Одиночество в Дремучем лесу чувствуется особенно остро. Все – даже еле слышный щелчок треснувшего сучка – напоминает, что ты здесь только гость.
Он не помнил, как долго шел. Позади оставались труднопроходимые чащи и живописные полянки, но красоты природы не интересовали путника. Он шел и шел, изредка прерывая путь для короткого отдыха и сна. Дремучий лес казался мрачным исполином, сравнимым разве только с громадой Горменгаста. Человек шел, не имея представления, когда окончится его путь.
Возврата к прежней жизни не было. Флей понял это в тот момент, когда лорд Сепулкрейв втаскивал тело Свелтера внутрь башни, то и дело кидая на него плотоядные взгляды. Как ни странно, старик быстро примирился с крахом прежнего уклада жизни – возможно потому, что еще за несколько дней до схватки с шеф-поваром он знал, что больше не будет жить в Горменгасте. Госпожа Гертруда, сама того не подозревая, помогла Флею примириться со статусом изгоя. Прежняя жизнь улетучилась из души старика, словно дым. Но известно, что пустоты в природе не бывает. Бывший камердинер изредка с любопытством посматривал по сторонам – его уже начинали интересовать отдельные детали его нового бытия. Самому себе Флей даже мог похвастаться некоторыми успехами. Например, он отыскал на склоне горы Горменгаст две довольно просторных и сухих пещеры, в которых вполне можно было жить. Понимая, что лучше иметь хоть какое-то убежище на всякий случай, Флей очистил пещеры от сора, ножом срезал свисавшие с потолков корни растений и натаскал охапки сухого камыша. Нужно было спешить с приготовлениями, пока стояла хорошая погода. В пещерах же Флей сложил очаги и прокопал дымоходы, которые в случае холодов должны были закрываться специальными заслонками. Первая пещера лежала на южном отроге горы и выходила на широкую равнину, о которой старик не знал ровным счетом ничего. Вторая пещера располагалась на северном склоне, она была меньше первой, но куда удобнее и неприметнее. Именно здесь Флей решил жить постоянно, держа вторую пещеру на всякий случай. Вообще старику было чем похвастаться: каждый день он узнавал все больше и больше нового. Иногда он даже удивлялся, как, прожив столько лет в замке, не интересовался столь простыми, но жизненно необходимыми вещами. Буквально за неделю он научился мастерски ловить кроликов, ставить сплетенные из распущенной веревки силки на птиц. Пока стояло лето, Флей решил жить в выстроенной на одной из полянок хижине. Неподалеку протекала неширокая, но быстрая речка. Кое-где было довольно глубоко, над водой росли кусты ольхи – именно в таких местах Флей любил рыбачить. Рыбаков в Дремучем лесу, по всей видимости, было немного, поскольку рыба хорошо клевала практически при любой погоде. Конечно, под рукой не было разных приправ и даже обычной соли, но старик наловчился использовать разные травы и ягоды, которые оказались нисколько не хуже употреблявшихся в замке.
Особенно полюбились Флею долгие вечера. Было приятно лежать на подстилке из сухого камыша и смотреть на жарко пылающий в очаге огонь. Было приятно чувствовать себя независимым и знать, что можно не бояться наступить случайно на какую-нибудь кошку и тем самым навлечь на себя господский гнев, можно было не опасаться разных там шеф-поваров. Теперь он – часть природы… Снаружи доносились крики птиц, на речке квакали лягушки. И все это, думал Флей, принадлежит теперь ему. Он честно завоевал себе место под солнцем, он выстроил своими руками хижину, облагородил пещеры, в которых можно будет зимовать. Вытесывая ножом из куска дерева ложку, бывший камердинер вспомнил свою прошлую жизнь, к которой, как он знал, нет возврата. Несомненно, прошлое интересовало его, но Флею почему-то не хотелось жить прежней жизнью. Странной была только тоска по Фуксии – раньше Флей частенько ворчал на непоседу, но теперь ему очень не хватало безудержного любопытства и жизнерадостности девочки.
Неделя шла за неделей – Флей чувствовал себя все увереннее. Он настолько освоился с жизнью лесовика, что мог позволить себе разнообразное питание. Все силы он бросил на подготовку к приближающейся осени, а потом – и к зиме. Именно зима должна была показать, чего он действительно стоит и что он научился делать. Он ловил и вялил рыбу, сушил ягоды и грибы, разнообразные растения. Потом научился коптить впрок мясо. Все припасы он складывал в пещерах. Заготовку припасов старался совмещать с обследованием местности. Всякий раз старик ходил все дальше и дальше, попутно обогащая свою память новыми сведениями. Изредка по ночам Флей вспоминал, как убил Свелтера. Ему просто не верилось, что он мог совершить такое. Впрочем, в той жизни все было возможно…
Странным образом он почти не видел снов – хлопоты по хозяйству были настолько утомительны, что каждый вечер, ложась спать, Флей словно проваливался в бездонную яму. А утром его ждали уже новые заботы.
Как-то, укладывая в южной пещере сушеную рыбу, Флей вдруг вспомнил момент, когда леди Гертруда выгнала его из Горменгаста. Тогда все это казалось нереальным. Он был частью замка, частью системы. И что теперь? Теперь он стал частью другой системы, вне которой тоже себя не мыслил.
Дни летели и летели. Однажды бывший камердинер возвращался домой – он расставил силки на поляне, где часто опускались дикие гуси. Несколько дней он оставлял им зерна, чтобы приучить птиц посещать поляну почаще. И сегодня пришел черед взять от стаи гусей дань за прикормку. Флей не сомневался, что к вечеру будет с добычей. Возвращаясь домой, он остановился у сломанного бурей дерева со сделанной им зарубкой для памяти: направо – дом, налево – путь к Горменгасту. Неожиданно для самого себя Флей решил наведаться к месту, где кончался Дремучий лес и начинались густые заросли кустарника. В конце концов, он давно там не бывал. Вдруг и там есть какая-нибудь полезная живность?
Путешествие оказалось очень полезным – на склоне горы, поросшего лесом, Флей наткнулся еще на одну пещеру. Рядом журчал крохотный родничок, вода которого была настолько холодна, что ломило зубы. Присев на большой плоский валун, Флей подумал, как вообще мог когда-то существовать в мире бесконечных полутемных коридоров и залов, сожженных библиотек и душных кухонь. Прошлая жизнь настолько разительно отличалась от нынешней, что иногда он даже начинал сомневаться – действительно ли прежде жил в Горменгасте или же все это просто приснилось ему. Неожиданно бывший камердинер поймал себя на мысли, что нынешняя жизнь куда красивее предыдущей. Старик несказанно удивился подобному сравнению. В самом деле, он никогда не питал особой сентиментальной любви к красотам природы. Растения, к примеру, интересовали его с точки зрения полезности применения в хозяйстве. Но если в голову стали приходить мысли о красоте природы, его жизнь действительно изменилась. Он стал присматриваться к белкам, лисам, уткам, тетеревам. Они были не только материалом для одежды, не только продуктами и кандидатами в котел, но и соседями, без которых, может быть, вообще ничего не существовало бы. Нужно, думал Флей, правильно определить свое место в жизни и не мешать другим. Тогда и у тебя не будет лишних забот…
Потом Флей отправился дальше в путь. Примерно через час он добрался до пещеры на северном склоне Горменгаста – до северной пещеры, как он ее назвал. Опустившись на камень, старик только теперь почувствовал, насколько устал. Бросив случайный взгляд на небо, Флей поразился – по багровому вечернему небу медленно плыли пухлые лиловые облака. Неужели все это – тоже часть его новой жизни? Потому что раньше он не замечал ничего подобного. Конечно, часть, сказал Флей сам себе. Только нужно не слишком любоваться красотами природы. А то зима придет, такую красоту покажет…
Сев у входа в пещеру, старик стащил с ног башмаки. Все, он дома. Придирчиво оглядев чисто выметенный пол, бывший камердинер поправил косо стоявший у камня веник. Так-то лучше, побормотал он себе под нос. Вдали, на фоне заходящего солнца, чернело несколько острых скал. Флей невольно сравнил скалы с зубами, пожирающими солнце.
Камни, камни… Недвижимы и вечны… Недвижимы? Но почему один как будто движется в его сторону?
Флей привстал и всмотрелся в даль – ошибки быть не могло. Не сразу он сообразил, что это был не камень, а человек. Флей не мог знать, что видит Киду, такую же, как и он, скиталицу.
Кида шла медленно – и усталость сказывалась, и дорога вела в гору. Беременной женщине, истощенной трудностями пути, казалось, что ее путь вообще никогда не кончится. Кида шла, сама не зная куда. Разумеется, красоты природы ее не волновали. Остановившись перевести дыхание, изгнанница оглянулась назад. Где-то там за серебряной дымкой лежал Горменгаст, лежало родное предместье, где она по решению старейшин больше не имеет права появляться. Кида вдруг подумала – как далек отсюда Горменгаст, так далека и ее прошлая жизнь. Прошлая жизнь… Неужели у нее есть другая жизнь? Стоит ли и дальше передвигать ноги, зная, что и завтрашний день будет подобен первому? Но тут же в сознании забилась упрямая мысль – жить нужно, нужно… Если не ради себя, то ради будущего ребенка. Нужно выносить и дать жизнь ребенку, поставить его на ноги, а потом – будь, что будет.
На шее женщины висел крепкий шнурок с нанизанными на него скульптурками – память о ее возлюбленных резчиках по дереву, убивших друг друга в смертельном поединке. Кида рассеянно прикоснулась к скульптурам и посмотрела по сторонам. Куда она идет, зачем? Тут ее внимание переключилось на несколько крупных валунов, покрытых выбоинами и волнообразными выпуклыми линиями. Неожиданно для себя Кида нашла, что камни очень похожи на розы. А может, это и были розы? Древние розы… Ведь находят же в известняковых карьерах отпечатки древних рыб и ракушек? Что ж, это вполне возможно. Вот как бывает в жизни – росли когда-то розы, а потом превратились в камни. Интересно, как давно это было? Возле одного из камней растут папоротники. Сможет ли подобный папоротник превратиться в камень? Чтобы через тысячи лет люди вот так же смотрели на него и думали, действительно ли существовало подобное растение, или камень – просто каприз природы. Кида то и дело смотрела по сторонам, стараясь хоть на какое-то время отвлечься от невеселых мыслей. Разумеется, Флей не видел, как вертит головой Кида. Ему и в голову не могло прийти, что еле различимая на фоне горизонта черная точка может быть бывшей кормилицей Титуса. У Флея были свои хлопоты, и удивить его красотами природы после всего увиденного было сложно. Даже окаменелыми розами…
Внезапно Кида почувствовала, как окружающий мир словно ускользает от нее. Луна, дотоле смирно покоившаяся на привычном месте, вдруг прыгнула в сторону, словно набитый шерстью кожаный мяч. На мгновенье мелькнула сильная вспышка, а потом все разом погрузилось в темноту.