Остаток вечера я просидела на балконе в одиночестве. Соседки Гванцы постепенно разошлись по своим домам, у них не было никаких новостей, а Гиорги, ее внук, еще не вернулся. Единственное, что я знала, что ей стало плохо с сердцем, и, когда ее увозили, она была без сознания.
Номера телефона Гиорги у меня не было. От соседки Софико я узнала только название клиники, но ехать туда одной на ночь глядя было бессмысленно — я не родственник и даже не гражданка Грузии, чтобы мне дали какую-нибудь информацию и уж тем более пустили бы в палату. Я просто сидела, смотрела за двором и мысленно молилась, чтобы все было хорошо.
Ника позвонил еще несколько раз, но я не брала трубку. Мне не хотелось сейчас с ним разговаривать, никакого настроения продолжать выяснять отношения у меня не было. Каждый человек волен сам принимать решения, и если он принял такое, если я ему не нужна, я больше не буду с ним спорить. Я просто крутила в руках телефон и бессмысленно смотрела в пустоту двора, игнорируя его звонки и сообщения.
Сразу после того, как я поднялась к себе, я позвонила маме. Конечно, она была по-прежнему на меня зла, но то, что случилось с Гванцой, заставило меня забыть о ее злости и обиде. Мне хотелось просто услышать ее голос и убедиться в том, что у нее все в порядке. Конечно, трагедия с дачей и рассадой никуда не делась, но она была здорова, а это — единственное, что может быть важно.
Гиорги так и не появился, и около полуночи я ушла спать. Удивительно, но сон пришел сразу, несмотря на все переживания и события прошедшего дня, я мгновенно отключилась, стоило только коснуться головой подушки.
Утром меня разбудил настойчивый стук в дверь. Я вскочила — на мгновение мне показалось, что это была Гванца, но вчерашний день, пусть и с опозданием, все же всплыл в памяти. Это мог быть Гиорги с новостями, и я, быстро накинув халат, побежала открывать.
Но за дверью стоял Ника — человек, которого я вообще не хотела сейчас видеть.
— Почему ты не берешь телефон? Я звонил тебе миллион раз… — он бесцеремонно протиснулся в мою комнату и закрыл за собой дверь. — Ты забыла у меня куртку.
— Спасибо, — разочарованно сказала я и забрала ее у него из рук.
— У тебя все нормально?
Я усмехнулась. Все ли у меня нормально? Слышать от него этот вопрос после того, как он не стал меня слушать и просто выставил меня за дверь, было как минимум странно. Но сил на то, чтобы продолжать тот разговор и пытаться до него достучаться, у меня больше не было. Гванца была главным источником тепла и света в моей жизни в Тбилиси, и сейчас, без нее, я чувствовала себя опустошенной и очень напуганной.
— Гванца в больнице, — ответила я и отвернулась, потому что к глазам снова подступили слезы.
— Что? Что случилось? Как она? — Ника тут же подошел ко мне и взял за плечи. Я вздрогнула от его прикосновения.
— Я не знаю. Ее забрали вчера, когда я была у тебя. Что-то с сердцем.
Я не сдержалась и все-таки расплакалась, он тут же прижал меня к себе.
— Ты знаешь, в какой она больнице?
— Да.
— Поехали, разберемся, — уверенно произнес он, и мне вдруг стало чуть спокойнее. — Не переживай, все будет хорошо.
Спустя час мы уже были в такси. Я не выпускала из рук телефон в надежде, что Гванца сама позвонит мне и скажет, что она уже дома. Ника молчал и с кем-то переписывался.
— Спасибо, что поехал со мной, — я прервала тишину между нами. Он посмотрел на меня, чуть улыбнулся и молча кивнул. Я отвернулась к окну.
Нам невероятно повезло — на входе в больницу мы встретили Гиорги. Он выглядел очень уставшим и курил возле урны. Я сразу бросилась к нему. Увидев меня и мое обеспокоенное лицо, он вдруг улыбнулся и, не дожидаясь моего вопроса, сразу на него ответил:
— Все нормально! Все хорошо! Не переживай!
Я выдохнула и крепко вцепилась в него — все мрачные мысли, которые я пыталась прогнать из головы всю дорогу, исчезли сами по себе. Ника стоял рядом и довольно улыбался. Они перебросились парой фраз на грузинском языке, и он потянул меня за руку в сторону двери:
— Пойдем, мы сможем ее навестить!
Через несколько минут и два пролета лестниц мы уже были у ее палаты. Ника подошел к двери и прислушался: внутри был врач. Я неторопливо переступала с ноги на ногу, мне очень хотелось скорее самой убедиться в том, что с моей старшей подругой все действительно в порядке.
Наконец, спустя пару минут немолодой врач вышел и мы тут же ворвались в палату. Гванца сидела на кровати, она выглядела немного бледной, было очень непривычно видеть ее в больничных стенах, а не на кухне или во дворе, где она была полновластной хозяйкой целого мира. Я тут же обняла ее и крепко поцеловала в обе щеки:
— Гванца, как ты?
— Успокойся, Эка, все хорошо! — она улыбалась. — Ты почему такая перепуганная? Что ты сделал? — она бросила строгий взгляд на Нику.
— Я переживала за тебя! Ты меня очень напугала! Что случилось? — я начала тараторить, а Ника сделал пару шагов назад и сел на стул.
— Мне стало плохо с сердцем, но все уже хорошо…
— Что сказал врач?
— Все хорошо!
Гванца вдруг расплылась в довольной улыбке и мы с Никой невольно переглянулись. Это, разумеется, не осталось для нее незамеченным. Она сначала нахмурилась и скрестила руки на груди, а затем снова улыбнулась:
— Ладно, расскажу вам. Вы же все равно засунете свой нос не в свое дело!
И она начала рассказывать. Чем больше я слушала, тем больше не верила в то, что она говорила. Ее история казалось какой-то невероятной, так бывает только в кино.
Она плохо себя почувствовала сразу после того, как я ушла, но никому ничего не сказала, потому что должна была начать готовить для праздничного обеда, который назначила на сегодня — чтобы познакомиться с родителями девочки своего внука. Что произошло после, она не помнила — в глазах потемнело, в груди все сжалось, она успела только позвать Софико и потеряла сознание. Ее привезли в больницу, и, когда она прочитала на бейджике имя своего врача, она чуть не потеряла сознание еще раз.
Ее врач — Шалва Бидзашвили, мужчина, которого она не видела почти 40 лет. Тот самый, кто когда-то вскружил ей, 15-летней девчонке, голову, а потом не решился прийти к ее родителям и попросить ее руки. Сегодня он — успешный кардиолог, приличный человек и, по словам Гванцы, редкостная скотина. Именно он только что был в ее палате.
— А самое главное, — закончила свой рассказ Гванца, — этот идиот так и не женился! Так ему и надо!
— Он тебя узнал? — спросила я, пытаясь переварить ее историю.
— Еще бы! — ответил на этот вопрос Ника, за что получил очень суровый взгляд от Гванцы.
— Конечно узнал. Извинялся тут передо мной, просил прощения! — довольно заключила Гванца, и я улыбнулась. Несмотря на то, что она оказалась на больничной койке, она выглядела какой-то… счастливой, что ли.
— И что ты сказала? Простила?
— Еще нет.
— Но простишь? — улыбнулась я.
— Посмотрим, — загадочно ответила Гванца, и из этого ответа было понятно — вот-вот начнется еще одна глава ее жизни. Я посмотрела на Нику: он слушал историю Гванцы с искренним удовольствием и, наверное, считал себя частью произошедших событий. Мне перехотелось рассказывать Гванце о том, что произошло между нами, чтобы не расстраивать ее. Как бы там ни было, она была в больнице, и нервничать ей точно не нужно было. А в том, что она разозлится и захочет высказать Нике все то, что не высказала я, я не сомневалась.
— Ладно, моя милая Гванца, мы пойдем, тебе нужно отдыхать.
Я еще раз поцеловала ее и поднялась. Гванца взяла меня за руку, помешкалась и сказала:
— Ладно, ваша взяла…
— Что? — мы с Никой снова переглянулись.
— Я скажу вам, где искать эту деревенскую истеричку Нино. Пусть у этого старого козла, моего бывшего мужа, будет свой шанс на счастье.