Глава 12

День тянулся медленно, в тягучем ожидании, хотя дел было — очень много. Я неспешно прогуливалась по Тбилиси, но ощущение, словно я куда-то опаздываю, не отпускало. Состояние “быстрее, быстрее”, от которого я никак не могла избавиться в Москве, казалось, настигло меня снова.

Потом я каталась на автобусе — бессмысленно ездила по городу, смотрела в окно и рассматривала пассажиров. Вот зашла молодая женщина с гордо поднятой головой и очень выразительным профилем. Она уверенной рукой поправила прическу, бросила презрительный взгляд на молодого парня, сидевшего у окна, он тут же вскочил, уступил ей место. На другой остановке в автобус вошел парнишка лет 12 в спортивной форме, он что-то очень эмоционально говорил по телефону, как я представила, своей матери. Размахивая руками, выразительно, громко, он выглядел как человек, проживший долгую жизнь и умудренный житейским опытом. Впрочем, грузинские дети отличались именно таким ярким темпераментом.

Весь день я хотела позвонить Паше, но не знала, что ему сказать. Мне хотелось просто отдохнуть и переключиться, хотелось не думать о проблемах и не вспоминать, из-за чего я сбежала из дома.

Легкости — вот чего мне не хватало с ним. Легкости и непредсказуемости. Наша жизнь стала очень пресной, в ней было одно и то же меню на неделю (он сидел на диете и строго следил за своим питанием, не допуская вариаций и разнообразия), одни и те же рестораны, сериалы, темы для разговоров, позы в постели…

Я вспомнила, как Ника беззаботно отламывал хлеб в моей руке и, не переставая жевать, болтал со мной, и невольно улыбнулась. Этот странный парень все делал неправильно, по своему. Но его не должно быть в моей жизни, вообще не должно быть никаких других мужчин, пока я не разобралась со своим собственным.

И все же что-то в его улыбке и поступках заставляло меня забывать об обязательствах и хотеть новой встречи. Теперь уже я точно могла себе в этом признаться.

Я вернулась домой в 4 часа дня и не знала, чем заняться. Работать не хотелось, да и сосредоточиться было очень сложно, гулять — тоже. Я спустилась на кухню, достала турку, чтобы сварить кофе, но вдруг поняла, что мучительно хочу спать.

Когда я в последний раз спала днем? Вот и сейчас, засыпая на ходу, я ушла из спальни варить кофе. Я застыла и смотрела на турку, в которую уже успела налить воды — это же так очевидно! Мама всегда учила, что не надо спать днем — но здесь, сейчас я буду ломать все свои установки и запреты в своей голове. Я оставила кофе и отправилась обратно в свою комнату, предвкушая сладкий полуденный сон.

Я не знаю, сколько я спала, меня разбудил стук в дверь. Судя по тому, как в дверь барабанили — стучала Гванца. Я накинула халат и выглянула на общий балкон — она стояла, сложив руки на груди:

— Там твой опять пришел…

— Он не мой…

— Твой, не твой — не знаю, но сидит ждет тебя. Я скажу, что тебе нужно полчаса, чтобы собраться, придешь через 30 минут, поняла?

— Но…

— Дай мне полчаса, милая! Иди! — она практически втолкнула меня обратно в комнату, и мне стало очень жалко Нику. Он попал под настоящий обстрел вопросами от женщины, которая любого сможет вывести на чистую воду.

* * *

Спустя час мы сидели с Никой на лавочке в парке и ели фантастически вкусное мороженое. Он болтал о том, какую песню написал его друг о неразделенной любви к девушке, которая отказывает ему уже около 5 лет, а я слушала его и наслаждалась сумерками, спускающимися на Тбилиси. Уже было прохладно, и он накинул мне на плечи свою куртку.

— Если эта девушка 5 лет отказывает твоему другу, почему он не оставит ее в покое? — спросила я.

— Потому что она на самом деле его тоже любит, понимаешь?

— Не очень…

— Она не дает ему оставить ее в покое. Мы знаем, что он ей тоже нравится, но она слишком гордая, а он — слишком скромный. Если бы он был чуть решительнее, они наверняка бы уже воспитывали двоих детей.

— Мне казалось, все грузины очень решительные!

— Это только так кажется! На самом деле мы очень скромные, — он улыбнулся и театрально опустил глаза. Я рассмеялась.

— Конечно!

— Я серьезно!

Я не ответила. Вряд ли его можно было назвать скромным, хотя сейчас он вел себя максимально дистанцированно, и даже его куртка на моих плечах воспринималась как дружеский жест.

— Давай переводить дневник? Мне интересно, что было дальше!

Я достала тетрадь из сумки и дала ее Нике. Он осторожно нашел место, где остановился, и продолжил читать.

“Что такое любовь? Я думаю, что любовь — это два человека не предают друг друга. Я думаю, что действительно люблю Гиорги. Сегодня мой одноклассник Зура признался мне в любви, но я даже не хотела его слышать. Мне не нужны его чувства. Любовь — это когда можешь отказаться от чего угодно ради другого человека”.

— Согласна? — Ника поднял глаза и внимательно посмотрел на меня.

— Я не знаю, — честно ответила я. — Любовь — это очень сложно.

— Знаешь, однажды я был влюблен так сильно, что даже ушел из дома. Она жила в Кутаиси, и я переехал туда. Я 2 недели жил на улице, только чтобы ее видеть, но она все равно не вернулась ко мне.

— А почему она ушла?

— Из-за другого парня. С деньгами, квартирой и машиной.

— Значит, она не любила тебя.

— Это не так важно, ведь я ее любил по-настоящему. Понимаешь? Любовь — это когда ты сам готов ради другого на все и не ждешь ничего взамен. Ну, конечно чего-нибудь потом все равно ждешь… — он засмеялся, и я облегченно вздохнула. Мы были недостаточно знакомы, чтобы обсуждать бывших девушек, еще и в таком ключе.

— Гванца говорит, что вы все хотите одного и того же!

— О Гванца! — Ника выпучил глаза, изображая ужас, и я тоже засмеялась.

— Она допрашивала тебя?

— Она тебе все расскажет сама, поверь мне!

— Я ее не просила!

— Точно? Потому что она спросила у меня даже про то, какие болезни у меня есть! — Ника смеялся, и я смеялась вместе с ним. Легко и беззаботно. — Ладно, читаю дальше.

Загрузка...