Только не|мы (СИ)

Глава 18

Будто весь свет во всём необъятном мире разом померк. Его просто не стало, выключился, умолк. Дом без Андриса превратился в трясину мутного страха, из которой не находилось выхода. Страх лип ко мне костлявыми пальцами, пробирался под одеяло, заунывно урчал в батареях. В этом сентябре рано включили отопление, потому что зачастили дожди, промозглые и сонные.

В иные дни я не могла встать с кровати, лежала, тупо глядя в белый потолок, и мечтала, что вскоре он обрушится на меня и размажет вместе со всеми страхами, горечью, нищетой, в которые обратилась моя жизнь.

Лишь изредка мне удавалось подняться и дойти до машины, чтобы поехать в Юрмалу. Там, у моря я часами сидела под дождём или под палящим солнцем, не ощущая никакой разницы в изменениях погоды. Всё равно погода внутри меня оставалась всегда одинаковой — несчастливой, безжизненной, понурой.

И когда после одной из таких поездок я простыла и заболела, то восприняла свою болезнь с фанатичным христианским благоговением, потому что верила — я скоро умру, и все мои мучения закончатся.

Я запретила маме Софии навещать меня, запретила Александру и Роберту хлопотать о лекарствах и других необходимых мне вещах. Они звонили все попеременно, а я не брала телефон. Александр как-то заявился без приглашения и трезвонил в дверь, но я сделала вид, что меня нет дома, хотя я находилась там почти всегда и почти всегда хотела находиться где угодно, но только не здесь и не сейчас. Даже своей маме я запретила рыдать в трубку, чёрство и эгоистично решив, что так будет лучше для всех. Пожалуй, я бы немного обрадовалась Габи, но я не могла рассказать ей о том, что у меня произошло, потому что Габи со дня на день должна была родить.

А когда она родила в середине сентября, то мне и вовсе перехотелось говорить ей что-то, кроме поздравлений, которые, хоть и звучали формально, были искренними.

Габи родила девочку: три килограмма четыреста восемьдесят пять грамм — темноволосое, как её отец, и голубоглазое, как её мать, курносое чудо по имени Маргарита. Совершенно здоровый, подвижный ребёнок, который уже с первых минут громко заявил о себе, и отныне жизнь Вовы и Габриели вертелась только вокруг этого славного, крошечного существа.

А я тем временем догорала на последнем температурном рубеже, уже плохо совместимом с жизнью, и видела перед собой лица — одно за другим:

Валдис, Андрис, Тони…

Валдис, Андрис, Тони. Валдис, Андрис, Тони…

Я не могла вернуть Андриса. Я не могла вернуть Тони.

Я не могла вернуться к Валдису, несмотря на то, что мне всё-таки выдали разрешение на опеку, где в графе «опекуны» стояло два имени, но одно из них уже растворилось в вечности. Но именно этого имени мне не хватало, чтобы исполнить свой долг до конца.

Оттого я радовалась болезни вдвойне: и потому что умирала, и потому что болезнь стала уважительной причиной неявки в приют. То, о чём думал и что чувствовал Валдис в моё отсутствие, я даже не хотела представлять. За время, проведённое вместе, я поняла, что его внешние проявления сильно разнятся с внутренними ощущениями. Какие-то вещи Валдис попросту не умел делать видимыми, но это не значило, что он их полностью лишён.

Елена писала мне, что Валдис не ест и не спит, не трогает шахматы, не рисует в альбоме, не читает книг. Сердце моё обливалось кровью, но я упорно верила, что, когда оно, в конце концов, не выдержит и остановится, наступит мир и покой для всех.

Так я считала до тех пор, пока находилась в горячке и сходила с ума от приходящих и растворяющихся в воздухе образов.

А потом они исчезли.

Сначала образы. Затем и температура.

Я вытащила градусник и поняла, что дальше не имею никакого права симулировать беспомощность.

Встав после двух недель беспробудного бреда с кровати, я вымыла тело, выпила, скорее просто для очистки совести, целую горсть антидепрессантов, оставшихся ещё с весны, и побрела к машине.

Первая встреча с Валдисом после месячной разлуки далась и ему, и мне непросто. Он был обижен. Как я поняла это? Никак. Я просто почувствовала.

По обыкновению своему, он не глядел на меня, молчал, уставившись в одну точку.

Я сказала:

— Валдис, прости, что так долго не могла приехать. У меня были важные дела. Но теперь всё в порядке. Теперь мы больше никогда не расстанемся. Я обещаю.

Протянув к нему руку, я ждала хоть какой-нибудь ответной реакции. И ждала долго. Валдис неторопливо встал из-за своего стола, прошёл мимо меня и отправился на выход из приюта.

Елена принесла его вещи. Мы загрузили их в машину. Я села за руль.

В последний раз я оглядывалась на стены детского дома и мечтала больше никогда их не увидеть. Того же я желала Валдису. Он сидел позади меня — в осенней чёрной куртке, в вязаной шапке, в перчатках — и делал то, чем всегда занимал себя в наших коротких автомобильных путешествиях — изучал внутреннюю клетчатую обивку Golf’а, которая, кажется, приводила его в восторг, если такое определение вообще уместно в отношении Валдиса.

Мы зашли в квартиру. В пустую, лишённую смысла квартиру, которая уже никогда не могла стать полной, сколько людей здесь не собери. Я весь месяц физически ощущала отсутствие Андриса. Отсутствие выросло для меня в совершенно осязаемое, неживое, но полностью автономное существо. А с появлением тут Валдиса существо это зашевелилось. Чавкая и стеная, оно каталось по полу, из одной комнаты в другую, глухо ударялось о стены и катилось дальше беспрерывно.

Я глянула на Валдиса. Воспитатели не говорили ему, что Андриса больше нет. Ему должна была сказать я.

И я сказала:

— Андрис сюда больше не придёт.

Валдис едва заметно кивнул, а может, мне только хотелось верить, что он кивает, давая понять, что слышит меня, понимает меня.

— Валдис, — я присела на корточки, — хочешь, мы немного прогуляемся? Погода хорошая.

Постояв неподвижно несколько минут, Валдис пошёл обратно к двери.

Погода в этот день действительно баловала. Дождь прекратился, небо очистилось. В лесу звенело птичье многоголосье, будто на дворе весна, а не квёлая ранняя осень. Пахло прелой сырой сосной и расхлябанной после затяжных осадков почвой.

Валдис шёл впереди. Он удалялся всё дальше и дальше по тропе, ведущей напрямик от нашего жилого квартала к затерянному посёлку таун-хаусов. Я не останавливала его и следовала по пятам. Я не знала, сможет ли Валдис преодолеть весь немаленький маршрут до посёлка и обратно, не устанет ли в дороге.

Где-то на полпути Валдис остановился и повернул ко мне лицо.

— Пойдём домой? — спросила я.

Вместо ответа Валдис начал собирать шишки. Это занятие отняло у нас не меньше часа.

И когда он остался удовлетворён количеством и качеством собранных экземпляров, я убрала их к себе в сумку и осторожно спросила:

— Ты не против, если мы дойдём до конца этой дорожки? — я показала на тропу, от которой мы отдалились на несколько шагов. — Я хочу посмотреть, что там.

И мы вновь пошли по тропе.

Она обрывалась у края асфальтированной дороги, разделявшей посёлок на две симметричные стороны. Дома стояли точно в ряд, и с той точки, откуда мы с Валдисом окидывали взором эту местность, открывался поразительный в своей идеальной геометрической красоте вид: ровная чёрная полоса асфальта, прошитая посередине стежком белой дорожной разметки, слева и справа — одинаковые трёхподъездные двухэтажные строения, выкрашенные в молочно-серый цвет, вокруг каждого из них — низкая оградка, почтовые ящики напротив входов стоят на равном удалении друг от друга, и все — идеально-белые, новые, словно рука почтальона никогда их не касалась. В каждом дворе — небольшая площадка, засеянная газоном, уже чахлым и приобретшим оттенки осени.

И — никого. Ни машин, ни людей, ни собак.

Валдис смотрел неотрывно. Это значило, что ему нравится.

Из-под шишек в сумке я кое-как нащупала ключ. Долго не могла его найти и всё же отыскала. Мы побрели вдоль дороги. Я искала глазами нужный дом. Наконец, нашла.

Мы свернули к нему, вошли в общий двор на три жилых отсека. Дверь, которую я видела всего единожды, ничуть не изменилась с тех времён, — бледно-серая, чуть темнее основного цвета фасада — она была по-прежнему заперта. Большая глиняная ваза без цветов стояла рядом. Окна отливали чернотой. Без сомнений, внутри никого не было.

Внезапно откуда-то справа донесся глухой лай. Меня это напугало, поскольку никаких звуков я здесь услышать не ожидала. Валдис тоже повернулся к источнику беспокойства. Скорее всего, он занервничал и встал ко мне вплотную.

Лай повторился, отрывистый, будто собака не столько лаяла, сколько кашляла по-собачьи.

Из соседней центральной двери с правой стороны высунулась громадная волчья морда. Я даже предпринять ничего не успела, когда бело-серое мохнатое чудовище кинулось к нам и, в два счёта преодолев расстояние в пятнадцать метров, очутилось поблизости.

— Не бойтесь! — раздался женский голос. — Не бойтесь!

Я, как отважная мать-героиня, закрывала грудью своё единственное выстраданное дитя и готовилась к схватке.

Однако чудовище не проявляло никакой агрессии. Передо мной, ростом почти с меня, сидел на задних лапах пёс неизвестной диковиной породы. Я приняла его за волка, и, несомненно, с семейством волчьих у него было много общего. Только этот пёс был явно крупнее лесного жителя, упитанный, с плотной, почти плюшевой шерстью. Нос и глаза — чёрные, круглые. Высунув наружу из клыкастой длинной пасти мокрый розовый язык, пёс глядел на меня и Валдиса, явно заинтересованный в знакомстве.

— Не бойтесь! Не бойтесь! — повторил всё тот же женский голос, и из той же двери, откуда выскочил любопытный зверь, появилась женщина лет сорока, русоволосая и кудрявая.

Она спешно одевалась в куртку, судя по всему, прежде не собираясь выходить на улицу.

— Это Тич, он не кусается, — скорее проворчала женщина, вынужденная признавать, что её громадный питомец совершенно безобиден. — Не собака, а мягкая игрушка, ей-богу.

Подойдя ко мне, она протянула руку:

— Меня Эмилия зовут. Но зовите Эми. А вы только что приехали, да? Господи, как я рада, что у меня, наконец-то, будут соседи! Вы себе не представляете, какая тут скукота. Тич готов играть даже с белками, но они почему-то его пугаются.

Я улыбнулась и пожала ей ладонь:

— Илзе. Очень приятно, а…

— А это кто у нас тут такой хорошенький?! — кинулась Эми к Валдису.

Мальчик посмотрел на неё своим отрешённым взглядом и остался неподвижен.

— Это мой сын Валдис. Он очень избирателен в общении, — сконфуженно объяснила я.

— О, понимаю, — тотчас нашлась Эми. — Сама не люблю пустую трескотню. И суматоху. И прочее. Потому и сбежала сюда — подальше от шума. Только, знаете, даже мне осточертело тут в одиночестве. Наверное, уже утомила вас своей болтовнёй, но остановиться не могу. Я, конечно, общаюсь с Тичем. Но, честно говоря, это совсем не то. А здесь из соседей — трое пенсионеров и две пары молодожёнов, которые приезжают только на выходные. С ними тоже не наболтаешься. Так что я ужасно рада, что вы приехали. Будем дружить.

Эми с широкой улыбкой смотрела то на меня, то на Валдиса. Кажется, Тич тоже улыбался и не менее широко. На радостях он ещё пару раз хрипло пролаял и потянулся к Валдису тяжёлой шерстяной лапой. Валдис в свою очередь изучал животное. Боялся он его или нет, трудно было судить, потому что Валдис пребывал в своём обычном ступоре и вряд ли понимал, что можно делать с этим удивительным зверем.

— Что это за порода? — спросила я у Эми.

— Аляскинский маламут, — ответила она с явным удовольствием. — Невероятно подвижные собаки. Тич может бегать часами и не устать. А если ему не хватает движений, начинает грызть всё, что плохо лежит. И ещё делает подкопы — роет землю, чуть ли не на метр. Но хоть бы раз что-нибудь стоящее нашёл! Так только — грызунов пугает. Я, собственно, из-за него и перебралась сюда. С мужем развелись. Квартирка маленькая. Тичу тесно. Он бы там всё разгромил. Да он и здесь громит, если не нагуляется. Вот так и живём. Вроде до города рукой подать. А такое ощущение, что последнее пристанище на планете…

Судя по тому, как живо и активно Эми брызгала информацией, всей подряд, без разбору, перескакивая с одной темы на другую, будто стараясь наговориться на год вперёд, ей действительно не хватало общения. Я только улыбалась и кивала, а Эми щебетала бесперебойно.

— Ой, ну, что же мы тут стоим? — вдруг опомнилась она. — Вы, наверное, дверь не можете открыть? Это бывает. Знаете, сырость, двери начинают заедать. У меня та же проблема. Иногда по полчаса не могу домой попасть. Просто кошмар. Но я уже приноровилась. Давайте я вам помогу.

Эми практически насильно отобрала у меня ключ и стала им отпирать замок. Как она и говорила, дверь поддалась с трудом, но и про свою сноровку Эми не преувеличила — справилась меньше, чем за минуту.

Мы вошли вчетвером. Тич тоже бросился на разведку. Он не меньше хозяйки был готов помогать во всём, в чём только возможно. Валдис держался рядом со мной. А я с замиранием сердца впервые перешагивала порог дома, к которому имел непосредственное отношение Тони — я знала об этом, я об этом помнила. Но вот какое именно отношение он имел к нему — осталось неизвестным, потому что внутри всё поросло паутиной и пылью — сюда не ступала нога живого человека далеко не один месяц.

Летающие пыльные частицы и паучьи волокна переливались в скупых лучах уходящего солнца, которое едва просачивалось в окна. Оно уже не грело, а только дополнительно подчёркивало то, насколько бесприютно в этом жилье, как давно оно требует, чтобы кто-то здесь поселился.

— Эми, — обратилась я к стоящей рядом женщине, — а вы случайно не знаете, приезжал ли кто-нибудь сюда раньше?

— Сюда? — почему-то удивилась Эми и призадумалась. — Нет. Не приезжал никто.

— Ни разу?

Она ещё немного подумала и с уверенностью заявила:

— Ни разу. Сколько здесь живу.

— А сколько вы здесь живёте?

— Полтора года, — с улыбкой ответила Эми.

«Полтора года…» — мгновенно прошибло меня осознанием.

Этот дом был арендован с января. А сейчас заканчивался сентябрь. Итого — девять месяцев.

— Я, конечно, могу ошибаться или путать… — продолжала рассуждать вслух Эми.

Но я уже твёрдо знала, знала откуда-то наверняка и отчётливо — никакой ошибки или путаницы нет.

Эми обязательно заметила бы, если б кто-то попытался попасть в этот дом. Значит, Тони никогда не приезжал сюда, он ни разу не видел ни этот посёлок, ни этого помещения, он вообще не появлялся здесь. И очень вероятно, что и не было никогда никакого запасного ключа. Был лишь один — тот, что нашла я. Но даже то, что я забрала его, ни за что не помешало бы Тони проникнуть туда, куда ему хотелось. Он бы влез в окно, выломал бы дверь — сделал что угодно, если бы пожелал. Но он не пожелал. Он и носу не казал сюда.

— Ой, у вас тут документы валяются, — поднимая с пола запылившийся файл с бумагами, сказала Эми. — Наверное, подсунули под дверь. Вы дистанционно покупали?

— Арендовали, — автоматически поправила я.

— Точно-точно! — радостно подтвердила Эми, читая договор. — До декабря… Ох, как это до декабря?! — резко изменившись в голосе, воскликнула она. — Я надеюсь, вы продлите аренду! Только не уезжайте, умоляю!

— Эми… — начала я, желая сказать, что вовсе не собираюсь здесь жить, что пришла просто проведать по поручению другого человека.

Но тут ко мне подошёл Валдис и забрал мою сумку.

Ему понадобились его шишки. Вместе с сумкой он направился к столу, стоящему возле мутного окна напротив входа, сел на стул и стал одну за одной выкладывать шишки на стол. Валдис сортировал их по размеру. Он замечал мельчайшую разницу в каждом отдельном экземпляре собранной коллекции и выставлял их согласно своей задумке: ряд, затем ещё один ряд, за ним — следующий и так далее. Я знала, что такая расстановка может занять его и на час, и на два.

— Сейчас я вам покажу, где включается котёл, — забеспокоилась Эми. — А то Валдис замёрзнет. Тут не топлено, уж не знаю, сколько. Кстати, — тут она показала на дверь, — это ваш ключ от почтового ящика. Правда, почта у нас — большая редкость. Так, счета только разносят. Но у вас до декабря оплачено, так что можно не волноваться. Сейчас посмотрим, где тут люк…

Эми направилась куда-то вглубь первой комнаты. Тич последовал за ней. А я осталась озираться по сторонам.

Здесь было просторно. Большая площадь, не перегруженная избытком мебели: стол, стулья, диван у стены, налево — кухонная зона со всем необходимым, чуть дальше — вход в санузел. Здесь он был только один, и я подивилась, что между делом вдруг вспомнила, как Габи восхищалась двумя ванными комнатами в квартире Андриса.

«Да и зачем нам две?..» — подумала я и сразу же осеклась. Я ведь не собиралась здесь жить.

Тем временем Валдис увлечённо разбирал свои шишки. Он не хотел никуда уходить. Он устал и отдыхал так, как ему нравилось. И, судя по всему, ему нравилось отдыхать здесь.

Обычно скованный в новом пространстве, Валдис воспринял приход сюда как само собой разумеющееся.

Конечно, я могла у него спросить: «Валдис, ты бы хотел жить в этом доме?», однако ответа я вряд ли бы дождалась. Валдис не умел соглашаться словом, но своими действиями он давал понять довольно красноречиво, что не спешит домой. Может, мне просто хотелось так думать, но вместе с тем я чувствовала, что прозвучавшие слова об Андрисе ранили моего маленького молчаливого принца. Ему претила мысль о том, что Андрис никогда не придёт.

И, возможно, он решил, что Андрис придёт сюда, потому просто дожидался его?..

— Котёл я включила! — оборвала мои мысли Эми, появляясь откуда-то из подпола. — Через час-полтора нагреется. Конечно, прогревать надо будет до ночи. Сами понимаете, стены ледяные.

— Спасибо вам, — проронила я. — А что наверху?

— Ну, так пойдёмте посмотрим! — развела руками Эми.

И первым по лестнице вверх бросился Тич, который обскакал всех и уже летал от одной отворённой двери к другой, пока мы с Эми взбирались по крутой лестнице. Наверху оказались четыре небольших комнаты, схожие друг с другом скромной меблировкой: везде присутствовали кровать или раскладной диван, пуф или пару кресел, в двух комнатах были столы, в самой крупной стояло пианино.

Я подошла к нему, открыла крышку и легонько провела пальцами по клавишам.

— Играете? — спросила стоящая за моей спиной Эми.

— Мой муж играл, — ответила я. — Он был органистом.

Я замолчала и закрыла крышку.

— Примите мои соболезнования, — сказала Эми.

Поворачиваясь к ней, я не смогла сдержать удивления и спросила:

— Как вы поняли?

— О-о-о… — протянула Эми, складывая руки на груди и обращая взор в окно. — Сюда можно переехать только от безысходности. Но разведённые женщины быстро снимают кольцо. А ваше до сих пор при вас.

Я глянула на свою руку и горько улыбнулась:

— Это не первое моё кольцо, — призналась я.

— Надеюсь, не последнее, — с улыбкой ответила Эми и ушла в соседнюю комнату, чтобы Тич ничего там не погрыз.