Конечно, где находится этот предел — вопрос политического суждения, направляемого теорией, здравым
смыслом и просто чутьем, во всяком случае, в довольно широких границах. По вопросам такого рода теория
142
справедливости не может сказать ничего определенного. Ее цель заключается в формулировании принципов,
которые должны регулировать сопутствующие институты.
Вторая часть распределительной ветви — это система налогообложения для сбора доходов, которых требует
справедливость. Социальные ресурсы должны быть переданы правительству, чтобы оно могло обеспечить
производство коллективных благ и осуществлять безвозмездные социальные выплаты, необходимые для
удовлетворения принципа различия. Это проблема распределительной ветви, так как бремя налогообложения
должно справедливо разделяться, и эта ветвь стремится создать справедливый механизм. Оставляя в стороне
многие затруднения, стоит заметить, что лучшая налоговая система может включать пропорциональный налог
на потребление16. Во-первых, он предпочтительнее подоходного налога (любого типа) на уровне
представлений здравого смысла о справедливости, так как он устанавливает сбор в зависимости от того,
сколько индивид берет из общего запаса благ, а не в соответствии с тем, сколько он вносит (предполагая здесь,
что доход заработан честно). Опять же, пропорциональный налог на совокупное потребление (скажем, за
каждый год) может содержать важные исключения в виде освобождения от налогов для иждивенцев и т. д.
Налог этот взимается со всех аналогичным образом
248
***
(по-прежнему предполагая, что доход получен честно). Прогрессивными ставками, следовательно, возможно
лучше пользоваться только в том случае, когда они необходимы для сохранения справедливости базисной
структуры по первому принципу справедливости и честному равенству возможностей, и, таким образом,
предупреждать такие накопления собственности и власти, которые могут подорвать соответствующие
институты. Следование этому правилу могло бы свидетельствовать о важных отличиях в вопросах политики. И
если пропорциональные налоги оказались бы, кроме того, более эффективными, скажем, потому, что меньше
будут тормозить мотивацию, это могло бы решить дело в их пользу, если бы можно было выработать реальный
механизм. Как и прежде, это вопросы политического суждения, а не теории справедливости. В любом случае,
здесь мы рассматриваем такой пропорциональный налог как элемент некоторой идеальной схемы вполне
упорядоченного общества для иллюстрации наших двух принципов. Если существующие институты
несправедливы, то отсюда вовсе не следует, что даже резко прогрессивные налоги на доходы не оправданы. На
практике мы обычно должны выбирать между несколькими несправедливыми, или нелучшими устройствами
(second best arrangement), а затем искать неидеальную теорию, чтобы обнаружить наименее несправедливую
систему. Иногда эта схема будет включать такие меры и такую политику, которые совершенно справедливая
система отвергла бы. Злом все-таки можно поправить зло, в том смысле, что наилучшее из возможных
устройств может содержать баланс несовершенств, систему компенсирующих несправедливостей.
Две части распределительной отрасли выводятся из двух принципов справедливости. Налоги на наследство и
доходы по прогрессивным ставкам (в случае необходимости) и юридическое определение прав собственности
должны гарантировать институты равной свободы в демократии с частной собственностью и справедливую
ценность прав, которую они устанавливают. Пропорциональные налоги на потребление (или на доходы)
должны дать средства на коллективные блага, социальные выплаты и создание честного равенства
возможностей в образовании и тому подобное для того, чтобы реализовать второй принцип. До сих пор не
упоминались традиционные критерии налогообложения, такие как сбор налогов в зависимости от полученных
выгод или от платежеспособности17. Ссылка на предписания здравого смысла в связи с налогом на
потребление является делом второстепенным. Сфера применения этих критериев регулируется принципами
справедливости. Как только признается, что проблема долевого распределения — это проблема создания
сопутствующих институтов, становится ясно, что обычные принципы не имеют независимой силы, как бы
уместны они ни были в некоторых ограниченных случаях. Предполагать обратное — значит смотреть на вещи
недостаточно широко и всесторонне (см. § 47). Также очевидно, что устройство распределительной отрасли не
предполагает стандартных утилитаристских предпосылок относительно индивидуальных полезностей.
Например, налог на наследство и прогрессивный
249
***
подоходный налог не основываются на идее о том, что индивиды имеют одинаковые функции полезности,
удовлетворяющие принципу уменьшающейся минимально эффективной полезности. Целью распределительной
ветви является, конечно, не максимизация чистого баланса удовлетворения, но установление справедливых
сопутствующих институтов. Сомнения относительно формы функций полезности тут неуместны. Это проблема
утилитаристской, а не договорной теории.
До сих пор я предполагал, что целью ветвей правительства является установление демократического режима, в
котором землей и капиталом владеет значительное число людей, но не поровну. В обществе нет такого
разделения, что один сравнительно небольшой его слой контролировал бы большую часть производственных
143
ресурсов. Когда эта ситуация достижима, и долевое распределение удовлетворяет принципам справедливости,
на многие критические замечания социалистов в отношении рыночной экономики дан ответ. Но ясно, по
крайней мере в теории, что либеральный социалистический режим также может соответствовать двум
принципам справедливости. Нам нужно лишь предположить, что средства производства находятся в
общественной собственности и что фирмы управляются рабочими советами или назначенными ими
представителями. Коллективные решения, принятые демократически, в соответствии с конституцией,
определяют общие черты экономики, такие как уровень накопления и пропорция произведенного обществом
продукта, отводимая на коллективные блага. В результате получающейся экономической ситуации фирмы,
регулируемые рыночными силами, ведут себя во многом по-прежнему. Хотя сопутствующие институты
принимают другую форму, особенно в случае распределительной ветви, не существует принципиальных
причин, по которым нельзя добиться равного долевого распределения. Теория справедливости сама по себе не
благоприятствует тому или иному режиму. Как мы уже видели, решение о том, какая система является
наилучшей для того или другого народа, зависит от обстоятельств, институтов и исторических традиций.
Некоторые социалисты возражают против всех рыночных институтов, так как считают их унизительными по
существу и надеются создать экономику, в которой люди были бы движимы, главным образом, общественными
и альтруистическими интересами. По отношению к первому обстоятельству рынок действительно не является
идеальным устройством, но, безусловно, при наличии требуемых сопутствующих институтов наихудшие
аспекты так называемого наемного рабства в нем устранены. Этот вопрос, следовательно, формулируется как
вопрос о сравнении возможных альтернатив. Кажется невероятным, что контроль за экономической ситуацией
со стороны бюрократии, которая должна развиться в социально регулируемой системе (управляемой либо
централизованно, либо посредством соглашений, заключенных индустриальными ассоциациями), будет в
среднем более справедливым, чем контроль посредством цен (как всегда предполагая наличие необходимых
рамок). Конечно, конку-
250
***
рентная схема безлична; ее конкретные результаты не выражают сознательного решения индивидов. Но во
многих отношениях это можно считать достоинством такой организации; и использование рыночной системы
не означает отсутствия разумной человеческой автономии. Демократическое общество может решить
полагаться на цены, поскольку такое решение имеет массу преимуществ, а затем поддерживать сопутствующие
институты, которых требует справедливость. Такое политическое решение, так же как и регулирование
сопутствующих устройств, может быть вполне обдуманным и свободным.
Более того, в теории справедливости вводится определенный лимит на интенсивность социальной и
альтруистической мотивации. В теории предполагается, что индивиды и группы выдвигают конкурирующие
требования, и хотя они желают действовать справедливо, они не готовы отказаться от своих интересов. Нет
необходимости дальше разбирать, что эта предпосылка не подразумевает эгоизма людей в обычном смысле
слова. Скорее, общество, в котором все могут достичь своего полного блага или в котором нет конфликтующих
требований, а также в котором потребности всех без принуждения складываются в гармоничный план действий
— такое общество в некотором смысле находится за пределами справедливости. Оно устранило случаи, где
апелляция к принципам правильности и справедливости является необходимой18. Меня не интересует этот
идеальный случай, каким бы привлекательным он ни был. Однако мы должны заметить, что даже здесь теория
справедливости играет важную теоретическую роль: она определяет условия, при которых спонтанная
согласованность целей и желаний индивидов возникает не в силу принуждения или хитрости, а выражает
действительную гармонию, совместимую с идеальным благом. Я не могу более рассматривать эти вопросы.
Главное здесь то, что принципы справедливости совместимы с довольно разными по типу режимами.
Нужно рассмотреть еще один, последний вопрос. Предположим, что вышеприведенного описания
сопутствующих институтов для наших целей достаточно и что два эти принципа справедливости ведут к
определенной системе действий правительства, юридическим определениям собственности и установлению
налогового режима. В этом случае вполне определенными являются все совокупные расходы общества и
необходимые источники дохода, а получившееся распределение доходов и богатства, каким бы они ни было,
является справедливым (см. далее §§ 44, 47). Из этого, однако, не следует, что граждане не должны принимать
решений о дополнительных общественных затратах. Если достаточное число граждан посчитает предельные
выгоды коллективных благ большими, чем выгоды, доступные им на рынке, то со стороны правительства
разумно будет предоставить эти блага. Поскольку распределение дохода и богатства носит справедливый
характер, ведущий принцип будет другим. Предположим, в этом случае, что существует пятая ветвь
правительства, обменная ветвь, которая состоит из особого представительного органа, следящего за группами с
различными социальными интересами и их предпоч-
251
144
***
тениями в отношении коллективных благ. Он уполномочен конституцией рассматривать только такие проекты,
которые касаются действий правительства, независимых от требований справедливости, и эти проекты должны
быть приняты только тогда, когда они удовлетворяют критерию единодушия Викселла19. В соответствии с ним
все общественные расходы утверждаются голосованием лишь тогда, когда одновременно с этим достигается
согласие по поводу источников финансирования, если и не единодушное, то близкое к нему. Какой-либо новый
общественный проект должен содержать одну или более альтернативных схем по несению расходов. Идея
Викселла заключается в том, что если некоторое коллективное благо является эффективным использованием
общественных ресурсов, то должна существовать некоторая схема распределения дополнительных налогов,
между различными группами налогоплательщиков, которая получит единодушное одобрение. Если такой
проект отсутствует, то предложенные затраты напрасны, и от них следует отказаться. Таким образом, обменная
ветвь работает на основе принципа эффективности и, по сути дела, вводит специальный торговый орган для
устроения коллективных благ и услуг там, где рыночный механизм не срабатывает. Следует, однако, добавить,
что на пути осуществления этой идеи стоят очень серьезные трудности. Даже оставляя в стороне стратегии
голосования и сокрытие предпочтений, придется допустить, что различные влияния на переговорах, различия в
доходах и т. п. могут помешать достижению эффективного результата. Возможно, это лишь грубое и
приблизительное решение. Я, однако, оставляю эти проблемы в стороне.
Чтобы избежать непонимания, требуется сделать несколько замечаний. Прежде всего, как подчеркивал
Викселл, критерий единодушия предполагает справедливость существующего распределения доходов и
богатства, а также имеющегося определения прав собственности. Без этого важного условия ему будут
присущи все недостатки принципа эффективности, так как он просто является выражением этого принципа для
общественных расходов. Но если это условие удовлетворено, принцип единодушия обоснован. Ситуация, когда
государственный аппарат используется для принуждения одних граждан оплачивать нежелательные для них и
желательные для других выгоды, оправдана не более, чем когда их принуждают компенсировать другим
личные расходы. Таким образом, теперь, в отличие от прежней ситуации, работает критерий выгоды; и тот, кто
выступает за различные дальнейшие общественные расходы, должен использовать обменную ветвь для того,
чтобы увидеть, может ли быть достигнуто согласие по необходимым налогам. Размер обменного бюджета,
отличного от государственного бюджета, определяется, таким образом, расходами, которые со временем будут
приняты. Теоретически члены сообщества могут объединяться для приобретения коллективных благ, пока их
минимально эффективная ценность не сравняется с ценностью частных благ.
Необходимо отметить, что обменная ветвь содержит отдельный представительный орган. При этом делается
упор на то обстоятельство,
252
***
что основой этой системы является принцип выгоды, а не принципы справедливости. Так как концепция
сопутствующих институтов должна помочь нам организовать наши обдуманные суждения о справедливости,
занавес неведения сохраняется и на стадии законодательства. Обменная ветвь является лишь механизмом для
совершения сделки. Ограничения на информацию отсутствуют (за исключением тех, которые требуются для
большей эффективности схемы), так как это зависит от знания гражданами собственных относительных оценок
коллективных и частных благ. Мы также должны заметить, что в обменной ветви представители (и граждане
через своих представителей) должным образом руководствуются своими интересами. Между тем, при описании
других ветвей мы предполагаем, что принципы справедливости должны применяться к институтам
исключительно на основе информации общего характера. Мы пытаемся представить, что предпримут для
реализации концепции справедливости рациональные законодатели, соответствующим образом ограниченные
занавесом неведения, беспристрастные в этом смысле. Идеальные законодатели не голосуют, исходя из своих
интересов. Строго говоря, идея обменной ветви не является частью последовательности из четырех стадий. Тем
не менее, возможно смешение, с одной стороны, действий правительства и общественных затрат, необходимых
для поддержания справедливых сопутствующих институтов, и тех институтов, которые следуют из принципа
выгоды, — с другой. Если не забывать о различии между ветвями, концепция справедливости как честности
становится, по моему мнению, более правдоподобной. Конечно, часто трудно провести различие между этими
двумя типами действий правительства, и может показаться, что некоторые коллективные блага попадают в обе
категории. Сейчас я оставляю эти проблемы в стороне, надеясь, что это теоретическое различение для наших
теперешних целей является достаточно ясным.
44. ПРОБЛЕМА СПРАВЕДЛИВОСТИ В ОТНОШЕНИЯХ МЕЖДУ ПОКОЛЕНИЯМИ
Теперь мы должны рассмотреть вопрос о справедливости в отношениях между поколениями. Нет
необходимости подчеркивать трудности, которые поднимает эта проблема. Она подвергает любую этическую
теорию серьезным испытаниям. Тем не менее, изложение справедливости как честности было бы неполным без
145
обсуждения этой важной проблемы. Она возникает в данном контексте потому, что по-прежнему остается
открытым вопрос, можно ли сделать так, чтобы социальная система в целом, конкурентная экономика,
окруженная соответствующим набором сопутствующих институтов, удовлетворяла двум принципам
справедливости. Ответ будет зависеть, до некоторой степени, от уровня установленного социального
минимума. Но это, в свою очередь, связано с тем, в какой степени теперешнее поколение обязано уважать
притязания своих наследников.
До сих пор я ничего не говорил о том, насколько щедрым должен быть социальный минимум. Здравый смысл
может ограничиться мыс-
253
***
лью о том, что должный уровень зависит от среднего богатства страны и что, при прочих равных условиях; этот
минимум должен повышаться с увеличением этого среднего. Или же может быть такое мнение: подходящий
уровень определяется привычными ожиданиями. Но эти предложения неудовлетворительны. Первое
недостаточно точно, так как оно ничего не говорит о том, каким образом минимум зависит от среднего
богатства, и упускает из виду другие важные аспекты, такие как распределение. Во втором же не предлагается
критерия для определения разумности самих этих привычных ожиданий. Принятие принципа различия, однако,
сразу же ведет к тому, что минимум должен быть установлен на таком уровне, который, принимая во внимание
заработную плату, максимизирует ожидание наименее преуспевшей группы. Регулируя объем безвозмездных
социальных выплат (например, количество пособий, дополняющих доход), становится возможным улучшить
или ухудшить перспективы наименее преуспевших, их индекс первичных благ (измеряемых зарплатой плюс
социальные выплаты) для достижения желаемого результата.
На первый взгляд может показаться, что принцип различия требует очень высокого минимума. Естественно
предположение, что большее богатство лучше устроенных должно быть уменьшено, пока, в конце концов, все
не будут иметь примерно одинаковый доход. Но это неправильное представление, хотя оно, может быть, верно
в каких-то особых случаях. В применении принципа различия подходящим ожиданием будут долговременные
перспективы наименее удачливых, распространенные на будущие поколения. Каждое поколение должно не
только сохранить достижения культуры и цивилизации и оставить в неприкосновенности созданные
справедливые институты, но и периодически откладывать подходящее количество реально накопленного
капитала. Это сбережение может принимать разные формы — от чистых инвестиций в оборудование до
инвестиций в обучение и образование. Если на время представить, что нам доступен некоторый принцип
справедливых сбережений (a just savings principle), который указывает нам, каким должен быть размер
сбережений, то уровень социального минимума тем самым установлен. Представим для простоты, что этот
минимум регулируется с помощью социальных выплат, средства на которые поступают из пропорционального
налога на потребление (или подоходного). В этом случае увеличение минимума влечет за собой увеличение
пропорции, в которой облагается налогом потребление (или доход). С увеличением значения этой дроби
наступает предел, за которым происходит одна из двух вещей. Либо соответствующие сбережения не могут
быть сделаны, либо более высокие налоги становятся такой помехой экономической эффективности, что
перспективы наименее преуспевших в настоящем поколении больше не улучшаются, а начинают ухудшаться. В
обоих случаях был достигнут подходящий минимум. Принцип различия удовлетворяется, и никаких
дальнейших увеличений минимума не требуется.
Эти комментарии к определению социального минимума подвели нас к проблеме справедливости в отношениях
между поколениями.
254
***
Установление справедливого принципа сбережений — это один аспект этого вопроса20. Теперь я полагаю, что
невозможно, по крайней мере в настоящее время, определить точные границы того, каким должен быть уровень
сбережений. Представляется, что нельзя дать определенного ответа на вопрос о том, как должны
распределяться тяготы накопления капитала и затраты на повышение стандарта цивилизации и культуры.
Отсюда, однако, не следует, что нельзя установить значительные этические ограничения. Как я уже сказал,
моральная теория характеризует некоторую точку зрения, с которой должна оцениваться проводимая политика;
и часто может быть ясно, что предложенный ответ ошибочен, даже если под рукой нет никакой готовой
альтернативной концепции. Таким образом, кажется очевидным, что, например, классический принцип
полезности ведет в неверном направлении, когда дело касается справедливости в отношениях между
поколениями. Если принять размер населения за переменную и постулировать высокую минимально
эффективную производительность капитала, а также весьма отдаленный временной горизонт, то максимизация
совокупной полезности может привести к чрезмерной доле сбережений (по крайней мере, в ближайшем
будущем). Так как с моральной точки зрения нет причин не принимать в расчет благосостояние на основе
146
чистых временных предпочтений, становится еще более вероятным заключение о том, что большие
преимущества будущих поколений будут достаточно большими, чтобы перевесить большую часть сегодняшних
жертв. Это может оказаться верным. хотя бы потому, что обладание большим капиталом и лучшей технологией
позволит поддерживать достаточно большое население. Таким образом, утилитаристская концепция может
потребовать серьезных жертв от более бедных поколений ради больших выгод для более поздних поколений,
которые будут намного лучше обеспечены. Но такое исчисление преимуществ, которое осуществляет баланс
потерь одних и выгоды других, кажется еще менее справедливым в отношениях между поколениями, чем в
отношениях между современниками. Даже если мы не можем строго определить принцип справедливого
сбережения, мы должны быть в состоянии избежать крайностей такого рода.
Итак, договорная концепция рассматривает проблему с точки зрения исходного положения и требует, чтобы
стороны приняли подходящий принцип накопления. Совершенно ясно, что два принципа справедливости, как
они представлены здесь, должны быть подогнаны под этот вопрос. Ведь когда принцип различия применяется к
вопросу о накоплении целыми поколениями, этот принцип влечет либо отсутствие накоплений вообще, либо
недостаточное накопление для улучшения социальных обстоятельств в той мере, чтобы стало возможным
эффективное осуществление равных свобод. Следуя принципу справедливого накопления, каждое поколение
вносит вклад в пользу следующего поколения и принимает вклад предыдущего. Нет никакого способа для
более позднего поколения помочь менее удачливому предыдущему поколению. Таким образом, принцип
различия не соб-
255
***
людается для справедливости между поколениями, и проблема накопления должна рассматриваться каким-то
другим способом.
Некоторые полагают, что различие в удачливости поколений не является справедливым. Герцен замечает, что
человеческое развитие — это вид хронологической нечестности, так как живущие позднее получают выгоду от
трудов своих предшественников, не платя ту же цену. А Канта приводило в замешательство, что более ранние
поколения должны нести свою ношу только ради более поздних поколений, и что только последним повезет
обитать в этом законченном здании21. Эти чувства, хотя и естественны, но неуместны. Несмотря на то, что
отношения между поколениями носят особый характер, они не ведут к непреодолимым трудностям.
Естественным фактом является то, что поколения простираются во времени, и подлинные экономические
выгоды идут в одном направлении. Эту ситуацию нельзя поправить, и поэтому вопрос о справедливости не
встает. Справедливым или несправедливым является то, как институты справляются с естественными
ограничениями, и то, как они устроены, чтобы воспользоваться историческими возможностями. Очевидно, для
того чтобы все поколения получили выгоду (за исключением первого поколения), стороны должны согласиться
на принцип накопления, который гарантирует, что каждое поколение получает от своих предшественников и
обходится честно с последующими поколениями. Единственные экономические обмены между поколениями —
это, так сказать, виртуальные обмены, т. е. компенсирующие приспособления, которые могут быт сделаны в
исходном положении, когда принят принцип накопления.
Когда стороны рассматривают эту проблему, они не знают, к какому поколению они принадлежат, или, что то
же самое, стадии цивилизации своего общества. У них нет возможности узнать, бедное ли оно или
относительно богатое, аграрное или индустриальное, и т. д. Занавес неведения в этих отношениях непроницаем.
Но так как мы берем настоящее время как данность интерпретации исходного положения (§ 24), стороны знают,
что они современники; и до тех пор пока мы не модифицируем свои исходные предположения, у сторон нет
причин соглашаться на накопление вообще. Предшествующие поколения могут копить, а могут и не копить; в
этом отношении стороны совершенно бессильны повлиять на ситуацию. Поэтому для достижения разумного
результата мы предполагаем сначала, что стороны представляют, скажем, семейные линии, которые заботятся,
по крайней мере, о своих непосредственных потомках; и, во-вторых, что принятый принцип должен быть
таким, чтобы все предыдущие поколения следовали ему (§ 22). Эти ограничения, вместе с занавесом неведения,
должны гарантировать, что каждое поколение заботится обо всех остальных поколениях.
Прибыв к принципу справедливого накопления (или лучше, к ограничениям на такой принцип), стороны
должны спросить себя, сколько они хотели бы накопить на каждой стадии, предполагая, что все другие
поколения тоже делают накопления или будут делать накопления в соответствии с тем же самым критерием.
Они должны
256
***
рассматривать свое желание делать накопления на некоторой данной фазе цивилизации с пониманием того, что
уровень накопления, ими предлагаемый, должен регулировать весь период накопления. Существенно заметить,
что принцип накопления есть правило, которое приписывает подходящий уровень накопления (или пределы
147
уровня) каждому этапу продвижения на этом пути, т. е. правило, которое определяет планирование уровней
накопления. Предполагается, что различным стадиям развития приписываются различные уровни накопления.
Когда люди бедны, накопления делать трудно, и потребуется низкий уровень накопления; а вот в богатых
обществах разумно ожидать большего уровня накопления, поскольку реальное бремя от этого меньше. Между
тем, как только справедливые институты твердо установлены и все основные свободы эффективно
реализованы, чистое накопление должно падать до нуля. В этот момент общество утверждает свою
справедливость через поддержку справедливых институтов и сохранение их материальной базы. Принцип
справедливого накопления применяется к тому, что общество посчитает необходимым для свершения
справедливости. Если его члены пожелают делать накопления для иных целей — это совсем другое дело.
Невозможно входить в детали планирования накопления (или пределов накопления), которое было бы всеми
признано. Самое большее, на что мы можем надеяться на основании этих интуитивных соображений, — это
исключить из рассмотрения крайности. Таким образом, мы можем предположить, что стороны избегают
слишком высоких уровней на ранних этапах накопления, потому что в противном случае, даже если они могли
бы выгадать от этого позднее, они должны быть способны искренне принять эти уровни, окажись общество
бедным. Бремя обязательств применяется здесь точно так же, как прежде (§ 29). С другой стороны, они хотят,
чтобы все поколения обеспечивали некоторое накопление (за исключением специальных случаев), так как если
наши предшественники внесли свой вклад в накопление, выигрываем от этого мы. Эти наблюдения позволяют
установить широкие пределы для принципа накопления. Для того чтобы далее сузить эти пределы, мы
предполагаем, что стороны должны спросить, чего для членов смежных поколений разумно ожидать друг от
друга на каждом уровне продвижения. Они постараются согласовать план накопления через баланс
рассмотрении, сколько было бы желательно накопить для их непосредственных потомков, чтобы чувствовать
себя вправе требовать того же от своих предшественников. Таким образом, представим себе, скажем, отцов,
которым необходимо оценить, сколько они должны отложить для своих сыновей и внуков, имея в виду при
этом, сколько они были вправе требовать от своих отцов и дедов. Когда они прибывают к оценкам, которые
кажутся честными обеим сторонам, с тем условием, что обстоятельства должны улучшаться, тогда честный
уровень для этой стадии будет определен. Как только это сделано для всех стадий, справедливый принцип
накопления установлен. Конечно, при этом стороны должны иметь в виду цель накопления, а именно,
достижение такого состояния общества, материальная база которого достаточна для установления
257
***
эффективных справедливых институтов, в рамках которых могут быть реализованы все основные свободы.
Убедившись, что принцип накопления отвечает всем этим условиям, ни одно поколение не может винить
другое, независимо от того, каким временным промежутком они разделены.
Вопрос о временных предпочтениях и приоритетах я оставлю в стороне до следующих разделов. А пока я хочу
выделить некоторые черты договорного подхода. Принятие принципа справедливых сбережений не может в
буквальном смысле слова быть осуществлено демократическим путем; это может быть сделано концепцией
исходного положения. Так как никто не знает, к какому поколению он принадлежит, этот вопрос
рассматривается с точки зрения каждого, и принятый принцип будет выражать достаточную степень
согласованности. Все поколения виртуально представлены в исходном положении, так как всегда выбирался бы
один и тот же принцип. Результатом будет идеально демократическое решение, такое, которое достаточно
хорошо приспособлено к притязаниям каждого поколения, и следовательно, будет удовлетворять правилу,
согласно которому то, что затрагивает всех, является и предметом заботы всех. Более того, сразу же становится
ясным, что каждое поколение, за исключением, возможно, первого, оказывается в выигрыше, когда
поддерживается разумный уровень сбережений. Процесс накопления, когда он уже начат и продолжается, — к
выгоде всех последующих поколений. Каждое передает следующему эквивалентный реальному капиталу вклад,
как это определено принципом справедливых сбережений. (Здесь не следует забывать о том, что капитал — это
не только фабрики, машины и т. д., но и знания, культура, а также навыки и умения, которые делают
возможными справедливые институты и справедливую ценность свободы.) Этот эквивалент представляет
ответный шаг на действия предыдущих поколений, и подобный процесс позволяет будущим поколениям иметь
лучшую жизнь в более справедливом обществе.
Для договорной концепции характерно также то, что она определяет некоторое справедливое общество как цель
всего хода накопления. Эта особенность выводится из того факта, что некоторая идеальная концепция
справедливой базисной структуры встроена в принципы, выбранные в исходном положении. В этом отношении
справедливость как честность контрастирует с утилитаристскими взглядами (§ 41). Принцип справедливых
сбережений можно рассматривать как некоторую форму согласия между поколениями нести свою законную
долю тягот по созданию и сохранению справедливого общества. Конец процесса накопления сбережений
устанавливается заранее, хотя распознать его можно только в самом общем виде. По мере возникновения
148
конкретных обстоятельств определятся и более детальные аспекты этого события. Но в любом случае мы не
обязаны продолжать максимизацию до бесконечности. На самом деле именно по этой причине принцип
справедливых сбережений принимается после принципов справедливости для институтов, даже несмотря на то,
что этот принцип ограничивает принцип различия. Эти принципы
258
***
указывают нам, к чему стремиться. Принцип сбережений представляет собой достигнутую в исходном
положении интерпретацию ранее принятой естественной обязанности поддерживать и развивать справедливые
институты. В этом случае этическая проблема состоит в том, чтобы договориться о долговременном пути, на
котором было бы справедливое отношение ко всем поколениям в течение всего исторического общественного
процесса. Справедливость, так же как и в остальных случаях, определяет то, что людям в исходном положении
кажется честным.
Следует, однако, правильно интерпретировать значение этой последней стадии общества. Хотя все поколения
должны вносить свой вклад в достижение справедливого состояния дел, за пределами которого больше не
требуется чистых сбережений, не следует думать, что одно это состояние придает смысл и цель всему процессу.
Напротив, у всех поколений есть свои соответствующие цели. Поколения подчинены друг другу не более, чем
индивиды, и ни у одного поколения нет более сильных притязаний, чем у другого. Жизнь какого-либо народа
мыслится как схема сотрудничества по ходу времени. Эта жизнь должна подчиняться той же концепции
справедливости, которая регулирует сотрудничество современников.
Наконец, последняя стадия, на которой еще требуются сбережения, — это не стадия великого изобилия.
Возможно, эта мысль требует особого внимания. Дополнительное богатство вовсе не было бы помехой для
некоторых целей, и, на самом деле, средний доход в абсолютных терминах может быть не очень высоким.
Справедливость не требует, чтобы более ранние поколения откладывали только для того, чтобы более поздние
просто были обеспеченнее. Сбережения требуются в качестве условия создания полноценных институтов
справедливости и равных свобод. Если дополнительное накопление и должно предприниматься, то по другим
причинам. Ошибочно полагать, будто справедливое и хорошее общество должно работать на высокий
материальный уровень жизни. Люди хотят осмысленного труда в свободных ассоциациях с другими, когда эти
ассоциации регулируют их отношения друг с другом в системе справедливых базисных институтов. Для
достижения такого положения вещей большое богатство не является необходимым. На самом деле, за
некоторым пределом оно, скорее, определенно будет помехой, в лучшем случае, бессмысленным отвлечением,
а может быть, и потворством себе и собственной легкомысленности. (Конечно, определение осмысленного
труда само по себе является проблемой. Хотя это и не проблема справедливости, ей посвящены несколько
замечаний в § 79.)
Теперь нам нужно соединить принцип справедливого сбережения с двумя принципами справедливости. Это
делается с помощью предположения о том, что этот принцип определяется с точки зрения наименее
преуспевших в каждом поколении. Именно репрезентативные индивиды из этой группы, растянутой во
времени, и должны с помощью виртуальных поправок определить ставку накопления. На самом деле они
должны будут ограничить сферу применения принципа различия. В любом поколении их ожидания должны
максимизировать-
259
***
ся при условии, что отложенные накопления были бы признаны. Таким образом, в своем полном виде принцип
различия включает в себя принцип накопления в качестве ограничения. В то время как первый принцип
справедливости и принцип равных возможностей первичны по отношению к принципу различия внутри
поколений, принцип сбережений ограничивает его сферу в отношениях между ними.
Конечно, сбережения менее удачливых не обязательно должны делаться путем их прямого участия в
инвестиционном процессе. Обычно это бывает в форме одобрения ими экономического и других устройств,
необходимых для соответствующего накопления. Сбережения делаются, когда в виде политического суждения
принимается та политика, которая направлена на улучшение стандарта жизни последующих поколений менее
удачливых, воздерживающихся, таким образом, от непосредственно доступных выгод. Требуемые сбережения
могут быть сделаны в форме поддержки этих мер, и никакой репрезентативный индивид в любом поколении
наименее преуспевших не сможет пожаловаться на другого репрезентативного человека в другом поколении за
то, что он не вносит свой вклад.
Это был краткий обзор некоторых основных особенностей принципа справедливых сбережений. Теперь мы
видим, что люди из разных поколений имеют обязанности и обязательства друг перед другом, так же как это
бывает между современниками. Настоящее поколение не может вести себя так, как пожелает, но связано
принципами, которые были бы выбраны в исходном положении для определения справедливости между
149
людьми в различные моменты времени. Кроме того, у людей есть естественная обязанность поддерживать и
развивать справедливые институты, а для этого требуется развитие цивилизации до определенного уровня.
Выведение этих обязанностей и обязательств может поначалу показаться несколько натянутым применением
договорной концепции. Однако эти требования были бы признаны в исходном положении, так что концепция
справедливости как честности охватывает эти вопросы, не меняясь по существу.
45. ВРЕМЕННЫЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ
Я предположил, что принимая принцип сбережений, люди в исходном положении не имеют чистых временных
предпочтений. Нам необходимо рассмотреть основания для такого предположения. Для индивида уклонение от
чистых временных предпочтений — это характеристика рациональности. По утверждению Сиджвика,
рациональность предполагает беспристрастную заботу обо всех периодах нашей жизни. Простое различие во
временной локализации, тот факт, что нечто случается раньше или позже, не является само по себе
рациональным основанием придавать этому большее или меньшее значение. Конечно, некоторая настоящая или
будущая выгода может иметь больший вес в силу ее большей вероятности или возможности,
260
***
и мы должны принимать в расчет то, как изменится наша ситуация и способность к определенным
удовольствиям. Но ни одна из этих вещей не оправдывает того, что мы предпочитаем меньшее сегодняшнее
благо большему будущему лишь в силу его более близкого расположения во времени22 (§ 64).
Итак, Сиджвик полагал, что понятия универсального блага и индивидуального блага в существенных аспектах
сходны. Он утверждал, что так же как благо одного человека создается путем сравнения и интеграции
различных благ в каждый момент времени, так и универсальное благо создается путем сравнения и интеграции
блага многих разных индивидов. Отношение частей к целому и отношение индивидов друг к другу аналогичны,
с учетом совокупного принципа полезности23. Принцип справедливых сбережений для общества не должен,
таким образом, быть подверженным влиянию чистых временных предпочтений, поскольку, как и прежде,
различная темпоральная локализация людей и поколений сама по себе не оправдывает различного к ним
отношения.
Так как в справедливости как честности принципы справедливости не являются распространением принципов
рационального выбора на выбор для одного человека, аргументация против временных предпочтений должна
быть другого рода. Вопрос решается путем указания на исходное положение; но если он рассматривается с этой
точки зрения, мы приходим к тому же самому заключению. .У сторон нет причин придавать какой-либо вес
лишь одному расположению во времени. Им нужно выбрать ставку сбережений для каждого уровня
цивилизации. Если они будут проводить различия между более ранними или более отдаленными периодами
времени, потому что, скажем, будущее положение дел сейчас кажется менее важным, то теперешнее положение
дел покажется менее важным в будущем. Хотя все решения должны приниматься сейчас, нет оснований
исходить из своего сегодняшнего пренебрежения будущим, а не из будущего пренебрежения сегодняшним
днем. Ситуация симметрична, и один выбор настолько же произволен, как и другой24. Так как люди в исходном
положении принимают точку зрения каждого периода, находясь за занавесом неведения, эта симметрия им
ясна, и они не согласятся на принцип, который придает больший или меньший вес более ранним периодам
времени. Только таким образом они могут прийти к непротиворечивому соглашению со всех точек зрения, в то
время как признать принцип временных предпочтений — значит позволить людям с различной темпоральной
локализацией оценивать притязания друг друга посредством разных весов, которые базируются исключительно
на этой случайности.
Как и в случае рационального благоразумия, отказ от принципа временнЫх предпочтений не является
несовместимым с учетом неопределенностей и изменяющихся обстоятельств; не исключает он и использования
процентных ставок (как в социалистической экономике, так и в экономике частной собственности) для
распределения ограниченных фондов инвестирования. Ограничение здесь, скорее, в том, что первые принципы
справедливости не разрешают нам по-
261
***
разному относиться к поколениям исключительно на тех основаниях, что они располагаются раньше или
позднее во времени. Исходное положение определено таким образом, что оно ведет к правильному в этом
отношении принципу. На индивидуальном уровне чистые временные предпочтения иррациональны: это
означает, что конкретный индивид не рассматривает все моменты в качестве равных в своей жизни. На уровне
общества чистые временные предпочтения несправедливы: они означают (в наиболее распространенном случае,
когда игнорируется будущее), что живущие пользуются преимуществами своего положения во времени для
того, чтобы способствовать реализации своих собственных интересов.
150
Договорная точка зрения согласуется, таким образом, с отрицанием Сиджвиком временных предпочтений в
качестве оснований социального выбора. Живущие могут, если они позволят себе руководствоваться такими
соображениями, нанести ущерб своим предшественникам и потомкам. Может показаться, что это суждение
находится в противоречии с демократическими принципами, так как иногда утверждается, что они требуют,
чтобы желания теперешнего поколения определяли социальную политику. Конечно, предполагается, что эти
предпочтения должны быть прояснены и установлены при определенных условиях. Коллективные сбережения
на будущее имеют многие аспекты коллективного блага, и в этом случае также встают проблемы
изолированности и гарантий25. Но если предположить, что эти трудности преодолены и что информированное
коллективное суждение настоящего поколения известно при этих требуемых условиях, может показаться, что
демократическая точка зрения на государство не одобряет вмешательства государства ради будущих
поколений, даже в тех случаях, когда общественное суждение очевидно ошибочно.
Верно ли это утверждение, зависит от того, как его интерпретировать. Не может быть возражений ему, если оно
представляет описание демократической конституции. Как только общественная воля ясно выражена в
законодательстве и социальной политике, правительство не может ее обойти, оставаясь при этом
демократическим. Оно не уполномочено полностью игнорировать взгляды избирателей на то, каким должен
быть размер сбережений. Если демократический режим оправдан, то наличие такой власти у правительства
обычно ведет в итоге к большей несправедливости. Мы должны выбирать между конституционными
устройствами в зависимости от того, приведут ли они к справедливому и эффективному законодательству.
Демократ тот, кто полагает, что лучше всего удовлетворяет этим критериям демократическая конституция. Но
его концепция справедливости включает и условие относительно справедливых притязаний будущих
поколений. Даже если на практике при выборе режима избиратели должны иметь решающее слово, то лишь
потому, что существует большая вероятность, что правы они, а не правительство, наделенное властью
игнорировать их желания. Однако так как справедливая конституция даже при благоприятных обстоятельствах
является случаем несовершенной процедурной справедливости, люди
262
***
все еще могут принять неверное решение. Причиняя, скажем, непоправимый ущерб, они могут увековечить
серьезные преступления против будущих поколений, которых, при другой форме правления, возможно, удалось
бы избежать. Более того, эта несправедливость может быть совершенно очевидной и демонстрироваться с
помощью той же самой концепции справедливости, на которой основан сам демократический режим.
Несколько принципов этой концепции могут быть более или менее явно представлены в конституции, а также
интерпретироваться судебными органами и общественным мнением.
В этих случаях, следовательно, нет причины, по которой демократ не мог бы встать в оппозицию публичной
воле посредством соответствующих форм неподчинения, или даже, будучи правительственным чиновником, не
попытаться ее обойти. Хотя человек и верит в правильность справедливой конституции и принимает
обязанность ее поддерживать, обязанность подчиняться определенным правилам может быть отодвинута на
второй план в ситуациях, когда коллективное суждение достаточно несправедливо. Нет ничего священного в
решении публики относительно уровня сбережений, а ее пристрастность в отношении временных предпочтений
не заслуживает какого-либо особого уважения. На самом деле отсутствие сторон, которым нанесен ущерб, т. е.
будущих поколений, делает это еще более уязвимым. Человек не перестает быть демократом, если только он не
полагает, что лучшей будет какая-то другая форма правления, и не направляет свои усилия на достижение этой
цели. До тех пор пока он так не считает, а вместо этого полагает, что должные формы неподчинения в виде,
например, актов гражданского неповиновения или отказа от воинской службы по идейным соображениям
являются необходимыми и разумными способами скорректировать политику, принятую демократическим
путем, такое его поведение и согласие с демократической конституцией не противоречат друг другу. В
следующей главе я буду обсуждать этот вопрос более детально. Пока же существенный момент заключается в
том, что коллективная воля относительно заботы о будущем должна, как и все другие социальные вопросы,
подчиняться принципам справедливости. Особенные черты этого случая не делают его исключением.
Нам следует заметить, что отказ от временных предпочтений в качестве первого принципа совместим с
признанием того, что определенное игнорирование будущего может улучшить критерии, которые в противном
случае были бы дефектными. Например, я уже замечал, что утилитаристский принцип может вести к очень
высокой ставке сбережений, которая возлагает чрезмерное бремя на более ранние поколения. Это следствие
может до некоторой степени быть скорректировано путем игнорирования благосостояния тех, кто будет жить в
будущем. Так как благосостояние будущих поколений начинает цениться меньше, уже не нужно сберегать так
же много, как прежде, Можно варьировать необходимое накопление с помощью изменения параметров в
постулируемой функции полезности. Я не могу здесь обсуждать этот вопрос26. К сожалению, я могу только
выразить мнение
151
263
***
о том, что эти средства лишь смягчают последствия ошибочных принципов. Эта ситуация в некоторых
отношениях подобна ситуации с интуитивистской концепцией, сочетающей стандарт полезности с принципом
равенства (см. § 7). Там критерий равенства, которому придан должный вес, служит для корректировки
критерия полезности в тех случаях, когда ни один из этих принципов, взятый поодиночке, не оказывается
приемлемым. Аналогичным образом, начав с идеи о том, что подходящей ставкой сбережений является такая,
которая максимизирует социальную полезность во времени (максимизирует некоторый интеграл), мы можем
получить более достоверный результат, если благосостоянию будущих поколений придается не такой большой
вес; и наиболее подходящая поправка должна зависеть от того, насколько быстро растет население, от
продуктивности капитала и т. д. Что мы делаем, так это регулируем определенные параметры для того, чтобы
прийти к заключению, в большей степени согласующемуся с нашими интуитивными суждениями. Мы можем
обнаружить, что для достижения справедливости в отношениях между поколениями потребуются эти
модификации в принципе полезности. Конечно, введение временных предпочтений может быть улучшением в
этих случаях, но я полагаю, что такое их применение является указанием на то, что мы начали с неверной
концепции. Существует различие между этой ситуацией и упоминавшейся ранее интуитивистской концепцией.
В отличие от принципа равенства, временные предпочтения не имеют внутренней этической
привлекательности. Они вводятся в чистом виде ad hoc для смягчения последствий утилитаристского критерия.
46. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СЛУЧАИ ПРИОРИТЕТА
Проблема справедливых сбережений может быть использована для иллюстрации и других примеров
приоритета справедливости. Одна из черт договорной доктрины состоит в том, что она устанавливает верхнюю
границу запросов поколения о размере сбережений ради благосостояния последующих поколений. Принцип
справедливых сбережений служит ограничением на ставку накоплений. Каждый век должен вносить свою
справедливую долю в достижение условий, необходимых для справедливых институтов и справедливой цены
Свободы; но нельзя при этом требовать большего. Можно возразить, в частности, что когда сумма выгод
особенно велика и представляет собой долговременный процесс, могут потребоваться более высокие ставки
сбережений. Некоторые пойдут дальше и будут утверждать, что неравенства в богатстве и власти, являющиеся
нарушением второго принципа справедливости, могут быть оправданы, если последующие экономические и
социальные выгоды достаточно велики. В поддержку этой точки зрения они могут указать на случаи, в которых
мы, как кажется, принимаем такие неравенства и ставки накопления ради благосостояния будущих поколений.
Кейнс, например, замечает, что громадного накопления капитала перед первой мировой войной ни-
264
***
когда не могло бы произойти в обществе, в котором богатство было бы поделено поровну27. Общество в
девятнадцатом веке, говорит он, было устроено таким образом, что увеличенный доход попадал в руки таких
людей, потребление которыми этих богатств было наименее вероятным. Новые богатые не были воспитаны в
духе больших трат, и радостям немедленного потребления они предпочитали власть, которую давали
инвестиции. Именно это неравенство в распределении богатства и сделало возможным быстрое наращивание
капитала и более или менее устойчивое улучшение в уровне жизни для всех. Именно этот факт, по мнению
Кейнса, и является главным оправданием капиталистической системы. Если бы богатые тратили свое новое
богатство на себя, такой режим был бы отвергнут как невыносимый. Конечно, кроме описываемого Кейнсом,
есть и другие эффективные и справедливые пути повышения уровня благосостояния. Лишь в особых
обстоятельствах, где в противоположность аристократическому потворству собственным желаниям
проявляется бережливость капиталистического класса, общество должно получить капиталовложения
(investment funds), отпуская богатым больше, чем они считают приличным потратить на себя. Но существенно
здесь то, что обоснование Кейнса, независимо от того, верны ли его посылки, можно обратить исключительно
на улучшение ситуации рабочего класса. Хотя условия жизни рабочих кажутся суровыми, Кейнс, по-видимому,
предполагает, что в то время как в системе существует множество явных несправедливостей, нет реальной
возможности сделать так, чтобы они были устранены, а условия менее преуспевших улучшены. При других
устройствах положение трудящегося человека было бы еще хуже. Нам нет необходимости рассматривать,
верны ли эти утверждения. Достаточно заметить, что Кейнс вовсе не говорит, что тяготы бедных оправданы
большим благосостоянием будущих поколений. И это согласуется с приоритетом справедливости над
эффективностью и большей суммой преимуществ. Во всех тех случаях, когда ограничения справедливости
относительно сбережений нарушаются, должно быть показано, что обстоятельства таковы, что сохранение этих
ограничений привело бы к еще большему ущербу для тех, на чью долю выпадает несправедливость. Этот
случай аналогичен случаям, отмеченным при обсуждении приоритета свободы (§39).
152
Ясно, что неравенства, о которых думал Кейнс, нарушают также и принцип честного равенства возможностей.
Таким образом, мы подходим к рассмотрению того, какие аргументы должны быть даны в пользу нарушения
этого критерия, и как сформулировать соответствующее правило приоритета28. Многие авторы утверждают,
что честное равенство возможностей имело бы тяжелые последствия. Они полагают, что для коллективного
блага существенно наличие какой-либо социальной структуры и правящего класса с устойчивыми
наследственными чертами. Политическая власть должна принадлежать людям, имеющим опыт и воспитанным
с самого детства в духе конституционных традиций своего общества, людям, чьи амбиции умеряются
привилегиями и удобствами их обеспеченного положения. В противном случае ставки становятся слишком
высоки, и те, у кого
265
***
отсутствует культура и убеждения, оспаривают друг у друга контроль над государственной властью ради своих
узких целей. Так, Бурке полагал, что знатные семьи правящей прослойки мудростью своего политического
правления из поколения в поколение способствуют общему благосостоянию29. А Гегель считал, что
ограничения на равенство возможностей, такие, как, например, право первородства, необходимы для защиты
землевладельческого сословия, которое особенно хорошо подходит к политическому правлению в силу своей
независимости от государства, стремлению к прибыли и многочисленным внешним обстоятельствам
гражданского общества30. Семейные привилегии, а также привилегии собственности подготавливают тех, кто
ими обладает, к более ясному видению универсального интереса на благо всего общества. Конечно, не
обязательно одобрять нечто вроде жестко стратифицированной системы; напротив, можно утверждать, что для
решительности правящего класса необходимо, чтобы туда могли попасть и быть полностью приняты люди с
необычными талантами. Но это условие совместимо с отрицанием принципа равных возможностей.
Итак, для того чтобы оставаться в согласии с приоритетом честных возможностей над принципом различия,
недостаточно утверждать, как это, по-видимому, делают Бурке и Гегель, что все общество, включая наименее
удачливых, получит выгоду от некоторых ограничений на равенство возможностей. Мы должны также
заметить, что попытка устранить эти неравенства будет такой помехой социальной системе и
функционированию экономики, что, в конце концов,. возможности непреуспевших окажутся еще более
ограниченными. Приоритет честных возможностей, как и в параллельном случае, приоритета свободы,
означает, что мы должны апеллировать к шансам, данным тем, у кого меньше возможностей. Мы должны
утверждать, что для них открыт более широкий спектр возможностей, чем это было бы в противном случае.
Я не буду углубляться в эти затруднения. Мы, однако, должны заметить, что хотя внутренняя жизнь и культура
семьи влияют, возможно, в той же степени, как и все остальное, на мотивацию ребенка и его способность
получить пользу от образования и, в свою очередь, на его жизненные перспективы, эти эффекты не обязательно
являются несовместимыми с честным равенством возможностей. Даже во вполне упорядоченном обществе,
удовлетворяющем двум принципам справедливости, семья может быть барьером для равных шансов между
индивидами. Дело в том, что согласно моему определению, второй принцип требует лишь равных жизненных
перспектив во всех слоях общества для людей со сходными способностями и мотивацией. Если семьи в одном
из слоев общества отличаются тем, как они формируют стремления ребенка, то, хотя честное равенство
возможностей и может сохраняться между слоями, равные шансы между индивидами не сохранятся. Эта
возможность поднимает вопрос о том, в какой степени следует придерживаться понятия равенства
возможностей, но я отложу комментарий по этому поводу до более позднее случая (§ 77). Здесь я только
замечу, что следование принципу
266
***
различия и правилам приоритета, которые он предполагает, делает достижение совершенного равенства
возможностей менее настоятельным.
Я не буду рассматривать, существуют ли правильные аргументы в пользу замены принципа честного равенства
возможностей на иерархическую классовую структуру. Эти вопросы не являются частью теории
справедливости. Значимо здесь то, что хотя такие утверждения и могут иногда показаться своекорыстными и
лицемерными, они имеют надлежащую форму, когда (верно или нет) утверждают, что возможности наименее
удачливых слоев сообщества были бы еще более ограничены, если бы эти неравенства были устранены.
Следует считать, что они не являются несправедливыми, так как условий полной реализации принципов
справедливости не существует.
Отметив эти примеры приоритетов, я теперь хочу привести заключительную формулировку двух принципов
справедливости для институтов. Ради полноты, я дам формулировку, включающую более ранние
формулировки.
Первый принцип
153
Каждый индивид должен обладать равным правом в отношении наиболее общей системы равных основных
свобод, совместимой с подобными системами свобод для всех остальных людей.
Второй принцип
Социальные и экономические неравенства должны быть организованы таким образом, что они одновременно
(а) ведут к наибольшей выгоде наименее преуспевших, в соответствии с принципом справедливых сбережений,
и
(б) делают открытыми для всех должности и положения в условиях честного равенства возможностей.
Первое правило приоритета (приоритет свободы) Принципы справедливости должны располагаться в
лексическом порядке, и следовательно, основные свободы могут быть ограничены только во имя самой
свободы. Существуют два случая:
(а) менее широкие свободы должны укреплять всю систему свободы, разделяемую всеми; и
(б) свобода, меньшая, чем равная, должна быть приемлемой для граждан, обладающих этой меньшей свободой.
Второе правило приоритета (приоритет справедливости над эффективностью и благосостоянием)
Второй принцип справедливости лексически предшествует принципу эффективности и принципу
максимизации суммы выгод; а честное равенство возможностей предшествует принципу различия.
Существуют два случая:
(а) неравенство возможностей должно увеличивать возможности людей с меньшими возможностями;
(б) чрезмерная ставка сбережений должна в итоге уменьшать бремя тех, на ком оно лежит.
В порядке комментария заметим, что эти принципы и правила приоритета, без сомнения, неполны. Безусловно,
необходимо внести
267
***
и другие модификации, но я не буду далее усложнять формулировку этих принципов. Достаточно заметить, что
когда мы приходим к неидеальной теории, лексический порядок этих двух принципов, а также оценки, которые
предполагает этот порядок, предлагают правила приоритетов, которые во многих случаях кажутся достаточно
разумными. С помощью различных примеров я попытался проиллюстрировать, как могут быть использованы
эти правила, и указать на их правдоподобность. Таким образом, ранжирование принципов справедливости
отражается в идеальной теории и управляет применением этих принципов к неидеальным ситуациям. Оно
определяет, с какими ограничениями необходимо иметь дело в первую очередь. В более крайних и запутанных
случаях неидеальной теории этот приоритет правил, безусловно, не сработает; и действительно, воз-можно, нам
и вовсе не удастся найти удовлетворительного ответа. Но мы должны как можно на более долгое время
откладывать день
расплаты и пытаться организовывать общество таким образом, чтобы этот день никогда не наступил.
47. ПРЕДПИСАНИЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ
Набросок системы институтов, удовлетворяющей двум принципам справедливости, теперь завершен. Как
только установлена справедливая ставка сбережений или определен соответствующий диапазон ставок, мы
имеем критерий для регулирования уровня социального минимума. Сумма социальных выплат и выгод от
важнейших коллективных благ должна быть такой, чтобы увеличивать ожидания наименее удачливых в
соответствии с необходимыми сбережениями и поддержанием равных свобод. Когда базисная структура
принимает эту форму, результирующее распределение будет справедливым (или, по крайней мере, не будет
несправедливым), каким бы оно ни было. Каждый получает совокупный доход (заработки плюс социальные
выплаты), на который он имеет право при публичной системе правил, служащих основанием его законных
ожиданий.
Как мы видели ранее (§14), центральной особенностью этой концепции распределительной справедливости
является то, что она содержит значительный элемент чистой процедурной справедливости. Не предпринимается
никаких попыток для определения справедливого распределения товаров и услуг на основе информации о
предпочтениях и притязаниях конкретных индивидов. Знание такого рода считается несущественным с
достаточно общей точки зрения, и в любом случае оно приводит к сложностям, не поддающимся принципам
допустимой простоты, с которыми, можно ожидать, согласятся люди. Но для того чтобы понятие чистой
процедурной справедливости оказалось успешным, необходимо, как я уже говорил, установить и
беспристрастно применять справедливую систему окружающих институтов. Опора на чистую процедурную
справедливость предполагает, что базисная структура удовлетворяет этим двум принципам.
268
***
Это описание долевого распределения является просто развитием знакомой идеи о том, что доход и заработная
плата станут справедливыми, как только будет должным образом организована и заложена в справедливой
154
базисной системе работоспособная конкурентная система цен. Эти условия являются достаточными.
Результирующее распределение будет случаем сопутствующей справедливости по аналогии с исходом честной
игры. Но нам необходимо рассмотреть, согласуется ли эта концепция с нашими интуитивными идеями о том,
что справедливо, а что несправедливо. В особенности, мы должны задать вопрос, насколько хорошо она
согласуется с представлениями здравого смысла о справедливости. Похоже, мы вообще проигнорировали эти
понятия. Теперь я хочу показать, как можно объяснить эти понятия и их подчиненное положение.
Эту проблему можно изложить следующим образом. Милль верно утверждал, что до тех пор пока мы остаемся
на уровне представлений здравого смысла, примирение этих максим справедливости невозможно. Например, в
случае с заработной платой, принципы „каждому в соответствии с его усилиями" и „каждому в соответствии с
его вкладом" сами по себе являются противоречивыми предписаниями. Более того, если мы желаем приписать
им определенные веса, они не дают никакого способа определить, как установить их относительные
достоинства. Таким образом, представления здравого смысла не выражают какой-либо определенной теории
справедливых или честных заработков31. Из этого, однако, не следует, как, по-видимому, полагает Милль, что
для нахождения удовлетворительной концепции достаточно принять утилитаристский принцип. Действительно,
необходим какой-либо принцип более высокого уровня; но кроме утилитаристской есть и другие альтернативы.
Возможно даже возвысить одно из этих предписаний или некоторую их комбинацию до уровня первого
принципа, как это происходит, когда говорится: „от каждого по способностям, каждому по потребностям"32. С
точки зрения теории справедливости, эти два принципа справедливости задают требуемый критерий более
высокого уровня. Проблема, следовательно, в том, чтобы рассмотреть, возникнут ли предписания
справедливости на уровне здравого смысла во вполне упорядоченном обществе и как они обретут свои
соответствующие веса.
Рассмотрим случай с заработной платой в совершенной конкурентной экономике в рамках справедливой
базисной структуры. Предположим, что каждая фирма (в общественной или личной собственности) должна
приспосабливать свои ставки заработков к долговременным факторам спроса и предложения. Ставки, которые
выплачивают фирмы, не могут быть настолько высокими, чтобы они не могли себе позволить их выплачивать,
или настолько низкими, чтобы достаточное количество людей отказалось использовать в этих фирмах свои
способности, имея другие возможности. В состоянии равновесия относительная привлекательность различных
работ будет равной, при прочих равных условиях-Таким образом, легко увидеть, как возникают различные
предписания справедливости. Они просто идентифицируют те характеристики работ, которые значимы со
стороны либо
269
***
рыночного спроса, либо предложения, или с той и с другой. Спрос фирмы на рабочих определяется минимально
эффективной производительностью труда, т. е. чистой ценой внесенной единицы труда, измеряемой продажной
ценой производимых товаров. Стоимость этого вклада в конечном счете основывается на рыночных условиях,
на том, сколько потребители готовы платить за различные товары. Опыт и подготовка, природные способности
и специальные знания поощряются. Фирмы готовы платить больше тем, кто обладает этими характеристиками,
так как их производительность выше. Этот факт объясняет и придает вес предписанию — каждому в
соответствии с его вкладом и, в качестве особых случаев, у нас имеются нормы — „каждому в соответствии с
его подготовкой" или опытом и т. п. Но если взглянуть со стороны предложения, поощрение также должно
выплачиваться для того, чтобы тех, кто позднее может предложить свои услуги, можно было убедить пойти на
расходы, связанные с подготовкой и соответствующей отсрочкой. Аналогичным образом, работы, связанные с
неопределенной или нестабильной занятостью, или выполняемые в опасных или неприятных, требующих
больших усилий, условиях, обычно оплачиваются лучше. Иначе нельзя было бы найти желающих ее
выполнять. Из этого обстоятельства возникают такие предписания, как — каждому в соответствии с его
усилиями или риском, на который он идет и т. д. Даже когда предполагается, что природные способности
индивидов одинаковы, эти нормы все равно возникнут из потребностей экономической активности. При учете
целей людей, которые ищут работу, определенные характеристики отбираются в качестве существенных. В
любое время политика фирм в области заработной платы имеет тенденцию признавать эти предписания и, с
некоторой задержкой, необходимой для адаптации, приписывать им определенные веса, которых требуют
условия рынка.
Все это кажется достаточно ясным. Более важны следующие несколько пунктов. Во-первых, наверняка
различные концепции справедливости порождают одни и те же предписания здравого смысла. Так, в обществе,
регулируемом принципом полезности, почти наверняка были бы признаны все вышеприведенные нормы. До
тех пор пока цели экономических субъектов в достаточной степени сходны, к этим предписаниям будут
прибегать, а политика в области заработной платы будет явно учитывать их. С другой стороны, веса, которые
приписываются этим предписаниям, в общем не будут одинаковыми. Именно здесь и расходятся концепции
155
справедливости. Возникает тенденция проведения другой политики в области заработной платы, а
долговременная тенденция экономических событий почти наверняка примет другой курс. Когда семейство
сопутствующих институтов управляется различными концепциями, рыночные силы, к которым вынуждены
приспосабливаться фирмы и рабочие, не будут одинаковыми. Другой баланс спроса и предложения приведет к
тому, что предписания будут сбалансированы по-другому. Таким образом, контраст между концепциями
справедливости проявляется не на уровне норм здравого смысла, но, скорее, в относительном и меняющемся
270
***
акцентировании этих норм по ходу времени. Привычное или конвенциональное представление о честной или
справедливой балансировке ни в коем случае не может считаться фундаментальным, так как это будет зависеть
от регулирующих сопутствующую систему принципов и требуемых ими приспособлений к существующим
условиям.
Прояснить этот пункт можно с помощью примера. Представим, что базисная структура одного общества
предоставляет честное равенство возможностей, а другого общества — нет. Тогда в первом обществе принцип
„каждому в соответствии с его вкладом" в особенной его форме „каждому в соответствии с его подготовкой и
образованием", вероятно, получит гораздо меньший вес. Наверное, это будет так, даже если мы предположим,
как это фактически и бывает, что люди имеют разные природные способности. Причина этого в том, что
поскольку в первом обществе гораздо больше людей пользуются выгодами профессиональной подготовки и
образования, то и предложение квалифицированных индивидов в нем будет гораздо больше. Если встречаются
несовершенства на рынке капиталов, влияющие на займы (или субсидии) в сфере образования, то
вознаграждение, заработанное людьми с большими способностями, будет гораздо меньшим. Относительная
разница в заработках между наиболее удачливыми и классом с наинизшими доходами имеет тенденцию к
сокращению; и эта тенденция еще сильнее, когда следуют принципу различия. Таким образом, в первом
обществе принцип „каждому в соответствии с его подготовкой и образованием" имеет меньший вес, а принцип
„каждому в соответствии с его вкладом" — больший вес. Конечно, концепция справедливости требует, чтобы
при изменении социальных условий также менялся бы и соответствующий баланс предписаний. Со временем
непротиворечивое применение ее принципов постепенно видоизменяет социальную структуру, так что
рыночные силы также претерпевают сдвиг, устанавливая заново и вес Принципов. Нет ничего священного в
отношении существующего баланса, даже если он и верен.
Более того, очень важно помнить о подчиненном положении норм здравого смысла. Они являются частью
повседневной жизни и, следовательно, столь сильно влияют на наше мышление, что нелегко оправдать их
подчиненный статус. Ни одно из этих предписаний не может быть с достоверностью возвышено до первого
принципа. Каждое из них возникло в ответ на существенную особенность, связанную с определенными
конкретными институтами, особенность, являющуюся лишь одной из многих; да и сами институты — тоже
особого рода. Принятие одного из них в качестве первого принципа наверняка приведет к игнорированию
многих вещей, которые должны быть учтены. И если все или многие предписания рассматриваются как первые
принципы, это не добавляет систематической ясности. Предписания здравого смысла находятся не на должном
уровне общности. Для того чтобы найти подходящие первые принципы, необходимо выйти за пределы
предписаний. Нужно признать, что некоторые предписания сперва кажутся достаточно общими. Например,
пред-
271
***
писание „каждому в соответствии с его вкладом" охватывает многие случаи распределения в совершенной
конкурентной экономике. В рамках теории распределения с минимально эффективной производительностью
каждый субъект производства получает доход в соответствии с тем, сколько он добавляет к произведенному
всеми (предполагая частную собственность на средства производства). В этом смысле, рабочему выплачивают
полную цену его труда, не больше и не меньше. На первый взгляд это кажется нам честным. Это соотносится с
традиционной идеей естественного права собственности на плоды своего труда. Следовательно, некоторым
авторам предписание вклада казалось столь же удовлетворительным, как принцип справедливости33.
Легко, однако, убедиться, что это не так. Минимальная эффективность продукта труда зависит от спроса и
предложения. То, что индивид вносит посредством своего труда, варьируется вместе со спросом фирм на его
навыки, а это, в свою очередь, варьируется со спросом на продукцию фирм. На вклад индивида также влияет то,
сколько еще индивидов предлагают сходные таланты. Таким образом, отсутствует предпосылка, что следование
принципу вклада ведет к! справедливому исходу, если только глубинные рыночные силы и доступность
возможностей, которые они отражают, регулируются соответствующим образом. А это подразумевает, как мы
видели, то, что базисная структура в целом справедлива. Таким образом, нет способа приписать должный вес
предписаниям справедливости, за исключением введения окружающих механизмов, требуемых принципами
156
справедливости. Некоторые институты действительно придают особую значимость определенным
предписаниям, так же как, например, рыночная экономика делает акцент на принципе вклада. Но из
наблюдения за использованием отдельного изолированного предписания нельзя вывести заключение о
справедливости окончательного распределения. Комплексное взвешивание многих предписаний производится
всей системой. Таким образом, принцип потребности оставляется ветви социальных выплат; он вовсе не служит
предписанием заработной платы. Для оценки справедливости долевого распределения мы должны учесть всю
работу сопутствующих механизмов, пропорцию дохода и богатства, исходящую из каждой ветви34.
По поводу предыдущего изложения предписаний здравого смысла и идеи чистой процедурной справедливости
можно возразить, что совершенная конкурентная экономика никогда не может быть реализована. В факторы
производства на самом деле никогда не включаются минимально эффективные продукты, и в современных
условиях производства промышленность попадает в .подчинение немногих больших фирм. Конкуренция в
лучшем случае несовершенна, и люди получают гораздо меньше, чем стоит их вклад, и в этом смысле их
эксплуатируют35. Ответом на это возражение, во-первых, будет то, что, в любом случае, концепция должным
образом регулируемой конкурентной экономики с соответствующими сопутствующими институтами является
идеальной схемой, которая показывает, как могли бы быть реализованы два принципа справедливости. Она
служит для иллю-
272
***
страции содержания этих принципов и выявляет один способ, которым как экономика частной собственности,
так и социалистический режим могут удовлетворить эту концепцию справедливости. Признавая, что
существующие условия никогда не дотягивают до идеальных предпосылок, мы имеем некоторое представление
о том, что справедливо. Более того, мы находимся в лучшем положении, чтобы оценить, насколько серьезны
существующие несовершенства, и решить, каков лучший способ приближения к идеалу.
Второй пункт заключается в следующем. Смысл, в котором люди эксплуатируются рыночными
несовершенствами, весьма особенный, а именно — при этом нарушается предписание вклада, и это происходит
потому, что система цен теряет свою эффективность. Но как мы только что видели, это предписание всего лишь
одна из многих вторичных норм, и что действительно имеет значение, так это функционирование всей системы
и то, компенсируются ли эти дефекты где-либо в другом месте. Более того, так как не выполняется, по
существу, принцип эффективности, то можно также сказать, что эксплуатируется все сообщество. Но на самом
деле понятие эксплуатации здесь неуместно. Оно подразумевает глубинную несправедливость сопутствующей
системы и почти не имеет отношения к проявлениям неэффективности рынка36.
Наконец, ввиду подчиненного положения принципа эффективности в справедливости как честности,
неизбежные отклонения от рыночного совершенства не причиняют особого беспокойства. Важнее то, что
конкурентная система предоставляет сферу действия принципу свободной ассоциации и свободного выбора
занятий на фоне честного равенства возможностей, а также то, что она позволяет решениям потребителей
регулировать производство товаров для личных нужд. Основным предварительным условием является
совместимость экономического устройства с институтами свободы и свободной ассоциацией. Таким образом,
если рынки достаточно конкурентны и открыты, понятие чистой процедурной справедливости становится
осуществимым. Оно кажется более практичным, чем другие традиционные идеалы, будучи явно
предназначенным для координации множества возможных критериев в одну согласованную и работоспособную
концепцию.
48. ЗАКОННЫЕ ОЖИДАНИЯ И МОРАЛЬНЫЕ ЗАСЛУГИ
Здравый смысл склонен предполагать, что доход, богатство и вообще хорошие вещи в жизни должны
распределяться в соответствии с моральными заслугами. Справедливость — это счастье в соответствии с
добродетелью. Хотя и признается, что этот идеал никогда не может быть полностью реализован, это
подходящая концепция справедливости, по крайней мере, в качестве prima facie принципа, и общество должно
пытаться его реализовать, как только это позволят обстоятельства37. Справедливость как честность отвергает
эту концепцию. Такой принцип не был бы выбран в исходном положении. Не вполне
273
***
ясно, как можно определить требуемый критерий в этой ситуации. Более того, идея распределения в
соответствии с добродетелью не делает различия между моральными заслугами и законными ожиданиями. Так,
индивиды и группы, принимая участие в справедливой организации, выдвигают притязания друг к другу,
которые определяются публично признанными правилами. По совершению различных вещей, поощряемых
существующей организацией, они приобретают определенные права, и справедливое долевое распределение
удовлетворяет эти притязания. Справедливая схема, таким образом, отвечает тому, на что люди имеют право;
она удовлетворяет их законные ожидания, базирующиеся на социальных институтах. Но то, на что они имеют
157
право, не пропорционально их подлинной ценности и не зависит от нее. Принципы справедливости, которые
регулируют базисную структуру и определяют обязанности и обязательства индивидов, не упоминают о
моральных заслугах, а долевое распределение не соответствует им.
Это заключение подтверждается предыдущим описанием предписаний здравого смысла и их роли в чисто
процедурной справедливости (§ 47). Например, при определении заработной платы конкурентная экономика
придает вес предписанию вклада. Но, как мы уже видели, мера вклада (которая оценивается его минимально
эффективной продуктивностью) зависит от спроса и предложения. Конечно, моральная ценность личности не
варьируется в зависимости от того, сколько людей предлагают аналогичные навыки или пожелали иметь то, что
она может произвести. Никто не предполагает, что когда спрос на чьи-то способности уменьшается, или эти
способности ослабевают (как это случается с певцами), моральное достоинство индивида претерпевает
аналогичный сдвиг. Все это совершенно очевидно, и все с этим давно согласны38. Это просто отражает уже
ранее отмеченный факт (§ 17), что одна из опорных точек наших моральных суждений — это то, что никто не
заслуживает своего места в распределении природных задатков больше, чем он заслуживает своего исходного
стартового места в обществе.
Более того, ни один из принципов справедливости не нацелен на вознаграждение добродетели.
Вознаграждения, завоеванные, например, редкими природными талантами, должны покрывать затраты на
подготовку и поощрять усилия, направленные на обучение, а также направлять способности туда, где они
наилучшим образом содействуют общему интересу. Результирующее долевое распределение не коррелирует с
моральной значимостью, так как изначальное наделение природными задатками и случайности их развития и
культивирования в раннем возрасте с моральной точки зрения произвольны. Предписание, которое интуитивно
наиболее близко вознаграждению моральной ценности, — это распределение в соответствии с усилиями, или,
может быть, лучше сказать, добросовестными усилиями39. И вновь становится ясно, что усилия, которые готов
предпринять человек, зависят от его природных способностей и умения и от открытых для него альтернатив.
Более талантливые, скорее, (при прочих равных
274
***
условиях) будут предпринимать добросовестные усилия, и, как кажется, невозможно не принять в расчет их
удачу. Но идея вознаграждения заслуг неосуществима. И безусловно, чем больше упор на предписание
потребностей, тем сильнее игнорируется моральная ценность. Базисная структура также не балансирует
предписаний справедливости для достижения требуемого соответствия косвенными методами. Она
регулируется двумя принципами справедливости, которые полностью определяют другие цели.
К тому же самому заключению можно прийти другим путем. В предыдущих замечаниях не было дано
объяснения понятию моральной ценности, отличному от притязаний личности, основывающихся на его
законных ожиданиях. Предположим, таким образом, что мы определяем это понятие и показываем, что оно не
коррелирует с долевым распределением. Нам нужно лишь рассмотреть вполне упорядоченное общество, т. е.
общество, в котором институты справедливы, и этот факт публично признается. Его члены, кроме того, имеют
сильное чувство справедливости, эффективное желание подчиняться существующим правилам и предоставлять
друг другу то, на что они имеют право. В этом случае мы можем предположить, что каждый имеет равную
моральную ценность. Мы теперь определили это понятие в терминах чувства справедливости, желания вести
себя в соответствии с принципами, которые были бы выбраны в исходном положении (§ 72). Но очевидно то,
что понятая таким образом равная моральная ценность личностей не влечет равенства долевого распределения.
Каждый должен получать то, на что в соответствии с правилами справедливости он имеет право, а они не
требуют такого равенства.
Существенно то, что понятие моральной ценности не дает нам какого-либо первого принципа
распределительной справедливости. Причина в том, что оно может быть введено только после того, как были
признаны принципы справедливости и естественных обязанностей. Как только у нас в распоряжении есть
первые принципы, моральная ценность может быть определена как обладание чувством справедливости; и, как
будет видно позднее (§ 66), добродетели можно охарактеризовать как желания или тенденции действовать на
основе соответствующих принципов. Таким образом, понятие моральной ценности вторично по отношению к
понятиям правильности и справедливости и не играет роли в содержательном определении долевого
распределения. Этот случай аналогичен отношению между содержательными правилами собственности и
законом о грабежах и кражах. Эти преступления и негативные явления, которые они влекут, предполагают
институт собственности, которая устанавливается для первичных и независимых социальных целей. Ведь
организация самим обществом поощрения моральных заслуг в качестве первого принципа была бы аналогична
введению собственности с целью наказания воров. Критерий „каждому в соответствии с его добродетелью" не
был бы, следовательно, выбран в исходном положении. Поскольку стороны желают продвигать свои концепции
блага, у них нет причин организо-
158
275
***
вывать свои институты так, чтобы долевое распределение определялось посредством моральных заслуг, даже
если бы они и могли предварительно найти стандарт для их определения.
Во вполне упорядоченном обществе индивиды обретают притязания на долю своего общественного продукта
путем выполнения определенных вещей, которые поощряются существующей организацией. Возникающие
законные ожидания являются, так сказать, обратной стороной принципа честности и естественной обязанности
справедливости. Ведь точно так же, как человек имеет обязанность поддерживать справедливые устройства и
обязательство выполнять свою роль, когда он согласился со своим положением в них, так и человек который
подчинился системе и внес свой вклад, теперь имеет праве на соответствующее отношение к себе остальных.
Они обязаны выполнять его законные ожидания. Таким образом, когда существует справедливое
экономическое устройство, притязания индивидов должным образом разрешаются через правила и предписания
(с из соответствующими весами), которые в нем считаются существенными Как мы уже видели, неверно
утверждать, что справедливое долевое распределение вознаграждает индивидов в соответствии с их моральной
ценностью. Но мы можем сказать, в традиционном стиле, что справедливая система отдает должное каждому
человеку: т. е. она выделяет каждому то, на что он имеет право в соответствии с определением самой системы.
Принципы справедливости для институтов и индивидов устанавливают, что это действие является честным.
Теперь необходимо отметить, что хотя притязания человека регулируются существующими правилами, мы все
равно можем провести различие между правом на обладание чем-то и тем, что мы заслуживаем это в
привычном, хотя и не моральном смысле40. Вот иллюстрация: после игры часто жалуются, что проигравшая
сторона заслуживала победы. Здесь не имеется в виду, что у победителей нет права претендовать на победу или
на любые положенные победителю трофеи. Вместо этого имеется в виду, что проигравшая команда в большей
степени проявила навыки и качества, которые требуются в этой игре и использование которых и делает спорт
привлекательным. Следовательно, проигравшие действительно заслуживали победы, но проиграли в результате
невезения или каких-то других случайностей, которые привели к неудаче. Аналогичным образом, даже лучшее
экономическое устройство не всегда приводит к наиболее предпочтительным результатам. Притязания, которые
в действительности приобретают индивиды, неизбежно в большей или меньшей степени отклоняются от тех,
которые системе предназначено дозволять. Некоторые индивиды, находящиеся в привилегированном
положении, например, могут не обладать в большей степени, чем другие, желаемыми качествами и
способностями. Все это достаточно очевидно. Здесь это важно потому, что хотя мы действительно можем
различить притязания, выполнения которых от нас требует существующая организация (с учетом того, что
сделали индивиды и как сложились дела), и притязания, которые появились бы в более идеальных условиях, это
не значит, что долевое распределение должно
276
***
согласовываться с моральной ценностью. Даже когда все происходит наилучшим образом, по-прежнему
отсутствует тенденция к совпадению распределения и добродетели.
Без сомнения, некоторые по-прежнему могут утверждать, что долевое распределение должно соответствовать
моральной ценности, по крайней мере, в той степени, в которой это достижимо. Они могут полагать, что в том
случае, если наиболее обеспеченные не будут обладать более высокими моральными качествами, обладание
большими преимуществами явится оскорблением нашего чувства справедливости. Это мнение может
возникнуть в результате рассмотрения распределительной справедливости в качестве противоположности
карательной (retributive) справедливости. Верно, что во вполне упорядоченном обществе тот, кто подвергается
наказаниям за нарушение справедливых законов, обычно совершает что-то плохое. Это потому, что цель
уголовного закона — поддерживать основные естественные обязанности, которые запрещают нам наносить
вред жизни и здоровью других или лишать их свободы и собственности; наказания должны служить этой цели.
Они представляют не просто систему испытаний и тягот, предназначенных для придания ценности
определенным видам поведения, но и регулирования поведения людей во имя взаимной выгоды. Было бы
гораздо лучше, если бы действия, запрещаемые в уголовном кодексе, никогда не совершались41. Таким
образом, приверженность к таким поступкам свидетельствует о плохом характере, и в справедливом обществе
юридические наказания будут выпадать лишь на долю тех, кто демонстрирует такие черты.
Ясно, что распределение экономических и социальных преимуществ имеет совершенно отличный характер. Эти
устройства не являются, так сказать, обращением уголовного права, потому что точно так же как один
наказывает за определенные нарушения, второй вознаграждает моральное достоинство42. Функция неравного
долевого распределения заключается в том, чтобы покрывать расходы на подготовку и образование, привлекать
индивидов в фирмы и ассоциации, которые в них больше всего нуждаются с социальной точки зрения и т. д.
Предполагая, что все принимают уместность мотивации личного или группового интереса, должным образом
159
регулируемой чувством справедливости, каждый решает совершать такие действия, которые лучше всего
согласуются с его целями. Вариации в заработной плате, доходе и должностных привилегиях должны просто
влиять на эти выборы так, чтобы конечный результат согласовывался с эффективностью и справедливостью. Во
вполне упорядоченном обществе не должно быть необходимости в законах о наказании, за исключением тех
случаев, когда проблема гарантий не сделает его необходимым. Вопрос криминальной справедливости
принадлежит большей частью теории частичного согласия, в то время как описание долевого распределения
принадлежит теории строгого согласия и соображениям идеальной схемы. Взгляд на распределительную и
карательную справедливости как на противоположности совершенно ошибочен и ведет к другому оправданию
долевого распределения, чем то, которое оно на самом деле имеет.
277
***
49. СРАВНЕНИЕ СО СМЕШАННЫМИ КОНЦЕПЦИЯМИ
Хотя я часто сравнивал принципы справедливости с утилитаризмом, я пока ничего не сказал о смешанных
концепциях. Вспомним, что они определяются путем подстановки стандарта полезности и других критериев
вместо второго принципа справедливости (§ 21). Теперь я должен рассмотреть эти альтернативы, особенно в
связи с тем, что многие люди могут посчитать их более разумным, чем принципы справедливости, которые, по
крайней мере на первый взгляд, налагают довольно жесткие требования. Но необходимо сразу же подчеркнуть,
что все смешанные концепции принимают первый принцип и, следовательно, признают приоритетное место
равных свобод. Ни одна из этих точек зрения не является утилитаристской, так как даже если принцип
полезности заменяется вторым принципом, или какой-то его частью, скажем принципом различия, концепция
полезности по-прежнему занимает подчиненное положение. Если одной из главных целей справедливости как
честности было создание альтернативы классической доктрине утилитаризма, то эта цель достигается, даже
если в конце вместо двух принципов справедливости мы примем некоторую смешанную концепцию. Более
того, учитывая важность первого принципа, кажется, что существенные черты договорной теории в этих
альтернативах сохраняются.
Теперь из этих замечаний видно, что против смешанных концепций возражать гораздо труднее, чем против
принципа полезности. Многие авторы, которые, как кажется, придерживаются некоторого варианта
утилитаризма, даже если он расплывчато понимается как балансирование и гармонизация социальных
интересов, явно предполагают наличие фиксированной конституционной системы, которая гарантирует
основные свободы до некоторой минимальной степени. Таким образом, на самом деле они придерживаются
некоторой смешанной доктрины, и следовательно, сильные аргументы от свободы уже не могут использоваться
как раньше. Главная проблема тогда в том, что же по-прежнему можно сказать о преимуществе второго
принципа над принципом полезности, когда оба они ограничены принципом равной свободы. Нам необходимо
рассмотреть доводы, по которым отвергается стандарт полезности даже в этом случае, хотя ясно, что эти
доводы не будут в той же степени решающими, как доводы, по которым отвергаются классические доктрины и
доктрины средней полезности.
Рассмотрим вначале смешанную концепцию, которая довольно близка к принципам справедливости: a именно,
ту точку зрения, которая возникает, когда принцип средней полезности, ограниченный определенным
социальным минимумом, заменяется принципом различия, а все остальное остается без изменений. Итак,
трудность здесь та же, что и с интуитивистскими доктринами в общем: как должен выбираться и
приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам социальный минимум? Может также показаться, что тот,
кто пользуется двумя принципами справедливости, добивается баланса между максимизацией средней
полезности и сохранением должного социаль-
278
***
ного минимума. Если бы мы обратили внимание лишь на обдуманные суждения этого человека, а не на его
доводы в пользу этих суждений, его оценки могли бы быть неотличимы от суждений человека, следующего
этой смешанной концепции. Существует, как я полагаю, достаточный простор в определении уровня
социального минимума при различных обстоятельствах, которые должны привести к этому результату. Как мы
в таком случае узнаем, что человек, принимающий эту смешанную точку зрения, не опирается в
действительности на принцип различия? Конечно, он не прибегает к нему сознательно, и, в самом деле, он
может даже отвергнуть предположение о том, что поступает именно так. Но оказывается, что уровень, который
приписывается необходимому минимуму, ограничивающему принцип средней полезности, ведет точно к тем
же самым следствиям, которые получились бы, если бы он в действительности следовал этому критерию. Более
того, он не в состоянии объяснить, почему он выбирает этот минимум именно таким образом; самое лучшее,
что он может сказать, это то, что он принимает решение, которое кажется ему наиболее разумным. Было бы
слишком сильным утверждение, что этот человек действительно использует принцип различия, так как его
160
суждения могут соответствовать какому-нибудь другому стандарту. Однако верно то, что его концепцию
справедливости еще нужно идентифицировать. Невидимая глазу свобода в определении должного минимума
оставляет вопрос открытым.
Аналогичные вещи можно сказать и о других смешанных теориях. Таким образом, можно было бы ограничить
принцип средней полезности путем установления некоторого распределительного требования, либо
самостоятельного, либо в соединении с каким-нибудь, подходяще выбранным социальным минимумом.
Например, можно было бы попытаться заменить принцип различия на критерий максимизации средней
полезности за минусом некоторой доли (или кратного) стандартного отклонения от результирующего
распределения43. Так как это отклонение минимально, когда все достигают одинаковой полезности, этот
критерий свидетельствует о большей заботе о менее удачливых, чем принцип полезности. Теперь
интуитивистские черты такой точки зрения также ясны, так как нам нужно задать вопрос — как будет
выбираться доля (или кратное) стандартного отклонения, и как этот параметр будет варьироваться вместе с
самим этим средним. И вновь, принцип различия может находиться на заднем плане. Такая разновидность
смешанной точки зрения находится на равных с другими интуитивистскими концепциями, которые направляют
нас к принятию множественности целей. Ведь здесь утверждается, что при условии сохранения определенной
нижней планки, желанными целями являются как большее среднее благосостояние, так и более равное
распределение. Наш институт недвусмысленно предпочтительнее какого-либо другого, если он лучше в каждом
из этих отношений.
Различные политические взгляды, однако, балансируют эти цели по-разному, и мы нуждаемся в критериях для
определения их относительных весов. Дело в том, что когда мы признаем цели такого рода, то мы, в общем,
согласны не очень во многом. Должно быть
279
***
признано, что достаточно детальное взвешивание целей неявно присутствует в достаточно полной концепции
справедливости. В повседневной жизни мы часто довольствуемся перечислением принципов здравого смысла и
целей наших действий, добавляя, что в определенных вопросах нам приходится балансировать их в свете
общих фактов ситуации. Хотя это и разумный практический совет, он не представляет явно выраженной
концепции справедливости. На самом деле, рекомендуется наилучшим образом пользоваться своими
суждениями, насколько это возможно, в рамках этих целей для направления действий. Только меры,
предпочтительные по обоим основаниям, будут явно более желательными. В отличие от этого, принцип
различия является относительно строгой концепцией, так как он ранжирует все комбинации целей в
соответствии с тем, насколько они улучшают перспективы наименее удачливых.
Таким образом, несмотря на тот факт, что принцип различия на первый взгляд кажется несколько специальной
концепцией, он все-таки мог бы служить критерием, который, в соединении с другими принципами
справедливости, находился бы на заднем плане и контролировал веса, выраженные в наших повседневных
суждениях, когда последние сопоставлялись бы с различными смешанными принципами. Наш привычный
способ опираться на интуицию в соответствии со стандартами более низкого порядка может скрыть из виду
существование основных принципов, которые ответственны за силу этих критериев. Конечно, вопрос о том,
эксплицируют ли эти два принципа справедливости, и в особенности принцип различия, наши суждения о
распределительной справедливости, можно решить только после выведения достаточно детальных следствий из
этих принципов и установления того, в какой степени мы готовы принять веса, к которым они ведут. Возможно,
конфликта между этими следствиями и нашими обдуманными убеждениями и не будет. Да его и не должно
быть с суждениями, которые являются опорными точками, суждениями, которые мы, как кажется, не желаем
пересматривать при любых обозримых обстоятельствах. Иначе эти два принципа не являются полностью
приемлемыми, и будет необходим частичный их пересмотр.
Но, возможно, наши повседневные взгляды не влекут ничего слишком определенного в отношении баланса
конкурирующих целей. Если это так, главный вопрос в том, можем ли мы согласиться на гораздо более строгую
спецификацию нашей концепции справедливости, которую представляют эти два принципа. При условии
сохранения некоторых опорных точек нам нужно определить лучший способ наполнения нашей концепции
справедливости и распространения ее на другие случаи. Эти два принципа справедливости могут не столько
противостоять нашим интуитивным убеждениям, сколько давать относительно конкретный принцип для
вопросов, которые здравый смысл находит непривычными и оставляет нерешенными. Таким образом, хотя
принцип различия и кажется нам поначалу странным, размышления о его следствиях, когда он
соответствующим образом ограничен, может убедить нас, что он либо согласуется с
280
***
161
нашими обдуманными суждениями, либо проецирует эти убеждения на новые ситуации некоторым
приемлемым образом.
В русле предыдущих замечаний мы можем отметить, что апелляция к общему интересу является политической
конвенцией демократического общества. Ни одна политическая партия публично не признает, что она борется
за законодательство, которое было бы невыгодно любой признанной социальной группе. Но как должна
пониматься эта конвенция? Конечно, это нечто большее, чем принцип эффективности, и мы не можем
предполагать, что правительство действует равным образом в интересах всех. Так как невозможно
максимизировать более чем одну точку зрения, вполне естественно, при наличии морали демократического
общества, выделить позицию наименее удачливых и продвигать их долговременные интересы наилучшим
образом, совместимым с равными свободами и честными возможностями. Представляется, что политика, в
справедливости которой у нас имеется наибольшая уверенность, по крайней мере, устремлена в этом
направлении, в том смысле, что этот слой общества был бы хуже обеспечен, если бы она была свернута. Эти
меры справедливы во всех отношениях, даже если не совершенно справедливы. Принцип различия можно,
следовательно, интерпретировать как достаточно разумное расширение политической конвенции демократии,
когда мы сталкиваемся с необходимостью принятия достаточно полной концепции справедливости.
Отмечая, что смешанные концепции имеют интуитивистские черты, я не имею в виду то, что этот факт является
решающим против них возражением. Как я уже замечал (§ 7), такие комбинации принципов, безусловно, имеют
огромную практическую ценность. Без сомнения, эти концепции определяют правдоподобные стандарты, путем
указания на которые может быть оценена проводимая политика, и, при наличии сопутствующих институтов,
они могут направлять нас к верным заключениям. Например, человек, принимающий смешанную концепцию
максимизации среднего благосостояния за минусом некоторой доли (или кратного) стандартного отклонения,
вероятно, предпочтет честное равенство возможностей, так как представляется, что большее количество равных
шансов для всех одновременно поднимает среднее (посредством роста эффективности) и уменьшает
неравенство. В этом примере заменитель принципа различия поддерживает другую часть второго принципа.
Более того, очевидно, что в какой-то момент мы не можем избежать опоры на наши интуитивные суждения.
Трудность со смешанными концепциями в том, что они могут обращаться за помощью к этим суждениям
слишком преждевременно и не определять ясной альтернативы принципу различия. В отсутствие процедуры
приписывания соответствующих весов (или параметров), возможно, что баланс в действительности будет
определяться принципами справедливости, если только, конечно, эти принципы не ведут к неприемлемым для
нас заключениям. Если такое случится, то может оказаться предпочтительной какая-либо смешанная
концепция, несмотря на ее апелляцию к интуиции, особенно если ее использование помогает ввести порядок и
согласие в наши обдуманные убеждения.
281
***
Еще одно соображение в пользу принципа различия — это сравнительная легкость его интерпретации и
применения. Действительно, привлекательность смешанных критериев частично заключается в том, что они
избегают довольно сильных требований к принципу различия. Нет особых сложностей в установлении того,
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги