Теплое сердце зимой

Глава 23

Пока Куин штурмовал парадную лестницу, Блэй стоял у ее основания, и смотрел, как его мужчина взбирается по ступеням. Он хотел пойти за ним, но было совершенно ясно, что его присутствие нежелательно. Его оттолкнули.

И он не знал, что делать.

Поэтому он повернулся к Лэсситеру, который все еще лежал на полу в фойе и истекал серебром. Присутствующие собрались вокруг ангела, в том числе Ви, у которого было медицинское образование, но все расступились, когда Блэй подошел к ним и опустился на корточки.

— Он не имел в виду ничего из того, что сказал, — сказал он, помогая ангелу сесть. — Правда, так и есть. Н представляю, зачем он это наговорил.

— Поможешь подняться на ноги? — спросил Лэсситер, вытирая лицо предплечьем.

Блэй застонал от веса мужчины. Словно гравитация особенным образом относилась к ангелу, его тело было тяжелее, чем предполагали даже его огромные мускулы, кости были словно вылиты из чистого золота, не меньше.

— Мне не нужна медицинская помощь, — Лэсситер покачал головой, когда Ви выступил вперед. — Немного солнечного света, и я буду в порядке.

— По крайней мере, давай тебя умоем, — вмешался Блэй. — Сюда.

Блэй взял ангела под руку и повел за лестницу. Спрятанная под ступенями уборная напоминала шкатулку с драгоценностями, с редкими каменными вставками и мерцающими хрустальными светильниками, все такое пышное и прекрасное. Кстати о каратах. Раковина была из чистого золота, равно как и филигранные краны и крошечные лампы с шелковыми абажурами ручной работы, которые больше походили на праздничные свечи для царских покоев.

Подтолкнув Лэсситера на покрытую шелком скамейку, Блэй схватил полотенце для рук с монограммой. Намочив угол, он подумал, что хорошо, что кровь Лэсситера серебряного цвета. Тонкая махровая ткань была бледно-серого оттенка.

Красная кровь все бы испортила.

— Мне очень жаль, — сказал он, наклоняясь к разбитому лицу ангела.

Лэсситер зашипел при контакте раны и ткани. Затем откашлялся.

— Тебе не за что извиняться.

— Просто он все еще… — Блэй моргнул, и перед глазами встало лицо Лукаса на снегу. — Мне очень жаль. За все.

— Как и мне.

Снова к раковине. Потекла теплая вода. Он промыл полотенце для рук.

Вернувшись к лицу ангела, Блэй на этот раз сосредоточился на брови. Когда Лэсситер выругался и отпрянул, Блэй пробормотал извинения. Казалось, сегодня — это его заглавная песня.

Примерно через десять минут большая часть серебряной крови исчезла, снова показалось классически красивое лицо Лэсситера… но не надолго. Все стало опухать, появились синяки, не черно-синие, но казалось, что-то мерцает под поверхностью кожи.

Блэй отступил назад и облокотился на стойку с раковиной, скрестив на груди руки. Сосредоточив взгляд на своих ногах, он хмурился, рассматривая мокасины от «Бэлли». На нем же были ботинки, когда они с Тором занимались елкой. Когда он успел сменить их эту такую хлипкую обувь?

Еще и отправился в них на поиски Лукаса.

— Я испортил свои туфли, — рассеянно сказал он, поднимая ногу и осматривая мокрую кожу. — Забавно, я даже не заметил холода.

На этой ноте он наклонился и снял лофер. Потом носок. То, что он увидел, его не порадовало. Пальцы ног были белого цвета, такого, который он не захочет видеть больше никогда… один в один с цветом застывшего лица Лукаса — матового, как мрамор.

Избегая видения, Блэй уставился на ногу. Будет чертовски больно, когда она отогреется, но он с нетерпением ждал физическую боль. Ее воспринимать легче, чем душевную.

— Давай, я помогу.

Лэсситер протянул руку и положил ладонь под ступню Блэя. В отличие от устрашающей энергии, что вырывалась от проклятия Вишеса, от него исходило теплое сияние, которое окутывало и оживляло: в течение следующей минуты или около того Блэй наблюдал, как цвет возвращается к его плоти, а кожа обретает теплый, здоровый оттенок.

— Дай мне вторую.

Блэй сбросил вторую туфлю, стянул носок и протянул ее влево.

— Совсем не больно. Это чудо.

— Так и задумано.

Пока магия воздействовала на вторую ногу, Блэй вдруг понял, что ангел не был одет в один из его фирменных сумасшедших нарядов. Он был во всем черном, его обычно распущенные белокурые и черные волосы были заплетены в косу и не мешали. Для мужчины, который предпочитал ходить в легинсах из спандекса а-ля Дэвид Ли Рот, сдержанность была шокирующей.

Ничто больше не будет нормальным. В этом Блэй был совершенно уверен.

— Можно вопрос? — выпалил он.

— Спрашивай что угодно.

Прошло некоторое время, прежде чем Блэй смог сформулировать вопрос.

— Чем я могу ему помочь?

Ладно, наверное, несправедливо спрашивать об этом у ангела, учитывая столь жестокое избиение. Но были ли у кого-то сегодня разумные мысли?

— Ты знаешь ответ, — произнёс Лэсситер.

— Нет, вовсе нет.

Ангел наклонился и поднял туфли. Влажность пропала, как только он прикоснулся к ним, отступая от кончиков и переместившись к пяткам. К сожалению, на тонкой коже остались пятна, от которых теперь было невозможно избавиться.

— Да, — сказал Лэсситер, — Ты знаешь, что делать.

После того, как туфли перешли из рук в руки, ангел ушел, и он казался невероятно одиноким, несмотря на свою силу и влияние. Или возможно… благодаря им.

Блэй же, напротив, остался на месте, глядя на то, что было у него на ногах. Над головой включилось отопление, теплый сухой воздух гладил его по волосам.

— Я не могу оставаться здесь всю ночь, — сказал он вслух.

Учитывая все обстоятельства, первым делом, нужно было снова обуться. Однако его носки оставались влажными, поскольку Лэсситер не обратил на них внимания, поэтому Блэй скомкал их и сжал в руке. Затем он сунул ноги в обувь — теперь лоферы сидели плотнее.

В фойе он обнаружил, что все разбежались от случившейся драмы. Повернувшись к парадной лестнице, Блэй представил, что мог сейчас делать Куин наверху. Он знал, где сейчас парень. Он с близнецами…

Блэй нахмурился и оглядел подножие лестницы.

Спустя долю секунды он рванул с места.

Ангел был прав. Он знал, что ему нужно сделать.

***

Куин нашел то, что искал, в игровой. Когда он распахнул дверь, Лейла подняла взгляд с пола, где она сидела с детьми, и застыла, когда их взгляды встретились.

— О, Куин.

Она дернулась, словно порываясь встать и обнять его, но когда он резко отступил, она опустила глаза и наклонила голову.

— Я в порядке, — услышал он свой голос, помахав рукой Лирик, которая расплылась в лучезарной улыбке, а затем и Рэмпу, трясущему погремушкой в его сторону. — Я просто хочу побыть с ними недолго, хорошо? Только я и они.

Лейла кивнула и неловко поднялась на ноги.

— Конечно. Я… ох, сообщение пришло. От Тора, так что… Я соболезную…

— Все нормально.

Она отпрянула… а затем попыталась скрыть свою реакцию. Но он не мог ничем ей помочь. Он даже с собой ничего не мог поделать… это его «нормально» было всего лишь дверью, что отгораживала его от ее сочувствия, ее беспокойства, бремени той боли, которую Лейла чувствовала, столкнувшись с трагедией, которая в действительности затронула только его.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать? — спросила она.

— Просто дай мне немного времени с ними.

Избранная подтянула джинсы повыше на бедра. Затем откинула свои светлые волосы назад, пока ее взгляд блуждал по игровой комнате… и Куин был благодарен, что она держала свои мысли при себе. Он не хотел показаться грубым, но он был зол… и, как раненое животное, опасно нестабилен.

— Дай мне знать, когда я снова понадоблюсь, — сказала она. Затем качнула головой. — Собственно, я собиралась их накормить минут через сорок пять. Если только ты сам не захочешь это сделать?

— Хорошо. В смысле, сорок пять минут, просто отлично. Как надо.

— Хорошо.

Повисла пауза, а затем Лейла подошла к двери. Пока она не решалась ее открыть, он прокашлялся.

— Я не стану совершать необдуманных поступков, — хрипло сказал он. — Не бойся. На сегодня с меня хватит мертвых родственников.

Она закрыла глаза.

— О, Куин. Мне так жаль…

— Забудь, — он потер глаза не потому, что нервничал, а потому, что не мог перестать видеть лицо брата. — Я всю жизнь это делаю. Смотрю на мертвых родственников всю свою чертову жизнь.

Лейла глубоко вздохнула.

— Я хочу, чтобы ты кое-что знал…

— Просто вернись через сорок пять минут…

— Я водила их к нему в ночь перед бурей.

Куин моргнул.

— Что? Подожди, что ты сказала?

— Лирик и Рэмпа. Два дня назад я водила их к Лукасу. — Ее глаза наполнились слезами. — Мы навещали его время от времени. Ты понимаешь, о чем я… Я просто… ему так нравилось на них смотреть. Они сидели на его кровати, и Лукас играл с ними, он улыбался им. Казалось, они делали его счастливым.

Рэмп бросил погремушку, перевернулся на живот и быстро пополз по полу, изо всех сил стремясь к большому красному надувному мячу в углу. У этого парня была грация тяжелого танка, скорость мотивированной черепахи и сосредоточенность шахматиста, который вот-вот должен вылететь из турнира.

— Спасибо, — мягко сказал Куин. — Я рад, что он увидел их перед смертью.

— Я буду скучать по Лукасу. Он был очень чуткой душой. Мы говорили о книгах и…

Куин поднял руку.

— Мне очень жаль, Лейла. Я не хочу показаться грубым. Но я не могу о нем говорить. Я вообще сейчас словно не на этой планете. И просто пытаюсь обрести землю под ногами. — Он переступил с ноги на ногу в своих мокрых кроссовках. — Потому что я ее не чувствую, а разговоры о моем брате только усугубляют это ощущение.

— Хорошо. Просто знай, здесь в доме много тех, с кем ты можешь поговорить.

Дверь за ней захлопнулась, и Куин посмотрел в прекрасные светло-зеленые глаза Лирик… и молился о том, чтобы его брат попал в Забвенье. И, конечно же, даже если слухи о самоубийцах были правдивы, для Лукаса наверняка сделали исключение за все, что он выстрадал.

Ведь так?

Лирик протянула руки, и теперь настала очередь Куина подхватывать на руки — что он и сделал, подняв свою дочь, прижимая к самому сердцу. В ответ она издала песню из воркования и лепета. Обычно она была тихим ребенком, но в таких ситуациях, когда они оставались вдвоем, и ее брат отвлекался на очередную важную миссию, малышка раскрывалась с другой стороны. Как будто она терпеливо ждала своей очереди, и поэтому у нее всегда оставались невысказанные эмоции и мнения.

Тем временем на сине-желтом мягком полу Рэмп вскочил на ноги и стал наносить удары по мячу. Оба близнеца все еще немного пошатывались при ходьбе, но скоординированная активность улучшила умение Рэмпа держать равновесие.

И он нашел свой ритм.

Куин представил их пятилетними. А вот им десять. Пятнадцать и двадцать. Пятьдесят и сто… вся жизнь впереди, их ждут приключения, любовь, жизненные сложности и радости.

— О, Лукас, — прошептал он. — Почему ты не мог остаться ради них..?

Но даже сейчас он понимал, каким эгоистом он был. В конце концов, близнецы были его детьми, а не его брата…

Дверь в игровую открылась… и он старался не смотреть на того, кто вошел.

Но увидев Лейлу, Куин раздраженно закрыл глаза.

— Ты же сказала, что у меня есть сорок пять минут.

Голос Лейлы звучал очень мягко.

— Ты пробыл здесь полтора часа.

Куин распахнул глаза и нахмурился.

Где-то в последние, ну, по-видимому, девяносто минут он сидел, прислонившись к стене. Лирик лежала лицом вверх у него на коленях, растянувшись поперек, свесив ножки с одной стороны, а спиной опираясь на другую. А Рэмп, тем временем, вернулся после своих упражнений с красным мячом и устроился в изгибе руки Куина.

Они оба крепко спали.

Тяжело сглотнув, он наблюдал, как их грудные клетки поднимаются и опускаются, слышал их нежное дыхание через приоткрытые рты, ощущал на себе их тепло.

— Я хотел бы помочь с их кормлением, — сказал он хрипло. — А потом… кажется, сейчас наша с Блэем очередь их купать.

Когда ответа не последовало, он оторвал взгляд от своих детей, и увидел, что Лейла стоит в дверном проеме, прикрыв рукой рот, а по ее щеке катится слеза. Позади нее возвышался Кор, большой, как гора, безмолвный, как небеса. Рука мужчины нежно и заботливо лежала на плече его шеллан. Его глаза были сухими, но печаль делала их непроглядно черными.

— Да, — сказала Лейла. — Думаю, ваша очередь.

Куин посмотрел вниз.

— Они выглядят такими расслабленными.

Голос Кора прозвучал глубоко и серьезно.

— Это потому, что они знают, что со своим отцом они в безопасности.