Глава 5

Милиционеры приехали в Варфоломеевку на двух машинах в два часа дня. Первым ехал «бобик» с синей полосой, в котором разместилась оперативно-следственная группа, следом — более вместительный «УАЗ-111», который взяли специально, чтоб перевезти в Арсеньев труп Гребнева.

Появление милицейских машин вызвало живой интерес у той части населения, до которой еще не дошли последние новости. Другая часть жителей, возможно, большая, уже знала о случившемся — слух о смерти Гребнева, пущенный Алексеем Вакориным, быстро распространялся по селу. Некоторые варфоломеевцы раньше милиции пришли к дому Барановых. Чтобы оградить место преступления от самых любопытных и настойчивых, Павел Тимофеевич и Сергей были вынуждены рассказать им о том, что знали.

Таким образом, благодаря длинному языку хозяина торгового павильона, милиционерам не пришлось тратить время на поиск нужного дома, они сразу остановились рядом с группой людей, которая собралась возле проулка, ведущего к месту, где произошло убийство. В машинах находилось шесть человек. Кроме водителей, приехал следователь Старостин, эксперт Борис Борисович и еще два милиционера. Старостин работал в прокуратуре, все остальные — в Арсеньевском РОВД.

Оперативно-следственная группа, возглавляемая Старостиным, направилась по тропинке к дому. Там их дожидалось человек десять любопытных. Павел Тимофеевич и Денисов стояли возле калитки.

— Здравствуйте, Павел Тимофеевич, — сказал следователь и пожал старику руку.

— Здравствуй, Дима. Познакомься. Это мой племянник — Сергей.

Денисов и Старостин тоже обменялись рукопожатиями.

— Мы, кажется, где-то раньше встречались? — неуверенно спросил следователь, пристально посмотрев на Денисова.

— Я — журналист. Работаю в «Арсеньевском Вестнике», — напомнил Сергей.

— Точно. Вспомнил, — обрадовался следователь, но потом быстро посерьезнел. — Вы здесь по работе?

— Нет. Приехал навестить дядю. Но, поскольку я пишу о криминале, буду признателен, если вы расскажете мне об этих убийствах.

— Не знаю, не знаю.

Старостин обратил внимание на фотоаппарат, висевший у Денисова на плече.

— Фотографировали место преступления?

— Нет, — опять соврал Сергей. — Я его только сейчас принес. Хочу сфотографировать вас, ну, и убитого, если можно.

— Пока нельзя. Может быть, потом. В конце следствия.

Следователь был недоволен тем, что на месте преступления оказался журналист. Старостин не ждал от журналистов ничего, кроме назойливых вопросов и чрезмерного любопытства.

— Никого не пускали в дом? — спросил он.

— Нет.

— А сами заходили?

— Только когда нашли труп.

— Хорошо, — похвалил Старостин. — Калитку кто завязал?

— Мы.

— Ясненько. А зачем в дом заходили?

— Это длинная история. Лучше мы потом ее расскажем.

— Хорошо, — согласился следователь.

Старостину было тридцать лет. Он работал в прокуратуре в чине юриста первого класса, расследовал убийства, двенадцать дел довел до обвинительного приговора. Громкое дело о варфоломеевском убийце могло стать яркой вехой в его карьере, однако насильственная смерть Гребнева ставила не точку, а лишь запятую или многоточие в расследовании.

Лицо Старостина было располагающим и улыбчивым, глаза — голубыми, волосы — светлыми. Многие черты выдавали в нем уроженца сельской местности. Возможно, поэтому он, как большинство мужчин, выросших в деревне, был коренастым и невысоким. Следователь был не глуп, но иногда скор на выводы и горяч. В этот день на нем не было формы работника прокуратуры. Он был одет в рубашку бежевого цвета и серые брюки в тонкую полоску. Хорошо подходил к рубашке, но не к открытому лицу строгий коричневый галстук.

Борис Борисович, эксперт РОВД, был одет еще менее официально: брюки и клетчатая рубашка с короткими рукавами. Эксперт уже наполовину облысел, был немолод — лет сорока пяти — и носил очки. Его лицо и нос имели нездоровый розовый оттенок, но не от тяги к алкоголю, а от химикатов и от приобретенной аллергии на многие вещества.

Развязав калитку, Старостин оглянулся и оценивающим взглядом посмотрел на людей, которые собрались рядом с домом.

— Граждане, — громко произнес он, — следствию понадобятся понятые.

Сразу набралось шесть желающих. Старостин отобрал двух самых приличных на вид добровольцев и пропустил их во двор. Эксперт зашел третьим.

Во дворе группа перестроилась, и первым к дому двинулся Борис Борисович, вооруженный фотоаппаратом и солидных размеров чемоданчиком.

Два милиционера остались возле калитки.

— Там возле дорожки лежит лист лопуха! — крикнул следователю Павел Тимофеевич. — На нем — следы крови.

Процессия остановилась на полпути к дому и терпеливо дожидалась, пока Борис Борисович обследует, сфотографирует и упакует улику. Потом они снова засеменили друг за другом по дорожке. Благодаря добросовестности эксперта, чтобы дойти до веранды и исчезнуть за входной дверью, им потребовалось около десяти минут.

— Это надолго, — заметил кто-то из людей, следящих за происходящим из-за забора.

Поскольку в последующие полчаса ничего интересного не произошло, часть любопытных разошлась, но на их место пришло не меньшее число новых зрителей, которые хотели увидеть, как из дома будут выносить тело Гребнева. Среди них было много детворы, в том числе Семен и другой мальчишка, благодаря которым Павел Тимофеевич и Сергей узнали, где по ночам отсыпается Гребнев.

Возле Семена Денисов увидел привлекательную, еще не состарившуюся женщину в ситцевом платке, под который были убраны густые золотистые волосы. Эта деревенская красотка была симпатичной и пышнотелой, но при этом не толстой. По тому, как женщина и Павел Тимофеевич переглядывались, Сергей догадался, что это и есть Татьяна, мать Семена, у которой с дядей было что-то вроде романа.

Павлу Тимофеевичу можно было позавидовать. Невеста была моложе его лет на двадцать и оставалась для своего возраста очень интересной.

Дядя увидел, что Сергей рассматривает женщину, и довольно усмехнулся.

— Эффектная барышня, — похвалил Денисов.

— Я ж тебе говорил, — гордо согласился Павел Тимофеевич.

Несколько раз Старостин выходил из дома и обращался к Денисову и дяде с каким-нибудь вопросом. Потом снова уходил. Судя по хмурому лицу следователя, смерть главного подозреваемого его не радовала.

Наконец Старостин вышел, чтобы покурить. Он отвел Павла Тимофеевича и Сергея в сторону и, угостив дядю сигаретой, спросил:

— Что тут у вас произошло? Рассказывайте.

Поскольку дядя лучше знал следователя, он стал объяснять:

— Это место нашли мальчишки вчера ближе к вечеру. Они решили, что здесь прячется Гребнев и хотели рассказать об этом Николаю Дубинину, который сейчас живет у меня. Николаю мы об этом не стали говорить, но сами пришли посмотреть. И тоже решили, что Гребнев здесь ночует. Мы хотели позвонить вам, но позвонить было просто неоткуда. У нас в селе до сих пор не починили телефонную связь. Поэтому мы решили поймать Гребнева сами.

— Сами? — удивился Старостин.

Он произнес это таким изумленным тоном, что Сергей еще более утвердился во мнении, что идея устроить засаду на Гребнева была действительно авантюрной.

— Ну, да. Мы подумали, что Гребнев мог догадаться, что кто-то побывал в доме. Тогда бы он больше сюда не пришел. Поэтому мы взяли охотничьи ружья и устроили в доме засаду…

— Неплохо, — не столько похвалил, сколько удивился их беспечности Старостин.

— Ночью, наверное, часов в двенадцать, во двор зашел какой-то человек, — продолжал дядя.

— Гребнев?

— Тогда мы думали, что он, но потом решили, что это был кто-то другой. Этот человек поднялся на крыльцо, но каким-то образом догадался, что в доме кто-то есть, и бросился бежать. Сергей стал его преследовать. Он гнался за ним достаточно долго по этой тропе, но возле старой конюшни Сергей его потерял. Потом оказалось, что тот спрятался в конюшне. Когда Сергей вошел туда, его ударили палкой по голове.

— По голове?! — переспросил следователь. — Интересно вы тут развлекаетесь! Ведь он мог и убить!

— Павел Тимофеевич вовремя подоспел, — признался Денисов.

— Да. Но тот человек успел убежать, — сказал дядя. — Мы решили, что Гребнев больше не вернется в дом, и пошли спать.

— Так. А как вы нашли труп?

— Сегодня после завтрака Сергей должен был уехать в Арсеньев. Но выяснилось, что он потерял ключ от машины. Мы решили, что он обронил его ночью. Пошли искать ключ, нашли его возле конюшни, а на обратном пути зашли в дом.

— Зачем?

— Сами толком не знаем. Сергей заметил на дорожке пачку сигарет, которую я потерял ночью. Мы зашли во двор и там увидели окровавленный лист лопуха.

— Ну и?..

— Заподозрили что-то неладное. Зашли в дом и нашли труп. Потом сразу позвонили вам.

— Занятная история, — признался Старостин и задумался, дымя сигаретой. — Так вы решили, что гнались ночью не за Гребневым?

— Да. Он бы не стал возвращаться в дом и ложиться спать.

— И кто, по-вашему, сюда приходил?

— Сергей думает, что у Гребнева был сообщник. Кто-то, с кем Гребнев убил Дубинина. Ночью этот человек зачем-то приходил к Гребневу и наткнулся на засаду. Он понял, что Гребнева могут поймать, и решил убить сообщника, чтобы тот его не выдал.

— Занятно. Занятно. А ведь мог и предупредить приятеля.

— Рано или поздно Гребнева должны были поймать, — вмешался в разговор Денисов. — И тогда он выдал бы сообщника.

— Значит, сообщник, — задумчиво произнес Старостин. — У меня тоже возникло такое предположение. И не сейчас, а еще тогда, когда я начал расследовать смерть Михаила Дубинина. Однако наличие сообщника мою задачу не упрощает. Этот второй, в отличие от Гребнева, не оставлял после себя следов.

— У нас есть предположение, кто это может быть, — сказал дядя.

— Вот как?! — удивился Старостин.

— Рано утром здесь заметили Егора Гуляева, — сообщил Павел Тимофеевич. — Три часа назад мы зашли к нему в дом. Он был мертвецки пьян. В сапоге у него мы видели охотничий нож.

— Нож — в крови?

— Незаметно.

— А какое лезвие? Нож, которым убили Михаила Дубинина, был довольно большим: длина лезвия — около шестнадцати сантиметров, ширина — три с половиной. Судя по ранам на теле Гребнева, его могли убить тем же ножом.

— Да. Примерно такой. К тому же Гуляев был в сапогах, как тот человек, за которым гнался Сергей.

— Этот нож надо изъять, — решил Староетин. — Вы говорите, Гуляев, возможно, все еще спит?

— Наверно. Он напился в стельку.

— Такое бывает с неопытными убийцами, — заметил следователь. — Вы будете понятыми?

— Мы не против. Только Сергею, возможно, вечером надо будет уехать в Арсеньев.

— Это делу не помешает.

Старостин зашел в дом и предупредил Бориса Борисовича, что ненадолго уедет.

После этого Старостин, Павел Тимофеевич и Денисов, вызвав всеобщий интерес, направились к машине.

Дом Гуляева находился неподалеку, однако следователь решил ехать, а не идти, чтобы не привести за собой толпу любопытных. Для поездки выбрали «бобик». На заднем сиденье разместились Павел Тимофеевич, Сергей и сержант Будилов. Впереди сел Старостин. Водитель рывками развернул «бобик» на узкой дороге и погнал его по ухабам к центру поселка. Несколько любопытных мальчишек побежали вслед.

Не успели седоки растрястись, как уже надо было из машины вылезать. Старостин прихватил с собой коричневый кожаный «дипломат», в котором были необходимые бумаги, чтобы составить протокол личного досмотра.

— Этот Гуляев может быть опасен, — напомнил следователь и обратился к сержанту: — Олег, достань-ка из кобуры пистолет и иди вторым.

Следователь поднялся на крыльцо, заглянул в дверь и сморщился от ударившего в нос запаха перегара.

— Ну и вонища, — пробормотал он и с брезгливой гримасой вошел в дом. Вслед за ним вошли сержант, Павел Тимофеевич и Сергей.

В комнате за три часа ничего не изменилось. Только ленивые осенние мухи оживились, согревшись на солнышке, и, жужжа, кружились над столом. Егор Гуляев спал все в той же позе и громко храпел. Его щека расплылась по одеялу. Грязная подушка лежала не под головой, а в стороне.

— Крепкий бычок, — негромко произнес Старостин, оценив немаленькие габариты Гуляева. — Если будет бузить, стукни его хорошенько.

Последние слова предназначались Будилову, который был разрядником по боксу.

— Он пьяный буйный, — предупредил дядя.

— Сейчас посмотрим. Как там его по отчеству?

— Иванович, — подсказал Павел Тимофеевич.

— Егор Иванович, пора просыпаться, — полуофициально и очень громко произнес Старостин.

Гуляев ответил раскатистым храпом.

— Гуляев, просыпайся! — повторил следователь и сильно тряханул Гуляева за плечо.

Пьяный мужик скривил недовольно физиономию и, не открывая глаз, прохрипел:

— Отвали, падла.

Старостин был настойчив.

— Гуляев! Сказано, просыпайся!

— Какого хрена ты тут командуешь?! — огрызнулся Егор и сделал попытку открыть глаза и приподняться на локте.

Со второй попытки это ему удалось, однако, судя по его отсутствующему взгляду, Гуляев пока не понимал, что за люди пришли в его дом.

— Че приперлись?! Валите отседа, заразы.

— Егор Иванович, — официально произнес Старостин. — Я — следователь прокуратуры Старостин. Мы пришли, чтоб задать вам несколько вопросов. Давайте-ка просыпайтесь, и будем разговаривать.

— Менты?! — презрительно произнес Гуляев и обвел присутствующих неприязненным мутным взглядом. Увидев Павла Тимофеевича, он воскликнул: — Павлуха! И ты с ними?! Какого хрена вы все приперлись?!

— Ножичек ваш пришли посмотреть, — пояснил Старостин.

— Че?! А не пойти ли вам на хрен?! У вас есть разрешение?!

— Я… — начал говорить Старостин и опрометчиво близко подошел к Гуляеву.

— Заткнись, красный!

Гуляев наклонился и толкнул следователя рукой в грудь. Тот, словно снаряд, запущенный мощной катапультой, полетел к столу и ударился об него спиной. «Дипломат», который был у Старостина в руке, отлетел в сторону. Тяжелый деревянный стол со скрежетом проехал по полу. Зазвенела посуда. Недопитая бутылка упала и, прокатившись по столу, свалилась на пол. Следователь не устоял на ногах и тоже оказался на полу, стиснув зубы от боли.

Гуляев вскочил с кровати. В его глазах полыхала ярость. Павел Тимофеевич и Сергей невольно отступили назад. Сержант Будилов, наоборот, сделал шаг вперед и поднял руку, в которой сжимал пистолет Макарова.

Гуляев увидел милиционера, и его лицо перекосилось от злобы. Его не напугал ни решительный вид сержанта, ни пистолет у него в руке. Поскольку милиционер стоял на пути к двери, Гуляев, словно бык, попер на него.

Рука Будилова, в которой он держал пистолет, напряглась. У сержанта было мгновение, чтобы решить, нажимать на спусковой крючок или нет.

Он не стал стрелять Гуляеву в грудь и опустил руку, нацелив пистолет в ногу разъяренного мужика. Палец милиционера дернулся, пытаясь нажать на спусковой крючок. Однако выстрела не последовало — Будилов забыл снять пистолет с предохранителя.

Возможно, сержант был хорошим боксером, но в его правой руке был пистолет, а Гуляев находился совсем близко. Мужик размахнулся и обрушил на милиционера свой крепкий кулак. Сержант полетел к печке, разбив собой, словно битой, городок из пустых бутылок.

Гуляев издал торжествующий крик, какой испускают дикари, повергнув наземь противника, и бросился к двери. Он был полон сил, ярость их удвоила, однако он все еще оставался пьяным. Наверное, поэтому в дверях Гуляев запнулся о порог и, как подстреленный жеребец, упал на крыльцо и с воем покатился по ступенькам.

Тем временем Старостин и не думал сдаваться. Он вскочил на ноги и, не обращая внимание на боль в спине, бросился вслед за Гуляевым.

Когда он выбежал на крыльцо, Егор Гуляев пытался подняться с земли. Судя по мученическому выражению лица и странной искривленной позе, у Гуляева была вывихнута или сломана левая рука.

Старостин, словно кошка, оттолкнулся от крыльца и прыгнул Гуляеву на спину. Тот взвыл от боли и повалился на живот. Когда Старостин попытался закрутить ему назад руки, Гуляев закричал так страшно, что у всех, кто слышал этот пронзительный вопль, наверняка замерло сердце.

— Не рыпайся, а то будет еще больнее! — прохрипел Старостин, усаживаясь у Гуляева на спине. — Я тебя, гнида, засажу за сопротивление при аресте! Помяни мое слово! Все равно посажу! Даже если ножик окажется чистым!

Павел Тимофеевич, Сергей и сержант, правую половина лица которого заливала кровь из рассеченной брови, выбежали из дома.

— Будилов! Где наручники?! — все еще в пылу драки прокричал Старостин.

Во двор забежал второй милиционер — водитель «УАЗа».

— Коля, езжай за второй машиной! — распорядился следователь. — Положим эту мразь рядом с покойником. Пусть любуется на свою работу.

Водитель запрыгнул в «бобик» и поехал за второй машиной.

Над забором уже торчало несколько любопытных мальчишеских физиономий.

Гуляев тяжело дышал, словно поверженный зверь, так что Старостин, сидящий на нем, даже покачивался, будто ехал на слоне.

— Падлы… — твердил сквозь зубы Гуляев и кривился от боли.

— Не рычи, волчара.

Будилов подбежал к следователю и застегнул у Егора на запястьях наручники.

— Лежать! Не вздумай подняться! — предупредил Старостин и встал на ноги. — Сволочь! Как спина болит! Тебе, сержант, тоже досталось?

— Пистолет был на предохранителе, — объяснил Будилов, щуря правый глаз, в который затекла кровь.

— Это даже к лучшему, — заметил следователь. — С ранением хлопот не оберешься.

— Сильно бьет, скотина, — пожаловался сержант и хотел стукнуть Гуляева носком ботинка в живот, но сдержался.

— Сейчас мы посмотрим на его ножик, — сказал Старостин и, наклонившись, достал нож, спрятанный у Гуляева за голенищем. Выпрямившись, следователь осторожно за край рукоятки вытянул нож из ножен. Серебристое лезвие блеснуло на солнце.

— Нож подходящий, — прокомментировал Старостин. — Если окажется, что им убили Дубинина или Гребнева, то тебе конец. Запомни мои слова.

— Я никого не убивал, — прохрипел Гуляев.

— Конечно. Зачем тебе признаваться в двух убийствах. Всю жизнь в тюряге будешь гнить.

— Я не убивал.

— После того, что ты сейчас сделал, я тебе не верю. Кстати, ножик-то хоть твой?

— Нет.

— Подбросили?

— Да.

— А почему инициалы на рукоятке твои — «Е.Г.»?

Гуляев промолчал.

— То-то же. Плохи твои дела, Егор.

Обратившись к Павлу Тимофеевичу, Старостин попросил:

— Павел Тимофеевич, ты бы не мог принести мой «дипломат»? Пора заняться бумажной работой.

Павел Тимофеевич принес из дома «дипломат», и следователь сел на чурку и занялся заполнением бумаг. Это было непросто, потому что Старостина все еще трясло от возбуждения.

— Дом надо будет запереть, — напомнил он сержанту. — Наверняка придется делать в нем обыск.

— Хорошо. Я поищу ключ.

— Он торчит в двери, — подсказал Павел Тимофеевич.

Пока следователь возился с бумагами, с трудом удерживая пляшущую в руках ручку, эмоции у участников происшествия потихоньку улеглись. Гуляев тоже притих.

Когда Старостин закончил самую нелюбимую часть своей работы, Павел Тимофеевич и Денисов расписались там, где он показал.

— Возможно, надо будет подтвердить, что он сам руку сломал, — заметил следователь.

— Запросто, — согласился Сергей.

Когда все необходимые документы были заполнены, Гуляева затолкнули в подъехавший «УАЗ» и пристегнули наручниками к сиденью. После этого машины вернулись к дому Барановых, где все еще продолжал работать Борис Борисович.

Люди, собравшиеся на дороге, оживились, когда увидели арестованного Гуляева. Все догадались, что арест Егора связан с убийством Гребнева. Люди стали перешептываться. Некоторые даже высказывались в защиту Гуляева. Кто-то сказал: «Поделом Гребневу, правильно Егор его…»

Сержант Будилов остался в машине присматривать за задержанным. Платок, которым он промокал сочившуюся из брови кровь, стал ярко-красным. Егор Гуляев сидел молча, видимо, поврежденная рука не позволяла ему лишний раз шевельнуться. Он закатал рукав и тупо смотрел на распухшую руку.

На Павла Тимофеевича посыпался град вопросов. Всех интересовало, почему арестовали Егора Гуляева. Дядя объяснил, что Егора подозревают в убийстве Гребнева, и в толпе завязался жаркий спор по поводу того, мог Гуляев убить Гребнева или нет. Большинство женщин считало, что мог, ссылаясь на пьяные выходки Гуляева. Мужики в этом сомневались.

Павел Тимофеевич не стал говорить о том, что были веские основания полагать, что Гуляев был сообщником Гребнева и, возможно, участвовал в убийстве Михаила Дубинина. Эта новость шокировала бы многих, а у людей и без того был переизбыток впечатлений.

Денисов отошел в сторону. К нему не обращались с вопросами. Он был этому только рад, видя, как атакуют Павла Тимофеевича.

Время обеда давно прошло. Сергей вспомнил, что они с дядей с утра ничего не ели, и почувствовал голод.

Стремительно развивающиеся события отодвинули привычные нужды на второй план.

Денисов стал подумывать о том, чтобы напомнить Павлу Тимофеевичу об обеде, но тут из дома Барановых вышел Борис Борисович. Он нес чемоданчик и несколько полиэтиленовых пакетов. Следом за ним шел Старостин, тоже с пакетами. Вероятно, в них сложили какие-то вещественные доказательства с места преступления. Последними из дома вышли понятые и милиционеры. Милиционеры несли носилки, на которых лежал убитый. Тело Гребнева было накрыто тем самым клетчатым одеялом, под которым он спал. Одеяло накинули на лицо так, что из-под одеяла выглядывали только ботинки и посиневшие ноги. Никто из милиционеров не позаботился о том, чтобы одернуть задравшиеся штанины.

В народе стали шептаться. Многие рассчитывали увидеть лицо Гребнева, и были разочарованы тем, что покойника накрыли.

Люди расступились, освобождая тропинку для эксперта и носилок. Когда носилки с покойником унесли к машине, Старостин, который шел последним, обратился к народу:

— Товарищи, у меня к вам большая просьба. Я опечатал дом. Пожалуйста, не предпринимайте попытки проникнуть внутрь. Это касается прежде всего детей. В доме ничего интересного нет. Возможно, нам еще придется сюда вернуться, и не хотелось бы, чтобы кто-то случайно уничтожил важные улики.

Сказав эту короткую речь, Старостин попрощался с Павлом Тимофеевичем и Сергеем, которых знал лучше других в селе. Он предложил подбросить их до дома, но те отказались.

Покойника, прямо на носилках, положили на пол в «УАЗ», так что он оказался в ногах у Егора Гуляева. Напротив Гуляева сел молодой милиционер. Сержант Будилов пересел на сиденье рядом с водителем. Все остальные вместе с пакетами погрузились в «бобик».

Машины развернулись и поехали по поселку. Им предстоял неблизкий путь в Арсеньев. Варфоломеевцы разбрелись по улице. Люди шли группами, обсуждая происшествия. Постепенно их ряды поредели, и к своему дому Павел Тимофеевич и Денисов подошли уже в одиночестве.

— Веселая у тебя получилась командировка, — заметил дядя.

— Да. Будет о чем написать.

— Ты не очень-то рад, что все закончилось.

Павел Тимофеевич заметил, что Сергей чем-то озабочен.

— Чувство у меня странное, — признался Денисов.

— Какое?

— Как тебе сказать, закончиться-то закончилось, но такое чувство, будто мы только больше все запутали… Я стал сомневаться, что Гуляев убил Гребнева.

— Почему? Потому что он говорит, что не убивал?

— Я даже толком не знаю, почему.

— Ты же видел, как он напал на Старостина и сержанта. Если б он был невиновен, разве он так бы себя вел?

— Я его не знаю. Но пока мы стояли возле дома, кто-то из местных рассказал, что Гуляев всегда недолюбливал ментов. Вроде он даже однажды подрался с милиционером.

— Было такое дело, — согласился Павел Тимофеевич. — Его тогда на несколько дней увезли в город. Могли, при желании, посадить — он милиционеру ребро сломал. Даже не знаю, как он все уладил…

— Вот видишь. Он мог напасть и без видимой причины.

— Поэтому тебе кажется, что Гуляев не виноват? Но ведь ты сам говорил, что убийца — левша. К тому же Гуляева видели утром возле дома.

— Так-то оно так. Вроде бы все за то, что Гребнева убил Гуляев. Но не похож он на того человека, за которым я гнался.

— Но ты ведь его не видел.

— Почему? Я видел его силуэт.

— Ну?

— Тот не был таким бугаем. Наоборот, он был, ну, если не худым, то уж точно не таким здоровым. Он так в сапогах бежал, что я не смог его догнать.

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — признался Павел Тимофеевич.

— Я тоже. И поэтому у меня такое странное чувство.

— В конечном счете, экспертиза выяснит, убивал Гуляев Гребнева или нет, — пришел к заключению Павел Тимофеевич.

Возле ворот дядиного дома их дожидался Николай Дубинин. Его обычно равнодушное, источающее апатию лицо на этот раз несло отпечаток тревоги и волнения. Вероятно, известие о смерти Гребнева, которое ему несколько часов назад принес Павел Тимофеевич, вывело его из ступора. Он был похож на заключенного, нежданно-негаданно обретшего свободу и не знавшего, что с ней делать.

Когда дядя и Сергей подошли к воротам, Дубинин с нетерпением спросил:

— Милиция приезжала за Гребневым?

Вероятно, он давно стоял на дороге и видел милицейские машины.

— Да, — ответил Павел Тимофеевич. — Его труп повезли в Арсеньев.

Глаза Дубинина тревожно забегали.

— А почему в машине сидел Гуляев?

Дядя и Денисов не договорились, что они скажут Николаю, чтоб не запугать его своими предположениями о сообщнике Гребнева.

— Тут такое дело… — на ходу решая, о чем следует рассказать, а о чем нет, произнес Павел Тимофеевич. — Есть мнение, что у Гребнева был сообщник. Наверное, им был Егор Гуляев. Уж не знаю, чем им насолил твой брат. Может быть, они выпивали вместе, а потом что-то не поделили…

— Миша с ними никогда не пил.

— Это только предположение, — заметил Денисов. — Вообще-то, если б Михаил выпивал в тот вечер, экспертиза бы это показала.

Николай Дубинин затравленно отвел взгляд в сторону. Возможно, у него было свое мнение о том, почему убили его брата, однако он этим мнением пока ни с кем не поделился.

— А кто убил Гребнева? — спросил он.

— Вероятно, Гуляев и убил, — ответил Павел Тимофеевич. — Решил избавиться от сообщника.

Мужчины еще некоторое время стояли возле ворот, потом зашли во двор.

Все проголодались. Давно пора было обедать. На этот раз сели за стол в доме втроем.

Еда была по обыкновению простой: картошка и яичница, поджаренная на сале, хлеб, соленые огурцы и помидоры. Павел Тимофеевич поставил на стол самогон и предложил помянуть Михаила. Дядя и Николай выпил по три стопки, а Сергей налил себе только одну, так как собрался ехать в Арсеньев.

В конце обеда Денисов задал Дубинину неожиданный и неприятный вопрос:

— Николай, хотел тебя спросить… Извини, если чем-то тебя задену… Ты сам как считаешь, почему убили твоего брата?

Дубинин напрягся. Его рука так крепко сжала вилку, что на запястье стали видны сухожилия. Благодушие, появившееся было на его лице после выпитого самогона, исчезло.

Он мог отмолчаться, но после достаточно долгой паузы все-таки ответил:

— Меня уже спрашивал об этом следователь… Я не знаю, за что убили моего брата… Наверное, кто-то считал, что у него были деньги. Ведь он работал в Якутии на золотом прииске. Говорят, что рабочим удается выносить с прииска по крупицам золото. У некоторых это действительно получается. Миша рассказывал такие истории. Только у Миши не было ни золота, ни денег.

Дав такое объяснение, Николай замкнулся.

Загрузка...