Титус Гроун

В ГОСТЯХ У ПРУНСКВАЛЛЕРА

Господа Слэгг впала в настоящую прострацию, увидев воспитанницу в компании какого-то оборванца. Старуху приводили в чувство никак не меньше пяти минут. Когда нянюшка наконец более-менее пришла в себя, Фуксия и Стирпайк, то и дело перебивая друг друга, принялась излагать ей суть происшедшего. Однако нянюшка только растерянно хлопала глазами и переводила взор с Фуксии на поваренка и обратно – возможно, еще и потому, что каждый из них излагал ей свою версию недавних событий, так что вычленить из них золотую середину было очень сложно. Наконец Фуксия, смекнув, в чем дело, предоставила право рассказывать своему гостю.

– Сударыня, – почтительно заговорил юноша, – меня зовут Стирпайком, я сразу приношу тысячу извинений за то замешательство, в которое привело вас мое появление. Ваши чувства вполне естественны и даже уместны. – Он низко поклонился, но тем не менее ловил каждое движение пожилой женщины, чтобы предугадать ее возможную реакцию на свое вторжение.

Госпожа Слэгг, пошатываясь, подошла к Фуксии и требовательно взяла ее за руку:

– Что он такое плетет? Дитя мое, расскажи уж все сразу – как он проник сюда, что с тобой сотворил? Расскажи, не стесняйся, а то мое бедное сердце разорвется на тысячу кусочков. Ах, я этого не переживу!

– Да ничего он не сделал, просто пришел! – воскликнула Фуксия. – И тоже хочет повидать доктора Прунскваллера. Ну хватит, хватит об этом – ты что-то говорила насчет подарка. Что он там мне приготовил? И с чего бы, а? Ну ладно, пошли скорее к нему, а то я уже спать собиралась. Так устала за день!

Как только Фуксия упомянула об усталости, старуха окончательно пришла в себя: по-видимому, она вспомнила, что пока что не сложила с себя обязанности няньки.

– Конечно, конечно, ягодка, – залебезила нянюшка, – ты скоро ляжешь в свою кроватку, как всегда. Я сама уложу тебя, погашу лампу и подоткну тебе одеяло. А утром я приготовлю тебе вкусный завтрак. Скоро ляжешь – только побудь несколько минуточек у доктора, моя ласточка…

Все трое быстро направились по коридору, причем госпожа Слэгг то и дело бросала на Стирпайка подозрительные взгляды. Однако сказать что-нибудь она не решилась – чтобы не раздражать воспитанницу. Так, ни слова не говоря, все трое поднялись на три пролета лестницы вверх и вошли в просторный зал, стены которого были увешаны рыцарскими доспехами всех времен и народов. Здесь же находилась большая коллекция оружия – все это в разное время собирали хозяева Горменгаста. Нянюшка и ее спутники постарались поскорее пройти громадное помещение – тут было неуютно, на стенах серебрились капельки влаги и вдобавок ко всему сквозил ветер.

Стирпайк то и дело вертел головой, созерцая развешенное по стенам богатство – как и всякого мужчину, его инстинктивно тянуло к оружию. Все эти алебарды, ятаганы, сабли, секиры и булавы подспудно внушали мысль о далеких странах и головокружительных приключениях. Назначение некоторых предметов и вовсе не было понятно пареньку, и это обстоятельство еще больше подзадоривало Стирпайка. Ему хотелось когда-нибудь в жизни стать, например, владельцем вон той булавы с золотой насечкой. На мгновение юноша даже остановился, но, услышав недовольное сопение госпожи Слэгг, заторопился дальше.

Пройдя весь зал, они снова взошли на лестницу и поднялись на один пролет. Отсюда «зал оружия», как его окрестил поваренок, казался еще более внушительным. С лестницы путь пролегал по длинному скупо освещенному коридору, стены которого украшали потускневшие от времени гравюры. Некоторые из них были заключены в рамки и упрятаны под стекло – должно быть, самые ценные, смекнул Стирпайк. Нянюшка и Фуксия совершенно не обращали на гравюры внимания – должно быть, они проходили тут десятки раз. Но мужчин всегда отличает любопытство – проходя мимо одной из картинок, изображавших какой-то замок (а может, и сам Горменгаст?), юноша не удержался и провел пальцем по гравюре. Смущенно поцокав языком, он принялся отряхивать толстый слой пыли с пальцев – по-видимому, это всё были второстепенные помещения, раз прислуга не проявляла интереса к чистоте…

Коридор кончился неожиданно – во всяком случае, Стирпайк не заметил, как они оказались у большой двери, окованной медными чеканными бляшками. Фуксия схватилась за начищенное до блеска кольцо, которое держал в пасти стилизованный лев, и с трудом потянула дверь на себя. Вообще-то беглец ожидал войти в какой-нибудь очередной скучный коридор, но это, как оказалось, был выход на улицу. После душных комнат и галерей замка свежий воздух казался невероятно холодным. Стирпайк поднял голову – ему весело подмигивали звезды. «Стемнело-то как быстро!» – удивилась нянюшка. Ответом ей было только молчание.

Однако нянька не успокоилась:

– Фуксия, деточка, видишь, как поздно? Нам нужно будет поскорее управиться с этим делом. Одна нога здесь – другая там, как говорится… Мне ведь еще нужно успеть заскочить к твоей маме. Она просила принести ей попить. Так что задерживаться нельзя.

Со стороны всех троих можно было принять за гуляющих. Спустившись с полукруглого порога, они ступили на вымощенный булыжником двор. Госпожа Слэгг провела молодых людей к трехэтажному дому, чуть косо прилипившемуся к серой громаде замка. Между прочим, дом был выстроен из желто-розового камня, и потому даже в темноте отличался от замка светлыми тонами.

Фуксия еле передвигала ноги – прошедший день был слишком насыщен самыми разными событиями. Девочка вдруг поймала себя на мысли, что она предпочла бы жизнь без приключений – или пусть они будут только выдуманными.

– Кто это там? – испуганно проговорила госпожа Слэгг, останавливаясь и инстинктивно обнимая Фуксию за плечи. – В такую темень разве только недобрые люди бродят…

– Да это всего лишь Флей! – раздраженно воскликнула Фуксия. – Ну идемте же, я так устала!

– Кто? – раздался знакомый резкий голос. По всей видимости, камердинер герцога тоже считал, что в такое время весь честной народ уже спит.

– Господин Флей, что вам нужно? – закричала нянька неожиданно для самой себя.

– Слэгг? – уже спокойнее проговорил слуга и тут же добавил. – О, и пропащая душа тут!

– В чем дело? – холодно осведомилась нянька. Она не поняла суть высказываний камердинера, но давно знала одно – Флей не слишком хорошо относится к ней. И потому нужно было быть начеку.

– Кто это с тобой? – развязно поинтересовался Флей. – Я погляжу, вас тут трое! Ну, кое-кого я, положим, знаю… Постойте, но где же этот ваш третий? Только что тут стоял, так ведь? Э-э-э…

Фуксия, с раннего детства научившаяся расшифровывать жесты и гримасы отцовского камердинера, тут же огляделась по сторонам и с радостью убедилась, что ее догадка верна: Стирпайка словно ветром сдуло.

– А теперь их стало двое, – проворчал недовольно Флей.

Госпожа Слэгг тоже успела заметить исчезновение юноши, и потому поведение Флея показалось ей в высшей степени странным. «Кого ты еще тут видишь?», – недовольно прошипела нянька.

Фуксия тряхнула головой и уставилась выжидательно на Флея, выражение лица которого невозможно было разобрать из-за темноты. Неожиданно девочку охватил гнев – он давно накапливался в ней, еще с момента, когда она обнаружила Стирпайка нахально развалившимся в ее убежище, а потом бесцеремонно потребовавшего вести его вниз через весь чердак. Но теперь-то она отыграется!

– Слушай, ты! – закричала юная герцогиня вне себя. – Пошел вон! Кто тебя звал сюда? Почему ты вечно суешь нос в чужие дела? Кстати, давно хотела тебе сказать: ходишь, во все вмешиваешься, кем ты вообще себя возомнил? Думаешь, чрезвычайно важное лицо? Да ты просто жалкий старикан, вот ты кто! Твое место – возле папы, вот и торчи там сколько угодно, а нас, пожалуйста, оставь в покое…

Видя, что камердинер ошеломленно застыл и не собирается трогаться с места, Фуксия вне себя затопала ногами, подскочила к старику и принялась дергать его за широкий пояс. Слезы ручьем лились из ее глаз.

Флей готов был сквозь землю провалиться – он давно не попадал в столь дурацкую ситуацию. Старый слуга положительно не знал, что должен теперь делать. Девчонка ведет себя неподобающе – были бы тут ее родители, они сразу поставили бы ее на место. Но их сиятельство легли почивать, а сам он не имеет права даже одернуть расходившуюся Фуксию – потому что он всего лишь слуга, хоть и самый главный слуга во всем Горменгасте…

Однако все обошлось благополучно – Фуксия успокоилась сама. Все еще всхлипывая, она пробормотала:

– Ну что ты стоишь? Я сказала – уходи!

– Но сударыня, – нашелся наконец Флей, – я ведь не шатаюсь по двору праздно, да еще в такое время! Его сиятельство желают видеть ее, – и кивнул в сторону госпожи Слэгг.

– Меня? – изумилась старуха.

– Именно так! – пылко подтвердил Флей, довольный, что скандал прекратился.

– О, Боже ты мой! Что же он хочет? Почему меня-то? Что хоть стряслось?

– Его сиятельство желают переговорить с вами завтра поутру, – отчеканил Флей сухо и, резко повернувшись, зашагал прочь. Через две минуты стук его каблуков затих.

Первой опомнилась нянька – подхватив за руку Фуксию, все еще вытиравшую слезы, она потащила воспитанницу к дому доктора. Дом был в двух шагах, так что очень скоро госпожа Слэгг властно стучала в дверь специально ввинченным для этой цели большим медным кольцом.

Но двери никто не открыл – из здания доносились приглушенные звуки скрипки.

Фуксия постучала в дверь сильнее. Музыка разом прекратилась, с той стороны послышались шаркающие шаги. Шаги замерли как раз у двери. Стукнула откидываемая задвижка, дверь распахнулась и в ярко освещенном проеме возник силуэт доктора. Несколько мгновений Прунскваллер всматривался в посетительниц – видимо, после яркого света он не мог рассмотреть их в темноте. Наконец, убедившись, что все в порядке, врач махнул рукой, приглашая их войти. Госпожа Слэгг дернула Фуксию за руку, и обе переступили через порог. Дверь захлопнулась, проворная рука эскулапа мигом вернула задвижку на прежнее место. Фуксия с удивлением обнаружила, что вместе с ними в дом доктора вошел и Стирпайк. А она-то подумала, что поваренок наконец оставил их в покое!

– О! Ха-ха! Браво! – закричал доктор, снимая с рукава своего бархатного камзола волос и обнажая ровные сахарно-белые зубы. – Я вижу, молодая госпожа, что вы привели с собой друга. Да, друга, э-э-э… который… э-э-э… – Тут врач замялся, как следует разглядев Стирпайка. Очевидно, он не мог связать оборванца-поваренка и одетую в дорогое платье заморской выделки хозяйскую дочь. Но кто их знает, этих господ…

Фуксия и нянька с неудовольствием посмотрели на Стирпайка. Обеим было неприятно зубоскальство доктора, однако претензий к нему предъявить было нельзя – каждый человек имеет право полюбопытствовать, кто пришел к нему в гости, если этот гость не был приглашен.

Поваренок же не растерялся: церемонно поклонившись Прунскваллеру, он вежливо проговорил:

– Всегда к вашим услугам!

– Ха-ха! Не нужно мне никаких слуг! Да! – темперамент эскулапа снова дал знать о себе. – Молодой человек, вам бы чуть пораньше прийти… Впрочем, вряд ли я рискнул бы принять на службу столь продувного молодого человека, ха-ха, который заходит в дом без приглашения, ха-ха-ха! Но, скажу вам – вы далеко пойдете, ха-ха!

– Вообще-то, – вмешалась Фуксия, – это я привела его. Он говорит, что он хочет найти себе хорошую работу. Парень умный, я сама в этом убедилась.

– Даже так! – снова закричал Прунскваллер. – Всегда уважал людей, желающих работать! От таких людей заряжаешься энергией, что немаловажно для врача, который обычно расточает энергию на своих многочисленных пациентов. Ой, да что это я держу вас в передней! Простите, ваше сиятельство, проходите, проходите же в комнаты! Прошу! Госпожа Слэгг, вы с каждым днем все хорошеете – не сочтите за подхалимство! Проходите, садитесь, кому где больше нравится. Не стойте, не стойте в дверях, проходите, дорогие гостьи… хм, и гость!

Наконец, оторвав от Стирпайка подозрительный взгляд, Прунскваллеру шаром вкатился в просторную комнату, служившую, по-видимому, гостиной. Из этой комнаты вели в разные стороны несколько дверей, одна из которых была открыта. Судя по скорости, с которой и без того подвижный лекарь захлопнул дверь, там располагалась спальня. После чего Прунскваллер чуть ли не силой усадил оробевшую няньку в пышное кресло винно-красного цвета с высокой спинкой. Фуксии досталось кресло того же колера, но не столь роскошное. Усаживая молодую госпожу, доктор одновременно правой ногой пододвинул Стирпайку резной дубовый стул. Наконец гости расселись по местам, и врач стремглав бросился к огромному буфету – с башенками и воротцами, чем-то напоминавшему Горменгаст в миниатюре, – и, отворив одну из резных дверок, зазвенел стаканами и графинами.

– Ну, как настроение? Как чувствуете себя, спрашиваю? Фуксия, чего ты сейчас хочешь? – бормотал доктор, продолжая колдовать над напитками.

– Спасибо, вообще-то сейчас мне чертовски хочется спать! – призналась девочка.

– Ага! Я так и думал! Разумеется, тебе нужно дать нечто бодрящее. Чтобы потом тебе и спалось крепче. Я верно угадал?

– Даже не знаю, доктор…

– Значит, верно! Врач безошибочно определяет состояния пациентов, а значит, и их скрытые желания. А еще… – договорить эскулап не успел, потому как внезапно насторожился и медленно, несколько даже картинно, начал подкрадываться на цыпочках к двери. Присутствующие затаили дыхание. Подойдя к двери, Прунскваллер распахнул ее – на пороге стояло странное существо: коротышка в ливрее с поднятой рукой, точно в момент, когда хозяин отворил дверь, этот человек собирался постучать.

Госпожа Слэгг чувствовала себя неудобно. Она решила, что пора уходить отсюда – нужно только найти подходящий предлог. И, наклонившись к воспитаннице, старуха зашептала: «Ты ведь больше всего любишь вино из бузины, так? Вот и скажи ему об этом. А он пытается дать тебе что-то бодрящее? Зачем! Откажись!»

Однако доктор услышал эти слова. И потому отдал приказ своему лакею принести и бутылку вина из бузины, а также «порошки и все прочее». Наконец слуга повернулся и вышел.

– Ну вот и чудненько! – вновь задребезжал доктор, поворачиваясь к гостям. – Не стоит напрягаться, расслабьтесь! Фуксия, дорогая, представь каждую из своих рук этакой медузой – ты ведь видела в книжке медуз, да? – представь, что твои руки желеобразны, что они не хотят двигаться. Все будет хорошо – неожиданно ты ощутишь в себе такой заряд бодрости, что сможешь добежать до Дремучего леса, не переводя дух.

Прервав поток обещаний, доктор вновь белозубо улыбнулся и теперь перенес внимание на няньку:

– Ну, а вы что скажете, уважаемая госпожа Слэгг? Чем прикажете угощать вас? Может, немного портвейна?

Нянька чувствовала себя ужасно неловко – напористость доктора была столь неожиданной, что у старухи даже язык словно прилип к гортани. Само собой, ее молчание было воспринято как согласие, и Прунскваллер тут же повернулся к буфету и зазвенел посудой с новой силой.

Через минуту эскулап поднес няньке пузатую рюмку на серебряном подносе. Она неловко приняла ее, больше всего на свете боясь расплескать содержимое и выглядеть неловкой дурой в глазах окружающих.

Прунскваллер тут же подскочил к Фуксии:

– Дорогая, у меня есть для вас кое-что.

Он тут же возвел глаза к потолку, давая понять, что приготовил очень ценный подарок.

Фуксия вся подалась вперед, вцепившись руками в подлокотники кресла:

– Доктор, прошу, не томите душу! Выкладывайте, что там такое?

– Ха-ха-ха! Я так и думал! Ладно, намекну – носимая вещь, ха-ха-ха! Она будет твоей при соблюдении двух, ха-ха, условий: если она тебе понравится и если не покажется слишком тяжелой. Предупреждаю – я, как доктор, обязан заботиться о твоем здоровье, в том числе и о твоих шейных позвонках, а потому… В общем, надеюсь, что ты всегда будешь осторожна!

– Да, да, разумеется! – поспешила пообещать Фуксия.

Прунскваллер наклонился к девочке:

– Я знаю, что твой братец действует тебе на нервы. Знаю-знаю, не отрицай! Я приготовил для тебя камешек – не простой… Я видел, как ты плакала горючими слезами. Слезы твои были похожи на бриллианты, но чтобы они не казались большой ценностью, я подарю тебе камень – он будет покоиться на твоей груди. Слезы будут выглядеть на его фоне неброско, и ты сама поймешь, что огорчаться по любому поводу стыдно! Ха-ха!

Доктор замолчал и внимательно посмотрел Фуксии в глаза.

Девочка подняла взор на эскулапа и задумчиво сказала:

– Да, доктор, большое вам спасибо!

– Ха-ха! – взревел лекарь восторженно. – Я так и полагал! В общем, я решил преподнести тебе в подарок камень, доставленный из одной очень далекой страны.

Прунскваллеру запустил правую руку в карман, но, внезапно взглянув через плечо, застыл от удивления на месте.

– Фуксия, послушай, – заговорил наконец эскулап, – кто этот твой новый друг? Ты хорошо знакома с ним?

В ответ девчонка только отчаянно завертела головой и издала нечленораздельное мычание.

Доктор удивленно посмотрел на Фуксию и прикрыл глаза:

– В таком случае придется действовать чуть позже, ха-ха. Потянем немножко время, а там все встанет на свои места.

Госпожа Слэгг не понимала, что происходит. Прунскваллер говорил какими-то загадками. Зачем он все-таки позвал их сюда на ночь глядя?

Теперь внимание лекаря переключилось на Стирпайка:

– А скажите-ка мне, молодой человек, во что это вы облачились? Что за странное одеяние на вас?

Паренек тут же вскочил на ноги:

– Я не могу похвастаться большим гардеробом – ношу то, что мне выдают. Я понимаю, что за время скитаний моя и без того жалкая одежда вообще превратилась в жалкие лохмотья. Господин! Если бы вы были бы так добры предложить и мне чего-нибудь выпить, я попросил бы немного бренди.

Кажется, многословие доктора шокировало всех – Стирпайк ожидал ответа эскулапа на свою скромную просьбу, госпожа Слэгг обдумывала, как бы побыстрее выбраться из дома врача под благовидным предлогом, а Фуксия старалась догадаться, что за подарок приготовил ей Прунскваллер. Врач всегда относился к дочери герцога так, как она того сама желала – без излишнего раболепия, но и без наигранного панибратства. Однако подарков до сих пор он не дарил. Кажется, он обещал преподнести ей какой-то камень. Вроде бы даже тяжелый. Интересно, какого цвета? Может, даже лечебный?

Сам доктор Прунскваллер был несколько озадачен самоуверенностью юноши, но виду не показал. Однако решил осадить нахала:

– А скажите мне, милостивый государь, что за одежда-то на вас? Я задал вопрос с самого начала, а вы так и не пожелали на него ответить? По-моему, это некое подобие кухонного халата. Разумеется, только по покрою можно определить, потому что с белым цветом не все благополучно…

– Верно, – не моргнув глазом, зачастил Стирпайк, который решил играть ва-банк, – и не только кухонный халат. На мне вы можете лицезреть также и кухонные брюки, когда-то снежно-белые, кухонные носки и кухонные башмаки. Только вот колпака нет – с ним неудобно передвигаться вне пределов кухни. Так что, сударь, ваше зрение и опыт нисколько вас не подвели, смею заметить.

– Да, кстати, – не отставал Прунскваллер, – вы-то сами кто будете? Ваша поварская одежда выглядит несколько… э-э-э… негигиенично даже для кухни Свелтера. Итак, вопрос ребром – кто вы такой? А? Аферист? Прохиндей, каких мало? Или просто молодой хлыщ без цели в жизни и с ветром в ушах? Отвечайте, ха-ха!

– С вашего позволения, уважаемый доктор, я бы сказал, что не отношусь ни к одной из перечисленных вами категорий. Целей у меня много, но, к сожалению, много и проблем.

– Неужто? – живо поинтересовался лекарь. – Красиво излагаете, молодой человек! В таком случае, я действительно предложу вам стаканчик бренди – может, некоторые проблемы улетят от вас вместе с парами этого божественного напитка. Знаете, как я именую спиртное? Нет? Ха-ха, откуда вам это знать? Так вот, я называю это – живительный яд! Ну, как? – С этими словами эскулап потянулся за бутылкой. И тут раздался стук в дверь.

– Да входите, входите! – раздраженно закричал Прунскваллер. – Входите, только не стучите, а то высадите мне дверь. А потом мне бежать, будить плотника!

Дверь распахнулась, и на пороге возник слуга с подносом, на котором стоял стеклянный графин с вином из бузины и белая шкатулка. Лакей поставил принесенное на стол и удалился. Стирпайк отметил про себя странную напыщенность движений слуги – как в театре. Вот дверь он не просто закрыл, а захлопнул за собой. И тут же юноша поймал на себе изучающий взгляд доктора. «А он не такой дурак, каким старается выглядеть», – подумал Стирпайк про себя.

Между тем Прунскваллер поставил на стол бутыль бренди, но в стакан налил бузинового вина, которое с полупоклоном подал Фуксии:

– Прошу, ваше сиятельство, выпейте за все, что вам дорого в этом мире! За все светлое и радостное, что есть и будет в вашей жизни!

Тост явно понравился дочери герцога – приветливо улыбнувшись доктору, она пригубила вино. Сделав несколько глотков, она посмотрела на няньку:

– Какой приятный напиток! Скажи, няня, тебе тоже нравится то, что дал тебе уважаемый доктор?

Госпожа Слэгг, отхлебывавшая в это время из поданного ей стакана, даже поперхнулась, и часть жидкости капнула на подлокотник кресла. Нянька тем не менее быстро взяла себя в руки и несколько раз согласно кивнула.

– Так, теперь перейдем к бренди, – бормотал Прунскваллер, – к бренди для господина… для господина…

– Стирпайка, – подсказал юноша. – Меня зовут Стирпайком.

– Ага, Стирпайк Проблематичный, – подхватил лекарь, – ты ведь сам сказал, что у тебя куча всяких проблем! У меня профессиональная память, так что лучше не пытайся отказываться от своих слов. Не веришь? А вот давай я скажу тебе название любого лекарства на латыни! Или название кровеносного сосуда, что протекает, положим, в мизинце? Или назову точное количество кальция, который откладывается в районе лодыжек старой девы, ну… лет примерно шестидесяти. Или давай назову частоту пульса лягушки за две минуты до смерти от… от чесотки. Так что когда ты пожаловался на жизнь, то напрасно надеялся, что твои слова влетят в мое правое ухо, а вылетят в левое, или наоборот. Слово, как известно, не воробей. Итак, господин Стирпайк, что скажете?

– Но я вовсе не упоминал никаких проблем! – загорячился паренек.

– Теперь мне все понятно, все окончательно понятно! – воскликнул доктор громко, точно ставил диагноз важному пациенту.

– Да, да, вам все понятно, – закивал Стирпайк.

– Итак, проблемы у тебя все-таки есть, – сказал лекарь спокойно.

Стирпайк протянул руку и осторожно взял поданный доктором стакан с бренди.

– Вообще-то меня одолевают самые разные проблемы, – признался юноша, – и в ваших силах, возможно, разрешить самые насущные из них. Мне не пристало навязываться, я понимаю также, что в данный момент вы просто не представляете, к чему меня можно приспособить. Но все это только потому, что прежде вы не прибегали к моим услугам. Но дайте мне поработать у вас с неделю – и вы поймете, насколько незаменимым я могу стать. Я буду внимателен к вашим указаниям. Конечно, в вашей воле тотчас отклонить мою смиренную просьбу, но разве не разумно было бы испытать меня на деле? Сударь, мне недавно исполнилось семнадцать лет. Я говорю так, как говорят люди в семнадцать лет? И разве я действую так, как действуют в семнадцать лет? Я умен настолько, что понимаю глубину своего разума. Да, я настаиваю не слишком дипломатично, но, доктор, вы обладаете ярким воображением и потому способны предвидеть будущее. Вот она моя первая и самая главная проблема – убедить вас в том, что я действительно нужен вам! – Стирпайк был сильно голоден, потому и испытывал такой прилив красноречия. Поднимая стакан, он сказал в заключение. – За вас, доктор, за вас и ваше благоразумие!

Пока Стирпайк говорил, Прунскваллер сидел на месте, держа у самых губ пузатую рюмку с коньяком. Как только юноша замолчал, эскулап поставил рюмку на стол, так и не пригубив напитка.

– Так, так-так, так, – заговорил доктор, задумчиво барабаня костяшками пальцев по столешнице, – так-так. Что сказать, интригующее. И в то же время основной смысл я ухватил. Многовато нахальства, присутствует поверхность суждения. Самонадеянность никого еще не доводила до добра. Ах вы, мой самоуверенный повар. – Лекарь дробно захихикал, но с каждой секундой смех его все возрастал, пока не перешел в хохот. Все трое гостей удивленно смотрели на заходящегося от хохота хозяина – наверное, их удивляло, как много воздуха вмещают человеческие легкие, когда дают возможность не только дышать, но и без перерыва смеяться. А доктор продолжал предаваться безудержному веселью – то хватаясь руками за живот, то вытирая выступавшие на глазах слезы. Наконец, отсмеявшись, медик вытер кружевным платочком глаза и уставился на Стирпайка: – Ох, уморил! Благодаря тебе я хорошенько продул свои легкие. Спасибо за помощь!

– Вот видите, я уже оказал вам ценную услугу, – натянуто улыбнулся юноша. Пока доктор сотрясался в пароксизмах смеха, поваренок не терял даром времени – он налил и осушил второй стакан бренди. Одновременно он окинул оценивающим взглядом комнату. Все здесь дышало достатком и уютом – роскошные ковры, зеркала в золоченых рамах, книги в инкрустированных перламутром переплетах. Стирпайк также успел подлить портвейна госпоже Слэгг и подмигнуть сидевшей с несколько отрешенным видом Фуксии.

Обычно обделенные жизнью люди замечают мельчайшие детали достатка тех, кому повезло больше. Так и сейчас Стирпайк, глядя на стол, заметил не только резные завитушки по краям столешницы, но и то, что сделан был стол из дорогой древесины грецкого ореха, привозимой из жарких стран, как рассказывал в кухне Свелтер. На указательном пальце правой руки доктора покоился крупный золотой перстень, искусно выполненный в виде змеи, зажавшей в пасти изумруд. Поначалу колкие слова и пренебрежительный смех доктора подействовали на юношу угнетающе, он решил, что слишком сильно напирал на эскулапа, и теперь тот просто выгонит его взашей. Но потом в мозгу затрепетала спасительная мысль – не все так уж и плохо. Ведь Прунскваллер вообще любит посмеяться, и невозможно предсказать, как станут развиваться события дальше.

Между тем врач, пришедши в себя, отхлебнул коньяка и посмотрел на гостя:

– В самом деле, должен признаться сударь… – э-э-э… Стирпайк – вы заинтересовали меня. Да, заинтересовали, ха-ха-ха! Но вот то обстоятельство – хочу ли я, чтобы ты постоянно шатался в моем доме и вокруг него – это уже обстоятельство несколько иного порядка, если хочешь знать.

– Я вовсе не шатаюсь и не хочу шататься тут! Я никогда не шатаюсь праздно.

Но тут в разговор бесцеремонно вмешалась Фуксия:

– Еще как шатается! Забрался в мою комнату… Доктор, вы знаете, он влез туда… Нет, он определенно неглуп. Вообще-то я сильно устала… Но, доктор, он забрался в мою комнату, а прежде там еще никто не бывал!

Доктор ничего не ответил – наступила тягостная пауза.

– Вы представляете, он влез туда! – упорствовала Фуксия.

– Но мне все равно куда-то нужно было идти, – пожал плечами Стирпайк, – и потом, откуда мне было знать, что это твоя комната? Конечно, мне неловко, но я не знал, что там кто-то живет.

Но на сей раз девчонка смолчала.

Прунскваллер задумчиво переводил взгляд с Фуксии на юношу и обратно.

– Так, так, – наконец нарушил эскулап неловкую тишину, – я прошу вас, Фуксия, примите щепоть этого порошка. Откройте коробку и возьмите щепоть порошка. Не бойтесь – он совершенно безвкусный. Госпожа Слэгг, а вы возьмете коробочку с собой и станете подсыпать порошок девочке в питье четыре раза в день – независимо от рода напитка. Еще раз повторяю, что порошок не имеет вкуса, абсолютно безвреден и принесет немало пользы. Только умоляю – не забудьте, хорошо, няня? Это сейчас то самое, что нужно нашей красавице! – врач с нежностью посмотрел на Фуксию.

Нянька осторожно взяла в руки белую коробочку, на которой аккуратным каллиграфическим почерком значилось: «Для Фуксии. Принимать по одной чайной ложке четыре раза в день».

– Теперь с вами, господин Стирпайк, – заговорил доктор, поворачиваясь к юноше. В его голосе звучал едва уловимый юмор, – теперь с вами… Вот вы мне скажите – почему вы так страстно желали видеть меня? И хотели, чтобы я выслушал вашу трогательную речь непременно у себя дома? Ради чего вы так усиленно старались растопить мое сердце?

– Случилось так, – заговорил поваренок, – что госпожа Фуксия позволила мне сопровождать ее сюда. Я просто сказал ей: «Только позвольте мне взглянуть на доктора одним глазком, я изложу ему свое дело и, уверен, он поймет меня». Вот и все…

В воздухе повисло неловкое молчание, и Стирпайк тут же добавил вполголоса:

– Вообще-то в менее решительные минуты жизни я старался выглядеть любителем приключений, а теперь… Даже не знаю! Ошибиться нельзя – я должен быть аккуратен, как аптекарь.

– Ага! – воскликнул доктор. – Ты знаком с какими-либо химическими веществами, коли заговорил об аптекарском ремесле?

– Под вашим мудрым и всеобъемлющим руководством я смогу пополнить и расширить свои знания до желаемого вами предела! – тут же с горячностью заверил его поваренок.

– Да ты и в самом деле умен, маленькое чудовище, да-да… – задумчиво протянул Прунскваллер, постукивая ногтем по краешку стакана.

– Именно это я и хотел вам доказать, – обрадовался паренек, – но только сами подумайте: разве не похож любой мало-мальски амбициозный человек на чудовище? Вот и вы, уважаемый доктор, не сочтите за оскорбление, но и вы тоже несколько напоминаете чудовище.

– Однако, мой милый юнец. – Медик заходил по комнате. – Я лично что-то не нахожу ни мельчайшей частицы чудовищности в своей натуре. Не знаю, как только вы сумели увидеть ее со стороны, ха-ха!

– Но тем не менее, господин мой, – упорствовал беглец, – подобное чувство присуще всем в большей или меньшей степени.

– С чего это?

– Если позволите, я покажу это на вашем примере. Вот ваша комната – ковры, картины, прекрасная мебель… книги, вижу, переплетены в самый тонкий и дорогой пергамент. Словом, просто роскошное убранство. Скрипка и вот эта вся посуда тоже немалых денег стоят. Если бы вы не были столь амбициозны, вряд ли бы вы стали продумывать интерьер комнаты до последних мелочей и наполнять дом красивыми, со вкусом сделанными вещами.

– Увы, мой маленький умница, – насмешливо ответил лекарь, – на сей раз вы промахнулись! Мой случай все-таки не укладывается в вашу схему, которая как будто претендует на универсальность. Когда я обустраивался тут, во мне говорило не тщеславие, а хороший вкус и возможность распоряжаться определенной денежной суммой, которая, кстати, досталась мне по наследству.

– Но разве хороший вкус не есть роскошь? – упорствовал Стирпайк.

– В какой-то степени да, – признался эскулап, – кто-то имеет хороший вкус, а кто-то не может похвастаться таким качеством. Конечно, хороший вкус часто – приобретенное качество. Приобретенное, так сказать, методом проб и ошибок.

– Вот-вот, – обрадовано подхватил юноша, – но ведь для этого необходима решимость и старательность!

– Что ж, с этим можно согласиться, – ответил доктор, причем голос его звучал нарочито ровно – видимо, хорошее воспитание не позволяло врачу лишний раз изумиться изворотливости собеседника.

– Таким образом мы достигли следующего этапа логического рассуждения, – продолжал поваренок, понимая, что железо нужно ковать, пока оно горячо, – то, что старательность и прилежание – тоже в какой-то степени роскошь. Поскольку они подразумевают амбициозность в характере. Теперь, доктор, я думаю, что вы поняли мою мысль. Я не имею в виду амбициозность характера, которая требует от человека любой ценой достичь успеха, потому что речь тут вовсе не об успехах. Кстати, успех часто способен испортить человека.

– Ты заинтересовал меня, – наконец заговорил Прунскваллер, – и потому я хотел бы поговорить с госпожой Фуксией наедине. Тем более что мы сегодня за умными беседами словно забыли о ее существовании. Оставили на произвол судьбы, так сказать.

Фуксия полулежала в кресле, откинув голову и закрыв глаза. По-видимому, философские рассуждения интересовали ее не слишком сильно.

– Пока я стану разговаривать с ее сиятельством, – доктор выразительно посмотрел на паренька, – будь так любезен – выйди из комнаты! Иди вон в ту дверь, там по коридору. В конце его стоит стул. Вот так, – ты и в самом деле смышленый парень!

Стирпайк не заставил себя уговаривать – плеснув себе в стакан еще бредни, он скрылся в указанном направлении.

Прунскваллер посмотрел на госпожу Слэгг и ее воспитанницу. Выходя, Стирпайк хлопнул дверью, и обе тотчас открыли глаза.

Лекарь хитро подмигнул Фуксии и поманил ее к себе. Девочка немедленно соскочила с кресла и подбежала к нему:

– Доктор, мне пришлось так долго ждать!

– Все, все, все, – дробно затараторил эскулап, – считай, что твоим мучениям пришел конец! Конечно, истинная природа этого камня так и останется для тебя загадкой, но ты станешь беречь его как зеницу ока. Фуксия, я видел, как сильно ты была расстроена – ты слишком быстро убежала от своего отца и от меня. Как только я понял твое расстройство, мне страстно захотелось сделать тебе что-нибудь приятное. Ты ведь любишь подарки?

Фуксия энергично закивала, и лекарь вынул из кармана небольшой сафьяновый мешочек, горловина которого была перевязана сыромятным ремешком.

– Вот, прошу, – кротко сказал Прунскваллер, – тут и цепочка. Осталось только надеть камешек на твою грациозную шейку!

Девочка нетерпеливо развязала ремешок и вытряхнула его содержимое на ладонь левой руки, подставленную к подсвечнику. Из мешочка выкатился крупный рубин; приняв гранеными боками отблеск свечей, камень вспыхнул на ладони юной герцогини крохотным костром.

Фуксия совершенно растерялась. Ей хотелось что-то сказать – нужно было хотя бы поблагодарить доктора, но язык отказывался повиноваться. Впрочем, лекарь понимал чувства девочки – он тактично отвернулся. Наконец Фуксия пришла в себя – подскочив к задремавшей няньке, она яростно затрясла старуху за плечи. Нянька сдавлено охнула – видимо, она не просто дремала, а спала. Схватив ничего не понимающую няньку за руку, воспитанница потащила ее к двери. Врач услужливо распахнул дверь, но тут Фуксия обернулась и посмотрела ему в глаза. Прунскваллер растерялся – на лице девочки он ни разу еще не видел столько благодарности и доброжелательности сразу. Однажды доктор признался себе, что тянулся инстинктивно к дочери герцога – было в ней что-то такое неуловимое, чего не замечал никто другой. И немудрено – Прунскваллер и сам затруднялся определить, что это было за качество. И, глядя на Фуксию, лекарь вдруг подумал – вот она и выросла…

Проходя по коридору, женщины увидели Стирпайка – тот сидел прямо на полу, привалившись спиной к огромным часам. Все молчали, только нянька, прощаясь с доктором, слабым голосом поблагодарила его «за все». Прунскваллер посмотрел на Фуксию, зажавшую его подарок в кулаке, и сказал на прощание: «Ну все, спокойной ночи! Желаю приятных сновидений!» Потом дверь гостеприимного дома захлопнулась.