Томмазо

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Вытянувшись рядом и положив голову ему на руку, прижимаясь к груди, я слушала его глубокий и мелодичный голос. Он говорил, что хочет задать мне вопросы, но вместо этого начал рассказывать о своей жизни. Он вырос в маленькой итальянской деревушке недалеко от Неаполя, и у него было несколько братьев и сестёр. Они проводили лето, словно, как во сне, играли в прятки среди оливковой рощи, помогали бабушке и матери ухаживать за виноградниками, плавали в пруду у дома, принадлежавшего их семье на протяжении десяти поколений. Дом пережил не одну войну, политическое движение, засуху и соседскую вражду.

— У нашей земли своя история, — сказал он, рассматривая потолок. — Она пропитана потом и слезами моей семьи, а иногда и кровью, но, прежде всего, она наполнена нашей любовью. Пятьдесят акров, четыреста лет, более ста восьмидесяти Фиерро родились на этой земле, работали и умерли на ней. Очень много Фиерро. И тембр в его тоне отражал глубокое чувство гордости за то, откуда он родом.

— Ты бываешь дома? — спросила я, зная, что его семья трагически погибла.

— Нет. Хотя владею поместьем и забочусь о нём, но не могу вернуться. Там слишком много воспоминаний.

— И ты не можешь его продать, — предположила я. Земля слишком драгоценна и наполнена богатой историей.

— Да.

— Понимаю.

Наступил момент тишины, и я эгоистично задалась вопросом, действительно ли он чувствует себя комфортно, рассказывая мне всё. Или просто, потому что я хотела услышать.

Глубоко вдохнув его пряно-сладкий аромат, проникающий в лёгкие, я спросила:

— Ты когда-нибудь вернёшься?

— Думал когда-нибудь, но теперь, возможно, никогда больше не буду свободен.

Я посмотрела на него. Его квадратная линия подбородка, манила провести по щетине. И по точёному прессу. И его…

«Сосредоточься, Чар. Сосредоточься».

— Они не могут держать тебя вечно.

Он усмехнулся.

— На самом деле, могут. Это самая тревожная часть.

— Что ты сделал?

Убийство, измена, терроризм? Приговорить кого-то к пожизненному заключению — большое дело.

— Как я уже сказал, нарушил правило.

Хорошо.

— Какое правило?

— Я не имею права говорить.

Сев, я посмотрела на красивого мужчину, растянувшегося на моей кровати, его расстёгнутая рубашка позволяла рассмотреть немного тёмных волос на верхней части груди. Я сопротивлялась желанию наклониться и погладить их. Потому что тогда встану на скользкий путь, чего мне действительно хотелось. А ещё хотела узнать Томмазо лучше. На самом деле узнать.

— Сколько людей ты убил? — спросила я, в надежде, что он ничего не ответит.

Его лоб и тёмные брови нахмурились.

— Почему ты спрашиваешь об этом?

— Ты сказал, что тебя приговорили к пожизненному заключению.

— Да, но не за убийство.

— Тогда? — спросила я.

Я видела, как он раздумывал, но потом сдался.

— После того, как мою семью убили, и я потерял всё. Решил уйти, отправиться без команды или какой-то поддержки, на охоту за группой очень опасных людей — религиозных фанатиков. Только их религия — смерть и зло. Мы отслеживали их в течение нескольких месяцев, и я знал, что лучше не нарушать наши протоколы, но мог думать лишь о том, как выплеснуть ярость. Может, действительно я хотел просто умереть, не знаю. После похорон семьи я в одиночку улетел в Мексику, никому не сказав, куда направляюсь. И меня схватили.

— О Боже. Ты, видимо, был в ужасе, — сказала я, пытаясь представить, через что он прошёл.

— Нет. Я был слишком зол. Но если бы остановился на мгновение и подумал о том, что делаю, не стал работать в одиночку. Но я убежал, и подумал, что мне повезло, когда заметил одного из этих людей в джунглях, не слишком далеко от того места, где мы поймали нескольких месяц назад. Я проследил за ним до храма, покрытого каменными масками. И как раз в момент, когда подумал, что, наконец-то, поймал его, понял, что охотились за мной. — Ловушка. Как ужасно. Томмазо продолжил: — Они отвели меня в свои пещеры под руинами и пытали. Затем промыли мне мозги и заставили делать много того, чем я не горжусь.

Я прикрыла рот рукой.

— Какой ужас.

— Так и есть. В основном потому, что находился в полубессознательном состоянии, когда действовал от их имени.

— Так ты действительно убивал людей?

— Пытался. И одна из них женщина, которая была мне небезразлична и которую по сей день считаю своим другом.

— Пожди. Твой мозг был захвачен. Ты пытался кого-то убить, но не сделал этого. И отправишься в тюрьму навсегда, потому что?..

— Всё сложно.

— Ну и что? Они не могут так поступить с тобой. Ты самый благородный, самый милый, самый прямой человек, которого мне доводилось встречать. И, могу добавить, совершенно сексуальный. А ещё джентльмен. И у тебя отличный вкус в одежде и автомобилях.

Он ухмыльнулся.

— Ты мне нравишься, Чар.

— Ну, хорошо. Потому что ты мне тоже нравишься. — Он первый мужчина, встретившийся мне и заставивший почувствовать всё сразу — спокойствие, безопасность, возбуждение, сексуальность. — И если эти придурки не видят правды о тебе, то именно они заслуживают отправиться в тюрьму, — добавила она.

— Не возражаю.

Я скрестила руки на груди.

— Тогда?

— Что тогда?

— Тогда почему не борешься? Найми адвоката. Создай петицию. Сплоти массы, дабы привлечь внимание к придуркам.

— Милостивые боги, нет. Это только ухудшит ситуацию.

Как забавно. Он сказал «боги». Интересно, какой он религии.

— Тогда скажи, что сработает, и я помогу тебе, Томмазо.

Я не шутила. Я потратила бы всё до последнего цента.

Очень странное выражение промелькнуло на его лице — ни боль или обида, ни радость или счастье. Мне показалось, что это смирение. Будто моё желание помочь действительно тронуло его.

— Ты в порядке? — спросила я.

Он кивнул и заложил руки за голову, уставившись на потолочный вентилятор.

Если с ним всё в порядке, то почему он молчит?

— Томмазо? Поговори со мной.

Он не ответил, а я сильно хотела. Этот разговор оказался больше, чем просто слова, мы оба совершили прыжок веры, ослабив бдительность всего на несколько часов. Это немного, но уже что-то.

— Пожалуйста? — попросила я.

Он прижал ладони к глазам, а затем глубоко простонал.

— То, что между нами сейчас, особенное, Шарлотта. Связь, для развития которой потребуется время. И я не только нетерпеливый человек, у меня почти не осталось времени. Вот почему я изо всех сил стараюсь не сорвать с тебя одежду и не трахнуть.

Его смелые, но честные слова заставили меня подавиться несуществующим комом в горле.

— Не уверена, что вижу проблему. — Насчёт части про секс, я имела в виду.

Он сел и посмотрел на меня пристальным взглядом.

— А я вижу. Потому что этого будет недостаточно. У меня останется воспоминание о нас с тобой. И отсутствие того, что у нас могло бы быть, превратит тюремный срок в пытку.

Чёрт возьми. Так не должно быть.

Я должна заставить его увидеть, что маленькая искра между нами может перерасти в пламя или гигантский костёр, или что-то действительно яркое и, возможно, очень, очень страстное, что действительно может исцелить ужасное прошлое.

— Спроси меня, — потребовала я.

— Спросить о чём?

— Задай вопрос номер три или четыре, неважно. Сделай так, как хочешь.

— Шарло…

— Нет. У нас сделка. Ты помогаешь мне заснуть, и я отвечаю. Я отдохнула, и ты не имеешь права превращать меня в какую-то обманщицу.

Он рассмеялся.

— То, что я хочу?

Я нетерпеливо кивнула, надеясь, что один из его вопросов поможет понять, что за меня, возможно, стоит бороться.

— Да.

— Хорошо-о-о. Ты сама напросилась.

— Да.

Я улыбнулась, его улыбка сменилась выражением, которое можно описать только как похоть. Чистая неприкрытая похоть. Он потянулся к моей шее и притянул к своему рту. Закрыв глаза и наслаждаясь теплом его чувственных губ, прикасающихся к моим, я вынуждена была сдержаться, чтобы не задохнуться.

Это не похоже ни на один поцелуй, который у меня был прежде. Он чувствовался… чертовски потрясающе! Напиток ледяного лимонада в жаркий летний день. Крем-брюле с нежной хрустящей сахарной корочкой. Бег по пляжу с ветром, развевающим волосы. Идеальное платье на распродаже, в котором ты выглядишь на десять фунтов меньше и на десять лет моложе. Только этот поцелуй намного лучше.

Обняв Томмазо за шею, я вложила в поцелуй сердце, надеясь и молясь, чтобы он почувствовал то же, что и я: нам действительно нужно разобраться в этом. То, что происходило между нами, было слишком хорошо. Его язык встретился с моим, и мягкий жар его движений проник внутрь, задевая каждую эрогенную зону. Его дыхание со свистом вырвалось, а тёплая рука сжала моё обнажённое плечо, и тепло его кожи впитывалось в мою.

Я и не думала, что один поцелуй может так соединить двух людей. Но в одно мгновение это произошло. Теперь он пульсировал внутри меня, жил и дышал. Изо всех сил стараясь не заплакать от эмоционального цунами, затопившего каждый дюйм моего тела, я отстранилась и посмотрела в его глаза цвета эспрессо, замечая, что в них появились бирюзовые искорки. Как странно. Я никогда не замечала этого раньше.

— Пожалуйста, скажи, что всё это сон, — сказала я.

Он странно посмотрел на меня.

— Зачем, Шарлотта?

— Если утром я узнаю, что это реально и всё закончится, это будет мой худший кошмар в жизни.

Он снова посмотрел на потолок.

— Так близко. И всё же так далеко.

Что, чёрт возьми, это значит?

— Томмазо? Пожалуйста, скажи, что происходит. Потому что то, что между нами, очень сильное. Я не могу описать этого.

— Ничего. Ты не можешь мне помочь, Шарлотта.

Я горько рассмеялась.

— Откуда, чёрт возьми, ты это знаешь, если не дал мне попробовать?

Он посмотрел на мою руку и вложил её в свою.

— Ты удивительная. Совершенная и абсолютно потрясающая.

Я не знала об этом. Я только знала, что испытываю чувство ясности, которое ускользало от меня всю жизнь.

— Задай мне ещё один вопрос, — настаивала я.

Он на мгновение взглянул в мою сторону и улыбнулся.

— Хорошо. Почему гольф?

— Заставляет чувствовать себя безопаснее при постоянном ношении оружия, не думаю, что заряженный пистолет, хорошая идея. Но держать в руках железную девятку? Трудно дать осечку клюшкой для гольфа.

— Почему тебе всегда нужно чувствовать себя в безопасности? — спросил он, быстро уловив реальную проблему, мучившую меня.

Я с трудом сглотнула. Будет нелегко, но если столкновение с демоническими воспоминаниями изменит наши судьбы, то так тому и быть.

— Я видела, как моя мать била монстра, высокое существо, перепачканное чёрной грязью и с верёвками вместо волос. Она выкинула его из этого самого окна. — Я кивнула в сторону окна справа. — Её парень в то время играл в гольф, так что она увлекалась им. Только клюшка оказалась у неё под рукой. Потом появились ещё монстры, не знаю сколько, но они, словно появлялись прямо из воздуха. И как только они начали приближаться, что-то вышло из темноты и напало на одного из них. Это было… существо с горящими оранжевыми глазами. Все исчезли и с тех пор не возвращались, но они всегда здесь. — Я указала на свою голову. — Всегда.

На лице Томмазо отразилось смятение.

— Монстр причинил тебе боль, Шарлотта? — спросил он, таким глубоким и низким голосом, что я почувствовала, как он вибрирует в костях.

— Да, — переведя дыхание, ответила я.

— Что он с тобой сделал? — он говорил сердито. На самом деле, с яростью.

— Он… Он…

— Скажи мне, чёрт возьми! — завопил он. — Что эти ублюдки сделали с тобой?

Мои глаза наполнились слезами. Я хотела сказать. Хотела. Но правда слишком уродлива. Слишком ужасна. И я не могла понять, почему он так разозлился.

Он крепко схватил меня за плечи.

— Я не спрашиваю. Требую. Скажи, Шарлотта! Или помоги мне Бог!

Я вздёрнула подбородок. Как он смеет?

— Или что? — рявкнула я.

— Не дави, Шарлотта. Не сейчас. Не после того, как открыла эту чёртову коробку. Скажи мне! — закричал он.

— Или что? Ты сделаешь то, что сделали они? Будешь держать меня, резать и заставлять кричать? Ты надругаешься над моим телом и убьёшь всё во мне?

Он с ужасом уставился на меня.

— Пожалуйста, скажи, что это просто очередной сон. Пожалуйста, Шарлотта.

Вот почему я не могу сблизиться с мужчиной. Или с кем угодно. Не потому, что ненавижу или виню себя, а потому, что боюсь того, как люди могут меня увидеть. Конечно, если бы я кому-нибудь рассказала, меня бы посчитали сумасшедшей. Что ж, они могут идти к чёрту. Потому что я не сумасшедшая.

— Это не сон, — сказала я.

Его глаза наполнились такой яростью, что мне пришлось задуматься, не далеко ли я зашла. Не слишком ли много рассказала. Он выглядел не просто злым, а готовым разорвать мир на части.

— Я искренне сожалею, Шарлотта, за то, что с тобой сделали.

— Спасибо, но я в порядке.

Или буду со временем.

— Я обещаю, что этого больше никогда не повторится. — Он встал.

— Куда ты идёшь? — спросила я.

— Нужно свести несколько счетов.

— Томмазо? — В этом нет никакого смысла. Откуда ему знать, с кем сводить счета? — Что ты мне не договариваешь?

Он наклонился и погладил меня по щеке, заглядывая в глаза. Чёрт подери! У него бирюзовые глаза. Что за?..

— Всё, — ответил он. — Я не рассказываю тебе всего. Потому что не могу. Но просто знай, я позабочусь о том, чтобы это никогда больше не повторилось.

Он повернулся и направился к двери спальни. Я вскочила с кровати и последовала за ним.

— Подожди! — Но он уже спускался по лестнице, почти добрался до входной двери. — Томмазо! Пожалуйста, не уходи.

Он замер, схватив ручку и тяжело дыша, но затем рывком открыл дверь и шагнул в темноту. Затем я услышала громкое ворчание и стоны борьбы.

— Дерьмо! — Он дрался с тем парнем-солдатом на крыльце.

Я сбежала вниз и включила свет на крыльце, но не обнаружила никаких признаков его присутствия и человека без сознания на земле. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Что я сделала?