит браслет и прервет сигнал…

— Нет, он не про это… Я было подумал, но нет… Он только и ищет повод для придирок — нервы нам потрепать…

Влад вдруг поднял голову…

— А ты не думал, что он это специально делает?

— Ясное дело. Злой он — и с хорошей памятью.

— Нет, Герф… не только это…

— Еще и нервный…

— Есть другие причины… Ему от нас что-то нужно…

— Подчинить — силу показать.

— Подчинить — здесь одной силы не хватит. Командиру нужно доказать, что подчинение необходимо нам. Командиру нужно напрочь вышибить мысли о том, что мы к чему-то годны без него.

— Каждый командир это должным считает — и правильно делает. Только Стикк лишку дает.

— Каждый может палку перегнуть, чуть не сломать. Но Стикк эту палку только с одной стороны ломает. Он применением одной только грубой силы принуждает нас к жесткому сопротивлению. И делает это — специально.

— А ты это с чего решил, что специально?

— С того, что он нам тупики только с одной стороны ставит. А с другой — у него открытый путь… Мы подчиняемся только его силе, но вольны не подчиняться его духу. Он принуждает нас повиноваться ему, но противостоя ему всеми силами… Он закаляет нас, Герф…

— Я что-то не…

— Мы у него были будто при отборе перед сложной операцией, где бойцы должны сражаться одни — без командира… От них тогда требуют одного — их предельной силы и воли. Проверку прочности мы прошли — силу мы ему доказали. Теперь — доказали и волю. Он нам спуску не даст — это он нам разъяснил железно… Но он будет требовать этого и от нас — мы не должны просто спускать что-то ему с рук… Это подчинение с противостоянием — оно не опускает его и поднимает нас, Герф… Это не только не позволяет ему ослабеть, но и делает сильнее нас…

— Влад, ты…

— Он учит нас смотреть и видеть, думать и выбирать… Учит отстаивать то, что мы привыкли считать данным и должным. Это принцип северных армейский боевых подразделений — мы должны честно служить, но не должны всецело вверять честь командиру. А Стикк… он этот принцип, просто, по нервам пустил дальше, чем следует…

— Нет, не дошло. Мы отдаем армии AVRG и жизнь, и честь…

— Верно, но не целиком… Честь — это что-то вроде поправки к закону, прописанному четко, но без уточнений. Уточнения должны вносить мы — по праву чести. Нужно понять, что это — подчиненность с противостоянием. С противостоянием всему…

— Всему?

— Всему, Герф… Командованию, обстоятельствам — не важно… Всему, что сильнее нас, но только с одной стороны… Это верный принцип — он жестко продвигает нас вперед, готовя к тяжелым сраженьям… Он корректирует систему, сменяя слабых сильными… Только Стикк по нему далеко зашел… Он подошел к противостоянию системе.

— Системе? Но это не…

— Он и не считает, что способен здесь что-то сделать. Он уверен, что системе точно придет конец, что бы он ни делал. Но он уверен, что это еще не точно положит конец нам… и что упрочить эту уверенность ему под силу.

— Влад, ты… Ты это про систему с больной головы…

— Не будь ты таким тупым! Он готовит нас с тобой к бою…

— Только еще не ясно, к какому…

— Ясно, Герф. К тому, где мы будем одни… Похоже, что к Хантэрхайму… Но нет — тут есть что-то еще, другое… И Стикк знает, что делает…

— Думаешь, он старательно закаляет наш дух, чтобы мы прошли через нескончаемые бои и не были сломлены обрушенным ими будущим… Благородно.

— Нет, другое… С благородной целью, но с подходом, про который и думать тошно… Стикк прошел полярные льды. И к Ивартэну он был ближе, чем мы сейчас к Штраубу. Но ты посмотри, что с ним стало после этих ледяных пустынь… Он просто не понимает, что теперь служит Штраубу. Он воюет по принципу той войны. Той, где ты воюешь со всем — с врагом, с морозом… Где вечный бой и холод беспощадно ломают людей, технику… и ты воюешь — один. Где порядок берут штурмом и держат силой. Где офицерам лишь ледяные пустыни помогают удержать этот порядок и сдержать отчаянье. Их бойцы — которые знают и видят больше, чем мы — способны уйти… Их держит один долг. Но есть среди них и те, которых долг больше не держит… Только идти им… А здесь — дороги есть… И Стикк с его порванными нервами, здесь — считай, волен…

— Влад, ты… Ты что, думаешь, что Стикк…

— Он не уйдет. Он решил послать в бой нас.

— Но приказ он не отдал…

— Какой приказ?! Он может только — убедить! Убедить нас вступить в тот бой! Понимаешь?! Тот, который за пределами системы!

— Влад! Это просто его издевки!

— Не издевки!

— Я думал было, но… Скорей, он нам проверку устроил…

— Нет! Это то, о чем он действительно думает, и то, чего он от нас требует!

— Быть не может. Он же наш командир…

— И командир, и подстрекатель, Герф.

— Но зачем ему?

— Он объяснил. Он не хочет видеть никчемные трупы хороших бойцов. Он считает, что мы уже покойники — никому ненужные покойники с никому ненужной смертью… Что через бои, предстоящие системе, мы к будущему не дойдем.

— Черт… Надо доложить…

— Нет. Подождем…

— Ты думаешь, что он прав?!

— С какой-то стороны, может, и прав…

— Влад, только не ты!

— Я о другом — о нашем будущем…

— Чушь это.

— Не уверен. Он что-то знает…

— Мне без разницы. Мы обязаны сообщить.

— Нет, Герф. Мы с ним еще не по разные стороны воюем. И он отличный боец — хоть ему и хорошо нервы попортили…

— Это верно.

— Мы ему не уступим — больше ничего и не нужно. Будем терпеть…

— Ты его ненавидишь…

— Не настолько, чтобы выдать карателям по такой… ерунде.

— Я вижу, что ты что-то задумал…

— Еще ничего, но… Пусть он считает, что теперь есть только один способ противостояния этой разрухе — мы докажем, что есть и другой… Мы преодолеем это… И мы будем терпеть его, Герф…

Влад сжал зубы до скрежета — тяжело ему это решение далось. Мне с этим как-то проще… Стикк как-никак — наш командир… И отвоевал он столько, что нам и не снилось… Лесовскому важнее получить от него информацию… А я просто не могу с ним так поступить… если все зависит только от моих сил, от моей устойчивости к его вечным нападкам… Что ж, если мы не погибнем к рассвету, нас ждет промерзший карцерный мрак, которого сторонятся даже самые отчаянные крысы — и пусть… Пусть Стикк о нас ядовитые зубы сломает… Каратели ему их выбить всегда успеют…

— Пошли. Сбор.

Наши потрепанные «стрелы» уже поднялись в воздух и ждут… Тоннель уже озарен их одноглазыми прожекторами… Уже слышен лязг и низкочастотный гул, убивающий и без того мертвую тишину — подняли тяжелую технику… Ульвэр уже отдает сухие приказы нашим замотанным офицерам… Но технику за нашим погибшим сержантом так и не прислали… Указания на расщепление получили мы с Владом… Его мы оставим здесь, под этим сломанным небом…

Загрузка...