Сэм Колокольчик. Странное имя. Я смотрел на него через весь зал и не понимал: за что я должен его убить? Внешне он ничем не отличался от прочих ковбоев, волею судеб оказавшихся сегодня в этом городке и в этом салуне. Невысокий, сухощавый, с подвижными глазами. Один револьвер он носил в кобуре на правом бедре, второй за поясом возле пряжки. Два револьвера для одного бродяги — знак того, что парень не промах. Однозначно, ганфайтер[1], и, возможно, высокого уровня. Справлюсь ли?
Я подошёл к стойке, положил перед барменом две одноцентовые монеты. Бармен взял с полки бутылку и до краёв наполнил грязный стакан. Я сделал глоток, и с трудом удержался, чтоб не выплюнуть содержимое на пол. Господи, какое же дрянное пойло подают в этом салуне! Впрочем, а чего я хотел за два цента? Бурбон?
Взяв стакан, я отошёл вглубь зала и присел за столик возле кухни. Мимо пробежала мексиканка с подносом грязной посуда, колыхнулась портьера, окатив меня облаком дыма и вонючего пара. Не самое лучшее место, зато удобное. Из своего угла я одинаково хорошо видел входную дверь, окна и очередную жертву. Сэм Колокольчик сидел в центре, и в компании таких же ковбоев играл в карты. Игра шла по маленькой, вяло, денег ни у кого из игроков не было. Сэм периодически оглядывал салун, дважды наши взгляды встречались, я отводил глаза, он усмехался.
Я опустошил стакан на половину и уже чувствовал, что больше не смогу влить в себя ни капли этой гадости. То ли дело, когда мы с парнями после суток глушили Сормовский коньяк о три звёздочки. Вернуть бы сейчас то время, почувствовать заново его вкус… Стоп! Какой коньяк? О чём я? И почему именно Сормовский?
Додумать мысль до конца я не успел, ко мне за стол подсел бродяжка. Выглядел он не ахти: грязный, небритый, из-под ободранной шляпы свисали чёрные колтуны. Он осклабился, обнажая гнилые зубы, и сказал:
— Мистер, у меня есть новость, которая будет вам интересна. Хотите услышать?
— Не хочу, — покачал я головой.
Местные новости меня не интересовали. Кто с кем спит, кто кого ненавидит, победители родео, расписание дилижансов — всё это никоим образом не могло повлиять на успех моего задания.
— Очень зря, — вкрадчиво заговорил бродяжка. — Никогда не знаешь, что ждёт тебя за поворотом. А я могу сообщить нечто такое, что, несомненно, спасёт вашу жизнь. И стоить это будет всего-то недопитый вами виски.
Он говорил, а сам не сводил глаз с моего полупустого стакана. Или наполовину полного? Как правильно? Для него, скорее всего, наполовину полного. Небрежным движением, я подвинул стакан к нему, но не от того, что меня вдруг заинтересовала его информация, а чтобы избавится от этой гадости.
Бродяжка поднёс стакан к губам и с наслаждением, мелкими глоточками осушил его до дна. Потом минуту сидел, блаженствуя и облизывая губы, и наконец, выдал:
— Я видел, как вы смотрели на Сэма. Хотите пристрелить его, так? Запомните, Сэм опасный человек. Колокольчиком его прозвали за звонкий смех, но следовало окрестить Коварным. В накладном кармане под пиджаком он носить ещё один револьвер. Чтобы выхватить его, ему достаточно скрестить руки на груди. Подобным образом он убил семерых. Не становитесь восьмым.
Бродяжка вскинул два пальца к виску, словно отдавая мне честь, и растворился среди посетителей.
Вот значит как! Третий револьвер. Однако, не зря я отдал свою выпивку этому доходяге. Учту.
Я вновь посмотрел в зал. Сэма на прежнем месте уже не было. Пока бродяжка клянчил моё виски, Колокольчик закончил партию и вышел на улицу. Я увидел, как хлопнули двери, поднялся, делая вид, что никуда не тороплюсь, и направился следом.
Городок походил на один из тех передвижных лагерей, которые следуют за строителями железной дороги. По обеим сторонам длинной улицы стояли большие палатки, предоставлявшие услуги ночлежек. Капитальных зданий было не много: банк, контора шерифа, гостиница, салун, из которого я только что вышел, и станция дилижансов Уэллс-Фарго. Народ бесконечно курсировал вдоль по дощатым тротуарам, из салуна в магазин, из магазина в столовую. В основном это были мужчины в рабочей одежде, направляющиеся на прииски Калифорнии, и ковбои, ожидающие начала сезона перегона скота в Восточные штаты.
Сэма я не видел. Скорее всего, он юркнул в какой-нибудь магазинчик или парикмахерскую. Я прошёл вперёд, вернулся, заглянул в одну палатку, в другую. От напряжения и злости, что упустил его, перед глазами поплыли жёлтые круги. Я убью его. Найду и убью!
Мысль об убийстве настолько крепко засела в моих мозгах, что выжигала их изнутри. Кто вложил её в меня? И как мне удаётся перемещаться из эпохи в эпоху? Твою мать!..
В памяти возродились два предыдущих эпизода, в которых я тоже убивал, а потом убивали меня. Но каждый раз я возвращаюсь к жизни, словно Феникс, и снова иду убивать. Цепочка убийств. Надо как-то прервать её. Надо как-то прервать…
Кстати, моя версия о постепенном отступлении вглубь веков не работает. Первый эпизод без сомнения можно отнести к Гражданской войне в России, примерно восемнадцатый год. Второй случай — первая половина девятнадцатого века. Если мне не изменяет память, свой штуцер господин Бернерс представил миру в году, эдак, тысяча восемьсот тридцать втором. А сейчас я в Америке, в мать их Соединённых Штатах, и судя по новенькому кольту-миротворцу в моей кобуре, совсем скоро здесь начнётся усобица между Севером и Югом…
— Мистер, кого-то ищешь?
Сэм вышел из бокового проулка и остановился, привалившись спиной к свиному загону. Он явно подкарауливал меня и, наверняка, наслаждался, глядя, как я мечусь по улице в его поисках.
Я замер. Рука сама собой опустилась вниз и застыла у рукояти кольта. Сэм оценил этот жест. Не знаю, кто он есть на самом деле, но точно не дурак. Между нами было метров пятнадцать, а на таком расстоянии не обязательно быть хорошим стрелком, чтобы попасть в человека. Он это понимал и рисковать не хотел, поэтому расстегнул оружейный пояс и сбросил оба револьвера на землю.
— Эй, мистер, не надо делать стойку. Я безоружен.
Да, он не дурак, но и я тоже, и помнил предупреждение бродяжки. Если он только скрестит руки на груди…
Сэм упёр их в бока.
— Мистер, у меня нет желания стрелять в тебя… Слушай, если я тебя чем-то обидел, мы можем решить это на кулаках, — он вытянул руки перед собой. — Ты парень не хилый, шанс набить мне морду у тебя выше.
Народ, заинтригованный намечающейся дракой, стал сбиваться в кучу по обе стороны от нас. Мужик с рыжей бородёнкой начал принимать ставки.
Я молчал. Я ждал одного лишь движения. Стоит ему скрестить руки… Мне нужен был повод, просто взять и выстрелить я не мог.
Сэм тяжело выдохнул.
— Какой же ты упёртый. Если б я хотел завалить тебя, то не стал бы окликать, и уж тем более не стал бросать оружие. Поверь, я стреляю достаточно быстро и метко, чтобы всякую зелёную мелочь, вроде те…
Он скрестил руки, я выхватил кольт и надавил на спусковой крючок. Один выстрел — и кольт вернулся в кобуру. Сэм, не успев понять произошедшего, съехал по доскам загона на землю и умер.
Всё.
В душе мгновенно родилось опустошение: какого хера… Какого хера я убил их всех? Махно, молодой барон, теперь вот Колокольчик. Никого из них я не знал, никто не сделал мне ничего дурного, а та ненависть, возникавшая при встрече с ними и выливавшаяся в желание убить, была навязана со стороны. Кем?
— Сынок, ты бы поднял руки…
Сбоку от меня стоял мужчина со звездой шерифа на жилетке и с дробовиком.
— Что? — не понял я.
— Руки подними, — повторил он твёрже, и ради большей убедительности направил дробовик мне в живот.
Я поднял.
— Ты застрелил безоружного человека. Это убийство. Знаешь, что бывает за убийство?
— Под пиджаком у него третий револьвер, проверьте.
Шериф кивнул рыжебородому, тот присел перед телом на корточки, пошарил по карманам, расстегнул пиджак и, выпрямляясь, сказал:
— Больше ничего нет.
Я замотал головой.
— Нет-нет-нет, подождите. Этого не может быть! Посмотрите ещё раз. Тот бродяжка сказал… Тот бродяжка…
Я почувствовал тяжесть в груди. И отчаянье. Меня кинули. Как и человек в цилиндре. Кругом сплошное кидалово. Но зачем? Какой в этом смысл?
— Больше ничего нет, — повторил шериф и добавил, покачивая головой. — Это виселица, сынок.
Для собравшегося народа его слова прозвучали как приговор. Казнь в этом мире такое же развлечение, как и театр, и откладывать её никто не собирался. Меня подхватили под руки и отвели на площадь, где стояла виселица. Кто-то услужливо подставил под ноги ящик, рыжебородый кинул через перекладину верёвку, завязал петлю.
Подошёл пожилой джентльмен в отутюженном сюртуке и спросил:
— Назовите ваше имя молодой человек? Что мне написать на могильной плите?
Моё имя? Я растерялся. Происходит вот уже третий эпизод этой непонятной жизни, а я до сих пор не удосужился подумать, как меня зовут. Имя…
— Георгий… — с трудом выдавил я, и повторил, как будто пытаясь убедить самого себя. — Да, Георгий. А фамилия… Саламанов.
— Двойная «ff» на конце?
— Нет, «ов». «О» и «В».
— Сидели на трубе, — иронично пропели сзади.
Я обернулся. Бродяжка. Сука!
— Вот он! — закричал я. — Это он сказал, что у Сэма под полой третий револьвер!
Но бродяжка, паясничая, показал мне язык и исчез так же быстро, как в первый раз.
Рыжебородый скривился в усмешке и пинком выбил у меня из-под ног ящик. Горло сдавила верёвка, я закрутился, толпа зааплодировала, и в задыхающемся сознании пронеслась непонятная фраза: калибровка 3.0 завершена.