Титус Гроун

У ОЗЕРА ГОРМЕНГАСТ

Издалека озеро было похоже на большое серебряное блюдо с зеленым ободком по краю. Это потому, что на берегу озера росли раскидистые деревья. В особо теплые вечера над поверхностью озера стлалась легкая дымка, придавая воде оттенок загадочности.

Когда дул ветер, на водяную гладь летели сорванные листья. Поплавав немного, они или приставали к берегу, или опускались в конце концов на дно.

На южном берегу озера деревья были более наклонными и росли над водой отвесно. Если встать лицом к воде и смотреть на одно из этих деревьев, можно различить юркого зимородка, что притаился в ожидании неосторожной рыбешки. А над кронами деревьев величественно возвышался замок.

Издали воды озера казались торжественно-спокойными. Настолько торжественными, что даже не верилось, что в них есть какая-то жизнь. Но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что озеро и в самом деле дало прибежище очень многим живым существам. Зимородки таскали из воды зазевавшихся рыбешек, по берегам грелись на солнце лягушки, а на мелководье резвились мальки и головастики.

Озеро протянулось громадным неправильным эллипсом с севера на юг. На южном берегу росли высокие стройные сосны. Северный же берег был мрачным и угрюмым – в непроходимых зарослях ольхи гнездились разные птицы и обитали звери.

Юный Титус Гроун сделал шаг вперед и остановился, вопросительно глядя на госпожу Слэгг.

Сделав еще несколько неверных шагов, ребенок опустился на небольшой коричневый коврик, предусмотрительно расстеленный старой нянькой. После чего принялся сосредоточенно изучать золоченую пряжку туфли на ноге старухи.

– Ах ты, моя умница, – восхищенно закудахтала нянька, – почитай, восемнадцатый месяц пошел, а смышленый-то какой. И в кого только?

Фуксия, лежа на разогретом полуденном солнцем песке, задумчиво смотрела на верхушки сосен. Глаза ее были совершенно невыразительными – в них не сквозила радость от общения с природой, но не было и горечи. Впрочем, это можно было понять – после исчезновения отца девочка постоянно плакала, особенно по ночам. Но, как видно, запас слез истощился в ее организме. Словно спохватившись, она встрепенулась и посмотрела на няньку:

– Няня, ты что-то сказала?

– Ну вот, как всегда, – воскликнула старуха недовольно. – Ну никогда не хочешь слушать. Впрочем, в самом деле: зачем слушать выжившую из ума старуху, которой осталось всего несколько лет жизни на этом свете…

– Я просто не расслышала, что ты сказала, – принялась оправдываться Фуксия.

– Ну да, ну да, – старуха с сомнением покачала головой, – будешь мне говорить. А то я не знаю, слушаешь ты меня, или нет. Что поделаешь – такова моя доля.

Фуксии надоели причитания няньки. Она медленно перевела взгляд с верхушек деревьев на брата, который в этот момент как раз отчаянно старался оторвать от туфли старухи так приглянувшуюся ему пряжку. Чтобы нарушить неловкую тишину, девочка протянула:

– Приятный ветерок, да? Такой мягкий…

Госпожа Слэгг моментально забыла, что минуту назад пыталась отчитывать воспитанницу. Взгляд ее тут же стал озабоченным:

– О чем ты, деточка? Что? Смотри, не простудись.

– Да я не о том, – разочарованно возразила Фуксия. – Просто сказала, что ветер теплый. Какая тут может быть простуда?

Вместо ответа нянька слегка хлопнула юную герцогиню по руке. Отпрыгнув в сторону, Фуксия вскочила на ноги и расхохоталась.

– Так о чем ты говорила, деточка? – снова поинтересовалась нянька. – Про ветер говорила? Наверное, какую-то ерунду, которую и слушать нечего. Верно?

– Я просто сказала, что ветер приятный.

– Да, ветер и в самом деле теплый, – протянула женщина после минутного замешательства, – да, да… Только, деточка, если бы он помог мне сбросить десяток другой годочков. А то, подумаешь, обдувает. Мне вовсе не жарко.

– И все-таки ветер приятный, – упрямо проговорила Фуксия. – Без него сегодня что-то жарковато.

– Что ты, моя ласточка, что ты! Мы ведь у воды сидим – жарко не может быть. Эх, годы, годы… Всё против меня. И все. Вот и мама твоя взъелась – волком на меня смотрит. Ну что я такого ей сделала? Ладно бы, если помогла твоему папе убежать, или шеф-повару. Я не виновата, что дела в кухне теперь идут вкривь и вкось.

При упоминании об отце Фуксия прикрыла глаза.

Девочка принимала в поисках герцога самое активное участие. За несколько недель, прошедших с момента исчезновения лорда Сепулкрейва, его дочь сильно повзрослела духовно. Ей уже пришлось пережить страшные минуты, когда она поняла, что отец лишился рассудка. И это несмотря на уверения доктора Прунскваллера, что у герцога просто произошел нервный срыв после пожара библиотеки. «Запоздалая реакция на шок», – объяснял доктор. Фуксия соглашалась, но в душе была уверена, что медик и сам отлично понимает суть происходящего и говорит только для ее успокоения. Во всяком случае, все верили в объяснения доктора или делали вид, что верят.

Когда лорд Сепулкрейв исчез, Фуксия заподозрила, что здесь не обошлось без чьего-то вмешательства. Ну куда, в самом деле, мог уйти отец? Инстинктивно девочка понимала, что любой безумец всегда держится у источника своей мании. Для герцога таким источником были обгорелые руины библиотеки. Юной аристократке очень хотелось доискаться, кому было выгодно исчезновение отца. Но она решила не подавать виду, что сомневается в объяснениях доктора.

С пропажей герцога Фуксия лишилась не только отца. Лорд Сепулкрейв был для Фуксии чем-то б?льшим. Не сразу поняла она, что отец олицетворяет для нее детство. Теперь он исчез – ушло и детство. Да, думала Фуксия, теперь она взрослая…

Неожиданно для самой себя Фуксия осознала и еще нечто новое – что она не просто девочка, теперь девушка, не просто дочь Гроунов, а представительница этого рода, и представительница полноправная. Со всеми вытекающими отсюда правами. Но обладание правами несет в себе одновременно и выполнение определенных обязанностей. Это правило, вычитанное в какой-то книжке, крепко врезалось в память юной герцогини. В ее случае под обязанностями понимался, безусловно, контроль над своими словами и поступками. Она уже не могла, как раньше, мчаться вприпрыжку по двору перед обсуждающими что-то конюхами или звучно хлебать суп из тарелки с фамильным гербом под неодобрительным взором вышколенного лакея. Конечно, в голове девушки до сих пор оставалось сколько угодно путаницы и присущей этому возрасту чепухи, но ее становилось все меньше и меньше. И сейчас, рассеянно глядя на поблескивавшую водную гладь, Фуксия думала: «Как хорошо было бы уметь решать все проблемы, которые мучают людей. Наверное, зла в мире стало куда меньше…».

– …Вот и говорит, что недовольна. А что я могу поделать? Разве я виновата в пропаже его сиятельства?..

Фуксия вздрогнула – она, оказывается, настолько глубоко погрузилась в размышления, что не слышала слов няни. Впрочем, нянька наверняка не сказала ничего нового.

– Конечно, – сказала Фуксия, делая заинтересованное и участливое лицо, – никто не говорит, что ты во всем виновата. Няня, ты вечно настроена пессимистически. Прямо как мама. Может, она и сама винит себя в пропаже отца. Откуда ты знаешь, что у нее в мыслях? Она всегда была серьезной, а уж теперь ей и подавно не хочется веселиться.

– И тем не менее, деточка, – упорствовала нянька, – когда доживешь до моих лет, поймешь, что не все так просто. Кстати, я не поняла, к чему ты клонишь?

– Да так, – ответила Фуксия поспешно, – смотри лучше за Титусом. Такой сорванец, прямо сладу нет с ним…

Нянька неодобрительно посмотрела на воспитанницу, но послушалась ее совета. Тем более что за ребенком действительно нужен был глаз да глаз – воспользовавшись разговором женщин, юный лорд насыпал на коврик солидную горку песка.

Старуха схватила коврик и принялась энергично его встряхивать. Тогда Титус, поднявшись на ноги, пустился бегом в сторону, насколько позволяли ему нетвердые ножки.

– Хоть ты не уходи, – простонала нянька, – этого нам только не хватало. Еще можно обойтись без этого ужасного Свелтера, но без юного лорда никуда не денешься. Можно обойтись без высокомерного Флея, но…

Фуксия порывисто вскочила на ноги и закричала:

– Няня, перестань! Неужели тебе не стыдно говорить подобные вещи? Тот же Флей… Неужели ты и впрямь уверена, что он не приносил никакой пользы? Я думаю иначе. Если человек существует, то не напрасно. Даже если ты не в состоянии заметить приносимую им пользу. – Замолчав, девушка опустилась на песок, поймав на себе донельзя удивленный взгляд няньки.

Но недоумевать слишком долго госпоже Слэгг не пришлось – взгляды и няньки, и ее подопечной тотчас метнулись в сторону, к деревьям, за которыми маячили две человеческие фигуры. Через несколько секунд Фуксия угадала в приближающихся мужчину и женщину. Что им нужно?

Вообще-то юная аристократка испытывала определенные сомнения насчет половой принадлежности второго человека. Во всяком случае, одет он был в подобие мужского камзола, но нес в руках легкий складной зонтик. С подобными, решила Фуксия, могут ходить только женщины. Да и походка у человека была явно женская. Впрочем, подумала девочка, чего только не бывает на свете. Нужно только дождаться, когда незнакомцы подойдут, а там проблема решится сама собой.

Наконец люди вышли из-за деревьев, и Фуксия с изумлением узнала в них брата и сестру Прунскваллер. Ничего удивительного не было в том, что она приняла поначалу госпожу Ирму за мужчину – сестра доктора не могла похвастаться округлыми очертаниями фигуры, к тому же сегодня нарядилась в чрезвычайно смелый дорожный костюм, что придавало ей несколько эмансипированный вид. Если бы не зонтик, подумала Фуксия с юмором, леди Ирму трудно было бы отличить от брата.

– Здравы будьте, сударыни и сударь, – прогудел доктор, – ведь теперь я имею полное право называть наше юное сиятельство сударем. Правда, официальная часть еще впереди, но морально, право слово… Морально юный Титус для меня уже лорд Гроун…

Появление доктора чрезвычайно обрадовало Фуксию. Она уважала этого человека – несмотря на пристрастие к словоблудию, Прунскваллер действительно много знал. И повода сомневаться в своем врачебном искусстве он еще ни разу никому не давал.

Ирма Прунскваллер сегодня поддалась на уговоры брата и пошла с ним на прогулку. После памятного всем пожара библиотеки сестра доктора практически не выходила из дома, и лишь последние несколько дней стала позволять себе короткие променады на свежем воздухе. Теперь она решила во что бы то ни стало восстановить подмоченную репутацию воспитанной и выдержанной леди – женщине было чрезвычайно стыдно за свое малодушное поведение во время пожара. Мысленно восхищаясь своей лебединой шеей, госпожа Прунскваллер наклонила голову под неестественным углом и нарочито небрежно поинтересовалась, стараясь заранее создать непринужденную обстановку:

– Фуксия, милочка, вы наслаждаетесь воздухом? Он чист и свеж, не правда ли? Я бы сказала – как на море…

Между тем сама Ирма, разумеется, не имела никакого представления о свежести морского воздуха, поскольку на море отродясь не была.

Давая понять, что расположена к легкой беседе в светской манере, Ирма чарующе улыбнулась и даже позволила себе подмигнуть Фуксии. Впрочем, от взгляда юной герцогини не укрылось, что улыбка сестры доктора была несколько искусственной, а в глазах затаилось напряженное ожидание.

– Та! Та! – радостно закричал Титус, опережая ответ сестры. Он опустился на песок и задорно посмотрел на госпожу Прунскваллер, словно приглашая ее присоединиться к своему веселью.

– Как хорошо, что вы пришли. – Фуксия решила показать Ирме, что сама не лыком шита. Кроме того, она в самом деле была искренне рада появлению доктора.

Альфред Прунскваллер дружески хлопнул юную герцогиню по плечу и повернулся к госпоже Слэгг:

– Ну, уважаемая нянюшка, как наше драгоценное здоровье? Давление больше не беспокоит? Ну, не надо смущаться. Тут все свои.

Нянька обеспокоено оглянулась на Фуксию и, поколебавшись, ответила:

– Да что давление? Спасибо, доктор, за ваши хлопоты. Сейчас все хорошо. Э-э-э… Спасибо…

– Ага, – радостно воскликнул Прунскваллер. – Значит, говорите, что все хорошо? Ну что же, тогда будем считать, что я провел заключительный врачебный осмотр. Коли вы в самом деле чувствуете себя свеженьким зеленым огурчиком… Человеческий организм, знаете ли, такая хрупкая штука – куда там нашим карманным часам до него. И все-таки, госпожа Слэгг, если вы просто стесняетесь или что еще… Приходите, я посмотрю вас. Со здоровьем шутки плохи, ха-ха. Итак, вы по-прежнему утверждаете, что у вас ровным счетом ничего не болит? Что здоровы, словно буйвол, изображенный на картине, что висит у нас в коридоре?

– Боже, – простонала нянька, оглушенная потоком слов чересчур красноречивого эскулапа, – Фуксия, деточка, растолкуй мне, о чем он меня спрашивает?

– Он пытается убедиться наверняка, в самом ли деле ты здорова, – ответила Фуксия.

Нянька повернулась к Прунскваллеру, поймав на себе его серьезный изучающий взгляд.

– Говорите, говорите, няня, – подзадоривал доктор, – я же сказал, что тут все свои. Ведь я не призываю вас сознаться в каком-нибудь страшном преступлении, правда? И даже не уговариваю распить совместно со мной и моей дражайшей сестрицей бутылочку ягодной настойки. Чего же смущаться, право? Врачу, как и духовнику, можно доверить многое, что обычно скрывается от других людей. Духовник врачует душу, а врач тело… Тело, как известно, вместилище души. Так что если хотите спасти душу, сознавайтесь, действительно ли вам полегчало, или вы просто не хотите загружать меня работой? Я и так начинаю изнывать от безделья.

– Ну, иногда бывает трудновато, – созналась нянька и тут же испуганно посмотрела на Фуксию. Но юная герцогиня знала, как вести себя в таких случаях – она тактично отошла на несколько шагов и делала вид, что заинтересовалась снующими под поверхностью воды мальками.

Доктор выхватил из кармана шелковый носовой платок и вытер вспотевший лоб. Госпожа Ирма, не зная, что ей делать в подобной обстановке, беспомощно пожала плечами и опустилась на коврик Титуса. Светская беседа упорно не клеилась, что затрудняло восстановление Ирмы в статусе леди. И тут же она спохватилась: ну какая леди позволит себе преспокойно усаживаться на землю? Однако поспешно вскакивать было бы более глупым поступком, и госпожа Прунскваллер, кляня свою неосмотрительность, осталась сидеть на детском коврике. Глядя на резвившегося вовсю Титуса, она подумала: «Если бы он был моим сыном, я непременно подстригла бы его. Разве можно ходить таким лохматым? В аристократических кругах такое не поощряется».

– Так что вы там сказали насчет трудностей? – вопрошал Прунскваллер, опустившись на корточки возле няньки. – Выходит, приступы давления все-таки случаются? Так я и думал. Не надо пугаться – это в вашем возрасте очень даже логично. А как функционирует ваше сердце? Есть жалобы на печень?

– Я устала, – пожаловалась нянька, – я просто устала. У меня не тысяча рук, но приходится делать тысячу дел одновременно. Неужели это так сложно понять?

– Фуксия, – окликнул врач девушку, – зайди вечерком, я передам успокоительное. Госпожа Слэгг, станете принимать порошок перед сном. Каждый день, слышали? Так, няня, что вы еще говорили? Кажется, жаловались на чрезмерную утомляемость? И это нормально, не пугайтесь. Что конкретно болит? Руки? Ноги? Тогда рекомендую притирания. Отличная, знаете ли, вещь. Ломоту как рукой снимет. Ирма, сестрица, правда ведь, мои притирания отлично помогают от усталости? Ты так любишь сетовать на усталость.

– Ну вот еще, – покраснела Ирма, проклиная болтливость брата. Он, сам того не зная, поставил под удар возможность обрести утраченный статус леди. Ведь леди, как известно, не должны жаловаться на трудности.

– А посему, – продолжал доктор, не замечая недовольства сестры, – перейдем к нашему общему любимцу Титусу. В свое время само провидение ниспослало мальчика Горменгасту, словно предчувствуя то ужасное несчастье, что постигло нас недавно. Ха-ха! Итак, великий день как будто бы приближается?

– Это вы насчет посвящения Титуса в герцоги? – уточнила на всякий случай Фуксия.

– Вот именно, – наклонил голову доктор.

– Тогда отвечу утвердительно, – кивнула девушка. – Если не ошибаюсь, осталось четыре дня. И плот как будто делается. – Неожиданно, словно вспомнив что-то важное, Фуксия всплеснула руками. – Доктор, доктор, мне нужно поговорить с вами по одному важному делу. Что? Возможно? Тогда сразу попрошу – со мной вы можете говорить нормальным человеческим языком. Не нужно книжных фраз. Хочу поделиться с вами своим беспокойством по одному поводу.

Доктор, ничего не ответив, принялся молча вычерчивать на песке какие-то линии. Удивленная молчанием эскулапа, юная аристократка из любопытства взглянула на песок и прочла: «Сегодня вечером в девять. В Прохладной комнате».

Заметив, что Фуксия прочла написанное, Прунскваллер движением ладони стер надпись. И, как оказалось, вовремя – оглянувшись, он увидел сзади две плоские фигуры, затянутые в багрового цвета платья. Разумеется, это были сестры пропавшего лорда Сепулкрейва, Кора и Кларисса. Не мигая, они смотрели прямо на эскулапа.

Альфред Прунскваллер мгновенно вскочил на ноги и церемонно поклонился. Однако аристократки, по всей видимости, совершенно не оценили его галантности. Повернув головы, они суровыми взглядами уставились на возившегося в песке Титуса.

Завидев тетушек, Фуксия занервничала. Искоса поглядывая на непрошеных гостей, она старалась угадать, зачем они пожаловали. А поскольку герцогини не спешили раскрывать цели своего появления на берегу озера, остальным присутствующим оставалось только гадать на сей счет.

Одна лишь нянька не замечала близнецов – она по-прежнему стояла к ним спиной. Не понимая, отчего Прунскваллер так внезапно замолчал, старуха удивленно сказала:

– Доктор, вы уж меня извините, но такой я уродилась – не могу сидеть на месте. И в девках такой была, и меня даже непоседой дразнили. Всегда…

– Ну конечно, – подхватил доктор, поворачиваясь к няньке. Он был раздосадован отсутствием внимания к своей персоне со стороны герцогинь и решил ответить им тем же.

Поймав на себе заинтересованный взгляд врача, госпожа Слэгг почувствовала прилив красноречия:

– Да, да, меня дразнили непоседой. Разве хорошо киснуть в ничегонеделании?

Доктор сочувственно кивал, а мысленно старался доискаться до причины появления старых дев у озера. Тоже мне, думал эскулап, считают себя верхом совершенства. Нашлись королевы красоты, а ведь там смотреть не на что – кожа да кости. Селедки лежалые, да и только. Но для чего они пришли сюда, эти селедки?

– Понимаете, доктор, – продолжала щебетать нянька, – мне всегда казалось, что бездействие только убивает. Когда ты за работой, твой мозг загружен. А когда ты просто сидишь в своей комнате, в голове пустота. Отсюда, думаю, и развивается склероз и вся прочая гадость.

– Разумеется, вы правы, как всегда, – искренне признался доктор, испытывая в то же время некоторую неловкость от присутствия герцогинь. Бесцеремонность старых дев всегда раздражала Прунскваллера – не хотят, так пусть не разговаривают, но на приветствие могли бы ответить.

– Вам легко соглашаться, – проговорила нянька, вздыхая. – В молодости все кажется легко и просто. Впрочем, зачем я говорю все это – придет время, и все вы поймете эту простую истину.

Прунскваллер задумался, а потом выпалил:

– Да, зерно истины в вашем утверждении, бесспорно, имеется. Няня, вы всегда поражали меня глубиной мысли и отсутствием… э-э-э… желания навязать другим свое мнение. Я особенно ценю в людях именно эту черту характера. Фуксия, ты у нас умница, что ты скажешь на сей счет? Конечно, в некоторой степени подобное утверждение даже жестоко и заставляет человека задумываться над неизбежностью конца. Но, с другой стороны, конец ли это? Я не говорю о том, какие варианты загробного существования предлагает нам та или другая церковь. Важнее, на мой взгляд, то, как это существование представляет себе конкретно взятый человек и верит ли он в подобное существование…

Договорив фразу, эскулап повернулся к Фуксии и в следующий момент не смог удержаться от улыбки.

Фуксия осторожно взяла няньку за руку и поинтересовалась:

– Няня, скажи, а ты давно вышла замуж за господина Слэгга?

– Век живи – век учись, – пробормотал Прунскваллер, – я бы никогда не решился задать столь прямой вопрос. С другой стороны, часто бывает просто бесполезно ходить вокруг да около…

Услышав вопрос воспитанницы, пожилая женщина едва не села на песок рядом с беззаботным Титусом. Наконец, совладав с собой, нянька гордо сказала:

– Это не я вышла замуж, это господин Слэгг пришел и попросил моей руки. Стало быть, инициатива принадлежала ему. Это очень важно… Правда случилось непоправимое – в день нашей свадьбы он умер!

– Боже правый! Неужели подобное и в самом деле могло случиться? И свадьба, и похороны в один день? Однако, дорогая моя госпожа Слэгг, поясните, Бога ради, что вы имеете в виду? Возможно, я просто не так понял вас… Все люди разные, у каждого собственный ход мыслей, – бормотал Альфред Прунскваллер, стыдливо потупя глаза. Он и в самом деле испытывал большую неловкость.

– У него случился удар, – пояснила коротко нянька.

– Никто не застрахован от удара, – сказал голос, дотоле хранивший молчание.

Только тут беседовавшие вспомнили о присутствии близнецов.

Почувствовав на себе всеобщее внимание, Кларисса добавила:

– У нас недавно тоже был удар. Представляете, у обеих одновременно. Ну не странно ли? Я даже нахожу в этом нечто забавное.

– Ничего забавного в этом нет, – сурово поправила ее сестра. – Неужели ты забыла, как стонала и жаловалась? Неужели так приятно сутки напролет лежать пластом?

– Да перестань, – упорствовала леди Кларисса, – конечно, пришлось отлежаться некоторое время. Я не спорю. Но сама посуди – разве мы не были на некоторое время избавлены от каждодневной рутины? Хоть какое-то время можно было отдохнуть от однообразных занятий. Что поделаешь – жизнь в Горменгасте никогда не отличалась динамичностью… А так, конечно, удар – штука не слишком приятная…

– Ага. Именно это я и сказала, так ведь?

– Ты говорила совсем не то.

– Кларисса Гроун, – бросила Кора с раздражением, – не забывайся.

– Это ты мне? – бросила угрожающе Кларисса, при этом глаза ее недобро сузились.

Кора повернулась к доктору и беспомощно развела руками:

– Что поделаешь, господин Прунскваллер, такая вот у меня сестра. Само невежество, право слово. Не понимает элементарных вещей.

Молчавшая все это время нянька не удержалась:

– Леди Кора, ну что вы. И вы, и ваша сестра одинаково милы. И вовсе не производите впечатления невежественных. К тому же…

Нянька замолчала, видя, что реакция на ее примиряющие слова оказалась совсем не та, какую она ожидала.

– Послушайте, служанка, – процедила глухо Кора, – вы бы лучше…

– Слушаю, сударыня, – покорно сказала нянька, опуская глаза.

– Да, служанка, послушайте, – поддакнула сестре Кларисса, которой явно нравилось происходящее.

Кора резко повернулась к Клариссе и проворчала:

– А тебя вообще никто не спрашивает.

– Это почему? – зашипела Кларисса.

– Потому что непочтительность служанки проявилась не по отношению к тебе. Какая же я дура, коли не поняла такой простой вещи. Я удивляюсь.

– Но и я хочу придумать для нее какое-нибудь наказание.

– С какой стати ты?

– Потому что я давно уже никого не наказывала. Кстати, ты, кажется, тоже?

– Что до меня, то я вообще никого никогда не наказывала, – холодно отпарировала Кора.

– А со мной подобное случалось.

– Да ну? И кого же ты наказывала?

– Неважно. Наказывала, и все тут.

– Нет, погоди. Странно как-то получается. Ты уж будь добра, подкрепи свои слова конкретным примером.

– Прекрати. Лучше давай подумаем, как наказать эту.

– Что тут думать?

– Ну, какой вид наказания мы можем применить. Как-то проучить, чтоб запомнилось…

– Ты имеешь в виду, нечто подобное, что мы сделали с Сепулкрейвом?

– Право, не знаю. Но мне кажется, что нам не следовало бы сжигать ее. Конечно, непослушание – вещь ужасная, но сожжение – это уж слишком.

Фуксия порывисто вскочила на ноги. Она уже собиралась вступиться за няньку и осадить расходившихся тетушек, как вдруг услышала фразу «Нам не следовало бы сжигать ее». Фуксия почувствовала, как ее словно кнутом ударили. Ноги сразу сделались тяжелыми и непослушными, словно были отлиты из свинца. Девушка стояла, не зная даже, как себя вести.

Доктор тоже услышал неосторожно брошенную герцогиней фразу. Мысль о ненайденном виновнике пожара библиотеки по-прежнему не давало ему покоя. Налицо были факты, но не было крохотного связующего звена. Фраза против желания эскулапа прочно отпечаталась в его мозгу, и Прунскваллер разом осознал, что теперь все встало на свои места.

Нянька растерянно хлопала глазами, пытаясь сдержать подступившие слезы. Она не знала, чем так разгневала близнецов. Пыталась примирить их, сделать комплимент (кстати, совершенно ими незаслуженный), а в ответ – одни только угрозы…

Ирма же Прунскваллер демонстративно отошла в сторону и делала вид, что рассматривает противоположный берег. Она почти наизусть помнила «Катехизис леди», правило седьмое которого гласило, что «настоящая леди должна любой ценой избегать попадания в неприятные или щекотливые ситуации».

Доктор вскочил на ноги. Чтобы подавить неловкое молчание, он закричал:

– Ха-ха-ха! Где же наш юный Титус, новый владелец замка? Как бы его не сожрала акула! Мне всегда казалось, что в этом озере водятся акулы. Какой-нибудь особый вид… Пресноводный… Живет себе, а ученые и не предполагают, что на свете существуют пресноводные акулы.

Присутствующие разом вспомнили о Титусе. Нянька испуганно завертела головой и бросилась к воде. Конечно, она знала, что доктор упомянул акул в шутку. Несмотря на насмешливость, Прунскваллер был удивительно проницательным человеком. Шуткой он намекнул няньке на другой, куда более возможный вариант – что Титус, оставшись без присмотра, вполне мог утонуть.

Так оно и оказалось – воспользовавшись тем, что внимание взрослых переключилось на более важные проблемы, юный герцог устремился к давно вожделенной воде. Упав на четвереньки на мокрый песок, он восхищенно разглядывал набегавшие на берег волны. Волны с легким шумом перекатывали пустые ракушки и прибитые к берегу водоросли. Но радости малыша не суждено было продолжаться слишком долго – в следующую минуту госпожа Слэгг порывисто подхватила его на руки.

– Кровиночка моя, радость… – причитала старуха, прижимая к себе ребенка.

Опасливо посмотрев на воду, нянька повернулась и направилась к остальным.

Альфред Прунскваллер несколько насмешливо посмотрел на няньку, но говорить ничего не стал. Он не имел ничего против няньки – ее рассеянность, как считал медик, была вызвана исключительно зловредностью близнецов. Вот над кем можно шутить, и шутить ядовито. Чтоб неповадно было трепать нервы окружающим.

Близнецы тоже были растеряны – они только сейчас осознали, что могло случиться непоправимое. Разумеется, ни у одной и в мыслях не было, что в этом виноваты были они, хотя и косвенно.

– Я тоже заметила это, – изрекла Кора важно.

Кларисса пожала плечами – она и сама заметила, что Титус отошел к воде, но сочла ниже своего достоинства беспокоиться об отпрыске брата и ненавистной Гертруды.

Нянька опустилась на коврик и, усадив рядом насупившегося Титуса, с облегчением вытерла пот со лба. Фуксия, не мигая, смотрела на задумавшегося доктора.

– Послушайте, – обратилась Фуксия к эскулапу, – я рада, что вы так пошутили. А то стало совсем скучно. Вокруг одни кислые физиономии. Взять хотя бы леди Ирму – стоит, словно вешалка. – И тут же, поняв, что сболтнула лишнее, Фуксия прикусила язык и залилась румянцем стыда.

– Подумаешь, – отмахнулся медик беззаботно. – Если она моя сестра, то я не могу выслушать справедливые замечания на ее счет, так, что ли? – Альфред Прунскваллер от души расхохотался и, понизив голос, заговорщически подмигнул юной герцогине. – Она просто думает, как бы лишний раз не разрушить авторитет утонченной леди. Но только чем сильнее она пыжится, тем смешнее смотреть на нее со стороны. Знаешь, я, конечно, не разбираюсь в этом, но возьму на себя смелость утверждать, что настоящая леди – та женщина, которая ведет себя естественно, но утонченно, и при этом не задумывается, насколько точно она следует наставлениям скучных книг. Что касается благородного происхождения, то этим мы вполне можем похвастаться. Нашими предками были обедневшие аристократы. Так что… Впрочем, это я так, к слову…

Тут налетел ветер. Он принялся яростно трепать волосы и одежду присутствующих. Фуксия собиралась что-то спросить доктора, но тут же забыла вопрос, когда увидела в стороне процессию людей, то и дело исчезавшую за купами деревьев.

Поначалу юная аристократка не поняла, что это за люди. Но потом, когда она увидела, что они несут мотки веревок и отесанные бревна, все стало ясно.

Это были плотники, которым доверили сооружение плота для посвящения Титуса в герцоги. Фуксия припомнила, что педантичный Барквентин предусмотрел каждую мелочь – даже идти плотники могли только той дорогой, которая описана в старинной книге.

Девушка безошибочно определила, кто шел во главе процессии. Угловатая долговязая фигура Стирпайка была единственной и неповторимой на весь Горменгаст. Альфред Прунскваллер перехватив взгляд Фуксии и тоже заметил Стирпайка. Врач нахмурился. Ежедневно с момента пожара библиотеки эскулап пытался доискаться до причины возгорания. Ему не давало покоя появление бывшего поваренка в самый ответственный момент. Однако подозрения медика были самыми смутными, да и улик никаких не было и быть не могло. Но Прунскваллер был по природе настырным и настойчивым человеком. Неудача лишь раззадоривала его, но никогда не выводила из себя. На некоторое время исчезновение лорда Сепулкрейва заслонило пожар, но потом эскулап снова принялся напрягать память. В конце концов, умопомрачение и исчезновение герцога были прямым следствием пожара. Возможно, думал врач, расследование возгорания в библиотеке поможет пролить свет и на остальные загадочные происшествия.

Доктор случайно посмотрел на Фуксию и вдруг с удивлением обнаружил, что девушка тоже глядит на Стирпайка с неприязнью.

Тем временем процессия подошла к воде, и юноша, забегав по берегу, принялся отдавать какие-то команды. Плотники начали укладывать принесенное на песок, а тем самым временем Стирпайк быстро скинул одежду и вошел в воду, то и дело втыкая в дно свою тросточку-меч. Прунскваллер догадался, что он пытается определить топкость дна.

– Ну вот, – повернулся доктор к Фуксии, – видала? Теперь одним начальником больше в Горменгасте. Ну что же – в нашу затхлую жизнь вольется свежая струя. Кстати, что он там такое делает?

Фуксия только охнула от удивления – в этот момент Стирпайк, швырнув на берег трость, нырнул под воду.

– Что там такое? – леди Ирма откинула голову назад, лихорадочно вычисляя, насколько грациозно выглядит ее шея. – Альфред, что там? Мне показалось, что я слышала всплеск. Я ведь не ослышалась, верно?

– Не ослышалась, – подтвердил доктор.

– Ах, Альфред, ну почему ты все время односложно отвечаешь на мои вопросы? Я ведь спросила тебя, что там происходит?

– Вот еще. Я же тебе ответил, что ты не ослышалась. Что еще тебе нужно? Твои глаза как будто видят, так что ты сама в состоянии составить ясное представление о происходящем.

– Я не говорю, что ничего не вижу. Я просто не понимаю, что за манипуляции совершают эти люди.

– Эти люди занимаются делом, дорогая моя. Чем бы еще, скажи на милость, они могли заниматься?

– Что? Там был всплеск? – закричала нянька и тут же вспомнила шутку доктора о пресноводных акулах, которую восприняла всерьез. – Господин Прунскваллер, там, случайно, не акула плеснула? Что же эти люди подошли так близко к воде? Неужели они не боятся акул?

– Да прекратите болтать глупости, – неожиданно вспылила Ирма, – хватит. Откуда в нашем озере взяться акулам?

Фуксия, не отрывая глаз, следила за Стирпайком. Как видно юноша был отличным пловцом. Мерными саженками он стремительно рассекал водную гладь, приближаясь к середине озера.

– Кажется, я кого-то вижу на воде, – подала голос леди Кора, поднося к глазам изящный лорнет.

– Где, где, – переспросила Кларисса.

– В озере.

– Как в озере?

– Очень просто. Господи, неужели на поверхности воды не может быть ничего, видимое человеческому глазу?

– А в какой воде?

– Как – в какой? По-моему, перед нами только одно озеро. Второго нет. Во всяком случае, поблизости.

– А, ну если так…

– А ты что, не видишь его?

– Я пока не смотрела.

– Ну так взгляни.

– Думаешь, стоит?

– А почему нет?

– Хорошо… Так… Кажется, я вижу там человека. Постой, ты тоже его заметила?

– Ну конечно. Об этом я тебе уже несколько минут долдоню.

– Между прочим, он плывет прямо ко мне.

– Вот еще – с какой стати к тебе? Это сложно определить. Может статься, что он плывет ко мне.

– Почему ты так решила?

– Потому что мы стоим рядом. И потому что мы похожи.

– Верно… В этом наша слава.

– И наша гордость. Не забывай.

– Никогда не забуду.

Замолчав, аристократки уставились на приближающегося пловца. Разумеется, они не могли видеть его лица, потому и понятия не имели, кто это был.

– Послушай, Кларисса, – окликнула Кора сестру.

– Да?

– Правда, что из присутствующих – мы единственные леди?

– Ну конечно. А к чему ты говоришь это?

– Давай пойдем к воде, когда он подплывет к самому берегу. И воздадим пловцу по заслугам.

– А ему не будет больно?

– Боже, ну почему ты такая непонятливая? Я же имела в виду совсем другое – предложила поприветствовать его.

– Откуда мне знать, что ты имеешь в виду? – обиделась Кларисса. – Нужно яснее выражать свои мысли.

– Мне что же, теперь говорить длинными фразами? – оскорбилась леди Кора. – По-моему, я выразилась достаточно ясно.

– Неужели?

– Именно.

– Ага.

– Гляди, гляди, он и в самом деле плывет сюда.

– Верно.

– Пожалуй, нам действительно стоит подойти к воде и оказать ему достойный прием.

– Да…

– Ну так пошли.

– Как, сейчас?

– Ну а когда же? Ты готова?

– Сейчас, только поправлю волосы.

– Все?

– Да, я готова. А ты?

– Естественно.

– Тогда пошли.

– Куда?

– Послушай, прибереги свою тупость до следующего раза, ладно? Если ты действительно такая тупая, то просто иди за мной и молчи.

– Хорошо.

– Будем считать, что договорились.

– Договорились.

– Смотри!

Стирпайк к тому времени благополучно доплыл до мели и теперь стоял по пояс в воде. Сделав шаг, юноша приветливо помахал стоящим на берегу.

Фуксия зааплодировала – она была в восторге от умения Стирпайка плавать. Вот так запросто переплыть широкое озеро – какой еще мужчина в Горменгасте был способен на это? Нужно иметь хорошие легкие и тренированные мышцы.

Ирма Прунскваллер, не видевшая бывшего поваренка уже несколько недель, издала крик удивления. Сестра доктора даже не видела, как Стирпайк прыгал в воду, потому его появление было для старой девы настоящим шоком.

Нянька подслеповато щурилась, пытаясь издалека определить, кто этот пловец.

– Привет! – закричал Стирпайк, проводя ладонью по блестящим на солнце влажным волосам. – О, кого я вижу – леди Фуксия! Хороший сегодня денек, да? Рад видеть всех вас. Как самочувствие? О, госпожа Ирма. Извините за мой внешний вид – не слишком отягощенный одеждой. Доктор, как успехи на лекарском поприще?

Только после этого Стирпайк позволил себе посмотреть вправо, где у самой кромки воды маялись близнецы, опасливо глядя себе под ноги. Как видно, герцогини опасались замочить свои алые сафьяновые туфельки.

– Осторожнее, сударыни, не промочите ножки, – посоветовал Стирпайк сообщницам, – умоляю, осторожнее. Не нужно подходить к воде слишком близко – вы и так оказываете мне чересчур много чести.

Стирпайк старался в то же время не переборщить в советах, чтобы кто-нибудь случайно не подумал, что он имеет на близнецов определенное влияние. Хотя на самом деле юноше было наплевать на сестер лорда Сепулкрейва – хоть бы они зашли в воду по шею. Тем не менее нужно было дать понять аристократкам, что он по-прежнему заботится о них и об их здоровье.

Все получилось так, как и предполагал хитрец – герцогини на этот раз не стали повиноваться приказному тону его голоса. По-видимому, ущемление собственной репутации было для них хуже адского пламени. Близнецы, наоборот, смело шагнули вперед, замочив не только обувь, но и подолы платьев. Остальные присутствующие были просто поражены невесть откуда появившейся живостью близнецов.

Стирпайк насмешливо посмотрел на сообщниц и картинно пожал плечами, давая понять, что движущие мотивы поведения герцогинь остаются загадкой и для него. Между тем женщины оказались буквально в двух шагах от пловца – достаточно для того, чтобы обменяться несколькими словами без риска быть услышанными.

Теперь Стирпайк понял, что можно больше не церемониться. Приглушенным тоном, не терпящим возражений, он распорядился:

– Теперь стойте на месте, ясно? Я должен кое-что сказать вам. Вы должны как и прежде следовать всем моим инструкциям, чтобы блестяще начатое нами дело столь же блестяще завершилось. Кстати, золотые троны изготовлены по выбранному вами проекту и уже находятся на пути в Горменгаст. А теперь немедленно выходите из воды и отправляйтесь в замок. Ждите меня в своих покоях. Я постараюсь управиться со всеми делами пораньше. Быстро из воды – а то будут неприятности…

Выпалив эту фразу, Стирпайк махнул рукой стоящим на берегу: дескать, сам не понимаю, что нужно от меня двум старым девам.

– Но, Стирпайк, послушайте, – начала Кларисса.

– Хватит болтать! Чтоб о пожаре ни слова на людях. И даже между собой не стоит говорить… Если есть риск, что вас подслушивают. Что вы притащились сюда? Я же сказал – сидеть дома. Нарушили обещание… Я очень недоволен вами, очень. Сегодня в десять вечера приду к вам, нужно кое-что обсудить. Скоро вы получите все, о чем мечтали, и заблестите в долгожданном великолепии. А сейчас… Сидеть!

Стирпайк намеренно отдал заведомо невыполнимую команду – чтобы проверить, насколько аристократки готовы слушаться его указаний. С готовностью все оказалось в порядке – вытаращив в страхе глаза, сестры лорда Сепулкрейва, как подкошенные, сели в воду. Их бордовые платья надулись воздухом и стали похожи на некое подобие колоколов, но потом, напитавшись водой, опали. Старые девы сидели по пояс в воде и вымученно улыбались.

Стирпайк остался доволен своей в самом деле удачной шуткой и скомандовал:

– Все! Теперь – шагом марш на берег. Чтобы больше никакой болтовни. Быстро домой – и ждать меня.

Не забыл хитрец и о соответствующей маскировке – как только герцогини испуганно опустились в воду, он театрально всплеснул руками, изображая крайнюю форму удивления.

Кора и Кларисса послушно вскочили на ноги и безропотно затрусили на берег, где на них во все глаза смотрели пораженные зрители. Такого на их памяти еще никогда не случалось.

Не обращая внимания ни на доктора, ни на Фуксию, ни на няньку с ребенком, старые девы направились к замку. Вода лила с них в три ручья, но обе по-прежнему держались надменно, хотя теперь их чопорный вид мог рассмешить даже самого не склонного к юмору человека.

– Доктор, что такое? Как это называется? – закричал возбужденно Стирпайк, указывая вслед удалявшимся дамам.

– Я поражен, – ответил Альфред Прунскваллер. – Наверное, скоро небо рухнет на землю. Ты просто уморил нас. Может, все это мне снится? Ох, плыви, откуда приплыл.

– Тогда будем считать, что у меня своего рода гипноз, – воскликнул Стирпайк. Он знал, что сказанные при расставании слова запоминаются лучше всего, потому-то и подкинул эскулапу мысль о гипнозе. Поняв, что больше ему здесь делать нечего, юноша поплыл в обратную сторону, где плотники уже с нетерпением ждали его.

Фуксия с бьющимся сердцем следила за удалявшейся головой Стирпайка. Происходящее казалось девушке нереальным. В душе словно играла музыка. Юная герцогиня вдруг поймала себя на мысли, что царившая над ее настроением долгое время меланхолия именно сейчас начала рассеиваться. С чего бы это?

– Пойду домой, – сказала она доктору, – пока. Вечером увидимся. Няня, пойдешь со мной? Госпожа Прунскваллер, до свидания. Желаю приятного отдыха.

Ирма неуклюже повернулась и натянуто улыбнулась:

– Да, да… Сегодня в самом деле выдался удивительно приятный день. Братец, руку… Я же сказала – подай мне руку.

– Конечно, конечно, моя пташка. Я все прекрасно слышал, – поспешно закивал медик, – да… Так вот. О, твоя рука просто восхитительна. Это… это верх совершенства, вот что такое твоя рука. Мы с тобой пройдемся по берегу, прогуляемся. Фуксия, до вечера.

Ирма Прунскваллер взяла брата под руку, а в свободной руке зажала только что раскрытый зонтик от солнца. Доктор сделал многозначительное лицо, и брат и сестра Прунскваллер направились по берегу, обмениваясь короткими фразами.

Фуксия подхватила на руки Титуса, а нянька подняла обсыпанный песком коврик и принялась энергично встряхивать его. Обе заторопились домой – пора было пить чай.

Между тем Стирпайк уже доплыл до берега, на котором стояли в ожидании его распоряжений плотники. Юноша начал размахивать руками, указывая то на воду, то на замок, то на деревья. Жизнь шла своим чередом…