Тени прошлого — тени будущего

Запись № 16 0000 000 00:00 11.04.205 год Новой Техно-Эры 7:00

Молча и одиноко бреду по тишине… В голове еще не улеглись коды, вбитые Айнером, как гвозди, — мне кажется, что с каждым моим шагом они врезаются мне в виски болью… Стараюсь ступать тише, чтобы не тревожить эти гвозди, будто торчащие из моей головы во все стороны… Только это не гвозди, а волосы дыбом встали… Что-то холодком пробегает по позвоночнику — будто чужой взгляд в спину из темноты… Это стирает последние следы теплоты и дремы, которые еще остались от скормленных мне Айнером бутербродов… В полумгле вокруг меня скручиваются какие-то мелькающие и исчезающие тени… Но здесь нет никого и ничего… Ни шороха, ни искры — ровно темно и ровно тихо…

Этот мертвый сон заставляет меня проснуться. «Подъем» не отозвался привычным позывным, хоть и подошло время… Нет, полк не подняли… Посмотрел на браслет — оказалось, у нас еще целый час. Он отдан сну. Это дополнительное время даровано нам после трудного боя… Вроде понятно… Но я этому не рад… Сейчас это как-то настораживает… Тишиной поглощены все наши части — все армейские части… Такого не должно быть сразу после штурма, когда у нас столько дел с обеспечением безопасности… Или безопасностью здесь сейчас занимается кто-то другой?.. Я оглянулся и ускорил шаг, поймав краем глаза тень, будто явленную из глухой стены и тишины никем… «Тени»… Безопасность передали им?.. Но это значит, что опасен не один враг, но и… Уверен, что мы спим, что нам позволено спать не от того, что наш сон был усечен и что он нам нужен больше обычного… Сон не дан нам наградой — штурм тут ни при чем. Нас отдали тишине и мраку, чтобы дать время «теням»…

Я почти бегу с излучателем в руках, будто смогу применить его против наших «теней»… Здесь нет никого и ничего — нет даже моей тени в этом сумраке… И очень тихо — очень тщательно попрятались крысы… А крысы обычно исчезают перед боем… Это верное предзнаменование боевых действий. Я засек далекий сигнал… Где-то за этой тишью занимают посты «защитники»…

Причиной и тому, и другому, скорей, послужили непростые разборки DIS с нашим прямым командованием. Точно, нас, окончательно вымотанных, специально устранили из системы наиболее верным способом до того времени, как наши сержанты выстоят допросы и нам вернут наших взводных… Обидно до злобы… Сейчас на усиление охраны должны быть брошены все силы… А мы, выходит, и пост принять не годны до того, как нас… А допросы что-то долго идут… На месте задачу не решили — это плохо… Но на месте эту задачу и не порешили вместе с нами — это хорошо… Последний вариант к нам ближе был. Хорошо, что не тот у нас случай еще… Только мне сейчас… Мне и подобные вымученные мысли кажутся ровнее плит этого мрачного тоннеля — швы меж плитами с ободранной штурмом обшивкой сбивают каждый мой скорый шаг… Пробираюсь по пустой темноте, спотыкаясь, с деферентом на нос и опорой на стену, но темп стараюсь не сбавлять… Только и думаю теперь, что еле доплетусь до койки и… И уснуть не смогу…

Коридор не кончается. Мне всюду мерещатся враги, и я с трудом удерживаю нервы от судорожной реакции… Что-то готово отдать моей руке приказ — «сжать руку и спустить луч», но это не мой разум… Каркасы пустых дверей слепы… но устремленный на меня взгляд зорок… Не различаю шинели этого офицера во мраке — только что-то острое, еще более черное, чем этот мрак, бьет по глазам… Я встал у стены, прижал правую руку к плечу, левую — к портупее… Мое оружие блокировано мной, и теперь может быть применено лишь по приказу высшего офицера, не покидающего зоны видимости. Обычно — это формальность, но сейчас — свидетельство полного подчинения. Я жду… реакции нет. Он понял, что я не отошел к стене, почтительно уступая ему дорогу, — скорее, бросился к ней, как к блоку прикрытия… Он понял, что это не продиктованное уставом и привычкой приветствие, — скорее, оборонительная позиция… И он молчит, смотря мне в глаза из темноты… Может, его и нет вовсе — может, просто мрак густой… Только я не бросил попытки выделить его фоновый сигнал… и обнаружил его — офицера-S12… Точно — S12.

Я сосредоточил все внимание, которое еще не расползлось сонными от усталости крысами по тайным ходам моего разума… Я узнал его… Я помню этот сигнал… Этого офицера знают все… Не так хорошо, как других, но знают все, знают везде… Тишинский вышел из тишины…

Он кладет руку на плечо и опускает, освобождая меня, но не отводя остановленного на мне взгляда… Он уходит… Его машины, закрывая его тусклым свеченьем, следуют за ним. Я смотрю ему в спину… Он оборачивается через плечо и останавливает мой взгляд блестящими стеклом глазами… У него не живые глаза, как и у Скара… Но это не тот ровный взгляд, видящий все сразу и ничего отдельно… Этот цепкий взгляд не прошел сквозь и через меня досмотровым лучом — при досмотре он разодрал меня по кускам когтями, раздирая каждый кусок в клочья в поисках «скрытого»… Озноб пробрал меня с новой силой — унять его я почти не могу… Это сказывается утомление… Точно, это от усталости… Только, как бы я не отгонял эти мысли, я знаю, что встречи с генералами DIS всегда не к добру… А с ним — с главой управления службы внутренней безопасности этих ледяных пустынь… Надо проверить пропуск — настроить его сигнал на большую частоту. И бежать… Нет, идти ровней.

Казармы опустели после этой ночи… Сорг, Хорн и Нор — неизвестно где, будто их и нет. Лесовский спит. А я заснуть никак не могу — слушаю шаги за дверями… К горлу ком подступает. Нет, этого не будет… Не сейчас — еще не слишком тихо, чтобы срывать тишину боем. Я даже не знаю толком, где был и чему был свидетелем. Надо думать о другом, о том, что я записал… А записал я и то, и это… и что-то еще — что-то не то… И ошейник помнит больше, чем я… Не понимаю, как это получилось… И что теперь делать?.. Что мне делать?! Лесовского будить!

— Влад, проснись…

Теперь ясно, отчего мне Стикк дни напролет мозги, как его чертовы сапоги, до блеску чистил, отчего последний разнос устроил… И что он с этим темнил?.. Переоценил мои способности… Нет, не мог он просто открыто сказать. Иначе, как напролом, Стикку соображений не донести. А до того, как его вплотную не прижмет, он таких штук не делает. Это Айнер, как рентген-луч, насквозь всех видит и по «границам» уверенно ходит… Только и ему пришлось со мной далеко зайти… После его разъяснений и моих стараний следовать им, этому вредоносному черт знает чему должен был прийти конец… Но конец не пришел… Запись я не пресек и не стер… Значит нужно подумать, что еще можно сделать с ошейником… Но мне не только с ним нужно что-то делать, но и с моей головой!.. Я должен как-то это остановить!.. Прекратить запись всего, что бродит по закоулкам и подворотням моего разума!.. И подворотни эти с закоулками я обязан расчистить!.. Иначе по ним что попало бродить продолжит!..

— Черт. Влад, проснись.

Учет мыслей и поиск скрытых поблизости преступлений — еще день назад не мое это было дело… Мои поступки, командные досмотры отчетных записей — вызывали только череду указаний… теперь вызывают чередой допросы… Никогда раньше этого не было. Устранить беспорядки и их последствия действием, минуя офицеров, — было такое… Товарищей прикрыть — обычное дело… Иначе и быть не должно под бременем войны… Случаи, конечно, прежде не такие серьезные были, как теперь… Но и теперь… После штурмовых операций мы, порой, поступаем не иначе, чем при их ходе, — действуем решительно и без потери времени, ориентируясь больше по ситуации, чем по обобщенным указаниям… А здесь, кроме сражений, почти ничего нет… Значит, нет и почти никакой разницы между действиями в бою и после боя… Нам прощают эти вольности и в Штраубе, и в Шаттенберге… Значит, должны простить и здесь — просто обязаны… Но здесь другой порядок… Тут есть что-то еще, что требует более резких решений более серьезных задач. Тут ведут не одну войну… И, похоже, поле битвы шире, чем мне виделось прежде…

Это теневое поле боя и исчерчено теми границами, про которые говорил мне Айнер… И тонкие эти черты подобны защитным заграждениям вдоль дорог и мостов над бездонными обрывами… Нет, я по своей воле на эту грань не ступлю… И никого я по своей воле с этой грани не столкну, кто бы на нее не ступил… Здесь мои принципы не одолеть никому и ничему, кроме… Нет, тут не о чьем-то приказе речь… Повиновение приказу — с этим мое дело правое. Тут речь о моей тупости… Не по своей воле, так по воле моей тупости, я все порчу…

Мой отчет… Он подводит меня к этой грани… Вернее, уже подвел — предо мной уже простерты те обрывы… А для меня это одно — край пропасти, где мне и пропасть. Мне на краю твердо, как на посту, не стоять. Сорвусь, и, что хуже, — сорву еще кого-то… кого-то, кто мне руку подаст. Не так важно — того, кто решит меня с того обрывистого края на дорогу стащить, или того, кто решит на том краю удержать… Страшно то, что сорву того, кто руку даст… не споря с риском слететь, не уступая страху сорваться… Я знаю, что это — я уже слетел. Это Айнер мне «поле замедлений» открыл, чтоб я об острые камни чего-то бездонного боеспособность не разбил. Он вытащит меня, стоит мне… Я исполню его указания… Я должен. Я вынужден.

С честным усилием пробираюсь по его схемам заново — повторно иду по указанному им направлению… Но, похоже, с последним марш-броском обратно своротил… Дошел до той плоскости, что ребром стоит, и встал, как прежде. Тупо, без продвижений, по обратному времени брожу. А его просто нет… Ничего нет, чтоб по прошлому, как по настоящему, ходить — старые ошибки по новой запускать… Не понимаю я этого!.. Айнер мне на этот случай мост перекинул — только он ничем от той грани неотличим… Тонкий он — по нему грубым сапогам не пройти… А падать с каждым разом ниже и ниже… и хуже, что не одному…

— Влад, да вставай ты!.. Влад!..

Разберешь теперь, что этот выговор значит — что Айнер по-тихому, что вообще — по умолчанию, говорил… Но что-то не то он говорил, точно, — не то, что по форме должен был. Отчасти — выговор, отчасти — сговор… Черт… Не без моей воли ошейник этот круг трясины ширить призван. И отозвать его этой волей надо. Причин, чтоб эту волю напрячь, по горло — только от привычки воля и силу, и направление теряет. И теперь, чтобы выправить курс, потерянное направление искать надо срочным порядком… А то тут и Айнеру с его «пограничными» принципами через границу перейти недолго… Он, можно считать, только на времени и стоит — у него нарушение не нарушение, если обусловленный временной рубеж пройден. Ускорю я его временные расчеты, задержав его этой тупостью, туго ему руки шрамами затянут… Обычно не смотрят только на то, чего перед глазами нет. К тому еще электронный отчет в ментальном формате — вещь серьезная… Такое жесткое письменное свидетельство даже тех, у кого высшие офицерские ранги кодом пробиты по всему геному, на учет ставит. Хорошо хоть только на учет — все же не к стенке…

С этим ничего хорошего, но ничего еще… И виртуальное ментальное преступление — это не то, что — реальное… Пусть командование наказание и назначит — не столь суровое… Но здесь и начинаются основные трудности… Теперь, что бы ни было с моим ошейником, мне нужно ту разделительную черту преступлений определить — нужно не упустить больше ни один переход через эту черту… Хоть от этих моих ошибок я систему оберечь должен — да и вообще всех… А знаю я про это… Почти ничего не знаю!

— Влад, проснись ты наконец!..

Мысли — это оружие огромной мощи. Мысленное обращение имеет равную силу сказанному по воздействию и превосходит сказанное по уровню секретности. И от умышленного к сделанному один только шаг… Мы пресекаем и караем преступные действия, как и подобные этим действиям мысли, которым есть подтверждение. Но тут границы размечены… Мы каждый день по обстоятельствам идем — рискуем часто по ходу дел, по линии разметки бывает краем проходим. Это одно. Другое — то, что под угрозу что-то большее ставит — ту границу переходит… С этим строго.

Проверки через излученные фоны технику с высшими офицерами обязали вести. Только им под силу еще на мысленном уровне предотвратить преступление, идущее по фону с твердым решением содеять и расчетом деяния. Преступление, перешедшее эту грань, — что военное, что системное — им не трудно вычислить по сигналу, который дает расхождение с установленным системным стандартом. И без разницы — совершено это действие в реальном пространстве и в настоящем времени или нет… Докажут точным расчетом, что замысел будет приведен в исполнение в будущем — его приравняют к свершенному действию… И решать тогда станут — преступление это или только попытка преступить… Станет ясно, что преступник обойдет все преграды системы, что действий его не пресечь, — преступление признают свершенным, и он понесет положенную кару. И он будет казнен за преступление, караемое смертью. Он будет казнен, хоть его преступление будет содеяно только отчасти — только в расчетном пространстве и времени… Его казнь станет изменением будущего, пущенного по другому пути с этой точки внедрения. Его преступление будет содеяно уже не здесь — в другом варианте будущего… которого уже не будет. Это рубеж… Но это единственный способ перевести тяжкое преступление с реального поля на поле виртуальное…

То, что еще не сделано, но будет сделано, офицеры считают уже сделанным — в расчетном пространстве и времени… Ведь то, что произойдет в будущем, происходит для них сейчас — в расчетном будущем… По этому расчету они переходят в будущее, и оно становится для них настоящим… как впрочем и прошлое… Они существуют вроде бы в трех временах одновременно… Только это прошлое и будущее — одни точные схемы и расчеты того прошлого, которого уже нет, и того будущего, которого еще нет… Но они такие точные, что равны прошлому, которое уже было, и будущему, которое еще будет…

Вообще, прошлое и будущее — виртуальное поле… Это то, что мы помним или прогнозируем при том, что этого уже или еще нет… И прошлое, и будущее — виртуальны… И то, и другое поддается изменениям при внедрении, исчезая одним вариантом и образуясь — другим… Время можно перестроить, как и пространство… Но время, как и пространство, поддается точному расчету… Это и есть — расчетное пространство и время… Это рубеж между реальным и виртуальным полем… По этому расчету офицеры переводят то прошлое и будущее, которое изменить нельзя — в реальное, а то, которое изменить возможно, — в виртуальное… Но это только расчет — только рубеж… что-то среднее между тем, что есть, и тем, чего нет… Как бы ни был точен расчет будущего — будущее еще не настало… Есть только его часть — расчетное будущее… его схемы и коды…

Выходит что-то сложное… Кругом одни рубежи — куда ни плюнь… И как мне с этим всем разобраться? Не зная точно, произойдет что-то или нет, не зная, что именно произойдет, я не смогу точно узнать, должен я это «что-то» не допустить или обязан допустить это «что-то»… Айнер сказал, что я этого и не узнаю… Но я не могу взять серьезное дело, еще и взявшись держать ответ, еще и ставя под ответ других, не зная точно, что я делаю… А не взять дело… Поздно, выбора нет — я его взял… Правда, взял черт знает каким образом, не зная, что его беру, но взял… А теперь еще и Айнер проследит со всей строгостью, чтоб я его не бросил… Мозгодробильную задачу он мне задал…

— Влад, я подохну сейчас! Продери ты глаза! Влад!

Ментальное преступление — это только готовность к исполнению преступных действий. Обычно, тут строгим контролем положение «лицом к стене» припирают. Дознаний не избежать, но не кары… Без более убедительных данных никто к карающим «теням» не пошлет — разбор тщательный проведут… Мысленное преступление — это еще ничего… Но все, что идет дальше… За далеко идущими мыслями следуют зверские кары… Далеко идущим мыслям обеспечен путь под конвоем… Их маршрут прослежен, и через границы реальности им перейти не дадут — никто этого не допустит… У нас почти нет реальных преступлений… Почти никому не под силу преодолеть этот контроль — почти… Просто, офицеры редко переступают через закон… А мы… Мы, часто, — просто не можем через него переступить…

Но что я знаю об этом контроле? Контроль этот строится по ступеням — ступень его определяется по степени тяжести угрозы… Только высшие офицеры способны переступить высшую ступень контроля, поэтому только высшие офицеры стоят на его высшей ступени… Мы ничего особо сделать не можем, поэтому поставлены на нижнюю его ступень… Обычно никто не сходит с той ступени, на которую поставлен, и не ставит под угрозу ступень следующую или предыдущую. Но это — обычно… Сложные процессы, которые крайне редки, идут исключительно над высшими офицерами… Ведь только они способны спланировать и совершить серьезное преступление… Но преступления попроще — это происходит чаще… и с офицерами, и с нами… Кое-кто из них может спуститься на один уровень вниз, а кто-то из нас — подняться вверх… Этой середине угрожают со всех сторон… Я должен быть бдительнее именно где-то около этой середины — около этой черты… Очередной рубеж…

— Лесовский!..

Мне неизвестны способы точного определения этих рубежей… Это всегда было делом офицеров… А офицеры… Их здесь почти полностью поглотил строгий контроль над другими офицерами… А мы… Поскольку мы далеко зайти не можем, и контроль над нами далеко не заходит… Мы остались почти бесконтрольными с их стороны… Ничего серьезного им не пропустить, но… От тех наших выходок, от которых нам и страдать, они нас не оберегут… Это дело взводных… Стикку на плечи свалено много наших бед от этой разрухи, но ему с этим управиться по плечу… Только он… Он и сам в контроле нуждается… Правда, его жестко контролирует Айнер…

Стоп, тут подробнее… Айнер — высший офицер — он создан для контроля высшей ступени… Он не способен встать ниже… Значит, он не способен следить за тем, за чем должен следить офицер его звания — его уровень просто не дает ему видеть то, что должен видеть офицер его звания. Но зато ему видно то, что не способен увидеть низший офицер… Выходит, здесь что-то не то… Айнер управляет нами через ступень… Он либо упустит нас вовсе, либо поднимет выше… Достанется нам от него в любом случае, но… Он из тех, кто добьется всего или ничего… И его никто не контролирует… Норвальд… Нет, капитан ему, считай, подчинен. Борг… Борг его, похоже, равным считает… Скар… Скар — его друг… И их дружбе ни стылый дух Скара, ни его жесткий профессионализм не помешали… Значит, это надежная дружба… Айнеру дали волю… Званием его полномочия вроде ограничили, только и свободы действий ему этим званием выдали больше, чем положено офицеру-S9… Здесь надо быть осмотрительнее… Еще он дефектный… Айнер вооружен беззубым злом и зубастым добром… которому достались все зубы, предназначенные злу… Но добро есть добро… Я буду терпеть все его укусы… Я буду думать и искать эти рубежи — я буду поступать так, как прикажет он… Айнер спасет от этой разрухи нас всех… если всех нас не погубит этой разрухой… Я решил. Я на него положусь…

«Защитники»… Эти машины способны видеть все границы — все… Они видят наши недочеты и риски, но холодных глаз к ним не обращают. Им сейчас более сложные задачи без потери времени решить нужно… как и нашим офицерам… Нет, среди этой цепи контроля нет пропущенных звеньев — каждое звено держит цепь неразрывной… Просто, один отрезок этой цепи передан нам — один конец держим мы… Но сейчас мы с офицерами стоим по разные стороны времени… И мы должны передать им звенья нашей части цепи, которые нам не хватает сил удержать в нашем времени… Они могут взять у нас звенья, удержать которые мы больше не способны, но только тогда, когда мы выпустим их из ободранных в кровь рук… Это недопустимо… Мы должны передать им те звенья еще до того, как обдерем руки… Иначе цепь обдерет руки и им… И удержать ее не сможет больше никто… Просто, теперь у офицеров задач больше, как и у нас… И теперь мы должны перейти новую границу, которой не было прежде и к которой мы еще не присмотрелись, — ту, которую видим еще не четко…

Это ничего еще… С этим разобраться я как-нибудь смогу… с помощью Влада… А вот то, что я понятия не имею, что происходит со мной и моим ошейником, — это скверно. И вроде не сломалось ничего… А клинит крепко. И так лихо, что лишь об этом и думаю! А проку нет! Только и думал, как не пропустить нарушение, — пропустил нарушение через электронный носитель! Думал, как бы не пропустить нарушение через электронный носитель, — пропустил нарушение! Раньше я не думал ни о том, ни о другом — и пропускал и то, и другое! Но сейчас я думаю и о том, и другом, но опять пропускаю и то, и другое! Это кошмар какой-то! Ошейник сохранил все это отчетом — все это!

— Черт бы эту разруху!.. Лесовский!..

Стереть… Повернуть время обратно, вернуть прошлое… Да не выйдет!.. Не понимаю четко, не помню точно!.. И что, так и буду стоять, где стою?! И не сойду с этой грани, пока не слечу?! Если так, осталось мне упорно соображать — с какой стороны скорей слечу, и что верней столкнет. Еще — кого этим тычком очередной ошибки со мной сшибет! А Тишинский уже здесь! Они все здесь — «тени»!

— Влад, чтоб тебя!.. Да проснись же ты!..

Я тряханул Лесовского запрещенным приемом, хоть никогда прежде этого не делал… И, похоже, тряхнул его сильно — чуть мозг ему не вынес…

— Герф! Ты что делаешь!..

— Да тебя не добудишься иначе!

— Я устал, как дохлый скингер, Герф… Какого черта ты?.. Ты где вообще был?.. Долго что-то…

— Не знаю — где! Не знаю — что было! Не знаю, кого видел! Вернее, знаю, что видел его! Но не знаю, что это было и что значило!

— Его?..

— Тишинского!

От этого имени и покойник подскочит, что про Лесовского говорить… Сознание Влада пробудилось окончательно, он резко поднялся еще до того, как я спустился с койки…

— Тишинского?! Генерала Тишинского?!

— Его…

— Герф, где?.. Здесь?..

— Не знаю, где! Айнер мне Хантэрхаймом сознание ослепил и с пропуском отпустил — по сектору, по мгле!..

— Ты что, бредишь?..

— Нет! Думаю, нет… Просто, Айнер по границам прогнал… И под конец, как ветер сухой мох — клочками и с корнем мозги мне снес… Одних условий и установок не счесть. А что с ними делать, понять не могу.

— Не один ты такой. Мне Норвальд тоже мозги промыл…

— Норвальд… Влад, промыл — это не в порошок истолок…

Лесовский меня укорительным взглядом, как синим огнем, ожег.

— Что не так?..

— То, что не известно теперь, что с нами после следующей проверки будет. И не известно, чьим я буду соучастником и виновником чего…

— Ничего такого тебе не грозит…

— Черт со мной… Предупредить хотел, чтоб ты знал… Держись подальше от моих мыслей.

— Это просто тупо…

— Может ты и прав… Может и предупреждать поздно…

— Это Айнер с тобой что-то не то сделал…

— Да он вроде как помог… Но так, что мне к его помощи не подступиться… без твоей помощи.

— Герф, правды толком не скажешь — дальше спать буду.

— Не сможешь теперь…

— Точно…

— Скажу, ты подожди только. Тут думать надо, как это сделать вернее, но… Влад, мне теперь ясно стало, отчего тут правду по негласным правилам излагают без именных и конкретных данных…

— Да мне вроде тоже как что-то на ум приходит. Только ни тебе, ни мне без сноровки так не разъяснить ничего до того, как поздно объяснять будет. Говори, как есть, — и к черту.

— Не могу ошейник под контроль взять — никак. Мой отчет от моей памяти не отстает.

— Не знал, что у таких, как мы, с техникой такое прочное ментальное соединение может быть…

— Мне его оборвать надо, как можно быстрей! Мой отчет и Айнеру, и Скару глаз колет злостной ерундой, которую они бы к черту послали, да не могут.

— Ну это их работа, пусть завалы данных разбирают…

— Не простые это данные. Мы теперь из-за них под прямым взглядом Скара сутки напролет.

— А чего ты после нашей ночной вылазки ждал?..

— Это другое и хуже.

— Жесткое наблюдение с нас снимут скоро…

— Не снимут! И не только с нас!..

— Нужны мы Скару… У него целый полк нам подобных нарушителей на учете. Его «тени» разве что Нору спуску не дадут, а нам…

— Ты что, не слушаешь?! Если с ошейником не разберусь — не снимут нас с учета! Память прогони по прошлому дню!

— Прошлый день прошел, как год! С чего начинать?!

— Начинать с начала положено! Стикку мой отчет подставу устроил!..

— Герф, он и без твоих отчетов…

— Не скажи…

— Он начищенный настолько, что его дело замарать не проще, чем его самого… Ничего к этой глади зеркальной не прицепишь…

— Айнер эту зеркальную пленку, скрывающую царапины, уже содрал. Теперь ему только крючья отточить осталось… Стикку с этим ничего не поделать — он попался, считай… И еще, Влад, по моему отчету — мы с тобой его подстрекание скрыли… И теперь мы стоим у разделительной линии, прочерченной меж ментальным преступлением и — преступлением реальным. Айнер уверен, что при разборе ничего хуже простых нарушений, спутанных с будущим, еще не будет… Но это уже опасно…

— Что ж… Хоть Стикк издевки за зубами и не держит, никак тут с ним иначе мы поступить не могли. Накажут так накажут — всех вместе и по делу. Им их порядок будет соблюден, нам нашей совести не мучить…

— Это да… Мне да тебе сейчас наказанием только строгий выговор станет. Да и остальным не сильно влетит. Но не так с этим всем дело просто обстоит… Это все продолжается, Влад! Мой ошейник записывает почти все, о чем я думаю! И ему плевать, собираюсь я это записывать или нет! Вернее, он будто нарочно сохраняет то, что я не собираюсь сохранять! Как специально, Влад! А к этому еще! Мне не кристально ясно, что я в его памяти сохранить обязан, а что — не должен! И запись я от этого еще хуже фильтрую! А офицеры! Они следы убеждений опальных находят в том, в чем не нахожу я! И их злит то, что мой отчет кишит этими опальными следами сплошь! И еще! Мне не кристально ясно, о чем я обязан доложить по форме! Я не понимаю всего, что происходит перед моими глазами! Вернее, я вижу, что происходит что-то не то, но не понимаю, как далеко это зайдет, как далеко заведет и что с этим делать дальше! И несообразительность моя офицеров еще больше сбивает! Они не могут узнать, знаю я, что передо мной преступление вершится или нет! Они не могут этого понять, когда я этого не понимаю! Влад, я не молчу и не сообщаю о том, о чем не считаю нужным, но делаю и то, и другое! Еще и одновременно! Еще и считаю нужным, и не нужным что-то не то, что считают офицеры!

— Герф, это все?..

— Нет! Я не знаю, что делать! Влад, скоро и без меня наши головы полетят! А я!..

— Герф! Стой ты! Ты всегда все по правилам делал! Ты один мог от них не отходить тогда, когда никто другой не мог и думать об этом!

— В Штраубе!

— У нас везде один закон и порядок!

— У нас везде на его соблюдение разное время дано! Здесь не другой порядок — здесь другое время! И этот отчет! Его мне еще Штрауб на память оставил — как подготовку к походу на север! Хантэрхайм мне подобный отчет продолжить уже не позволит! Он меня с прежнего курса собьет! Тогда мне на него уже не встать! Я готов к труду, к бою, чтоб с этого курса не сойти! Но мне нужен разгон, а мой разум тормозит меня!

— Ну да…

— Влад, это все, что тебе по этому поводу в голову пришло?!

— Стой ты… Ты перечисление лютых бед наших закончил?

— Вроде все…

— Тогда еще как-то жить будем… наверное…

— Влад…

— Тебе нужно срочно… Есть один вариант, но… Нет, не пойдет.

— А что за вариант?..

— Не пойдет. Будешь Айнеру сообщать о каждом ерундовом проступке, он с тебя шкуру спустит…

— Я не буду, Влад… Я не могу… Он же не только с меня тогда шкуру спустит… К тому еще не один Айнер здесь этим занимается — у него друг есть… вернее, тень. А здесь куда ни глянь, все и на свету, и в тени одновременно — и мы, и наши поступки…

— Герф, все, что стоит на свету, тень отбрасывает… Просто здесь свет яркий и тени темные, как нигде… Вот и выходит, что тут нельзя столкнуться со светом, не столкнувшись с тенью… Подставим кого-нибудь Айнеру под луч, Скар мраком непроглядны сразу явится… Теней нет только при сильном свете… и мраке… Но когда нет теней, тогда нет и отсветов…

— Не нужны нам крайности…

— Обе крайности ничем от одной абсолютности неотличимы. Что к ним обоим, что под горячую руку одному Айнеру или под холодную — одному Скару — попасть… разницы никакой. С ними связываться… Нет, нельзя.

— Конечно, нельзя — добром не кончится…

— Есть и другой вариант… Не сохраняй в памяти ошейника ничего спорного, ничего неясного — вообще почти ничего не сохраняй.

— Не выйдет! В этом все и дело, что этого не выйдет! Я не только не должен этого делать, но еще и просто не могу сделать этого!

— Значит, ты должен безошибочно проступки определять по степени их тяжести… И в память ошейника сохранять только то, что следует, — то, о чем ты и сообщишь, кому следует…

— Это мне Айнер и сказал! Еще сказал, что безошибочно я не смогу сделать ни того, ни другого. Он требует только отсутствия грубых ошибок.

— Грубые ошибки… Тут грубо только то, что ты данные не стыкуешь. У тебя отчет сам по себе — его данные не подтверждают твоих действий, а твои действия не подтверждают его данных.

— Мои действия и мои отчетные данные не только расхождение между собой дают — они сами по себе не точны…

— Нет, тут ничего такого прям нет… Ну подкинешь командиру лишнюю ерунду для тщательного разбора порой… или пропустишь что-то запредельно сложное, что только офицер усмотреть способен…

— Порой — это не постоянно.

— Герф, просто убирай эти расхождения всеми силами — заходя то с одной стороны, то с другой… Сообщай о тех проступках, которые записал, хоть и не должен был… и молчи о тех, которые не записал, хоть и был должен записать…

— Чтоб это расхождение между — что я должен был сделать и что сделал — убрать, мне нужно понять, что я сделал и что должен был…

— Разберешься как-нибудь… Не особо это сложно, если от тебя крайней точности не требуют…

— Это не выход. А если и выход — не для меня. Это не правильно, Влад. Подгоняя себя под обстоятельства и обстоятельства под себя черт знает по какому принципу, я и себя, и других подставлю под черт знает что…

— Все же расхождение данных — худшее из зол. С ним первым бороться нужно.

— Это одно большое зло нельзя побороть, не поборов множество зол, пусть и помельче… Это большое зло из них сложено — из мелких злючек. Ты что так смотришь?..

Влад уж очень угрюмо наставил на меня горящие синим пламенем глаза из полумглы… и горят они все ярче и ярче…

— Не ожидал просто, что твоя голова окажется еще более темным логовом, чем моя. Это даже не волчье логово — медвежья берлога, заваленная буреломом и заросшая бурьяном, где что-то клыкастое не бродит, силы растрачивая, а спит, копя их для пробуждения, которого никому мало не покажется. Откуда все это взялось? На ровном месте…

— Ветром нагнало — не пустырь же там был… просто расчищенный средь чащоб участок.

— Черт…

— Факты от этого не меняются. Мне без твердой уверенности, что задумано скверное дело, не сдать никого. А ошейник мой…

— Черт…

— И что теперь?

— Не знаю пока… Не так все плохо вроде… Серьезные преступления контролирует высший состав — ты здесь почти никак ни перед кем ответ держать не обязан… Ты степень тяжести такого преступления по мыслям точно определить не способен… Это главное — с остальным разобраться можно… остальное высшей мерой не карается.

— Меня как раз больше «несерьезное» беспокоит… С серьезным проще — это реже и виднее… А вот… Если кучу незаметной ерунды собрать, горы последствий обеспечены. Долго разбирать тут дел не будут — пытками до смерти доведут… и меня, и всех, кто под запись угодит.

— Точно… А здесь и не одну ерунду собрать можно, если не допрешь, что это что-то хуже… Черт… Герф! Так это как собственную могилу копать! Только медленно — потому, что земля мерзлая!

— И не только собственную! Куда ни попру — кого-то подсеку! А мне этого не остановить! Понял, теперь?

— Было б это еще кому-то нужно — этот контроль через нас…

— Нужно. Частично только. Влад, хоть у правил дороги прямые, рубежей у этих дорог до…

— Не спорю… Контроль есть контроль со всеми его темными сторонами по типу «сообщить для пущей проверки» и «проверить для пущей ясности»… Только что-то здесь не то… Не то, что в Штраубе…

— Почти никакой разницы… Офицеры одни задачи решают, мы — другие… Просто здесь с этим трудней стало. Здесь у нас задач сложных больше — у всех. Их нам без офицеров решить тяжело. А время нас загоняет — не дает нам ничего сообразить… А у офицеров времени в обрез — им, с его нехваткой, осталось только нашей сообразительности подпорки ставить… Офицеры нам без подпорок таких дел разгребать не дадут, но не дадут нам и грузить эти подпорки лишней тяжестью…

— Герф, но это просто тупо…

— Это Хантэрхайм! И предел скоростей всех систем!

— Не это тупо! Не то, что с тобой и ошейником здесь разбираться ни у кого времени нет! То, что ты с ним разобраться не можешь! Ты ведь можешь разобраться и с собой, и со всеми остальными! А с ошейником — никак! А он ничто иное, как ты и все остальные — только в отчетном виде! Это ж смешно просто!

— Смешно, пока Скар со всех подряд шкуры драть не начнет!

— О конкретном преступлении, чем бы то ни было, ты и без этих переучетных мыслей доложишь — как обычно, как положено! С этим все в порядке! И не было бы беды с тобой, не было бы у тебя беды с ошейником! Не пришлось бы тебе четким определением степени опасности чьих-то мыслей голову себе и мне морочить! Не пришлось бы нам думать про точные перестройки схем действий по формату расчетных времен! Это все нужно только оттого, что ты через отчетную память все без разбору прогоняешь! И это действительно тупо!

— Тупо! И что это изменит?! Что мне с этим делать?!

— Представь, что ты перед офицером стоишь, — и стой перед ним! Потому что все, что ты выложишь ошейнику начистоту, — ты с той же прямотой офицеру поведаешь.

— Я не могу офицера представить!

— А ты попробуй!

— Я рядом с офицером думать в полную силу не смогу!

— И с воображаемым?

— Без разницы…

— Оторопь перед офицером берет?! Тебя?!

— Никакая не оторопь! Просто мне спокойней становится, когда я о том, что офицеры рядом, думаю! А покой — это сон!

— Ты привык, что они все решают… Ясно теперь… Ты через ошейник им все грузы, которые тащить должен, для проверки передаешь… Ты на порядке просто помешан, Герф! Ты его страхуешь всем, чем только можешь — и своими силами, и чужими! И страхуешь ты его со всех сторон и без разбору — нуждается он в страховке или нет! Ты офицерам веришь больше, чем себе! Ты им не просто веришь — слепо!

— Слепо… Нет, Влад… Слепо я не верю никому…

— Да они для тебя — боги! Боги, которым ты служишь, отрабатывая покой от твердой уверенности, что они все знают, все контролируют — что они сами за тебя все решат и за все сами ответят!

— Но так все и есть… Я солдат, Влад, а они — офицеры…

— Да кем бы они ни были, ты им нужен только потому, что они не всемогущи, и им нужно часть обязанностей с плеч сгрузить. А дадут они тебе груз, ты вместе с ним и ответ за него взять должен будешь — взять и держать его перед ними вместе с переданной тебе ношей. Решишь ты порученные тебе обязанности им обратно вернуть и сгрузить — ты им больше нужен не будешь. Герф, ты исполняешь приказы, которые отдают они и за которые они отвечают. Но за то, как ты их исполняешь, — отвечаешь ты, не они.

— Я это понимаю, Влад. Я не перегружаю на них то, за что отвечаю я.

— Значит, ты больше, чем им, веришь себе. И берешь ты себе у них груз больше положенного — ты не обязан отвечать за все и все держать под контролем. Офицеры и так все, что нужно проверить, проверят. Ты им не должен все подряд для проверки тащить.

— Я на себя того, за что отвечают они, не беру.

— Думаю, Герф, ты и то, и другое делаешь… Ты и на себя берешь больше, чем обязан, и на офицеров сгружаешь больше, чем должен. Это потому, что ты равно уверен и в себе, и в них… А больше ты никому не веришь…

— А кому еще верить?! Я тебе доверяю! Хоть ты, порой, чушь порешь, как сейчас!

— Это не чушь!

— Тогда скажи, чем мне это поможет?!

— Тем, что до тебя дойдет, отчего и что ты делаешь! А точнее — почему ты так отчет строишь!

— Ну понял я! И что дальше?!

— Исправляй ошибки! Эту исправишь — других не будет!

— А делать мне что?!

— Учись не требовать от всего и всех полного порядка без разбору! Ни от себя, ни от других не требуй этого! И разберись ты, где у этого порядка, который построен по принципу здания, несущие конструкции, где каркас, а где панели обшивки. Отдели главное от всего остального. Ставь первым значением его стержень. А остальное пусть идет вторым. Не допускай хаоса к первому значению порядка. Но допусти его ко второму. Ты не сможешь быть равно бдительным с простым и сложным. Ты все равно что-то упустишь — за всем не углядишь. Выбери то, что опасней, и смотри прямо, не отводя взгляд, — за остальным краем глаза присмотришь. Не будешь чрезмерное внимание ерунде отдавать — в отчете ерунды не будет. Ты запоминаешь и сохраняешь в отчете только то, что считаешь важным.

— Разумно вроде…

— И учись отчет не себе и ошейнику давать, а себе и офицеру!

— Влад, я так свихнусь! Я не буду всюду с собой офицера из головы водить!

— Думай об Айнере! Все время!

— Об Айнере?! Я тогда точно свихнусь! Влад, я должен сделать что-то, но не то, от чего только хуже станет! Что еще сделать можно?!

— Не знаю! Делай, что делал! И мозги не ломай! Толку не будет!.. А потом, придумаем еще что-нибудь…

— Айнер ошибки такие стирать приказал…

— Так это возможно?..

— Указал он мне путь… Но мне не пройти — пробовал уже.

— Может, это только высшим офицерам без доступа под силу?..

— Понятия не имею. Но запись есть точно — запись этого пути. А Айнер по «границам» ходит… Преступления перекроют его путь в том случае, если кто-то или что-то узнает его точное расположение до рассчитанного им времени…

— Это ты и в голову не бери. Не думай, что «пограничник» с уровнем S9 так просто с дороги сойдет. Он расчет по другому расчету строит — по более сложному… Айнер, считай, почти как «защитник»…

— Отбракованный только. С правилами у него проблемы — с их соблюдением.

— Айнер знает, что делает. Продуманное пограничное нарушение… Трудно к нему и подобраться, и придраться. К тому же он Скару лучший, и скорей всего, единственный, друг. И вообще, Герф, лучше подумай о том, что нам с этим делать… Нет, лучше сейчас вообще не думай. Я буду…

Лесовский положил голову на руки — он как верный друг принял часть моей головной боли…

— Не могу я это из головы выкинуть…

— Герф, и где твой обычный практицизм?! От него сейчас хоть какую-то пользу получить можно… А от этой полусовести, которой ты вдруг страдать решил…

— Что ты сказал?..

— Когда совесть не грызет, а царапает — это только обрывок совести. Когда ты жалеешь о содеянном только отчасти, когда жаль и других, и себя, но не особенно — это полусовесть. Это вообще худшее качество крови тебе подобных, Герф!

— Верно, мы не можем жалеть всех, не жалея себя, и не жалеть никого, жалея себя, как вы! Не можем жалеть всех, не жалея никого — ни себя, ни других! Не всем, Влад, мозги перегонять от крайности до крайности! У нас принципы простые и четкие!

— Как и геном!

— Наш геном таких срывов не дает!

— Поэтому, как бы вы методично войну не вели, всегда побеждали мы!

— Мы не признаем победой то, что далось такой разрухой и отчего были понесены такие потери!

— Но победили все равно мы!

— А черт… Кончай с этим… Мы союзники дольше, чем когда-то врагами были. Если так далеко старое поминать, мы друг другу, по старой памяти, кровавый бой устроим. А «драконам» за победу и воевать не придется — перейдет к ним после нас поле битвы, потому что не к кому ему больше перейти будет.

— Точно, Герф… Причиной этой войны были наши с вами общие ультиматумы и угрозы, как и всех прошлых подобных войн… Похоже, одни «драконы» могут ровным шагом и вперед, и назад идти. А мы идем только вперед — нам, видно, суждено вперед идти… У нас прошлое всегда далекой дорогой проходит, которую мы видим, но по которой не можем пройти, до которой не можем даже достать — даже мысленно… А пора бы нам пройденный путь приблизить, чтобы хоть как-то до прежних знаний дотянуться, прошлый опыт взять… А то все всегда с чистой, нулевой пустоты, начинаем… и кончаем ничем. Круги нарезаем от точки до точки — вернее, идем от и до одной отсчетной точки начала и конца… А «драконы»… Они иначе круг свести могут — так, что не будет у него начальной и конечной точки… так, что круг точкой станет без конца и начала.

— Круг так свести можно только черт знает что с пространством и временем сделав…

— Одновременность всех времен и обобщение всех пространств — гиперпространство и гипервремя… Это сложит и сожмет круг в точку…

— Ничто не способно быть везде и одновременно… Что-то одно всегда и везде находится только в одном времени и пространстве…

— Это без применения виртуального поля… Наш разум позволяет нам его применить — быть одновременно во всех временах и пространствах… А с определенной точностью рассчитанное виртуальное поле мы считаем равным — реальному… Ведь это те же коды, которыми прописано реальное поле… Только это те коды, которые в реальности применены еще только схемой…

— Верно…

— Разумом мы можем достичь способности перемещения и по гипервремени… Мы можем применить опыт прошлого и будущего в настоящем…

— Влад, ты меня, порой, пугаешь… Тебе такие мысли в голову приходят, что…

— Приходят… Их только не гони прочь — они придут и останутся… А если их призовешь и в отряд соберешь — они и применение найдут…

— Это меня и пугает… В твои служебные обязанности все это не входит… Это плохо кончится, Влад…

— Или хорошо… Зависит от того, что считать — плохим…

— Я об этом и говорю… Что нам чем считать и что как делать положено, прописано нашими служебными обязанностями…

— Вот и твой чертов практицизм вернулся…

— Ты сам его звал… Должен же тебя кто-то от великих дел спасать…

— Герф, какой идиот от великих дел кого-то спасать надумать может?!

— Такой, до которого доходит, до чего великие дела довести могут! Великие дела и великие мысли — это тебе не мелкие, которые кого-то одного угробят и успокоятся! Им весь мир подавай!

— А что сразу — угробят?!

— Иначе еще не было! Только те, которые всем и всему навредить хотели, цели достигли! А те, которые спасти хотели всех и от всего, — только вред принесли!

— Это было еще только в обычном времени и пространстве!

— Думаешь, в гипервремени и гиперпространстве что-то изменится?! Ничего! Что так, что иначе — все одно, Влад! Ты только местами все поменяешь! А суть той же всегда и везде будет! Задействуешь все измерения времени и пространства — только масштаб разрушений увеличишь! Ты не последовательно прошлое настоящее и будущее крушить будешь, а — сразу! Сразу пройдешься — и по высоте, и по ширине, и по глубине! Отчего тебе опять крышу сносит в заоблачные дали, Влад?!

— А черт его знает… Просто я вижу конец, к которому мы приближаемся, и хочу от него отойти… и отвести других…

— Ты не генерал, чтобы других отводить!

Влад поднял на меня упертые в пол глаза…

— А мне плевать, Герф, кто я… Я вижу задачу и стараюсь ее решить… И я решу ее, если смогу…

— Эта задача не перед тобой стоит! Ты не ученый! Ты боец, Влад! У тебя задачи другие!

— Да мне плевать! Я сделаю, что смогу! И если смогу — сделаю!

— Ты только навредишь!

— Герф, нельзя сделать что-то, что будет хорошо для всех!

— Зато можно сделать то, что для всех будет плохо!

— И такого сделать нельзя… Каждый, кто кому-то помогает, кому-то — мешает… Каждый, кто кого-то спасает, кого-то убивает… Вопрос только — спасет и убьет он тех, кого собирался, или нет… Но это не безответный вопрос…

— Только точно на него еще никто не ответил!

— Я отвечу…

— Влад, ты уже совсем опасный!

— Ты тоже, Герф…

— Не так, как ты…

— Ты можешь помешать мне попытаться спасти весь наш мир…

— Спасти или уничтожить…

— Не важно — ты либо так же полезен, как я, либо так же опасен…

— Оставь ты эту относительность в покое!

— Но все относительно… А всего я в покое оставить не могу…

— Черт!

— Ты опасен, Герф… Но ты мой единственный друг, которому я доверяю все… И я не стану скрывать от тебя… Ты поможешь мне…

— Что скрывать?! В чем помогу?! Ты уже что-то скрываешь!

— Еще ничего конкретного… Просто, соображениями поделюсь позже, — когда ты со своим ошейником разберешься хоть как-то… или, когда я с твоим ошейником разберусь…

— Тебе мой ошейник мешает?! Значит, ты что-то противозаконное замыслил!

— Нет, просто, я этим офицерам голову морочить не хочу…

— Тут нечисто что-то… Не темни…

— Это правда, Герф… Им с этим долго разбираться придется… А у нас очень мало времени — у всех нас…

— Черт знает что придумал и еще сделать собирается! У тебя либо вообще совести нет, либо столько, что девать некуда!.. В любом случае, у тебя не столько совести, сколько человеку по системным нормам положено! Вот и молчи впредь про полусовесть мою! Не знаешь ты, что это такое… С одной стороны, понимаешь, что не нужно было делать чего-то, что мог поступить иначе, но с другой стороны, знаешь, что поступил, как счел нужным, — значит, так и должен был поступить.

— Герф, мы не можем не выбирать. И выбираем обычно что-то одно, с ущербом чему-то другому. Это и значит — поступить так, как счесть нужным. Никто иначе и не поступает! Просто, не каждый способен верно выбрать — верную оценку пользы и урона провести! Допусти, что тебе дан приказ, и с ним твое несогласие… Ты исполнишь его — поступишь, как сочтешь должным ты. Не исполнишь — ты тоже поступишь, как сочтешь должным. Оценишь выбор верно — разум тебе жалеть о нем не позволит. Ошибешься с оценкой — будешь жалеть… И не важно, что ты выберешь и чем твой выбор обернется… Сделаешь его осмысленно — будешь знать, на что идешь, с каким риском и с какой надеждой. Иначе — пойдешь черт знает на что, будешь винить или благодарить случай, себя или других не по делу. А эмоции, Герф, — как волки. Они — хищные охотники, сопровождающие нас. Порой, они оберегают нас, сохраняя свою добычу от других охотников, но порой… Мы отгоняем их, когда сильны, но когда мы слабнем — они убивают нас, урывая у нас последние клочья жизни, продлевая жизнь себе… Порой, одни «волки» бросают нас полудохлыми, а добивают другие — чужие… Но есть еще и иные… Это «стервятники», которые ждут нашей смерти и жрут наши трупы… Ты можешь продлить им жизнь или отравить их — тех, кто будет после тебя…

— Влад, хватит уже… А вдруг Скар это все прочтет…

— Скар… пусть читает — он смеяться не будет, не сможет… Он отгоняет всех «волков» — он охотник на «волков», он с них шкуры дерет… Это они заставляют нас выбирать бездумно… Но у нас отсчетной точкой выбора поставлен долг — нам далеко от него не отойти… А поступить, как должно, для нас значит — правильно.

— Но отойти от того, что правильно, хоть как-то можно! Это и достает!.. Не было со мной еще такого. Подумал, решил, сделал. Ошибку допустил — ответил по форме. Правым дело счел — так и оказалось. Шел прямиком по долгу только от точки, командиром четко обозначенной. И точно знал, что мои поправки пройдут по этому маршруту, не сбиваясь, от отправного пункта до пункта назначения — что они за пределы, размеченные, не выйдут. Это правильно. А тут… «Держи мысли в руках, не то их возьмут чужие руки!»… А схемы командир пишет и того сложней!

— Герф, у него, чтоб векторы указать, времени просто нет… А тебе, чтоб мозги разогнать, его только не хватает. Разница есть.

— Не большая. Как получил этот северный перевод, перестал понимать, что и где…

— Не один ты такой… Никто толком ничего не понимает. Кризис — привратник у врат беспорядка… И сейчас решается — сможет он открыть эти врата целиком или такие люди, как Скар, успеют поставить баррикады, пока он только приоткроет врата в щелочку…

— Баррикады из трупов?..

— Это как получится…

— Знаешь, Влад, обидно это — честно исполнить долг по закону военного времени, но быть утрамбованным в этой баррикаде перед вратами беспорядков из-за какой-то ерунды…

— Придумаем что-нибудь. Ошейник — это не черт знает что, вмонтированное тебе в голову, что ты под контроль взять не можешь. А в старые времена и такое делали — подключали какую-нибудь такую штуку и напрямую память считывали…

— Темные времена — тогда все до бреда доходило — и дошло. На одну старую чертовщину другую делали — блокатор… Про эти штуки забыли давно, а у меня с ошейником что-то вроде того, только блокатор не в порядке, видимо.

— Герф, здесь блокатор — твой мозг. Его ты контролировать можешь.

— Его — да. Ошейник — нет. Его уничтожить можно?

— Можно. Если память под жесткое излучение подставить…

— Влад, мне это быстро стереть нужно — до добра не доведет.

— Толку тоже не будет — тебе новый ошейник выдадут…

— Старый подключенный контакт переключить сложнее, чем новый, который ты только устанавливаешь…

— Сотрешь память излучением — дело под расследование пойдет… Тишинский в Хантэрхайм порядок быстро ввести должен, войсками, — и он за это серьезно взялся… Пока нам еще есть, куда отступать, но пора решать, что дальше будет.

— Влад, но понятно же, что этим Совет заниматься должен, что не наше это дело.

— Далеко не все так считают… Я думаю, что не следует нам в подобные дела лезть без полного осознания последствий… Но это не значит, что нам не следует постараться разобраться в этом… Герф, ты это не записал?..

— Пока не знаю… Знаешь, Стикк в таких вещах сведущ, может, что попроще придумает… Хоть у него из-за меня теперь… Черт… Понадобились ему эти «пути»… Разыскал, еще и нам указал…

— Он поступил, как счел должным. А если должным считать что-то не то, что другие — особенно что-то вроде этого — терпения от других ждать нечего… Об этом ему побольше нашего известно.

— Но с чего он только это должным счел?..

— Тебе его убеждения хорошо известны…

— Быть не может, что он с этим делом связан… Он кто угодно, но не трус…

— Он просто объяснил нам, что у нас с тобой выбор есть.

— Какой выбор?

— Уйти — пока это возможно…

Влад даже не заметил мой скепсис…

— Никому с головой на плечах это и на ум не придет. Кто еще соображает хоть что-то ни о долге не забывает, ни о палачах, которые беспамятные головы топорами напоминаний сносят.

— Это на ум приходит тем, кому голову с плеч что-то вроде мысленных палачей сносит. И тем, кто понимает, что руины Небесного близки к Штраубу и что с северных укреплений идти некуда, ведь Ясный — контролируемые врагом руины среди ледяных пустынь. А главное — что скоро вообще некуда будет идти…

— Ноуходить… Еще и на «оккупированные» территории…

— На наших территориях расправа быстрее и неизбежнее. Вражеской техникой тени бойцу под ноги отброшены будут — будут видны предупреждением о приближении врагов. А «тени» системной безопасности — они одни только тени бесследные.

— Влад, что-то ты очень практично к проблеме подошел. Это ж чистой воды предательство.

— Предательство… Это как посмотреть.

— Что тут смотреть! Дезертиры систему в беде бросают! Еще и вынуждают энергию тратить — пути им преграждать и карателей следом высылать в случае преодоления ими преград!

— Эти дезертиры систему в беде бросают не раньше, чем остаются брошенными в беде системой. Это отслужившие бойцы, Герф. Их списывают. Они порядку больше не нужны. А тех, которые поломаны до того, что для порядка опасны, — списывают под прямую ликвидацию. Но по большей части для него они опасны, только находясь в его пределах, — не за ними. Ведь тем, кто по-настоящему опасен, не уйти. Уйти способны лишь те, которые просто никому особо не нужны — не полезны и не вредны. Отпустили бы их к черту — тех, кому наши преграды не помехи… И не пришлось бы облавы устраивать…

— Ты что, Влад?..

— Конечно, такие рейды периодически проводить проще, чем постоянно жесткий контроль соблюдать. Но и рейды эти вроде без особой нужды… Эти погони — только остальным сдерживающий фактор. И то только тем, кто стоит около рубежей тяжелых поломок. Другие об этом и думать не станут. А те, которые и думать станут, и делать — серьезно поломаны, и предателями их считать сложно…

— Поломан кто-то или нет — не важно — он или честен, или преступен.

— Преступнику, которому строгий приговор вынесли и казнь жестокую по заслуге уготовили, дороги нет — ему и луч через голову без посторонней помощи пропустить не дозволено.

— Это точно.

— А некоторые виновны лишь по изношенности — как прожженные при штурме доспехи, которые раны раскаленным сплавом поливают, как продранные сапоги, которые воду с ветром пропускают. Их не винит особо никто… И если их специалист не починит, спишет — и только.

— Но бойцы не сапоги.

— Поэтому за ними и надзор строже. А поступают с ними примерно по одной схеме — уничтожают.

— Это чтоб они других изношенных по изломанной тропе следом не увели.

— Только не уйдет никто по изломанной тропе, если сроку полностью не отслужит.

— Верно, в общем…

— Ты подумай, Герф… Бросить все и уйти — в никуда, в ничто… Это, считай, как решить покончить с жизнью без посторонней помощи… Но сделать это не по долгу службы — не отдать жизнь войску и системе…

— Долг у нас один — боевой. И ничего иного — нет.

— У бойца — нет… Но мы не только бойцы — мы еще и люди… У нас могут происходить разные поломки на разных участках наших обязательств и убеждений… Тогда боец становится способным совершить то, что не способен совершить человек, а человек — то, что не способен совершить боец… Но где произойдет облом, где будет нарушен стык — не особо важно… Такого бойца спишут как непригодного к службе — что еще живого, что уже мертвого его спишут как мертвеца… И не особо важно — сам он себе мозги выжжет или это сделают «тени»… или враги… Не слишком важно — произошло это, происходит или произойдет… Его спишут как мертвеца.

— Влад… Решить окончить жизнь осмысленно и с целью может только боец, идущий в смертный бой, или офицер, вычисливший конец задачи… Иначе не было и не будет. Остальное бесцельно, бессмысленно и бесчестно…

— Только «защитники» и высшие офицеры по расчету будущее точно определить способны. И только они стирают системы при выявлении расчетного конца с уверенностью, что это — верный конец. Мы так не можем… У нас с этим сложнее — вернее, проще… Нами руководит отчаянье — не точно расчетное… скорее, безотчетное. Оно часто не подчиняется всаднику — просто прет вперед, как дикий зверь, и уносит его… Отчаянье — обычно наш перевозчик от одной гибели к другой… Часто — к более близкой, но выбранной нами, а не нашими врагами… к правой гибели. Только подчинить и направить его мы далеко не всегда способны…

— Они не отдают жизнь системе — выходит, они считают врагом систему… А так поступают предатели.

— Но списанные — доведенные поломками черт знает до чего и заведенные отчаяньем черт знает куда…

— Хочешь сказать, что это почти одно с лучом через голову… Но нет… Дезертир, который сохранил жизнь, — другое…

— Не важно это, Герф. Главное, что ни он системе не нужен, ни система ему.

— Этого и с покойником быть не должно. Это чести нашей закон — мы служим порядку до последнего и AVRG служит нам до конца. Что луч через висок пустить, что к другой гибели подойти мы только по достойной причине должны. Решил отдать жизнь — отдай системе. Как бы кто-то поломан ни был, не ему решать, где конечную линию прочертить…

— Тупой ты… А если системе ни боец, ни гибель его не нужны.

— Это не…

— Герф, если он задание заведомо провалит, — его в бой не пошлют… разве что к черту…

— Нет. Кинут под огонь его последней битвы — и под прямым контролем свыше.

— А если его лучи не берут, если не возьмут и при этом, — его просто спишут. Прямой контроль офицеры однократно применить могут — Хантэрхайм им здесь долго головы грузить не дает. И предатель такой, беглый, боец после этого?

— Не знаю…

— Не важно — будет убит дезертир карателем или врагом, не важно — пропустит он через голову луч… Системе он нужен не будет… Его спишут — уберут из списков, устранят из системы…

— Верно… Считай, этот уход — путь на свалку… под присмотром «теней»…

— Точно… Тот, кто покинет систему, будет уничтожен ей. Но покинуть систему может только тот, кто мертв для нее.

— Дезертиры — «мертвецы», «призраки» системы…

— Точно, Герф… Наши охоты на дезертиров — это вроде охоты на призраков порядка, принявших неверную «смерть» и перешедших в «иной мир». Но тот, кто уже не годен порядку, еще может сгодиться чему-то вне его…

— Что?

— Может быть, он где-то скроет след… И, может быть, сделает еще что-то… Что-то другое — не то, что делаем мы, но то, что нужно сделать… Нужно сделать для чего-то другого — не для того, для чего делам мы… Ты не думал об этом?

— Нет…

— А я вот думаю… Это и есть — выбор. Тот выбор, который нам указал Ларс Стикк… Если кто-то и способен уйти от системы — только тот, кто и вправду системе не нужен, кто не несет угрозы… Но при том и тот, у кого есть цель преодолеть барьеры, уйти от погони «теней». А это способен сделать только сильный человек, еще не потерявший разум и волю, — не тот, которого гонит одно призрачное отчаяние, след прошлой жизнь, еще не разнесенный ветром… Этот тот человек, который просто уже не может идти в бой здесь, плечом к плечу с нами, но еще пойдет в бой где-то, один… Тот, кто просто стал другим, кто этот бой продолжит по-другому… И то, что общим у нас остался один только враг, то, что он теперь иной и ведет бой иначе, чем мы, — не значит, что он не способен одолеть врага, как мы, но иной силой… Тут Стикк, скорей, ошибки не допустил…

— Ты к чему вообще клонишь? При чем тут мы… То, что он про нас… Мы не…

— Я не про нас, Герф, — про дезертиров… Среди них еще есть сильные бойцы, которые еще нужны нам… Они страхуют нас, Герф… Страхуют систему где-то за пределами — за пределами крепостных стен и их крушения… И офицеры… Уверен, они имеют их в виду… Они травят их сворами «теней», отбирая среди них сильнейших и не пресекая им больше пути, обходясь впредь одним присмотром… Офицеры могут уничтожить их всех, но не делают этого… отчасти оттого, что берегут силы, но только — отчасти, Герф…

— Влад, у тебя все ж с головой непорядок…

— Стикк имел в виду именно это — разруху… Общую разруху, угрожающую погрести систему… То, что системе уже почти никто не нужен, но кто-то еще нужен тому, что шире и выше системных границ… Что войну мы еще ведем, но уже только за короткий отрезок времени. Думать мы можем, как угодно, но не знаем, что будет… Он считает, что таким образом хоть у кого-то может остаться возможность выжить после всего этого — выжить вне «нас и них».

— Но уйти, пусть и с руин, не стоя до последнего, заступая путь врагу…

— Оружие, что бы ни было, до последнего никто не бросит. Но похоронить его среди руин системы, значит не сделать ничего, чтоб поднять хоть что-то из этих руин…

— Нет. Этого быть не должно.

— Есть худший вариант. И Стикк о нем думает.

— Что ж Стикк?.. Что ж не высшие офицеры?..

— Кто их знает, о чем они вообще думают…

— Конец, значит конец всему…

— Герф, офицеры иные… У них масштаб мысли больше. И знаний больше. А сведено это к холодному расчету техники. Генерал из кожи вон не полезет ни наружу, ни внутрь. Это только нам дано. И уверен, ими это учтено — с контролем над нами, над нашими задачами, мыслями и поступками.

— Ну выдал…

— Они крепежи проектируют, мы крепим.

— Но никто не указывает, где их крепить…

— Указывает, только тихо. Где можно — открытый путь, где нельзя — блоки установлены.

— Что-то мне не…

— Герф, мы из тех, кто среди руин оружие хоронить будет. Но мы и из тех, кто будет эти руины расчищать под площади и плацы…

— Но…

— Подожди еще, узнаешь… Что бы дальше ни было, еще не поздно сцепить крепежи… И Стикк — он поступит не иначе…

— Ты о чем?..

— Герф, мы ведь в его схемы включены, только не по ту сторону… Точнее, мы до нынешнего времени думали, что по ту… А на деле — по эту. Он знал, что мы прямо по его пути не пойдем, но при этом он знал, что подкинул нам мысль покрепче…

— Ты о чем, Влад?

— Потом объясню… Думал, что трудно будет кому-то с полей последних сражений уйти, если системе конец… После этого, скорей, никому не уйти… Но кто-то может уйти и до этого…

— Не могу сообразить, чем ты голову ломаешь… Но вне системы, особенно поодиночке, выжить…

— Сотрут Ивартэн, будет не важно — рухнет AVRG или устоит — никто вне системы выжить не сможет. Не сотрут северную крепость, устоит после этих переломных событий и сражений AVRG — уверен, простоит не долго. Это тупик — его только слепой не увидит. Но не сотрут Ивартэн — кто-то еще сможет выжить, что бы ни случилось после пересечения этих боевых рубежей. Герф, кто-то еще скрыт где-то по ту сторону. Кто-то уходит от карателей службы внутренней безопасности, кто-то способен обойти и вражеские патрули. Еще не всех могут достать с границы «оккупированных» территорий. «Тени» DIS избегают вдыхать их воздух. А они не размещают на границе части наземной техники. Это практически пустые земли.

— Влад, думаю, чушь это. Даже с попутным ветром никому далеко не убраться. И даже если повезет, не продержится долго никто на голодной замерзшей и зачищенной земле. Бессмысленно то, что Стикк мыслит…

— Нет…

— Если он имел в виду крушение системы — никто не уцелеет, где бы он ни был, что бы ни делал. Произойдет запуск общей деструкции и деградации — земли отторгнут лес, звери вымрут. Лед и камень — ничего больше от этой планеты не останется. И неважно, сотрут Ивартэн или нет — это произойдет. Потому, что наш мир мы лишь нашей постоянной коррекцией держим.

— Нет, не только держим… Мы этим его и рушим… К чему-то мы и собственную выносливость приспособить можем. Люди достаточно устойчивы к агрессии внешней среды. А цивилизацию можно поднять и из руин. И среду эту возможно восстановить…

— Если будут с наших укреплений утечки…

— Это ничего еще… Тут главное — информацию иметь… Тогда и течи перекроют, и излучение блокируют…

— Ты действительно думаешь?..

— Все возможно… И разрушение старого, и построение нового…

— Через разруху, через кризис…

— Так оно и бывает…

Влад вдруг замолчал, оборвал передачу… Не настолько мы тупые, чтобы не понять, как в Хантэрхайме дело обстоит. У шестой армии сильные бойцы — одни из лучших. И последние модели легкой и тяжелой наземной и воздушной техники. Все на высшем уровне — и нельзя не почувствовать нашей силы… так же, как нельзя не почувствовать, что это наши последние силы. Если город падет… А что тогда будет? Ускорение времени, сжатие возможностей… У нас и того, и другого не так много осталось…

— Влад, они всех найдут, если возьмут наши базы.

— Дезертиры могут уклониться от их воздушных патрулей, укрыться под землей. С воздуха сложно засечь разреженный ментальный фон. А сигнал можно ослабить — «золотые драконы» умеют снижать ментальную активность. И пересечения с их отрядами зачисток возможно избежать.

— Они все проверяют.

— Мы же в лесах Штрауба еще не всех тварей выловили, хоть и знаем, что они еще там, и следим за ними.

— Влад — на такие операции просто средств не выделяют.

— У них тоже ресурсы не безграничны. Кто-нибудь выживет — кто-нибудь точно выживет. Я кое-что придумал, Герф… Ты мне поможешь.

Вот он — невыносимо цепкий интерес в глазах — ничего хорошего он не предвещает…

— Влад, это законно?

— Да… вполне… Стал бы я с тобой говорить об этом!..

Лесовский придумал что-то новое для мучения своих и без того многострадальных мозгов… Я уже понял, что это что-то масштабное, чем и ужасное… Рухнув на койку, он закрыл глаза со счастливой улыбкой, оставив меня наедине с мыслями и с моим коварным ошейником… Он, видимо, нашел способ компенсировать неопределенность нашего будущего, нашел что-то, что разрядит для нас наэлектризованный ожиданием чего-то воздух… Но ход мыслей его заставляет насторожиться… Он не убедил меня полностью в легальности своих планов… Слишком уж много он думает о дезертирах и нашем взводном, который заявил себя их проводником… И слишком уж он серьезно об этом думает… и еще слишком — это вообще слишком… И мне еще как раз теперь в голову как на зло полезли мысли о чем-то не том… Не думать об этом… Не думать… Я буду думать только о том, чтобы ни о чем не думать… Электронные мозги аналитиков выкипят, если это до них дойдет…

Мы закрыли глаза, но не спим… Над нами склонились черные тени… Тишинский… он где-то рядом — может быть ближе, чем Скар… Он «видит» наши мысли…