Территория пунктира

Глава 12

Предместья Вавилона кипели жизнью. Дороги оживали, люди возвращались в свои дома. Несколько раз я замечал патрули городской стражи. Они останавливали всех, кто был при оружии. Одного земледельца с топором прижали к стене и допросили. Сократ слушал и переводил:

— Они говорят, нельзя носить оружие… Почему?.. Приказ царя… Ищут… Тихо говорят, непонятно…

— Наших они ищут. Чего непонятно?

Сократ кивнул.

— Да, он говорит, греков. Господин, вы тогда, если к вам обратятся, притворитесь глухим, и мычите, как корова.

— Может мне ещё блеять, как баран? — огрызнулся я.

Но совет был дельный. С моим знанием аккадского судьбу лучше не испытывать.

На ближайшем рынке я продал всё снаряжение, кроме фалькаты, и купил себе и Сократу персидскую одежду. Торговец, воспользовавшись случаем, взвинтил цены, но деваться некуда, пришлось заплатить, зато в широких плотных шароварах и долгополых кафтанах мы стали походить на богомольцев из Элама, пришедших помолиться в храме Мардука. Торговец что-то пробалаболил, указывая на меня пальцем, и Сократ перевёл:

— Он говорит, господин мой, что вы всё равно похожи на грека. Он говорит, надо надеть колпак, тогда никто не скажет, что вы грек.

Торговец протянул мне нечто похожее на фригийскую шапку с длинными отворотами, которые можно было обмотать вокруг лица.

— Сколько он хочет за него?

— Два шиглу. Он говорит, это хороший головной убор, такие носят бывшие солдаты.

Дорого, но я всё-таки велел Сократу заплатить. Тот бросил на прилавок две серебряные монеты, и торговец, радостно оскалившись ловко накрыл их ладонью.

Я натянул колпак на голову, отошёл к колоде с водой, из которой поили скот, и глянул на отражение. Ничем не примечательный житель персидской империи. Сойдёт. Фалькату я повесил на пояс под подол кафтана. Чтобы вытащить её, придётся сначала развязать кушак, а это время. Но чем-то приходится жертвовать.

С рынка мы прошли к нашему бывшему лагерю. Ещё издалека я увидел, как рабы крючьями стаскивают ближе к дороге голые тела гоплитов. Там их бросали на повозки и вдоль Внешней стены увозили в сторону ворот Забабы. Сократ пояснил, что та дорога ведёт к скотьему кладбищу. Значит, вот как они решил похоронить моих людей. Как скот.

Я хотел подойти ближе, но Сократ крепко взял меня за локоть и повёл дальше.

— Не надо останавливаться, господин. Видите воинов в пёстрых кафтанах? Это наёмники-арамеи. Они служат царю.

Несколько человек стояли возле вала. Один подошёл к дороге и всматривался в лица людей. Его взгляд замер на Сократе, метнулся ко мне, перешёл на мужчину впереди и снова вернулся ко мне.

— Эй, аншу! — крикнул он.

Сократ шепнул:

— Господин, поклонитесь. Не навлекайте на нас беду.

Я замер в полупоклоне, а Сократ заговорил с нотками заискивания в голосе. Слов я, разумеется, не понимал, но звучало всё так, как будто мы были в чём-то виноваты и обещали исправиться. Арамей усмехнулся, подошёл ко мне. Если он сорвёт с меня колпак, придётся действовать быстро. Фалькату я не успею достать, да и не к чему это. У него на поясе нож. Одним движением выдёргиваю его из ножен — и в горло под подбородок. Лезвие длинное, как раз дотянется до мозга. В агеле этому учили. Потом подхватить тело, усадить на обочине и быстро уходить. Пока остальные разберутся, с чего вдруг их товарищ решил посидеть в пыли, мы успеем дойти до первых домов и свернуть в проулок. А там пускай ищут…

Сократ продолжал говорить. Арамей косился поочерёдно то на меня, то на него, кивал, а потом как будто забыл, что хотел сделать, резко отшатнулся и попятился.

Сократ дёрнул меня за рукав и потащил за собой по дороге.

— Чего ты ему наговорил?

— Сказал, что вы больны проказой.

Хорошая отмазка. Надо запомнить на будущее.

— А что значит «аншу»?

— Осёл.

Я обернулся. Арамей всё ещё смотрел мне вслед и лёгкими движениями пальцев стряхивал с себя невидимую заразу. Надо бы вернуться к нему и обнять покрепче, чтобы в следующий раз думал, кого ослом называть, но Сократ зашептал:

— Господин, идёмте скорее. Как только сядет солнце, городские ворота закроют, и нам придётся ночевать на улице.

Улица меня не пугала, но я должен как можно быстрее попасть в город и найти Николет. Если повезёт — а я надеюсь, что повезёт — мы найдём её, освободим и догоним Ксенофонта. Первый раунд я проиграл, с Вавилоном ничего не получилось, но это не значит, что желание изменить историю у меня пропало, наоборот, оно стало сильнее. Можно собрать новую армию и начать новую компанию. Ксенофонт сказал, что будет ждать меня в Дамаске или в Пальмире. И тот, и другой город подходит под то, чтобы стать базой для дальнейшей экспансии на Древний мир. Погоди Месопотамия, мы ещё повоюем. И не только с тобой.

Главное, начальный капитал. Как выразился однажды Цицерон: деньги — нерв войны. Одной тысячи гоплитов вполне достаточно, чтобы прибрать к рукам власть в одном не очень большом городе, а полученный доход направить для найма следующей тысячи гоплитов. И так город за городом, тысяча за тысячей…

Мы подошли к воротам Мардука. Широкий людской поток к концу дня оскудел и превратился в ручеёк. Косые лучи закатного солнца били в глаза, и я не сразу заметил вдоль по обочине ряд кольев с насаженными головами. Мухи кружились вокруг них, жужжали и сосали засохшую кровь.

Сократ вздрогнул и прибавил шаг, а я присмотрелся.

Это были головы стратегов. Менон, Проксен, Феопомп. Последней в ряду скалилась голова Хирософа. У старика был выбит глаз и рассечена нижняя челюсть. Персы то ли в насмешку, то ли из каких-то иных побуждений примотали челюстной осколок с одним сохранившимся зубом к волосам, и он покачивался на ветру, словно маятник.

Пальцы сами собой сложились в щепоть, рука потянулась ко лбу, к правому плечу, к левому… Менона не было жаль, плевал я на него, а вот Хирософ, да и Проксен — умный же мужик, к известному философу учиться ходил. Присоединись он ко мне, и всё бы сложилось по-другому. А теперь его лицо походило на скрюченную личину с отвисшей челюстью и высунутым языком. Местная детвора приспособилась бросать в разинутый рот мелкие камешки, и каждое удачное попадание вызывало у них восторг. Я хотел прогнать мелких поганцев, но Сократ одёрнул меня.

Слишком часто он стал меня одёргивать — осмелел, расправил плечи. Раньше был какой-то суетливый, а теперь сосредоточился, напрягся и взялся поучать меня. С высоты своего возраста он, конечно, имел на это право, но всё-таки он раб, а я господин…

Сократ провёл меня широкой улицей в центр Старого города, попутно объясняя: вот это квартал Куллаб, вот это квартал Суза. Я видел лишь глухие глиняные стены трёх-четырёх этажных строений и узкие проходы переулков, убегающих куда-то вглубь. Вдоль стен стояли лавки торговцев фруктами, лепёшками, всевозможной мелочью. Под выступающими до середины улицы навесами сидели мужчины, обсуждали дела, фиксировали сделки на глиняных табличках. Нам всё время приходилось маневрировать, чтобы не споткнуться об очередную группу таких сидельцев.

По улице неспешно ходили и зазывали прохожих протяжными возгласами разносчики сладостей и воды. Я сразу захотел пить. Разносчик как будто почувствовал моё желание, подскочил, затряс бурдюком с глиняной горловиной, ловким движением вытащил чашку из сумы на поясе. Сократ замахал на него руками:

— Алаку! Прочь! Прочь!

Разносчик зашипел, начал спорить, но Сократ свёл брови и заговорил грозно, словно выплёвывая слова. С арамеем он себе такого тона не позволил. Разносчик вжал голову в плечи и отступил.

Через полсотни шагов Сократ свернул налево в проулок. Пахнуло гнилью, под ногами зашуршал мусор. Тявкнула собака. Проход сузился, со встречными прохожими пришлось расходиться, затираясь плечами. От бесконечности поворотов закружилась голова, в груди потихоньку нарастала паника, однако Сократ уверенно вёл меня дальше. Для человека давно покинувшего свой дом, он слишком хорошо разбирался хитросплетениях местных улиц.

Наконец мы зашли в тёмный тупичок, прикрытый от солнца навесом из пальмовых листьев, и остановились перед дверью, на которой сохранились следы красной краски. Сократ взялся за ручку, потянул на себя. Дверь со скрипом открылась.

Сократ повернулся ко мне.

— Господин, подождите немного здесь. Я вас позову.

Он шагнул внутрь. Я нагнулся ближе к дверному проёму, прислушался. Раздался лёгкий вскрик, потом женский голос залепетал что-то несвязное. Заговорил Сократ: так же уверенно, как с разносчиком. Женщина снова вскрикнула — и зависла тишина. В течение нескольких минут не было слышно даже вздохов, а потом в проёме появился Сократ.

— Господин мой, теперь вы можете войти.

Дом когда-то был богатым. На стенах сохранились цветные росписи, полы покрывали истёртые циновки. В покоях, по большей части пустых, сохранилась мебель. Внутри находился дворик с высохшим бассейном по типу римского имплювия, вокруг росли розовые кусты. Здесь же стояла каменная скамья, на которой сейчас сидела средних лет женщина.

— Куда ты привёл меня?

— Когда-то я жил здесь, господин, — Сократ страдальчески вздохнул. — Женщина, которую вы видите, дочь моего дяди, у неё есть сын, и это всё, что осталось от моей семьи. Я рассказывал вам, что…

— Да, помню.

— Мы будем жить здесь, пока я не узнаю, где находится Николет.

Каждое утро Сократ уходил в город и возвращался в темноте. А я ждал.

Время проходило впустую, бездеятельность убивала, мысли о Николет выворачивали душу наизнанку. Как она? Что с ней? Я стал нервным, раздражительным, почти не спал, не ел, но при этом не чувствовал упадка сил. Копившаяся внутри энергия требовала выхода. Я вынимал фалькату и часами упражнялся в рубке. Крутился вокруг бассейна, нападал на воображаемого противника, уходил в защиту. Мальчишка, сын хозяйки, следил за мной, притаившись в сумерках коридора. Он походил на затаившегося волчонка. Я поманил его и показал несколько приёмов. Он оказался смышлёным и въедливым до учёбы. Используя хворостину вместо меча, он повторял за мной все движения, и теперь мы вдвоём мотали круги вокруг бассейна и дрались с несуществующей армией врагов. Потом мы садились на скамью, мальчишка начинал рассказывать что-то взахлёб, наверное, свои впечатления, а я слушал, делая вид, что понимаю, о чём он говорит.

Однажды Сократ привёл перса. Мы с пацанёнком только вышли после завтрака к бассейну, и я жестами объяснял ему, как нужно поворачивать корпус при ударе фалькатой сверху вниз. Движение у мальчишки не получалось, он бил себя хворостиной по ногам, шипел от боли, но советам моим не внимал. Когда я уже терял терпение, во дворик вбежала хозяйка и залепетала, кивая в сторону коридора. В её голосе звучал испуг, и я почему-то подумал, что наёмники Артаксеркса отыскали меня. Что ж, когда-то это должно было случиться. Я взял фалькату, встал между бассейном и стеной дворика. Легко я им не дамся.

Однако вместо наёмников появился Сократ, а за ним следом перс. Тот выглядел пришибленным. Тощий, долговязый. Маленькие глазки испуганно перебегали с меня на Сократа, на мальчишку, на хозяйку и обратно.

— Кто это?

— Вы не узнали, господин? Это Дарьюш.

Имя знакомое. Кажется, так звали торговца из греческого лагеря, у которого Сократ покупал продукты. Я никогда его не видел, да и Андроник, похоже, не видел, во всяком случае, память на появление Дарьюша никак не отреагировала.

— Зачем ты его привёл?

— Он знает, где Николет.

А это уже интересней. Я подошёл ближе, закинул фалькату на плечо. Перс покосился на неё и заговорил негромко:

— Я всё расскажу. Всё, что знаю. Только…

Он ещё и по-гречески разумеет. Хорошо.

— Где она?

— Господин, — рожа его скривилась, — я не знаю, где она. Я встретил её в тот день, когда царь вошёл в город. Вечером я возвращался с рынка в Куллабе. У меня там прилавок в углу у храма Нинмах. Приторговываю по мелочи, в основном…

— Без подробностей.

— Конечно, господин, простите. Так вот, её вела городская стража. Они шли по дороге Процессий в сторону ворот Иштар, а потом свернули во Внутренний город. Клянусь вам, больше мне ничего не известно. С ними был господин Шамаш-эрибу-укин и та женщина, которая служит энси. — Дарьюш подался вперёд и заговорил ещё тише. — Она очень влиятельная, и очень опасная. К её советам прислушивается даже царь. Спросите любого в городе, и он вам ответит, что с ней лучше не связываться.

Я повернулся к Сократу.

— И что нам это даёт?

Сократ выглядел спокойным.

— Во Внутреннем городе находится особняк делового дома Мушезиб. Нужно его осмотреть.

Ну наконец-то, хоть какое-то движение.

Я прицепил фалькату к поясу, надел кафтан, обмотал концы колпака вокруг лица. Можно идти. Мальчишка скрючился обиженно, словно понимая, что назад мы уже не вернёмся, и сел на скамью.

Дарьюш остался в доме. Сократ сказал ему что-то напоследок, посмотрел на женщину, кивнул и твёрдым шагом направился к выходу. За последние дни он сильно изменился. Тщедушный, вечно оглядывающийся раб, который ещё недавно униженно ползал у меня в ногах, умоляя взять его с собой, исчез, и его место заступил мужчина. В какой-то степени он даже начинал вызывать опасения, во всяком случае, бить его пяткой в голову я больше не осмелюсь.

Мы прошли улицей Мардука до Врат Бога, протиснулись сквозь толпу возле храма Эсагила и свернули на дорогу Процессий. Справа поднялись дома Куллаба, слева тянулась кирпичная ограда, за которой прятались особняки Внутреннего города. У входа в квартал стояла стража. Сократ выпятил грудь, заговорил на аккадском, и нас пропустили.

Когда мы отошли, я спросил:

— Что ты им сказал?

— Я сказал, что мы художники, идём расписывать стены дома Мушезиб по приказу госпожи Ламмасу, — он хмыкнул. — Имя этой женщины способно растворить любые ворота.

— Ты стал другим, Сократ.

— Поверьте, господин, я вам не враг.

Сократ вынул из-за пазухи продолговатый предмет.

— Господин, возьмите.

Он протянул мне нечто среднее между штыком и стилетом: игольчатый трёхгранный клинок длинной сантиметров двадцать, литая рукоять без гарды. На вес слишком тяжёлый для ножа, но хорошо сбалансированный. В самый раз, чтобы наносить сильные точные удары исподтишка. Не таким ли был убит Клеарх?

— Что это?

— Стилос — оружие восходящих. Бойтесь любого, у кого увидите такой же.

Я погладил лезвие пальцем. Это был не металл. Бледно-голубые прожилки и вкрапления хаотично расчертили тёмно-синее полотно клинка, придавая ему сходство с лазуритом. Но камнем это тоже не было. Для подобного оружия камень слишком хрупкий материал, он сломается при первом ударе. Видимо, это какой-то особый сплав местных кузнецов, чьи секреты исчезли во времени.

— Что за восходящие?

— Люди, охраняющие госпожу Ламмасу.

Я вспомнил охранников, которые пришли с чиновницей в день нашего знакомства. На вид крепкие, но не более того. Мы разоружили их быстро и без проблем, так что бояться, как советовал Сократ, слишком много чести.

— Господин, бейте стилосом вот сюда, — он показал две точки: под подбородком и под ухом, — и держите клинок под углом, чтобы он вошёл в мозг. Эти люди очень живучие, по-другому их не убьёшь.

Удар в голову — вещь действенная, но именно в это место, как показывает практика, попасть сложнее всего. А живучие люди умирают так же легко, как и остальные, и не важно, куда попасть: в голову, в грудь или в живот. Я успел изучить это на себе.

Я спрятал стилос в левый рукав и зажал острие между пальцами. Теперь, чтобы вытащить оружие, достаточно будет ослабить хватку, и оно само скользнёт в ладонь. Если возникнет необходимость, я им воспользуюсь, но в качестве основного орудия для меня всё-таки предпочтительнее фальката.

Когда мы подошли к дому госпожи Ламмасу, я не знал, как буду действовать. Плана не было. Не было его и у Сократа, он просто смотрел на меня и ждал, что я предприму. Всё, чего я хотел, освободить девчонку, а единственное, чего боялся, что она не здесь, а где-то в другом месте. По логике надо бы присмотреться, проследить за чиновницей, узнать точно, где Николет. На крайний случай, взять языка и в укромном месте вытянуть из него информацию, хотя бы узнать расположение комнат в доме и количество слуг.

Но мной уже обуяла жажда действия. В голове снова появились чужие мысли, и они требовали немедленно идти в дом и устроить что-то вроде Варфоломеевской ночи.

Дом госпожи Ламмасу больше походил на римскую виллу: большой, трёхэтажный, с колоннадой по периметру. Перед входом были разбиты клумбы, меж них песочная дорожка вела к двустворчатым дверям. Я подошёл, взялся за медное кольцо и постучал. Сократ встал у меня за спиной.

Дверь приоткрылась, выглянул привратник.

— Одан огеч?

Пальцы ослабили хватку, стилос скользнул в ладонь и я ударил охранника точно под подбородок. Он даже не охнул, совет Сократа пригодился. Я подхватил тело, вошёл внутрь вестибюля и аккуратно положил убитого на пол.