Тени прошлого — тени будущего

Запись № 6 00 00 000 00:00 10.04.205 год Новой Техно-Эры 09:30

Как только въехали на базу, командир отдал распоряжение объявить о готовности второй степени (не боевой, конечно, — ожидания Ульвэра). Офицер-S9 из окаменевшего состояния так и не вышел — просто переложил заботы на плечи низших офицеров. А они перебросили суетные обязанности на незаменимых унтер-офицеров, разбредшись по долам и далям личных, видно, тяжелых дум. Не понимаю я, что они хмурые такие… Перевод на северный фронт — это серьезно, но… Вид у них, будто весь мир вот-вот рухнет, а они — его единственные подпорки…

Одним нам с нашими бессменными командирами отделений каменеть никак некогда… Но даже нам сейчас трудно перед этим устоять. Когда нервы рвутся, а главное — когда ты толком не понимаешь, что их рвет, нужно встать, собрать мысли и установить причину. А когда нервы рвутся не только у тебя, но и у всех вокруг, — это сделать просто необходимо… Определить, что что-то не правильно — просто. Достаточно посмотреть как следует по сторонам. Но четко понять, что именно — сложнее. Нужно проверить действием. Сейчас мы имеем возможность разобрать ситуацию только одним способом — пропустить через разум данные и выявить их значение… Мы многое замечаем, можем по ряду признаков безошибочно установить порядок событий, но офицеры делают это быстрее и точнее… Я привык во всем полагаться на них — и теперь на них положусь… Я уже сообразил, что им явно известно что-то, что еще не дошло до нас… Значит, что с этим делать, решат они тоже скорее, чем мы… Только ощущение, что происходящее касается всех нас, меня не покидает…

Мой зверь в этом всеобщем мраке тоже как-то под грозовую тучу подстроился — жди беды… Сейчас когти выставит и ультразвук по этим отточенным ножам пустит — мой ошейник на кусочки порежет и по горлу… Если он мой ошейник раздерет — это ничего еще, отчет пропадет, и Стикк мне больше мозги раздирать не будет. Но то, что потом обязательно по горлу, — этого мне не нужно. Спускаюсь осторожно, без резкостей, хоть и хочется спрыгнуть на пол быстрее. Встаю по левое плечо зверя и сразу беру его на короткий сигнал, чтобы он расстояние держал, — не мог ни приблизиться, ни отдалиться ни на шаг. Блокирую его выпад с плеча, еще не искрящим, но уже готовым спустить разряд, бичом. Завожу еще осторожней — мне нужно блокировать не только выпады когтями… Разворот для окончательной установки зверя по центру отсека беру широкий, чтобы он шею ко мне не скрутил и по прямому корпусу прошел. Готовлюсь, если что, дать ему по зубам рукоятью второго бича… Он об этом знает — проходили уже… Вроде подчиняется, хоть и через силу.

Руггеры зубы вообще берегут — стараются сразу их в ход не пускать. Эти зверушки сначала норовят когтями глотку перерезать… или придушить… или позвоночник перешибить… Но могут и без когтей… Могут собранным направленным потоком долбануть… С близкого расстояния — работает… И здесь не просто ультразвуковой сигнал вроде того, что с пульта идет, — здесь такая сила, хоть стены круши… Это хуже всего. Это бесконтактное нападение — еще и невидимое нам… Мы эту частоту без техники вообще не воспринимаем… Ставлю сокрушительного зверя на растяжки, приглядывая за показателями излучений на браслете… Отключаю подпруги, забираю седло, выхожу и закрываю отсек незримым полем… Теперь отлегло, теперь — порядок.

Руггеры… Нет у нас ни одной твари страшнее, чем руггеры. Скингеры — эти «кипятильники», конечно, тоже нам скучать не дают. Но хоть они и худшее излучение применяют, сами они не такие зверские. Правда, скингеры при особом старании могут не только кому-нибудь кровь вскипятить, но и спалить что-нибудь… С ними без специальной защиты, как и с этими чудищами, дело иметь вообще нельзя. Но как бы мы защищены ни были, к нашему зверью ближе трех метров подходить смертельно опасно. Только мы обязаны. И еще их нужно холить так, что нам завидно становится… Хоть наш командир и тяготеет к зверью, его натура человека S12 берет верх — ничто здесь не должно напомнить ему об их животном происхождении. Все зверье должно не только сиять, как сапоги Стикка, но и быть выстроено, выверено… На благосклонность Ульвэра можно рассчитывать только, если каждый клочок шерсти его подопечных чудищ будет выверен по линейке. А Замухрышку попробуй приведи в надлежащий вид — он же вон какой… облезлый. Постоянно шерсть меняет, зараза.

Тут в «боевую готовность» должно быть приведено все. Но все и так уже готово — потрудились мы на славу. Только Стикк еще рыщет в поисках упущений. Он подошел ко мне, постоял молча… бросил чуть не мне в лицо одинокий звериный волос, приставший к его перчатке… Я не понял. А он ушел, не потрудившись разъяснить, чем его мой порядок не устроил. Это его зверь шерсть где попало не бросает — перчаткой проведешь и ничего. А мой… Не до лысин же ему шкуру драть… Пока Стикк не объяснит, что ему еще надо, — ничего делать не буду. Так и стою, положив руку на панель управления, как все остальные… Тихо. Ждем Ульвэра. Затерялись в полумраке среди темных задраенных «нор»… Влад продолжает мозги мучить — не замечает ни тишины, ни опущенных глаз… Даже звери не шумят, не скребут — только их дыхание разносится эхом… Будто они тоже ждут важных вестей… и, скорей всего, вестей плохих. Атмосфера уравновесилась между траурной минутой молчания и сосредоточенным ожиданием стрелка на позиции.

Как нельзя некстати Стикк нам с Владом очередную головоломку задал… И без его кривых усмешек голова неясной бедой перегружена. Раскидают нас теперь… Кого в тени Шаттенберга бросят, кого в сияние Хантэрхайма… А Штрауб… Мы, где бы ни были, сделаем все, чтобы его отстоять. Но нам не выносимо знать, что предстоит покинуть его без надежной замены нам — его бойцам. Если бы Штрауб был просто нашей крепостью — это было бы не так тяжело. Но Штрауб — разум и средоточие всех сил системы… Совету, конечно, видней, что вернее его защитит. Только нам от этого не легче. Он — наш Центр. Лесовский считает, что стоять за него до смерти последнего солдата, последнего рабочего, — это у нас чуть не в программе прописано, как у муравьев. Похоже, так и есть. Мы и за Ивартэн стояли… Только тогда у нас еще были территории, были силы… А теперь перенести Центр нам уже некуда — ни Шаттенберг, ни Хантэрхайм такой груз не выдержат. И теперь это перераспределение будто вихрем нас сносит… нас — защиту Штрауба. И мы ждем бури в этом предгрозовом затишье.

А вчера никому и мысли не приходило, что высшие командиры к цели по нам, как по трупам, пойдут… Точнее, что по нам пройдет это перераспределение… Нельзя это так делать — втихую… Ничего хорошего это не предвещает. И то, что Стикк тогда в руинах сказал, из головы не выходит… И то, что нас к Боргу зачислили без хоть какого-то предупреждения, — тоже где-то в виске негодованием стучит. Правда, точно еще ничего не известно. Может, нас это и обойдет… Борг — несокрушимый изверг. И эту гремучую славу он заслужил делом — не одной силой, но и крайней жестокостью. Его жесткие методы работают неизменно, когда результат нужен сразу — когда речь идет лишь о скорости достижения цели. Только жестокость офицера — это не холодность машины, офицер — человек. Но сейчас главное — чистый результат. Такие люди, как Борг, сейчас незаменимы, — нам роптать нечего. Ничего — нас с Лесовским вместе переведут. А вместе мы преодолеем все… Не простой он, но его не сломить ни этой войне… ничему. Он не стал ни бездумным недочеловеком-полузверем, ни недомашиной-получеловеком. Ему не все равно, по человеку лучом бить, по машине или по зверю.

Стоим, прислонившись к стене… Мы легко становимся неприметными в серой боевой форме — вот и сейчас все мы словно ушли в стены. Невидимая остальным птица так и летает над нами. Влад исподлобья наблюдает за этим пернатым охотником на крыс… Я почти обрадовался знакомым шагам… А Лесовский постарался стать еще более незаметным — неплохо у него получилось… Ястреб исчез — будто при виде Стикка… Такое ощущение, что он просто врезался в стену, но не рухнул на пол, а пролетел через нее…

— Что спите?! Запускай сухую чистку!

Сержант ходит по длинному коридору — выбивает из головы все мысли, кроме как о нем самом. В мертвой тиши даже сердце подстроилось под ритм его ровных шагов. Стою к нему спиной, но прямо вижу его сияющие болезненной чистотой сапоги, педантично меряющие длину и ширину коридора. Стикк на достигнутом не останавливается — перепроверяет замеры раз по десять… Он может себе это позволить как представитель самой привилегированной категории. N4 не офицеры, на которых мертвым грузом возложено решение всех мировых задач, и не рядовые, на которых свалено механическое исполнение всех этих задач…

Стикк остановился у меня за спиной…

— Ну что, Герфрид?..

— Загрузил стандартную программу, командир.

— Слушай приказ! Избавить подопечного от этих клочьев! Надо будет — вручную пойдешь его чистить!

— Так точно.

Переключил программу чистки — это строгий режим, со зверюг чуть ни шкуру сдирает… По опыту знаю, чем это обычно кончается — мой зверь звереет. Замухрышку это уже начало серьезно злить. Он огрызается даже на еле заметную полосу, скользящую по его взъерошенному загривку. Зверюгу окружает черная аура счищенной шерсти, которая рассеивается у вытяжки… А Стикк не уходит — стоит над душой, ждет пока последний клок ляжет волосок к волоску.

— Если останутся проплешины — соберешь клочья и приклеишь обратно. Только ровно и аккуратно!

— Будет сделано.

Сегодня Стикк ну уж очень добрый. Лесовский думает, что он на меня за мою тягу к порядку взъелся — хочет вывести из рядов правил, чтобы убедиться, что я настоящий. Может он и рад, когда ему кто-нибудь, несмотря на последствия, челюсть ломает, но я ему такое удовольствие не доставлю. Готовлюсь распылять клей по корпусу взведенного яростью чудовища, лезть в вытяжную шахту его «норы» за оставшейся шерстью — ко всему, что Стикку в голову придет. В общем, готовлюсь к тупому подвигу. Был бы Стикк бойцом похуже — мы бы его давно из отряда вышибли ко всем чертям. И если бы мы знали, что он за наш счет перед Ульвэром выслуживается — ему бы несдобровать. Но Ульвэр для него бог — Один, собирающий дружину убитых в бою воинов. Это верно — мы все здесь проверены и боем, и смертью… А Ульвэр… Я не хотел бы служить под чьим-то еще командованием. Вот за эту убежденную преданность мы Стикку многое прощаем. Кроме него, мы дерзости никому так не спускаем… Правда, кроме него, нам дерзить никто и не смеет…

— Сожми кулаки покрепче, боец, и не думай об этом. Лучше подумай о том, что все рушится — все рушится, Герфрид… Пока еще это не очень заметно, но мы уже отдаем наши жизни не за земли, не за будущее — только за клочки пустыни, только за обглоданные временем дни. Даже Снегов ничего с этим не сделает — поздно. Уже давно поздно. Мы уже в хвосте времени. Наши генералы еще могут придержать хвост этого временного зверя, но оседлать его они уже не могут. Пока у нас есть силы, но скоро зверь покажет нам оскаленную пасть и оставит нас позади.

Я повернулся к Стикку, а он как всегда ядовито улыбнулся и, заложив руки за спину, направился к открытым вратам, чтоб застыть там с бичами…

— Переходим на готовность первой степени!

Срочно бросаем, прячем и отключаем все, что не должно попадаться Ульвэру на глаза… Мы равняем по линии зверюг, а сержанты — нас… У врат блоков ставят «защитников»… Все не только затихает, но и застывает… Только никто точно не знает, сколько мы так простоим.

Мне от этого всего не то, что скучно стало, — просто тоскливо… Это ж прощание чистой воды… А главное — неизвестно, перед чем мы прощаемся со всем, к чему привыкли… со всем, кроме Ларса Стикка — он ведь с нами… Я открыл Владу линию…

— Хорошо Стикк нам дух поднимает…

— Стикк души не трогает — он нам головы студит… перед Хантэрхаймом.

— Как будто кто-то способен дойти до ледников Хантэрхайма не с холодной головой…

— С холодной головой нужно ступить еще на путь к нему. Герф, Стикк ведь правду говорит — скоро у нас передовые будут со всех сторон… Нас крушат на всех фронтах…

— Пока они — нас, потом мы — их.

— Герф, нам не то что победить — нам теперь просто выжить трудно будет…

— Наша победа — это и есть наша жизнь.

— Не обязательно… Мы можем повергнуть врага такими силами, которые погубят всех нас… А враг может повергнуть нас такими силами, которые не погубят нас всех…

— Мы способны победить — пусть будет это сложно и пусть риск поражения будет огромен. Риск — это еще не поражение. И подходить к нему следует с чистой головой и твердой уверенностью…

— Герф, все, что мы делаем с твердой уверенностью, — делаем либо по предельно точному расчету, либо по беспредельно шальной тупости… Ты или не рискуешь, или не понимаешь, что рискуешь, — другого не дано. При походе на риск мы штурмуем цель без точных данных по соотношению сил — это бой, исход которого еще не ясен.

— Влад, я понял — не тупой. Единственное, что нам дано риском, — стремление к успеху. Стремление, которое мы должны укрепить, — выбросить из головы все, кроме него.

— Верно, но до этого нужно…

— Нужно расчистить путь, чтобы с него не сбиться — очистить голову от мыслей о поражении, думать о победе и победить.

— Тебе нужно очистить голову от этих лозунгов… Риск велик. И мы не должны принижать его степень — от этого он только возрастает. Перед тем, как к нему подойти, ему нужно дать непредвзятую оценку.

— Так поступают машины.

— И они побеждают.

— Но победим их мы — тем, что решительно пошлем к черту их расчеты и сделаем то, что они не учтут — вернее, учтут, но спишут под нуль по пункту неисполнимости.

— Герф, для этого и нужно оценить риск. Метнешь нож с поправкой на ветер — попадешь в цель точнее.

— Влад, я учту поправку, но не буду думать о том, что ветер — сокрушительный шторм. Я буду думать только о том, как попасть в цель.

— Не будешь думать, что это шторм, — не метнешь нож в полную силу. Герф, нам известны координаты цели, направление ветра нами определено — нужно учесть его силу… И останется только метнуть нож прямо в цель — с убеждением, что мы и правда сделали все, что могли.

— Влад, нам нельзя допускать мысли о поражении.

— Ты пойми, эти мысли не отберут у нас и нашей борьбы больше сил, чем наши ошибки при том, что мы эти мысли не допустим. Мы вступим в бой с полной силой, что бы ни было. Но, не видя объективной действительности, не увидим и подлинной цели — ножи только по указанным свыше координатам метать вслепую будем.

— Есть заданное направление — больше ничего и не нужно. Этого достаточно.

— Если ты знаешь, что оно задано верно — достаточно.

— Я знаю.

— Герф, никто этого точно не знает. Никто не знает, кто нам его задает. Мы не знаем, кем или чем он стал — никто из нас.

— Не смей! Он прошел все войны бессмертных! Под его рукой поднялись башни Ясного, и рухнули они к его ногам! Он видел первый луч, отраженный Хантэрхаймом, первую звезду, отображенную сводом Небесного, и первую тень, брошенную Шаттенбергом! Он пришел со смертью последнего полусмертного! Он последний из первых! Он верховный главнокомандующий Армии AVRG! Он возглавляет Совет AVRG! Не смей!

— Я смею, Герф! Я смею смотреть прямо вперед, не отводя глаз и под его взглядом! Не опущу глаз и перед будущим — будь там свет или тьма! И если я увижу там тени тьмы — буду делать все, чтобы эту тьму не допустить! Но не только! Ей под силу пройти! И я буду делать все, чтобы изгнать ее, если не смогу ее не пустить!

— Если этой захватнической тьме удастся пройти, то лишь по нашим трупам! После боя не будет никого и ничего, чтобы с ней бороться!

— Будет! Если вовремя эту мглу потеснить! И я попытаюсь ее прогнать! Постараюсь зажечь фонарь, который ей не погасить вместе с моей жизнью! Нужно только мозгами пораскинуть над тем, что может стать этим «фонарем»!

— Никакой тьме не прорваться, если ты ей путь всеми силами преградишь, — и мысленными, и всеми другими! А ты мозги по миру раскидаешь, когда их надо будет в кулак сжать! Будешь по темному беспределу бродить, когда надо будет на светлой точке внимание сосредоточить!

— Ну не будь ты таким тупым! Есть то, что сильнее нас! И это не то, что в Бою с Победой! Не то, что офицеры под контролем держат, — не то, что они у тебя перед глазами поставят и пальцем укажут для пущей ясности! Мы не знаем, что это! И офицеры не знают! Офицеры не все могут, Герф! Здесь есть силы большие, чем их!

— Выходит, что здесь узнать кто и что сильнее, мы сможем только при противостоянии! И мы должны задействовать все силы — и разум, и боевой дух!

— Герф, я это сделать и намерен!

— Ты намерен допустить мысли о поражении и думать, как какой-то долбаный «фонарь» соорудить!

— Мы не знаем точно пределы того, чему противостоим! Мы и того, чему противостоим, точно не знаем! Не прожгут лучи, не прорежут ножи — враг пройдет!

— Нет! Мы применим другое оружие!

— У нас больше нет оружия, которое не уничтожит нас с врагом вместе! Оно есть только в расчете! И я не буду просто ждать — приведут его в действие или нет! Создать оружие, которое обеспечит нам победу в этой войне, мне и думать нечего! Но оружие, которое будет работать после поражения, — я сделаю! И ты мне поможешь!

— Влад, не будет ничего после поражения — ничего.

— Не будет системы…

— Нет, ничего не будет. После контрольной зачистки — не будет никого… Сочтет враг недобитого бойца убитым, завершит задачу и встанет — никому не уцелеть после этого…

— Никому безоружному…

— Тут никакое оружие уже не поможет — посреди такой разрухи…

— Оружие всегда помогает, если есть хоть что-то, к чему его применить. А что-то еще обязательно будет, пусть и разруха… Враг по программе должен уничтожить только нас и то, что напрямую способствует нашему существованию. Ему запрещено наносить более тяжкий урон нашей планете, и программу он не преступит. Только мы способны уничтожить все — окончательно обратить все в пустыни или вообще по осколкам разбить…

— Разнести их Центр к черту… Плохой выход, конечно, но все ж…

— Никакой это не выход, Герф. Сотрут Ивартэн — точно ничего не останется.

— Главное, чтобы мы остались.

— Не просто нам это станет, когда планету в расход пустим… Мы построили этот мир почти из ничего, но не уверен, что сможем что-то построить, когда вообще ничего не будет. То, что мы сокрушим Ивартэн, не сильно отсрочит наш конец — даже, если мы выиграем войну… А если мы войну проиграем, что вероятнее, — он будет неизбежен… Но если его не сотрут, если Снегов не допустит этого — мы будем знать, что нас еще что-то ждет… пусть мы и потерпим поражение.

— Разруха… Крах системы — наш крах. После такого нас больше ничего не ждет. Разруха, Влад…

— Не только — если мы не забудем про стремление ее избежать. Есть цель — значит будет мысль, есть воля — значит будет дело.

— Скажи прямо, что ты задумал?

— Пока еще ничего. Просто определил то, над чем следует поразмыслить.

— Что-то твой порядок размышлений подскочил, как бешеный скингер.

— Скингер бешеный потому, что видит охотников… А подскакивает он потому, что так этих охотников виднее…

— Ладно. Убедил.

— Отлично. Теперь сопоставь факты и делай выводы.

— Из чего?

— Из фактов, Герф. Мы все исполняем долг перед системой… И мы с нашими обязанностями для системы равнозначны — близки к этому. Мы расставлены этим режимом по местам, скреплены им… Но разруха повсюду…

— Так война ж…

— Еще одна война… Еще до этой войны были вооруженные столкновения, пограничные конфликты, был период гражданских войн… Полусмертные по лезвию ходили… Разруху тогда с трудом тормозили… И от этого вконец перегрызлись. Каждое усовершенствование не могли иначе, как силой, внедрить…

— Это была борьба жизни будущего и жизни сейчас.

— Пусть так. Закрыли почти все производственные базы — сняли сначала бойцов, после — офицерский состав…

— Тогда люди генетически, главным образом, не по рангу, делились… У них какие-то другие категории основными были — первый и второй пол. А звание им вообще после активации давали…

— Верно. Их не в соответствии со званием кодировали — им звание в соответствии с их программой присваивали…

— Нет. У них звание нужно было лично заслужить. Проявишь себя где-нибудь — повысят. По принципу — этого достаточно, чтобы офицером стать… Тупо.

— Точно. Но это было еще у смертных. Полусмертным его уже по более точным данным определяли. И первой фазы времени — «ребенок» — у них уже не было. А последнюю фазу времени — «старик» — они проходили замедленно.

— Первым с конвейеров сняли противостоящий пол…

— Противопоставленный. А потом и весь офицерский состав… точнее, всех полусмертных. Закрыли все их технические базы — перестроили их под другие программы… И создали — бессмертных… Первое поколение не прошло — разработали второе. А после полусмертным жизнь остановили — перестали коррекции по продлению проводить. Пусть с боем — с этим справились.

— Ясное дело…

— А теперь главное. Они почти уничтожили этот мир теми запредельными технологиями, как смертные… Но они не остановили эти технологии — не смогли. Им пришлось запустить тормоз… И они сделали это, хоть и через силу.

— Еще бы не через силу… Приход бессмертных, скорее, нужно обозначить тотальной ликвидацией полусмертных…

— Герф, гражданские войны — это не ликвидации. То, что бунты жестоко подавили, — это другое.

— Другое. А прекращение коррекций жизни — это уничтожение.

— Это лишь подверженность обычному для тех людей старению. Полусмертные, сколько им жизнь ни продляй, все равно старели и умирали.

— Да не важно — их уже нет давно.

— Они не справились с остановкой тех технологий…

— Они же не были бессмертными.

— Не в этом дело… Они не справились и отдали этот мир нам.

— А что они могли еще сделать?

— Ничего. Об этом и речь. Мы смогли замедлить этот прогресс. Но мы еще не смогли перейти на его высшую ступень.

— Конечно, дойти до его полной остановки или вообще до другого уровня — это ж не раз плюнуть.

— Я о том же. Полусмертные дошли до того, что будущее не для них, и дали человечеству следующей ступени большую силу. Они создали новую машину жизни — более точную и прочную военную систему. Но и этой системе устоять теперь трудно.

— Ты к чему клонишь?

— Смертные отыскали выход из смерти еще случайно, полусмертные уже предусмотрели его… Мы — бессмертные — и есть этот выход. Мы должны определить наше будущее.

— Офицеры должны. Предоставь определение нашего будущего им.

— Это не может быть предоставлено только им. Мы все вместе держим этот проход открытым — только, похоже, не изо всех сил. Офицеры определяют направление пути, а дороги прокладываем мы. Но как бы настойчиво мы по ним не продвигались вперед — что-то неизменно встает преградой у нас на пути. И порой мы не способны разбить такую преграду без ударной отдачи, которой нас просто сшибет с ног. Это наши ошибки, Герф, — они заступают нам дорогу. И мы не порешим их, пока не отдадим этому бою всех наших сил. А большую их часть мы сейчас отдаем системе — огромному и сложному в управлении аппарату.

— Который поддерживает нашу жизнь…

— Верно. Но он больше и сложнее, чем это необходимо. Он инертен, Герф. С каждым рывком вперед он требует порядком больше энергии… И остановить его трудно… и перенаправить…

— Влад, мы от системы получаем больше сил, чем отдаем…

— Нет, Герф. От всего в итоге мы получаем ровно столько, сколько даем.

— Точно…

— И чтоб что-то получить, нужно приложить силу, равную отдаче. А требует этот системный аппарат все больше и больше… Нам не хватает на него сил, Герф.

— Я что-то не…

— Ты пойми, будущее у нас подобно тяжелой бункерной двери — ошиблись мы с кодом, и створы по программе сводятся. И сомкнутся они так, что больше мы их не разомкнем. И пока правильный код не подберем, будем вынуждены их силой разводить. Мы ошиблись с кодом к будущему. Что систему с такими габаритами нам через такой узкий проход не провести — ясно. И теперь заняты мы тем, что только и думаем, как подобрать этот код. Точнее, одни высшие офицеры, как машины, считают, что нужно подбирать коды, другие, как пилоты истребителей, — что нужно проводить систему прямиком через этот проход. И у тех, и у других, если что-то вообще выйдет, то не просто. Они могут разбить систему. Но это еще не значит, что никто больше не пройдет через почти сомкнутые створы этих почти запертых дверей.

— Понял я… Таким мощным аппаратом и правда править тяжело. Не зря ж у нас по плану его упрощение и облегчение следует… Но это только после войны — сейчас мы у войны в плену… До окончания боевых действий с этим никаких вариантов нет… И если такой огромный аппарат разобьют — удар будет таким, что и обломки пылью разнесет. А из таких руин — из пыли систему никому не поднять…

— Точно. Но для единиц выход еще будет. Было бы хоть что-то, не обращенное в пыль, среди осколков системы — мы сможем жить…

— Нет, Влад, без системы — не сможем.

— Пусть не жить, но выжить мы способны…

— Вслед за системой рухнет все — без коррекций все сдохнет.

— Это мы еще посмотрим…

— И смотреть нечего — все сдохнет. А если что-то и уцелеет, то станет чем-то чудовищным.

— С этим еще что-то можно сделать… Пусть среди полной разрухи — выжить мы способны!

— И как ты это мыслишь?! Мы все связаны системой по принципу разделения обязанностей и обобщения сил — крепче некуда — что-то действительное и действенное мы можем сделать только все вместе.

— Это в общем так и есть, но… Наш мир был расчетом, который построили высшие офицеры — S12. Но не только они над этими разработками трудились. Офицеры ученых применили расчет к формату реального поля, офицеры рабочих по этим данным отстроили этот мир, который хранили боевые офицеры. Они поднимают этот мир общими силами… Но и разрушают они его общими силами — соответственно их способностям.

— Одного без другого быть не может… Все мы, что-то делая, что-то рушим… соответственно способностям. Эти сцепки уравновешенных сил так прочны, что их не разорвать. И мы все связаны очень крепко…

— Верно, но ты подумай… Офицеры S3 — физики, химики, программисты и расчетчики — у них страшное оружие. Офицеры S9 — воины — у них разрушительное оружие. Офицеры S6 — строители, медики — их оружие не имеет такой силы, оно скорее не оружие, а орудие. Ученые — призрачные генераторы мысли, у которых даже нет подчиненной категории N. Солдаты — защитники и разрушители. Рабочие — помощники, сборщики…

— Ну если уж гнешь линию — давай, только не сломай…

— Это просто. Общее направление линии задают офицеры, но сгибают ее рядовые, как мы. Мы прокладываем дороги, придерживаясь указанных координат и ориентируясь на местности. На реальном поле линию гнем мы. Когда-то этот мир был собран из виртуальных схем рядовыми рабочими N1. Мы — N2 — его защищаем. И он под угрозой… Нам нужно его защитить… И сделаем мы это для них — для тех, кто строит, почти не разрушая. У них — у рабочих — больше шансов уцелеть в этой разрухе и не усугубить ее. Даже не у их офицеров — у рядовых. Их гибель враг так жестко контролировать не будет — они не опасные враги. Но они — опоры всего. Поэтому в первую очередь мы должны думать о них. И мы должны дать им то оружие, с которым они справятся…

— Офицеры это учтут… Нам не обязательно об этом…

— Офицеры мыслят в другой категории. Они почти машины.

Конечно, они — другие. Они отвечают за порядок и жертвуют человечностью, которую в полной мере сохраняем мы. И чем выше ранг, тем меньше они отличаются от машин. Мы даже не знаем, можно ли считать S12 людьми. Это как бы предел, — после него, человек перестает быть человеком и становится чем-то иным… «машиной». Только предел этот еще не перейден…

— Влад, но они не машины.

— О том и речь. Они смотрят вдаль — видят весь муравейник, но не каждого рабочего и солдата, который строит и охраняет его. Они могут ненароком раздавить его сапогами, если он не поймет, что идет у них под ногами. Теперь дошло?

— Нет.

— Герф, что-то может пойти не так, и они могут что-то упустить. Они не предусмотрят такой страховки для оставшихся без командиров трудяг…

— Значит, это будет ни к чему… Влад, рабочие могут быть неплохими бойцами только на уровне А3. Им и с разрухой после последнего боя не совладать, не то что после контрольной зачисти. Это и нам не по зубам…

— А с чего ты взял, что нам это не по зубам? Нас просто перебьют еще до того, как речь о контрольной зачистке пойдет.

— Не знаю, что бы после всего этого могли бы сделать мы, но им уж точно ничего не сделать. Если ты заметил, они звезд с неба не хватают… Чем их ни вооружи — это ничего не изменит.

— Изменит, если это будет что-то простое.

— Что-то простое против всего сразу не поможет — против всего сразу вообще ничего не поможет.

— Должно быть что-то, что поможет справиться со всем… А мы должны сделать так, чтобы с этим могли справиться все…

— И что это? Ящик с инструментом для починки всего, что бы там ни обрушилось, с которым каждый сможет пройти через «чтобы там ни было»?

— Точно. Что-то вроде того.

— Черт… Нет такой штуки — нет и не будет.

— Нет сейчас, так скоро будет — сделаем.

— Это не наша забота…

— Наша — нас создали как будущее, и кто-то обязан до него дойти. И скорей без других обойтись сможет рабочее подразделение — о нем думать будем… Им нужно что-то очень простое…

— Выкинь мысли о поражении и рабочих из головы — нас ждет Хантэрхайм…

— Я знаю, что нас ждет. Поэтому я и спешу, поэтому ты должен мне помочь, Герф… У нас времени почти нет.

— Влад, мы пройдем Хантэрхайм…

— Не будь ты таким тупым! Мы простоим месяц — от силы! И то, если Хантэрхайм столько простоит!

— Ты что не понимаешь, что все про Хантэрхайм — легенды!

— Это не легенды, Герф!

— Хантэрхайм не сжигает! Это ледник!

— Ледник, по которому мы будем бродить слепыми от непрерывного сияния, от которого получим дозу жестких лучей! Это правда, Герф! Хантэрхайм убивает и без врагов!

— Нас Хантэрхайм так просто снегом не заметет!

— Ты должен быть со мной сейчас! Ты со мной?!

— Я с тобой в бою, но не в твоем бреду, Влад!

— Мы должны это сделать! Нужно найти этот выход и указать его тем, кто будет жить после нас!

— Ничего такого нет! И я этим заниматься не стану!

— Ты поможешь мне, если я найду его? Поможешь его открыть?

— Если ты меня убедишь, что это действительно — выход.

— Я сделаю это… Мы отдаем наши жизни спасению жизней других, и я не отдам жизнь пустоте…

— Мы еще не трупы, Влад!

— И это надо использовать без потери времени… Силу человеку дает разум… Но разум и забирает силу — при ошибочном применении. Главное то, что разум направляет… Это память, это — знание…

— Я что-то не пойму…

— Потом об этом… Мне еще будет нужно кое-что узнать о первом поколении…

— Мало тебе наших чудищ?..

— Руггеры, безусловно, чудовищны, но они выносливы… А первое поколение было задумано как человечество совершенной формы.

— Но только получилось, что это не люди.

— Не важно — первое поколение разработали как совершенных существ — более совершенных, чем мы. И мне нужно знать, в чем было их преимущество и применимо ли это к нам.

Стикк разрядил трескучий бич в воздухе…

— Штурмовикам и штормы нипочем! Хватит головы ломать! Списки живых — не списки погибших! По линии зверей ра-а-авняй!

Влад заразный, никаких сомнений — это мыслительный вирус… Из-за него до меня не сразу дошло, что побледневший офицер-S9 прошел ко входу, бросая по пути последние указания ротным и взводным командирам… Андроиды, как ото сна отошли, — вышли из затемненных простенков. «Защитники», подняв головы, замерли у секторных врат, капитаны заняли позиции, застыв во вратах блоков… Объект подгрузил верхнюю подсветку… Мы по команде открыли отсеки — намертво приковав зверюг к стенам, отключили невидимые преграды. Всматриваемся в тускло освещенный коридор…

Коридор все так же пуст… Мы все стоять тут извелись уже — мало того, что от нашей неподвижности и тяжести доспехов уже все, что только может онеметь, немеет, еще и эти твари за плечом зубами щелкают… Капитан посмотрел на браслет и махнул рукой… Ошиблись командиры… Теперь Стикк заполучит время для еще более придирчивого осмотра… Ульвэр завел такое правило — являться, когда мы еще не готовы или когда мы уже не готовы… Но со Стикком у него этого никогда не выходит — Стикк всегда ко всему готов. Его такой тягомотиной до более естественного состояния не довести — просто для него естественно стоять в установленной уставом позе хоть по шесть часов кряду и заставлять делать это других.

— Лесовский! Утри зверю слюни! Что у него в зубах?! Было распоряжение не кормить!

— Его не кормили, командир!

— У него что-то в зубах! Он что, окурки жрет?!

— Никак нет! Нет! Так точно!

— Где он их опять собрал?! Я тебе приказал не бросать! Отними! Убери! Сожги! Ко мне их — под бичи!

Собирать и жрать окурки — у Другого это прям пристрастие. И отдает он их только с боем. Но Влад с такой скоростью и силой вышиб это лакомство у него из зубов, что он сообразить ничего не успел… Затаит теперь обиду… Но Владу не до того — он тоже сообразить ничего не успел… Никто не успел… Приказ о равнении отозвался в голове запоздалым эхом… Поздно. Мы все с ужасом проследили полет через коридор этой мерзости с растянутой следом слюнной нитью… Влад метнул этот ком метко — прямиком к Стикку… к его руке, к его бичу… Но Стикк не рассек, не спалил этот отвратный ком… У меня замерло сердце, когда я перехватил его отчаянный взгляд, — Ульвэр… Его высокий строгий силуэт мы различим и во мраке — такими высокими бывают только люди S12… Он похож на одну из пограничных вышек белых «хранителей» Хантэрхайма… или Ивартэна. И сейчас он молча стоит у дверей секторных врат и сосредоточенно осматривает помещение, нас всех и всех наших чудовищ — он заметит все… он уже заметил. А Стикк… Он опоздал бить бичом и, забыв что в его руке бич, принял этот позорный ком стерильно чистой перчаткой… Схватить и удержать его Стикк не смог, и эта гадость, отразившись от его перчатки, как от зеркала, с липким шлепком и брызгами упала к его ногам… Взгляд Ульвэра будто пригвоздил нас к месту… Он видел, и уже нельзя… ничего уже нельзя сделать…

Мы замерли, как безмозглые истуканы… А ком хлюпает и проседает на отдраенном полу… Он оседает, бесформенно расползаясь, в расплывающейся от него слюнной лужице… Он вязко блестит на свету в самом центре коридора, на самом виду… А Ульвэр стоит в дверях, не проходит…

Офицер-S9 — бледный, с искаженным лицом, — прошел по полному тишины бесконечно длинному и светлому коридору с искрящим бичом… Он рассек ком, но не рассчитал мощность, и всех нас обдало кипящими брызгами и подпаленными ошметьями… В довершение ко всему до Другого дошло, что офицер уничтожил его еду… Он с ревом рванул к потерянному комку… и сорвал растяжки…

Зверь отбросил Влада, но, получив от него мощный разряд, отпрянул к стене… Он с грохотом налетел на стену, чуть не сшибив меня, напоролся на мой разрядник и шарахнулся в сторону… Руггер близко — мы с Владом еще можем блокировать его… Преградили ему путь, перекрыв тоннель бичами под высоким напряжением. Влад хлестнул Другого, и тот метнулся ко мне, но я удержать его не смог — мне пришлось отвести бичи, отражая нападение моей зверюги, и пропустить его… Мой зверь выгнул шею под гудящим от растущей мощности полем растяжек, сгорбил спину, штыками поднял гребни шерсти на холке и занес когтистую лапу, примеряясь к следующему выпаду… Ни ему, ни Другому я спину открыть не могу, и бичи мне приходится переводить с одного на… другого. А Другой ломится вперед к выходу с такой силой, что его курс простой подсечкой или охлестом уже не изменить. Олег прикрыл мне спину от зверя, несущегося к выходу с рывками и бросками на нас… Но Другой уже набрал со скоростью просто сокрушительную мощь — ни Олег, ни Рихард остановить его не смогли.

Стикк перехватил зверюгу уже у разделительных врат — хлестнул по шее и по плечу так, что под бичами затлели багровые полосы обугленной шерсти… Другой поворотил, налетев на дверной косяк, — мощный удар… Стены вздрогнули, треснули панели обшивки… Мою зверюгу окончательно разъярил этот грохот и дым от подпаленной шерсти… Когти моего зверя лязгнули о мой доспех… Это уже серьезно — он начал борьбу не на жизнь, а на смерть… Перевел бичи на него, только разряд спустить так и не успел… Другой поднялся во весь рост, загораживая свет до полной темноты, и постарался, навалившись на меня всей тушей, сгрести в смертельный захват передними лапами… Черт! С двух сторон! И оба на смерть хотят! Уже рушится этот четырехметровый осколок скалы весом в три тонны и ощетиненный остриями когтей, клыков и резцов! И в спину мне направлены такие же острия! Эти чертовы твари только в холке больше двух метров! А если они прямо встанут — им «разрушители» по плечо будут! Чертов день! Разряжаю бичи! Нет, сегодня им мне ребра не сломать, не придушить меня и вены мне не порезать! Только не на глазах у Ульвэра! Мы и так перед ним сегодня проявились хуже некуда!

Стоило зверю чуть пригнуть голову, я наставил излучатель ему под челюсть… но луч не спустил — просто врезал. Короткий точечный удар между связок — это шоковый удар… только, видно, не для этой твари… Зверь отбросил тушу в сторону, чуть не сшибив меня, но обошелся только хрипом — слишком шея у него мощная, чтоб он… Но мы ему еще покажем! Влад с Остромиром ему путь преградили, и мы с Олегом ему проходу не даем — держим его… Тесним зверя трескучими огоньками хлыстов к его пустому отсеку…

Что-то искрит за спиной… Олег бросает бичи, вскидывает оружие… Влад бросает бичи… я бросаю бичи… Черт с ним — с Другим! Беру на прицел мое чудовище…

— Не стрелять! Загонять бичами! Перекрыть отсеки! Поднять напряжение!

Замухрышку не сдержать никому — он рванул за Другим, сыпля искрами из-под когтей, оставляющих глубокие борозды на полу… Мы разлетелись от него, как перья от подбитой птицы… Шальной рванул за Замухрышкой, пока Олег подбирал бичи… Рихард постарался его задержать, но безуспешно. Вдобавок он упустил не только Шального — его Обломок разорвал уже закрытую невидимую преграду, и, обезумев от боли, с дымящейся шкурой и оскаленной пастью, бросился к остальным братьям по крови… Хайнрих, поняв, что сейчас будет, бросил все, растягивая «шнур» удавкой. Он ринулся к нам, уверенный в прочности оков и стальных затворов, только Рывок без промедлений опроверг его уверенность в безопасности… Руггер, почуяв бесконтрольную волю, ободравшись до глубоких ссадин, прорвался через почти сведенные створы бункерной двери. Хайнрих понял, что поспешил, но поздно… Его зверь рванул к товарищам, которым мы кое-как установили блок, удерживая всех вместе и строго на расстоянии трех метров от нас — расстоянии придельной растяжки бичей без потери мощности и нашей безопасности. Хайнрих смог только отогнать от нас зверя, чтоб тот не нарушил наш едва удерживаемый блок и не открыл путь остальным…

Рывок полетел к выходу в тоннель — к Стикку, преградившему ему путь… Стикк спустил разряд, но руггер вздыбился и перебил хлыст когтями… Зверь со Стикком жестоко сцепился… и разорвал поле бичей… Проводники хлыстов рассыпались искрами, но Стикк не отступил — отразил выпады зверя рукоятями бичей, и, подключив бичи с большей мощностью, схлестнул синим огнем горло зверюги. Рывок взят. Хайнрих с Рихардом стянули удавками шею Обломку. Влад сшиб Другого сложной подсечкой… Как только Другой рухнул на колени, Влад тоже взял его за горло… А вот моего зверя с Шальным — только держи… Мертвенно бледный Стикк приковал и запер пойманное им чудовище… И Другой — хоть он зачинщик, ломится уже в запертую бункерную дверь… Но Замухрышку мы и общими силами обезвредить не можем… Его подстегивает ярость остальных зверюг, и он дыбит шерсть все сильнее — будто растет, становится все больше… Захват долбит стены так, что осколки панелей сыплются сверху и… отовсюду… И Хороший что-то крушит, оглашая этот хаос боевым кличем, — вернее, каким-то шипящим рыком…

Зверюги нападают вместе и слаженно, но мы разряжаем бичи с такой мощью, что руггеры даже таким натиском нас оттеснить не могут. Только мы их сообразительности не учли… Они слишком быстро переключились на другую тактику… Зверюги встали спина к спине — один нападает, другой прикрывает… Мое чудовище оттесняет нас, ищет слабое место в нашем блоке из мечущихся в воздухе синих искр… Стикку удалось заарканить его «шнуром», но он разметал «шнур» искрами и обрушил на нас череду тяжелых ударов… Затрещали и заискрили бичи, засвистели в воздухе когти, полетели паленые клочья, и брызнула первая кровь… Черт! Нас еще дерут на куски, а к нам уже идет, близится офицер в длинной штабной шинели командира S12…

Влад скрутил и кое-как удерживает на привязи Шального, но тот взвивается, вздымается и рушится изо всех сил — тут не то, что Влад еле на ногах держится, тут и стены дрожат… Но этому зверю хоть ходу не дают… И Влад удавку все туже стягивает, подбирает «шнур» короче, тянет зверя к горящим хлыстам, готовым запереть его блоком… А от Замухрышки мы теперь можем только обороняться. Мы едва способны преградить ему путь — он так зол, что не посмотрит на искрящие хлысты, которыми ощетинился весь нескончаемый тоннель. Этот зверь способен пройти и через строй…

Капитан не отдал распоряжение о применении жестких мер — в присутствии Ульвэра мы жестких мер к его чудовищам не применяем. Был отдан приказ только о закрытии врат… Помощи от соратников нам все равно никакой — тут просто нельзя всем отрядом брать… Тут слишком тесно… Нет, вернее — руггеры слишком огромны… Их здесь «стаей» травить без толку — только потери больше будут. Безопасней просто блокировать озверелых чудовищ вместе с их всадниками. Поэтому сейчас двери отрезают куски коридора вслед за Ульвэром, который ровным шагом идет к нам…

Сектор перекрыли, перекрыли блок… «Защитники» подключили оружие, взяли зверей на прицел и ждут команды «огонь». Но команды нет… А чьи-то когти уже скрежещут по моему плечу, кроша доспех, как стекло… Шлем разбит — забрало вырубилось… Искры сыплют в глаза — и от бичей, и от раздробленных под когтями металлических пластин… В глазах темнеет… Что-то нависает надо мной огромной черной тенью, но это не тень… Зверь готов навалиться на меня всей его ощеренной и шипящей тушей… Отгоняю его обоими хлыстами, но перед глазами опять непроглядный мрак… Я блокирую удар бичом, но…

Зверь грудью налетел на стену и замер… Его бьет крупной дрожью, он хрипит… но стоит не шелохнувшись… Ульвэр все тем же ровным шагом преодолел этот бесконечный коридор, и его бич взвился в воздух синим пламенем над моей головой… Ульвэр не просто пригрозил — он ударил и разрядил бич… Делает он это очень редко — только по острой необходимости… Но эффект от этого… Над этими чудовищами он имеет неоспоримую власть — он один способен усмирить их всех и разом. Они послушны его спокойной уверенности, как и мы, как все…

Ульвэр оставил нас без распоряжений пристыжено стоять среди этого разгрома с опущенными, погасшими бичами… Он разомкнул все двери и стал ждать… Звери перестали дрожать, и он дал указание «ставить»… Мы разогнали зверюг по отсекам, блокируя бичами только для страховки — почти никакого сопротивления не последовало. Только мы закрыли притихших чудовищ невидимым полем, только «спутник» принял у Ульвэра погашенный бич — тяжелое молчание замерло так же неподвижно, как и мы… Мы построились по искореженным, исчерченным когтями и бичами линиям под строгим взглядом командира… Но в полной мере наш позор и последующую отвагу мы еще не осознали… Проявились мы сейчас перед Ульвэром со всех сторон…

Ульвэр дал технике сухое распоряжение осмотреть его чудовищ и его бойцов… Так же сухо принял отчет о происшедшем, отчет об ущербе… Офицер-S9 коротко доложил обстановку, но Ульвэр пресек его.

— Мне известно, что блокаторы не действуют. Руггеры стали враждебней, чем прежде. Но теперь ничто не скрывает их истинную силу и волю — нам полностью открыты пределы их угрозы. Я вижу, что контроль над ними еще не совершенен, — нужны доработки. Но сдержать их одними хлыстами вы способны. Это хорошо. Серьезных коррекций больше не будет, остальные — отложены. Теперь только всадники будут укрощать зверей.

Командир S9 согласно наклонил голову, прерывая контакт с тяжелым взглядом Ульвэра для короткой передышки. Все мы знаем, что должны будем исправить этот наш промах, но еще никто не знает — каким образом… А главное — как скоро Ульвэр нам его простит… вернее — спишет. Он ничем не показал… он вообще ничем ничего не показал — ни видом, ни… Офицеры S12 злобы или радости почти не выражают — кроме спокойной сосредоточенности от них ждать ничего… А Ульвэр особенно сух. Он вообще такой — сухой какой-то… Худой, бледный… И скулы у него тонкой — скорее, истонченной — кожей обтянуты… Его светлые глаза всегда смотрят из глубины, из темноты — из-под сведенных жесткой линией бровей. Но это не волчий взгляд исподлобья — это благородный открытый взгляд… только уж очень строгий. По нему сразу видно, что он — боевой командир… Слишком он обветренный и выжженный для штабных крыс… Хоть его волосы светлы и коротко стрижены — заметны белые пряди, обесцвеченные жесткими лучами. Суровый север вытравил и цвет его глаз… Со временем снежные пустыни всех уравнивают с этой всевластной белизной… Тот, кто воюет среди снегов, должен стать таким же, как снег, — холодным и белым… Должен стать таким, как снег, — живым или мертвым…

Мне не следует думать про Хантэрхайм сейчас… Я сосредоточенно всмотрелся в лицо командиру, с которым по зову службы я должен буду проститься против воли… По нему видно, что он такой командир, который полностью разделяет всю тяжесть участи простых бойцов… и высших офицеров. Еще по нему видно, что он — стар, хоть с виду он молод, как все мы. Он стар из-за этой худобы и сухости — это придает ему какую-то скованную прямоту и обрывистую резкость, что свойственно только «защитникам». Стар и его усталый взгляд, в котором отражено и понимание наших тягот, пройденных им лично, и понимание ответственности высших офицеров, возложенной на него долгом. Такого командира больше нет — он один такой… И пусть мы знаем, что он будет строг к нашим ошибкам, мы знаем, что он будет справедлив. Ульвэр никого не судит с пристрастием и никому не раздает незаслуженных кар и наград. А еще важнее, что он объясняет, за что эти кары и награды даны. Не то, что Борг…

Ульвэр на секунду остановил взгляд на нас с Владом… Он знает нас всех — хорошо знает, не только по отчетным данным…

— Герфрид, открой отсек, обесточь блокировку.

Я без промедлений отключил все, что могло бы хоть как-то помешать Замухрышке разорвать меня и моего полкового командира в клочья… Зверь со свистом втянул носом воздух — и все… Больше никаких поползновений к мятежу я не заметил.

— Отойди, Герфрид.

— Есть.

— Смотри.

Ульвэр подошел к огромной зверюге, не угрожая и не преграждая пути… Зверь поднял голову и снова втянул со скрежетом воздух — его ничто не держит, никто не мешает пройти… Ульвэр положил руку ему на плечо, зверь вздрогнул и затих… Черную перчатку будто поглотило тьмой — этой глыбой тьмы, обтянутой гладкой черной шкурой. Все отблески, все границы — все исчезло в этой темноте… Стало казаться, что Ульвэр поднес руку к самому сердцу зверя — прямо через грубую шкуру… Будто зверь пропустил его, доверил ему пульс — без препятствий, без сопротивления…

— Ты видишь?

— Так точно.

— А ты, Стикк? Видишь?

— Вижу, командир.

Ульвэр устремил взгляд в слепые глаза подземной твари…

— Зверь нападает, когда боится. Но только, когда боится не настолько, чтобы не нападать. Если вы не способны подчинить зверя страхом так, чтобы удержать его подчиненным, — не пугайте его. Вы должны внушить ему, что вы ему нужны. Но сделать это вы сможете лишь, когда внушите ему, что он нужен вам. Он сопротивляется не человеку, а хищнику. Когда человек перестанет быть зверю хищником — зверь даст ему помощь и примет помощь от него.

Ульвэр провел рукой по шкуре зверя и отнял руку, стряхнув с перчатки подпаленную бичом шерсть… Он обернулся к Стикку… Нет, он не обратился прямо к нему, но мы все поняли, что это будет скорее их разговор, чем общий…

— Не следует требовать от зверя того, что свыше его сил. Для этого вы должны точно знать предел его способностей. Свыше этого зверь не даст вам ничего. Все, что вы будете требовать от него за этим пределом — вы должны требовать не от него, а только от самих себя. Если с вашей помощью предел способностей зверя будет поднят — вы получите соответственную отдачу. Но результат не превзойдет ваших стараний. А недостаток стараний будет неизбежно обречен провалом. Вы сможете получить нужный результат только точно зная, каким он должен быть. Без этого вы не сможете точно узнать, к чему нужно приложить силу, чтобы его получить. Но это не все. Зверь не терпит резких движений — ему нужно время понять их значение. Каждое ваше резкое движение может стать, независимо от значения, провокацией агрессии. Не подстрекайте зверей к этому. Ответ на провокацию неизбежен, каким бы он ни был. Устойчивый принцип — ответ есть или нет, не верен. Он есть всегда. И если нет прямой ответной реакции — не значит, что не будет обходной, — той, которую вы не учтете. Действуйте обдуманно и осторожно.

Стикк отреагировал едва заметной судорогой, пробежавшей по его сжатой челюсти… Я уже понял, что это что-то значит… но не понял, что именно. Но сейчас мне не до этого… Я вдруг сообразил, что мы прощаемся с нашим командиром… с его чудовищами и со Штраубом… Не я один дошел до этого… Мы все ответили, смотрящему нам в лицо командиру стойкой «смирно», «руку на плечо»… Это не по приказу, не по протоколу — просто так вышло… Ульвэр встал посреди коридора, смотря прямо перед собой, видя нас всех… Он гордится нами — так же, как мы им… Командир прошел по коридору — прямо по центральной линии разметки, прямо до секторных врат — развернулся и пошел обратно через строй его бойцов, его всадников… через череду наших лиц и имен… Его хриплый голос, сорванный и выстуженный северными ветрами, сменился четким и чистым ментальным сигналом…

— Вы все отличные бойцы и хорошие всадники! Вы верно служите системе! Штраубу! И мне! Но сейчас я должен проститься с вами! Сейчас вас, мои бойцы и всадники, долг призывает на север! Вы нужны Хантэрхайму! Вы и ваше оружие! Но помните, что вы нужны и Штраубу, и мне! Я прощаюсь с вами только для того, чтобы приветствовать вас при возвращении! С гордостью!

— С гордостью и со славой! С оружием, поднятым для следующего боя!

— С оружием, поднятым для следующего боя! И сейчас я с гордостью приветствую тех, кто поднимет оружие против врага! Против ледяных ветров северной пустыни! Тех, кто отстоит Хантэрхайм! Его ледяные пустыни и его время!

— Мы отстоим Хантэрхайм! Мы отстоим время!

— Тех, кто сложит оружие не на снегу, а только под снегом!

— Мы сложим оружие только под снегом!

— Приветствую вас, мои бойцы и всадники!

Обычно это просто официальные фразы — все эти призывы и отклики… Но сейчас Ульвэр так суров, и мы так мрачны, что сердце замирает. Мы не знаем, что будет сейчас, что после… не знаем, что ждет нас и чего ждем мы… И это напряжение рвет воздух уже не искрами, а молниями… Будто северные ветры уже рвутся с цепей, чтобы броситься на нас, и мы уже слышим их рев… Нам ясно, что они растерзают почти всех нас… Но что ждет тех, кто поборет их, преодолеет руины северной крепости и найдет обратный путь среди белой пустыни, нам вовсе не известно… Мы знаем только то, что Хантэрхайм падет… и то, что долго он не простоит… А что будет потом — об этом мы ничего не… А черт…

Ульвэр дошел до оставленной моим зверем черты, пересекающей весь коридор, и остановился… Он остановил на ней и взгляд… Тихо, будто ничего не говоря и не обращаясь к Стикку, он что-то ему сказал… Я напряг слух и разобрал слова…

— Пора прощаться, Ларс.

— Еще рано, командир.

— Теперь время пойдет быстро. И скоро его не будет.

— Скоро его не будет вообще.

— Оставь эти мысли, Ларс. Дойди до конца по прямой и вернись. Ты еще будешь мне нужен.

— Так точно.

— По прямой.

— Будет сделано, командир.

Стикк дал Ульвэру обещание — это серьезно… Он его сдержит. Посреди ледяной пустыни мы ни одной его скверной выходкой по мозгам не получим. Но мы еще здесь… А перед смертью не надышишься… Надо от него ждать прощальных издевок.

Ульвэру подвели его оседланную зверюгу — Зарю. Это злобная зараза, но моему Замухрышу все ж не чета. С Зарей еще как-то без кровопролития совладать можно… Но Ульвэр, вопреки обыкновению, выбрал моего зверя. Такое бывает — порой он проверяет особо скверных зверюг, с которыми нам особенно трудно справляться. Но я не смог понять, почему не расседланную Зарю переставили в отсек Замухрышки и поменяли ей номер… Ульвэр берет моего зверя под личную опеку… Конечно, я ж ухожу… А к Замухрышу никто больше и близко подойти не может…

Это теперь не мой зверь… Я как-то вдруг дошел до того, что начал нервничать… Привык я к нему — особенно к тому, что и он, и я — мы здесь одни такие… И вообще… Нет, не только в этом дело — без Замухрышки никаких скачек не выйдет… То есть он… Мы с ним всегда впереди. Он не то, что очень скоростной, но его все зверюги боятся — никто вперед ему под когти не лезет. А что я буду делать, когда мы начнем нашу традиционную ночную скачку, мне и подумать страшно. Один Замухрыш способен напрочь вышибить из головы все мысли обо всем, что осталось за этой скоростью, за этим ветром — тогда нет ничего, кроме этой нашей извечной борьбы…

Ульвэр оседлал моего зверя, взял в короткую сборку и направил к выходу — к плацу… Одинокий всадник — такой прямой, такой сдержанный… и одинокий… А Замухрыш привык ходить с Другим… Теперь он будет ходить один. И Ульвэр ему душу отвести не позволит — с Ульвэром не повоюешь. А зверь с запалом — заскучает… Чего хуже — дел от скуки наделает. Не будет ему воли — разорвет кого-нибудь, чтоб энергию спустить… Смотрю ему вслед… Как-то не хорошо, что мы с ним бичом и когтем простились… Что-то начало пульсировать в виске — какой-то шальной нерв… Один день сшиб весь мой тщательно отстроенный порядок мысли. Что-то случилось, и вот все без предупреждений полетело непонятно куда — вернее, прямиком в Хантэрхайм. Неясно, что происходит, ничего определенного… А главное — все так быстро… Только этот день нескончаемо долгий… Поскорей бы с этим всем покончить…

Черт… Стикк разрядил бич прямо передо мной…

— Что стоите?! Тучи не разразились грозой, но это не значит, что вы хорошо справились с этим погромом! Или вам гром и молнии нужны, чтоб тут порядок был! Герфрид, подбери выбитые зубы! И ты, Лесовский, технику не жди! Не думай, что лень способствует прогрессу! Она его тормозит — потому, что бездельнику даже думать лень!

— Сейчас в действии модель приостановки прогресса, сержант.

— Не перечь! Проект приостановки прогресса — это наш прогресс! Мы боремся с разрушениями, вызванными этим прогрессом, который стал регрессом! Но регресс этот еще не остановлен! Нам еще многое нужно сделать! И нам еще нужно работать — много работать! Давай за дело! Стоишь тут, будто у техники дел серьезней собирания выбитых зубов нет! Тебе руки даны, чтоб ты мог ими что-то сделать! А мозги — чтоб ты мог думать, что нужно сделать! И то, и другое ты должен делать без помощи сложной техники! Будто и нет ни очистителей — ничего!

Нет, Стикк нам спуску не даст… А сейчас он… Нутром чую, не к добру это… Он целеустремленно все ту линию гнет… Как бы он палку не перегнул — сломать же может. Скоро его клятва в силу вступит, у него не много времени осталось личные принципы отстаивать — значит, он для последнего рывка энергии не пожалеет… Влад первым неладное заподозрил — я увидел, как он нервы зажег. Как бы чего не вышло… Решил смотреть в оба — за ними обоими. Но не так это просто оказалось…

Среди осколков обшивки зубы еще поискать надо… Целых зубов нет — одни обломки… По большей части клыки наших зверюг… Стикк хранит их с испорченным обмундированием для пущей отчетности. Я ударил бичом по чьему-то, почти целому клыку, — ждал, что тот подскочит прямо мне в руку, но он раскрошился под ударом… Так не выйдет… Бросил бич, опустился на колено… «Спутник» Ульвэра наскоро обработал и скрепил глубокий порез на моей руке скобами, чтоб я тут еще час-другой продержался, но с ним что-то не то — руку дергает сильно… Порез не то, что до кости, но мышцу когтем рассекло, и по нервам зверь этим лезвием чиркнул… К тому же у них когти не слишком чистые — шов припух и покраснел… Черт… Пусть Стикк этими сломанными зубами подавится…

— Что, Герф, думаешь, что это все?! Нет! Сейчас Зарю возьмешь! Пусть с Другим маршрут пройдет! Ей в паре ходить непривычно! Новому всаднику ее передашь такой, чтоб ему с ней лишних вопросов решать не пришлось!

— Сделаю, командир.

— Маршрут с Лесовским выбирайте такой, чтоб впотьмах не блуждать! Берите тот, который знаете! Я следить строже стану! Допустите хоть одну ошибку хоть с одним ориентиром — пожалеете, что вернетесь! Я вам постараюсь чертово пекло раскалить! Такой костер разжечь, что и северному ветру жар с него не сбить! А устроите очередной бой со зверьем — моих вмешательств не ждите! Что бы ни было — с места не сойду! Сгинете без вести — искать не стану! Хоть вас по ветру по четырем сторонам разнесет! Искать не буду! Ни вас, ни ваших зверей!

Опять он про этот путь… И сейчас его шутки точно все границы перешли — теперь он точно серьезно… Он почти открыто, почти силой принуждает нас выбирать — сдать его или уйти, и все безвозвратно… Сдадим его — с него шкуру сдерут… Влад от этого уже зубами скрипит — теми, что у него в кулаке зажаты… Но похоже Ульвэр Стикку последнее веселье испортил — он отдал приказ выезжать на плац. Смотры на плацу Ульвэр часто проводит, но тут, видно, дело особое. Мы с этими зверюгами перед командиром на плацу все, как один, в последний раз встанем — и так гордо, что хоть не дыши… Передадим кому-то зверюг — обменяем их на «стрелы» с ближайшей стоянки… Черт…

— Держи зверя! Лесовский! Держи его!

Я вскинул излучатель… Влад только уклониться успел… Стикк уже разрядил бич… Но Другой уже ринулся в тоннель…

— Перекрыть блок! Лесовский, глуши его предельной мощностью!

— Он не реагирует! Я слишком далеко!

— Это зверь далеко! Держи его!

— Его никто не удержит, сержант! Он на плац идет! Там его старый приятель!

— Там Ульвэр! Не смей и думать, что зверь так просто уйдет! Ульвэр его одного не встретит!

Нет, Другого так просто бичами сейчас не остановить — переклинило его крепко. Он грудью влетел в уже почти сведенные створы тяжелых дверей и, хрипя от натуги, развел их передними лапами… Но пройти он пока не смог — ему нужно держать створы, чтобы они не зажали его… Такой демонстрации зверской силы никто из нас еще не видел, и мы как-то оторопели перед полным бессилием нашей техники… Я просто не знаю, что делать… Беру цель…

— Не стреляй!

А что еще осталось?! Мы даже подойти к нему ближе не можем — нас уже осыпало искрами и по нам уже ударил град осколков от обшивки… Из-под когтей Другого в нас летят обломки дверей — покореженные, выломанные и вырванные, куски металлических створ и черт знает чего еще! Я пригнулся, но выдранный из двери блок панели управления врезал мне по больной руке так, что чуть не повалил с ног… Сердце зашлось оглушительным стуком, когда очередной обломок обдал нас с Владом ветром и свистом… Мы рухнули лицом в пол… и как раз вовремя — что-то тяжелое огрело меня по спине… Удар сбил дыхание, и в глазах потемнело… Но я еще вижу изрезанный когтями, исчерченный шрамами от бичей пол… и вижу мой излучатель… и мою, держащую его, руку… Но я не могу сжать пальцы на спуске… Что-то держит мою руку! Осколок пригвоздил ее к полу, разнеся доспех к черту!

Что-то бушует и грохочет кругом! Мечутся черные тени! Искрит проводка! Что-то орут сержанты! Что происходит?! Стены?! Они рушатся?! «Белые медведи»… Атака «медведей»… Штрауб под ударом?! Они взяли наш воздух?! Еще до того, как взвыла воздушная тревога?! Или сигнал тревоги… Что-то раздирает мой слух… Но это не сигнал воздушной тревоги… Это не атака с воздуха! Нет! Это звери! Это они! Они крушат стены! Везде! И блоки! Блоки еще не перекрыты!

Такого еще не было! Меня обдало холодом, глаза заливает стылой водой, хлынувшей со лба… Такого еще не было… Такого не должно было случиться… Эти твари и прежде чуяли нашу слабину и разброд! Они и прежде пытались прорваться! Но у них никогда ничего не получалось! Не получалось и не могло получиться! Не может у них ничего выйти и сейчас! Не может! Но они разбивают стены и двери, снося преграды, как тяжелые «разрушители»!

Я со всех сил с упором стал поднимать руку… Не вышло — осколок прочно засел в полу… Я резко дернул руку… Излучатель грохнул об пол и хлынула кровь… Осколок прорвал мышцу и остался в полу — я просто разорвал им руку! Черт! Не пришло в голову бросить бич и вытащить его другой рукой! Это страх! Его не должно быть! Но я… Зубы клацнули у моего плеча… Черт! Я отпрянул от занесенной надо мной лапы, прикрыв голову рукоятью бича, но пол уже скользкий от моей крови…

Кровавая расправа — эти твари задерут нас всех! Я схватил излучатель, но Стикк сбил мне прицел ментальным ударом… Стикк… Где он?! Я отполз назад, но что-то помешало мне… Это Хайнрих — он лежит на спине в лужи крови… Черт! Я блокировал череду ударов… Чем блокировал?! Рукоятью бича! Синий огонь взвился в воздух, и что-то огромное с ревом шарахнулось от меня! Что-то зазвенело, загудело… Это стены… стены, потолки и полы — все звенит невыносимой частотой… Пустили сигнал!

Зверюги только заметались пуще прежнего… Я с трудом поднялся на ноги… Хайнрих… Надо его оттащить… Красный свет! Все перекрыто! Влад бежит ко мне… Он поможет… Нет. Он бежит от… Черт!

— Герф!

Влад рухнул на пол у моих ног вслед за гаснущим бичом с разбитый рукоятью… Я отогнал оскаленную тварь, но не далеко… Частоту и мощность колебаний повышают, только этих чудовищ это не останавливает, а злит все сильней и сильней… В красном свете не видно крови, но доспех Влада и шкура зверя отливает характерным блеском… Все кругом затянуто этой отблескивающей пленкой… Я решительно беру зверя на прицел…

Стикк мне ментальным ударом чуть прицел не сбил… но я пропустил его удар через нервы сквозь сознание… Это безглазое чудовище, с оскаленной огромными резцами и клыками пастью, заняло весь мой разум одной сжатой до бесконечности точкой концентрации… Зверь на прицеле, и направлено на него не только мое оружие…

— Не стрелять! Ульвэр здесь!

Стикку удалось нас придержать — суровый командир теперь объединен им со зверем в нашей точке концентрации, и луч никто не спустит… Но что еще можно сделать, если бич не действует, мы не знаем. Другой решил с размаху вспороть когтями стыки следующих дверных створ — под первым ударом дрогнули и створы, и стены… и мы, и сам зверь… но двери устояли. Мы замерли — и мы, и звери — ждем чего-то от этой тишины… Другой наклонил голову, по мощной холке за незаметным движением прошел блик… Это худшее, что могло быть — это значит, что он будет резать и крушить все преграды всеми силами… Никто и не думает к нему подойти… Стикк зажал в руках бичи, но так и не замкнул их… Нам ясно, что теперь осталось только — убить зверя… Руггер встал как вкопанный у закрытых врат и хрипло взвыл… Звук будто сошел на нет, но он только слился с этим раздирающим голову визгом, идущим от стен — верней, по стенам… Он режет двери… Мы разлетелись от зверя, как от разрывного снаряда… разлетелись, как осколки, пущенные нам вслед… Мы никак не контролируем ситуацию! Эти зверюги загоняют нас со всех сторон!

По створам врат пошли тонкие шрамы — надсечки… Тяжелым прицельным ударом зверь пробил обшивку… Когти лязгнули по железу… Зверь поднялся — он разорвал обшивку с треском… разорвал, почти как человек — с распором… Он снова захрипел, по створам снова ударили его когти…

Руггеры легко дробят камень и бьют железо, но бичи рвут с трудом… Стикк хлестнул бичом… и разрядил его… Но зверь лишь метнул ему под ноги осколок, сорванный с еще большей силой… Стикк уже готов был замкнуть его обоими бичами, но осколки короткой очередью врезались в стену прямо у него над плечом… Я стиснул зубы и сжал руку на спуске. Только Влад перебил луч бичом. По стене над головой зверя разошлись трещины… Влад бросил излучатель и со всей силы ударил рукоятью хлыста по креплению исходного блока защитного поля — незримой преграды, запирающей «нору». Он почти вышиб блок из треснувшей стены… До нас дошло, что он собирается сделать, но поздно… «Защитник», до этого неподвижно стоящий в тени, активировал излучатели… Ему плевать, что Ульвэр нас на растерзание этим зверюгам бросит! «Защитнику» плевать, что мы не имеем права эту тварь без позволения Ульвэра покалечить! Нет, мы подчиним этих тварей! Мы не должны погибнуть такой уродливой смертью еще до того, как получим подтверждение переводу в Хантэрхайм! Но против этой машины оружие поднять мы не можем…

Стикк замкнул бичи — зверь накрыл нас ревом… Огромная черная тень с грохотом заметалась по стенам вслед за громадной звериной тушей, но ее заволок дым от паленой шерсти… Влад сорвал со стены блок, подключил его… Есть — щит установлен, зверь закрыт мерцающим полем… «Защитник» замер — исчез в тени, будто его и не было… А Влад взял зверюгу за горло мертвой хваткой…

Контакт — щитовое поле мерцает разрядами и меркнет. Зверь в отчаяньи бросается на него грудью… Он еще раз налетел на щит, еще раз отлетел от него… Но не отступил — встал в стойку… Перебил собранными когтями разряд бича и рванул через щитовое поле… Влад блок не удержал… Я бросил излучатель вслед за остальными… Мирослав хлестнул Другого под колено — зверь отбил, но я тоже пустил ему под колено разряд, а Стикк схлестнул хлыст у него на шее, у горла… Другого мы держим, но еще один зверь налетел на меня, и я отвел бичи… Искры, когти, зубы… Я принял удар рукоятью бича, но кровь с звериных когтей брызнула мне в глаза… Эта тварь рассекла мне левое плечо… Это ничего еще — если б не разломанные пластины защиты, удар отбросил бы мою руку дальше, чем мой бич… Плохо, что правой рукой… Я ей даже схватить ничего уже не могу — плетью висит зараза! Я метнул нож левой, целясь зверю в коленный сустав… Холодный пот окатил меня, когда я понял, что не промахнулся и заклинил ему колено… Следующий бросок повалит его… Зверь упал на колени, только и я… Тяжесть его туши прижимает меня к стене… У меня перед глазами открытая пасть, но я не могу… Ничего не могу… Даже дышать не могу… И этот чудовищный звук — он просто раздирает голову… он все раздирает…

Все затихло. Больше ничего нет… Зверь замер и пустил слюну мне в глаза… Его шерсть еще тлеет от удара бичом или еще чем-то таким, а он и не шелохнется… Нет, он не трупом свалился — он просто замер… Влад подошел ко мне и постарался оттащить неподвижную тушу, но только потратил последние силы и рухнул рядом со мной… Общими усильями удалось приподнять тушу, и я выкарабкался из-под нее, цепляясь за все, что под руку ни попадет… Я свалился ничком на холку этой сваленной тут мясной глыбы… Но Стикк молча указал мне на мои ножи… Зверь, считай, отключен — боли он не чувствует… Я попытался выдернуть из его сустава нож, только ничего не вышло… Стикк отбросил мою ослабшую руку и вынул ножи сам… Ульвэр, конечно, уже здесь… Но его суровые приказы предназначены не нам — теперь пришло время техники. Чинить нас «защитники» будут… Посторонних людей он сюда не допустит — бойня тут ужасная, хоть вроде и все живы… Зверюги получили шоковый удар… Они замерли на месте, нагнув головы и упершись в пол ногами… Но скоро их начнет бить озноб, они очнутся и поковыляют прочь от «защитников»… Нашу технику они боятся больше, чем нас…

Меня только поставили на ноги с еще не отошедшей жуткой болью и сразу заковали в новый доспех… И зверюг не завели, не заперли… Им только удавки на шеях стянули… О нет… Ульвэр скомандовал «в седло»…

Отмахиваясь от клочков обгоревшей шерсти, я начал карабкаться на эту неприступную скалу… Заря вздрагивает каждый раз, когда я цепляюсь за ее шкуру, и стряхивает мою руку, которая совсем, как чужая… Как только я взобрался в седло, ноги у нее подогнулись… От изнеможения я свалился ей на холку, и она тут же припала на колени… Жалкое зрелище…

Мы построились на плацу одновременно с пешими ротами, переведенными сюда, видно, с какой-то западной окраины Штрауба… Эти бойцы не только что с конвейера сошли, но похоже, что не многие из них первый год жизни отметили. И уж точно никто из них этих тварей на реальном поле еще не видел. Смотря на нас и наших зверюг, они на глазах бледнеют и спадают с лица — прям, как мы после порядочной кровопотери… Вид у нас, конечно, уже более внушительный, чем при выезде из разгромленного сектора, но… От нас разит обугленной шерстью, и следы жестокой схватки налицо.

Смотрю, сколько их здесь… Ульвэр отдаст Хантэрхайму почти весь полк… Хантэрхайм… Сейчас рассчитаемся, проведем передачу — и все…

По команде спешиваемся, передаем зверюг… Теперь у них будут другие всадники. И у нас теперь будет другой командир… Теперь мы стоим пешие, положив руку на плечо, и смотрим, как Ульвэр отдает короткие распоряжения уже не нам. И зверь, который стоит под ним, замерев, уже не мой. Ульвэр держит его без помощи удавки, без… А я до сих пор не знаю, как он с ним без всего этого управляется…

Вот и все — мрачную тишину прорубили отрывистые команды, мерный рокот шагов и лязг когтей… Ульвэр со всадниками скрылся в мглистом тоннеле, ведущем на базу, мы — в еще более темном, ведущем к стоянке «стрел».

Пустоту в моей голове заняли приказы и горы указаний… Полет, разгон, торможение и снижение… Переходы, коридоры… Я уже готов замертво свалиться от усталости, но иду по схеме, по каким-то темным тоннелям… Я шел в строю, после — один… Теперь я один, но не понимаю, где я… А в голове все скрежещут когти и сухой посаженный голос — Ульвэр еще отдает нам приказы, и наши зверюги еще крушат все вокруг…