— Катя, алло!
Я растерянно смотрела на свой телефон. Не знаю, сколько времени я просидела на лавочке в одиночестве, но я настолько погрузилась в мысли, что не заметила, как достала из кармана звонящий телефон и даже ответила на звонок. А лучше бы — не отвечала.
— Катя!
Я понимала, что нужно уже что-то сказать, но была совсем не готова к разговору.
— Паша, привет.
— Слышишь меня?
— Да, привет. Как ты? — какой нелепый вопрос, учитывая, что в последнюю нашу встречу он сделал мне предложение, а я сбежала в другую страну вместо ответа.
— Ты еще в Тбилиси? — я не услышала в его голосе обиду и немного успокоилась.
— Ну да… Я же только приехала.
— Долго ты там еще будешь?
— Не знаю, месяц или два…
— Чего?!
— Паш… Я не знаю.
— В смысле? У нас же свадьба!
Я поперхнулась остатками кофе в моем стакане — холодного и отвратительно сладкого.
— Свадьба? Я же сказала, что мне нужно подумать…
— Подумала?
— Паша, давай поговорим, когда я вернусь.
— Катя, хватит уже. Возвращайся. Ты ведешь себя, как эгоистка.
— Эгоистка?
— У тебя есть все, что нужно, куда ты поперлась? Какая еще Грузия? Хватит уже заниматься этой дурью, поднимай свой зад и возвращайся.
— Паша, не разговаривай так со мной.
— А как мне с тобой разговаривать? Ты даже матери не звонишь, она у меня про тебя спрашивает, это нормально? Чем ты там занимаешься? Ты ведешь себя как неблагодарная…
И все-таки обида у него была. Я понимала, что заслужила услышать эти слова и у него действительно был повод злиться.
— И за что я тебе должна быть благодарна? За то, что ты мне сделал предложение? Или за то, что водишь девиц по ресторанам, пока меня нет?
— Доложила, значит. Ты же знаешь, что мы коллеги. А вот что ты там делаешь, я не знаю.
— Паша, хватит. Давай возьмем паузу. Я устала. Я не могу сейчас выйти за тебя.
— Почему?
— Не знаю, не могу…
— У тебя кто-то есть?
— Нет!
— Тогда что?
“Тогда ты! Ты — заносчивая и безразличная, самовлюбленная сволочь, жадный и высокомерный!” — мне так хотелось все ему высказать, но я не смогла.
— Паш, мне пора. Я вернусь в Москву и мы обо всем поговорим, хорошо? Не дави на меня, пожалуйста.
— Мы не договорили.
— Я знаю, поговорим позже, не могу говорить. Пока, целую тебя, — я положила трубку.
С Пашей мы познакомились три года назад на дне рождении моей подруги. Он оказался на этом празднике случайно, с собой его привел знакомый, чтобы, как позже выяснилось, познакомить с той самой моей подругой — именинницей. С Машкой у них не сложилось с первого взгляда — ей всегда нравились парни яркие, веселые, эксцентричные, а вот у нас с Пашей общение как-то закрутилось практически сразу.
Сначала — на почве того, что нам обоим было не по себе на этой вечеринке. Много алкоголя, караоке, шум, пьяные и малознакомые люди — ни я, ни он в такой атмосфере не чувствовали себя спокойно.
Позже — на фоне общих интересов. Мы много говорили о литературе, о книгах, о кино, Паша приглашал меня в места, которые оказывались моими любимыми. Мы часами могли бродить на ВДНХ, он казался мне таким правильным, таким хорошим, надежным, справедливым.
Он поцеловал меня первый раз на третьем свидании, на пятом — я позвала его к себе, и он остался. Через месяц он приехал ко мне с сумкой, еще через месяц — с чемоданом. Наши отношения развивались очень ровно, мы словно обрели друг в друге то, чего так не отчаянно не хватало в жизни — тишины и спокойствия. Мы были друг для друга безопасной гаванью, только мне спустя пару лет в этой гавани стало очень тесно.
Отношения затухали. Наши разговоры сводились к обсуждению бытовых вопросов вроде того, почему я купила такую дорогую колбасу, он перестал дарить мне цветы и подарки, и даже секс стал редкостью.
Именно поэтому его предложение руки и сердца стало для меня полной неожиданностью. Умом я понимала, что все идет к этому, свадьба и дети должны были стать логичным завершением нашей истории. Но сердце подсказывало — это путь в никуда.
Я знала, что выйду за него замуж и превращусь в свою мать. Я буду не любить своего мужа, буду срываться на детях. Я никогда не признаюсь, что я сама сделала неправильный выбор, но буду считать себя жертвой непреодолимых жизненных обстоятельств, карьеру которой поломали муж и дети. А ведь моя мама — талантливая певица, она выступала в казачьем хоре и могла сделать там хорошую карьеру, но в свое время выбрала семью.
Что делать, я не знала. Мне было жалко Пашу — я понимала, что не любила его, но мы через многое прошли вместе. Он был искренне рядом, когда умер мой старый кот Шнайдер, поддерживал меня, когда я была в депрессии из-за того, что мне не дали повышение. Он падал вместе со мной, когда я заваливалась в скользких сапогах в сугробы, и тащил меня на себе с новогоднего корпоратива, когда я перебрала с дагестанским коньяком.
Паша был нелюбимым — но он был родным мне человеком. И что мне было с ним делать, я не знала. Поэтому, наверное, и сбежала. И поэтому, наверное, я вообще обратила внимание на этого долговязого, невоспитанного и необразованного парня с гитарой и отсутствием перспектив в жизни.
Но почему меня так зацепило это его “ты мне понравилась не в том смысле…”?
Лучше всего мне было бы с ним не общаться, но мне очень хотелось разгадать тайну дневника. Настоящая это была причина или нет, но я понимала — Ника мне действительно был нужен.