Тот, кто таится рядом

Глава 7

Проснулся Сергей поздно, в одиннадцать часов утра. Дядя по обыкновению не стал его будить, хотя сам наверняка поднялся с первыми лучами солнца. Тишина и задернутые занавески на окнах позволили Сергею выспаться, и ко времени, когда он встал, многие хозяйки в селе уже готовили обед. Натруженная рука напоминала о ночных упражнениях с лопатой. Ушибленный затылок все еще ныл, не позволяя забыть о событиях позапрошлой ночи. Но в целом Денисов чувствовал себя бодрым и отдохнувшим.

Он встал с дивана, сложил горкой постель и оделся. На кухне никого не было. Сергей выпил полковша холодной воды и вышел на крыльцо.

Солнце поднялось достаточно высоко. Воздух уже успел нагреться, но был по-осеннему свежим и не таким влажным, как летом. Жизнь в селе била ключом: куры кудахтали, собаки лаяли, люди трудились, вот и Павел Тимофеевич возился возле бочки с дождевой водой, подкладывая под нее для устойчивости кирпич.

Увидев племянника, Павел Тимофеевич улыбнулся.

— Как спалось? — поинтересовался он.

— Хорошо.

— Проголодался?

— Есть немного.

— Сейчас пожарим яичницу, поешь, и можно будет сходить к Старостину, узнать, что он думает о пожаре.

— Он уже приехал?

— Да. Полчаса назад. Опять на двух машинах. Он останавливался здесь, спросил, куда ехать. Я ему в двух словах рассказал, что было вчера. О том, что Николай пропал.

— А про Елагина рассказал?

— Не успел, Старостин торопился.

Засунув кирпич под бочку, Павел Тимофеевич подошел к крыльцу.

— Ты видел утром Елагина? — спросил Сергей.

— Да.

— Как он себя вел?

— Как обычно. Собрал стадо и повел на поле на ту сторону дороги.

— Вы не разговаривали?

— Как обычно: «Привет — привет». Он спросил, почему ты вернулся.

— И что ты ответил?

— Сказал, что ты забыл вещи.

— А он?

— Спросил, когда ты уедешь. Я сказал, что предложу тебе еще у меня погостить. Я, кстати, присмотрелся к нему и тоже заметил, что он левша.

— Вот, видишь. Неспроста он интересуется мной. Припоминаю, как он смотрел на меня, когда рассказывал, что видел Егора Гуляева возле дома, где был убит Гребнев. Понимаю теперь, что означала его странная ухмылка. Ведь это он ударил меня брусом по голове.

— Может быть. Только он и виду не подает, что беспокоится.

— Ничего. Мы его побеспокоим.

Дядя на скорую руку приготовил яичницу с салом, Сергей быстро позавтракал, и они отправились к Старостину. Машину решили не брать.

Пока шли, говорили о Николае Дубинине. Как ни печально, оба они склонялись к мысли, что Николая уже нет в живых. Хотя у них еще оставалась слабая надежда, что Николай мог переночевать у кого-нибудь в гостях, например у женщины.

Выйдя на окраину села, Павел Тимофеевич и Сергей увидели черное пепелище и сарай, который удалось отстоять. У границы черного пятна собрались зеваки, человек двадцать. Тут же стояли две милицейские машины, те самые, которые приезжали за Гребневым и Гуляевым. По пепелищу бродили милиционеры — местных жителей к сгоревшему дому не подпускали. От деревянного строения остался лишь холм из углей да нагромождение не полностью сгоревших балок. В центре пепелища стояла покосившаяся печь с обрубком трубы, верхняя часть которой обрушилась при пожаре.

Сергей пожалел, что оставил в Арсеньеве фотоаппарат. Он отдал пленку в печать вместе со статьей. Когда же неожиданно решил вернуться в Варфоломеевку, то так спешил, что забыл о своей миссии журналиста. Теперь он знал наверняка, что его статья о «варфоломеевском звере» будет иметь продолжение, а значит, не мешало бы сфотографировать это зловещее пепелище.

Возле пожарища им тут же сообщили свежие новости.

— Кольку нашли, — сказал мужик с опаленными усами.

— Дубинина? — на всякий случай уточнил Павел Тимофеевич.

— Его самого. Говорят, жуткое зрелище, — он похож на обуглившуюся деревяшку. Бр-р-р.

Мужик содрогнулся всем телом.

— А как узнали, что это именно Николай?

— Следователь подходил и спрашивал, не было ли у Николая двух желтых коронок на верхней челюсти. Так и поняли, что это Николай.

Дядя нахмурился.

— А почему дом загорелся, узнали?

— Это они нам не сообщают, — сказал усатый мужик. — Нам даже подходить запретили. Вот сидим, ждем. Может быть, чего новенького скажут.

По пепелищу бродил Старостин и три милиционера в форме. Они искали уцелевшие предметы и перепачкали руки и одежду в золе. Судя по закопченным помятым находкам, которые появлялись у них в руках, ничего существенного, кроме обычной столовой посуды и тому подобных вещей, они не находили. Главного действующего лица, а именно — эксперта, нигде не было видно.

— А где их эксперт? — спросил Павел Тимофеевич.

— Он в погребе. Я так думаю, когда пол сгорел, труп провалился в погреб, — предположил мужик, с которым они разговаривали. — По крайней мере, их специалист оттуда уже давно не вылезает.

Вытащив из-под развалин очередной бесполезный предмет, — уничтоженную огнем керосиновую лампу, Старостин оглянулся и увидел Павла Тимофеевича и Денисова. Следователь не стал делать вид, что не заметил их. Благодаря приятельским отношениям, которые сложились у Павла Тимофеевича и Старостина, Сергей и Павел Тимофеевич могли рассчитывать на особое отношение и, возможно, на порцию конфиденциальной информации.

Следователь махнул им призывно рукой и крикнул:

— Павел Тимофеевич! Подойдите, пожалуйста, сюда… с Сергеем.

Дядя и Денисов сделали вид, что удивились такому приглашению. Ловя косые взгляды варфоломеевцев, которым не понравилось их привилегированное положение, Павел Тимофеевич и Сергей подошли к сгоревшему дому, стараясь наступать на островки из зеленой травы, редко разбросанные по выжженной огнем земле.

Приблизившись к закопченному фундаменту, они смогли лучше разглядеть развалины и заметили макушку эксперта, который сидел в яме, оставшейся от неглубокого погреба.

Поздоровавшись с Сергеем (Павла Тимофеевича следователь уже видел утром), Старостин спросил:

— Павел Тимофеевич, вы в последние дни чаще других общались с Николаем Дубининым. Может быть, обращали внимание, были ли у Дубинина на зубах мосты или коронки?

— Были, — подтвердил дядя. — На левой стороне сверху две желтые коронки.

— Ага, — следователь задумался. — А цепочка у него на шее была?

— Была какая-то цепь из белого дешевого металла. На ней маленькая иконка с каким-то святым.

— Ясно…

— Николая нашли? — спросил дядя.

— То, что от него осталось, — не стал скрытничать Старостин. — Хотите посмотреть?

— Увольте.

Следователь вопрошающе взглянул на Сергея.

— Нет. Я тоже не буду.

— Правильно. Потом спать не сможете.

— Так что с ним случилось? Несчастный случай или… опять что-то такое же?

— Судя по всему, «что-то такое же».

— Точно?

— Это был поджог с целью скрыть убийство.

— Неужели после такого пожара от тела что-нибудь осталось?! — усомнился Сергей.

— По расчетам того, кто все это сделал, от Николая ничего не должно было остаться, — объяснил Старостин. — Разве что пепел. Тело действительно сильно обгорело при пожаре, но когда провалился пол, оно упало в погреб, а там из-за недостатка кислорода огонь был не таким сильным, поэтому осталось намного больше, чем можно было ожидать.

— Так что здесь все-таки произошло? — спросил Павел Тимофеевич.

— Пока о подробностях можно только гадать. Хотя многое уже сейчас понятно. Тело Николая было привязано веревками к стулу. Веревки полностью не сгорели. Поэтому можно предположить, что Николая перед тем, как убить, связали.

— Зачем?

— Вероятно, убийца хотел с ним поговорить. Или… пытал его, что тоже не исключено.

— Может быть, Николая привязали для того, чтобы сжечь заживо? — спросил Сергей.

— Нет. Перед тем, как поджечь дом, его все-таки убили.

— Слава богу, хоть не живьем, — перекрестился Павел Тимофеевич. — А как убили?

— Похоже, что ножом.

— Как и в прошлые разы? — с напряжением в голосе спросил Денисов.

— На этот раз — в живот, а не в грудь, но, как и Гребнева, ударили дважды.

— Вы нашли следы от ножа?

— Да. Хотя порезы почти незаметны, — на теле все спеклось. Поэтому, какое точно было оружие, будет известно после вскрытия.

Мужчины задумались.

— А нож, который вы забрали у Егора Гуляева, имеет отношение к убийствам? — спросил Сергей.

Следователь поморщился. Воспоминания о Гуляеве были ему неприятны.

— Вчера я отдал нож на экспертизу. Окончательных результатов пока нет. Но в лаборатории мне сразу дали понять, что вряд ли нож Гуляева использовался при убийствах Михаила Дубинина и Гребнева. Лезвие похожее, но, по предварительным прикидкам, нож у Гуляева короче и уже.

— Значит, зря Гуляева взяли?

— Не зря. Изоляция ему не повредит. А то, что нож у него, возможно, окажется не тот, так это еще ничего не значит. Тот нож он мог спрятать или выкинуть. Не забывайте, что его видели недалеко от того места, где нашли Гребнева.

— Честно говоря, — признался Старостину Денисов, — за прошедший день мы с Павлом Тимофеевичем стали сомневаться, что Гуляев замешан в этих убийствах. Вот и смерть Николая в какой-то мере это подтверждает. Гуляев был в тюрьме, а Николая все равно убили.

— Тут я с вами согласен. Хоть Гуляев мне лично не нравится, но правдоподобнее, что обоих Дубининых и Гребнева убил один и тот же человек. Не может быть, чтоб у вас в селе орудовала целая бригада маньяков!

— Но ведь Николая убили не так, как Михаила и Гребнева, — напомнил Павел Тимофеевич. — Тех ударили ножом в грудь, а Николая — в живот. Возможно, Николая убил совсем другой человек.

— Возможно, — согласился следователь. — Хотя Николая ударили ножом именно в живот, скорее всего, совсем по другой причине.

— По какой?

— Надо полагать, убийца собирался представить смерть Николая как несчастный случай. Хотя, — Старостин усмехнулся, — с учетом всего того, что происходило в селе за последние полмесяца, вряд ли кто-нибудь легко поверил бы в несчастный случай. Но, как бы то ни было, убийца наверняка рассчитывал, что труп обгорит до костей, вместе со стулом и веревками. В этом случае, если бы убийца ударил его ножом в грудь, на ребрах остались бы следы от ножа, и смерть не была бы похожа на несчастный случай. А если ударить жертву в живот, доказательств убийства бы не осталось.

— Логично, — согласился Павел Тимофеевич.

— К сожалению, кроме трупа и стула, к которому он был привязан, ничего существенного мы пока не нашли. Ничего, что могло бы навести нас на след убийцы.

— Может быть, что-нибудь еще найдется.

— Может быть. Но, кажется, вы, в отличие от меня, за прошедшие сутки кое-что разузнали. Вы сказали, что уже не подозреваете Егора Гуляева. Значит, есть кто-то другой, кто, по-вашему, замешан в убийствах.

— Да, — откровенно ответил Сергей. — Мы узнали, кто приходил к Гребневу ночью, когда мы ждали его в засаде.

— Человек, за которым вы погнались?

— Да. Тот самый, который ударил меня по голове, а потом вернулся в дом и убил Гребнева.

— Кто ж это был?

— Валерий Елагин.

Старостин многозначительно поднял брови и посмотрел в сторону дома Елагина.

— Почему вы его подозреваете?

— Когда тот человек убегал от меня, он поскользнулся возле ручья и упал. На глине остался отпечаток его руки. На этом отпечатке не было указательного пальца. У Елагина, как оказалось, на правой руке нет именно этого пальца.

— Почему вы вчера мне об этом не рассказали? Я знаю, что у Елагина нет на руке одного пальца. Я заметил это, когда допрашивал его по убийству Михаила.

— Вчера утром мы не обратили на это особого внимания, — признался Денисов. — Мы думали, что палец просто не отпечатался.

— Это еще не снимает подозрения с Гуляева. Ведь его видели утром возле дома, где произошло убийство.

— Дело в том, что нам об этом сказал именно Елагин. Наверное, специально, чтобы пустить нас по ложному следу. Возможно, Елагин знал, что Гуляев в ту ночь в стельку напился, поэтому его слова никто не сможет опровергнуть, даже сам Гуляев. Егор был настолько пьян, что наверняка не вспомнит, где был той ночью.

Старостин поскреб ногтями подбородок.

— Это мой недочет. Надо было мне у вас спросить, кто видел Гуляева возле места преступления. Елагину я бы так сразу не поверил. Он мне с нашей первой встречи не понравился. Я ведь подозревал его в убийстве Михаила Дубинина, пока Гребнев не сбежал в лес.

— А почему? — спросил Павел Тимофеевич.

— Конкретных причин не было. То, что он имел судимость и был единственным соседом Дубинина, — еще не повод обвинять его в убийстве. Но когда я его допрашивал, я чувствовал, что он замешан в этом убийстве. Что-то в его взгляде и поведении говорило об этом. Теперь все проясняется. Раз он приходил к Гребневу той ночью, когда попал к вам в засаду, значит, он имел с ним общие делишки и наверняка имеет отношение к убийству Михаила. И Гребнева, не исключено, зарезал тоже он, чтоб избавиться от сообщника и свидетеля.

— Гребнев и Елагин дружили, — заметил Павел Тимофеевич.

— Тем более. Вот и сейчас, — продолжил Старостин, — кто-то убил Николая Дубинина и сжег его дом. И опять, как и в прошлый раз, когда убили его брата, единственным свидетелем, на которого можно рассчитывать, будет Елагин. И я стопроцентно уверен, что он снова скажет, что ничего не видел и не слышал.

— Ты думаешь, это он убил Николая? — спросил Павел Тимофеевич.

— Утверждать это пока нет оснований, — ответил следователь. — Но Елагину было проще всего сделать это. Между их домами сто метров, а вечером здесь наверняка мало случайных прохожих, которые могут что-либо увидеть. К тому же я считаю, что беспредел, который творится в вашем селе, — одних рук дело. Если докажем, что Елагин причастен к убийствам Михаила Дубинина и Гребнева, значит, и Николая наверняка убил он.

— А как это доказать? — спросил Сергей.

— Очень непросто. Гребнев убит, значит, на показания соучастника нельзя рассчитывать. Свидетелей, похоже, не было. Улик, которые бы указывали на Елагина, на месте преступлений не нашли. Пока что у нас нет ничего, кроме отпечатка руки, который наверняка уже затоптали и который, по большому счету, ничего не доказывает. Можно подозревать Елагина, но арестовывать его не за что. Пока даже неясен мотив убийств. Гребнева, скорее всего, убили, чтобы избавиться от ставшего ненужным сообщника, но почему убили братьев Дубининых, до сих пор неизвестно.

— Николай говорил, что по поселку ходили слухи, будто его брат привез из Якутии золото, — напомнил Денисов.

— Были такие слухи, — подтвердил дядя.

— Я тоже о них знаю, — сказал следователь. — Я не исключаю версию, что Дубининых убили из-за этих слухов. Это может объяснить, почему Михаила перед смертью избивали. Возможно, Елагин и Гребнев поверили этим слухам и хотели присвоить золото. Николая тоже не случайно привязали к стулу, может быть, у него тоже выпытывали, где спрятано золото.

— Золото — это веский мотив для убийств, — заметил Сергей.

— Так-то оно так. Но никто это золото не видел. Николай тоже утверждал, что это — сплетни.

— Даже если золота не было, желание им завладеть могло толкнуть на убийство.

— Да. Так бывает, — согласился следователь.

Старостин вспомнил о чем-то, и его глаза ожесточенно блеснули.

— Так что все-таки делать с Елагиным?! — поинтересовался Сергей.

— Пока — ничего. У Гуляева хоть был нож, похожий на орудие убийства. А Елагин — формально чист перед законом. Я могу лишь допросить его по поводу ночного пожара в качестве свидетеля. Больше ничего. Постараюсь получить санкцию на обыск в его доме.

— Так, может быть, пройдут месяцы, прежде чем преступник попадет под суд!

— Может быть, и годы. Эти убийства нелегко будет раскрыть. Хотя я уверен, что с меня семь шкур спустят, чтобы я это сделал, — уж очень много шума они наделали. После сегодняшнего пожара, возможно, в нашу следственную группу добавят людей. Может быть, старшим поставят кого-нибудь другого. Ведь я не только не раскрыл убийство, но и не предотвратил еще два.

— Получается, мы должны пока оставить Елагина в покое?!

— Лучше не раскрывать ему наших карт раньше времени, — сказал следователь. — Возможно, сейчас он чувствует себя в относительной безопасности. Он знает, что арестовали Гуляева. Пожалуй, и Гуляева по этим соображениям не стоит раньше времени выпускать.

— Он действительно ничего не боится, раз уже на следующую ночь совершил очередное убийство! — возмутился Денисов. — А если он на этом не остановится?!

— Если он убил Дубининых из-за золота, то ему больше некого убивать.

— Могут найтись свидетели, от которых он захочет избавиться!

— Пока нет доказательств, Елагин не преступник! Ты имеешь зуб на Елагина, потому что он улизнул от тебя той ночью и ударил тебя палкой по голове, ну и, конечно, потому что ты считаешь его убийцей. Но этого всего недостаточно, чтоб обвинить его в убийствах.

— Но ведь, по логике, именно он — убийца.

— Логика — очень коварная и часто ненадежная штука, — произнес Старостин. — Я не раз в этом убеждался. В моей практике бывало, что я вычислял преступника, убеждал себя в его виновности, но потом оказывалось, что логика заводила меня не в ту сторону. Теперь я верю только фактам…

Следователь хотел что-то добавить, но нечто, происходящее за спинами Сергея и Павла Тимофеевича, привлекло его внимание.

— Что-то там случилось, — произнес он.