Тот случай между Илаем и Гвен

Глава 21

Допрос Илая Дэвенпорта

Илай

Было трогательно наблюдать, как она переживала и беспокоилась обо мне, но, что бы она ни делала и ни говорила своему отцу, это не помогало. Впрочем, я совсем не хотел, чтобы она так старалась. Ведь что хотел видеть ее отец? Разумеется, доказательства того, что я достоин его дочери. В большинстве случаев для отцов это недостижимая цель. Я никогда не окажусь достойным, меня будут лишь терпеть. Ну и пусть, терпят и ладно. Я не знал, по какому маршруту мне двигаться. Усугублял ситуацию тот факт, что Масоа По доверял мне так же, как снеговику, стоявшему посреди пустыни.

— Я приготовила все, что ты любишь, Гвен. — Мама подвела Гвиневру к длинному столу, уставленному всевозможными блюдами: запечённой курицей и семгой, соусами, хлебом, рисом и пирогами.

Гвиневра посмотрела на стол и перевела взгляд на отца.

— Спасибо, но, пожалуйста, скажите, что вы не питаетесь в таком ритме постоянно. Пап, у тебя недавно был сердечный приступ, разве ты не должен есть больше фруктов, овощей и орехов?

Она была права.

— Я похож на оленя?

Гвен нахмурилась. Масоа покачал головой.

— Твоя мама кормит меня исключительно здоровой пищей. Довольна, милая? Все эти блюда приготовлены только для того, чтобы поприветствовать тебя дома. Может быть, если ты вспомнишь, насколько хороша домашняя еда, будешь приезжать к нам почаще.

— Илай прекрасно готовит, — гордо поведала Гвиневра присутствующим, садясь за стол.

Я отметил, что парни быстро заняли места вокруг нее, вынудив тем самым меня сесть напротив Гвиневры, аккурат возле ее отца, который восседал во главе стола. Мама Гвиневры села на противоположном конце стола.

— Вы готовите? — спросила она, расставляя на столе блюда.

— Мэм, моя мама не позволила бы мне этого не уметь.

Она удовлетворенно кивнула.

— Если бы только все дети слушались своих матерей!

— Кто произнесет молитву перед едой? — Гвиневра быстро сменила тему, подняв руки.

Я взглянул на нее, она кивнула.

— Ты не читаешь молитву перед едой? — спросил у меня Рой.

— Читаю.

Нет!

— Ну, тогда я прочту. — Гвиневра хлопнула в ладоши. — Благослови еду и людей, которые ее готовили. Спасибо за пищу и за присутствующих за столом. Пусть наши животы наполнятся, а души возвысятся.

— Неплохо, — кивнул Рой. — Особенно про возвышенные души.

— Городской пижон, а чем занимается ваша мама? — спросил Джереми, хватая кусок курицы.

— Она президентствует в больнице, где работаю я.

— То есть вы оба врачи? Какого направления? Ты похож на дантиста, — теперь меня расспрашивал Малик.

Я слегка кивнул Гвиневре, намекая ей на то, чтобы она не подскакивала на месте от возмущения. Я прекрасно понимал задумку: парни задавали мне вопросы, интересующие Масоа, а сам отец как бы оставался ни при делах.

— Дантисты важны для человеческого здоровья. Однако, я — нейрохирург, а мама специализируется в детской хирургии. — Я взял с тарелки кусочек семги. — Это невероятно вкусно, мэм.

Гвиневра усмехнулась.

— А что я тебе говорила? Сайпресс — место…

— …лучшей семги в мире! — продолжил я с серьезным лицом, стараясь изо всех сил сдержать улыбку.

— А ты думал, что я шучу! — Она величественно кивнула, стараясь сохранить серьезное выражение лица, но я не удержался и разразился хохотом. Она была очаровательна!

Гвен посмотрела на меня. Я не мог отвести от нее глаз и уже собирался что-то сказать, когда ее отец кашлянул возле меня, напоминая нам, что мы здесь не одни.

— Спасибо, Илай. Рада, что тебе понравилась семга, — вмешалась мама.

Глаза Джереми остановились на мне, пока я ел.

— Нейрохирург, хм? Классно, но это не считается, если мама главная в больнице.

— Я закончил Йельский Медицинский в топе лучших учеников. Мне было предложено остаться там, но я хотел быть ближе к семье, поэтому, конечно же, пошел в больницу к маме.

Я уже знал, что последует дальше. Просто чувствовал это. Не спрашивай, нет!

— А отец? — дожимал Рой.

Отзови свой вопрос!!!

Гвиневра положила вилку.

— Ребята, мы только что приехали. Не могли бы вы оставить свои расспросы на потом…

— Все нормально, не волнуйся. Мой отец тоже был нейрохирургом. Он умер от сердечного приступа, когда мне только исполнилось одиннадцать. Я, мой младший брат и мама стали свидетелями случившегося. — Я посмотрел на Масоа, который до сих пор не проронил ни слова, но я непрерывно ощущал его взгляд на себе. — Поэтому, сэр, я искренне надеюсь, что вы постараетесь лучше заботиться о себе. Последнее, что я желаю Гвиневре, это почувствовать, как не хватает рядом родного отца.

Я заранее знал, что в этот момент наступит неловкое молчание, поэтому-то и не хотел, чтобы мне задавали этот вопрос.

— Хорошо. — Джереми с хрустом наклонил свою шею вправо-влево. — Блиц-опрос. Ты готов?

— А есть выбор?

— Сколько тебе лет? — спросил Малик, не отвечая мне.

— Тридцать один.

— Дата рождения?

— Двадцать третье июня.

— Где ты живешь?

— По соседству с Гвиневрой.

Все посмотрели на Масоа, затем на Гвиневру, а потом на меня.

— Он жил там еще до меня, а переехала в квартиру, находящуюся рядом, позже, — ответила Гвиневра. — И нет, я не знала.

— Где ты вырос? — вопрос Роя был следующим.

— Нью-Йорк, таунхауз на Восточной, шестьдесят третья улица.

— Ты впервые забрался так далеко от дома?

— Нет, я путешествовал по другим городам.

— У тебя есть дети?

— Нет.

— Ты хочешь детей?

— Со временем.

В это время они все посмотрели на Гвиневру, которая молча дожевывала семгу. Наконец, она, взглянув на всех, перевела взгляд на меня.

— Я не планирую детей, — ответила она.

Мне было трудно в это поверить.

— Ты же любишь детей! В больнице большую часть времени ты навещаешь их.

— О, да, я люблю их! Но лимитировано. Плюс, я всегда могу вернуть их обратно к их родителям.

— Она хочет, чтобы ее мама умерла от разрыва сердца, услышав эти слова, — вмешалась миссис По, нахмурив брови.

Гвиневра вздохнула.

— Если тебе станет от этого легче, я напомню, что сначала было категоричное «нет», а теперь я перешла на стадию «может быть».

Парни смотрели на меня.

— С вопросами покончено? — спросил я.

— Твой любимый фильм? — с непроницаемым лицом спросил Малик.

— Ребята, вы серьезно? — нахмурилась Гвиневра.

— Вынуждена согласиться, это слабый вопрос, — заулыбалась мама.

— «Одиннадцать друзей Оушена».

— У меня тоже! — улыбнулась Гвиневра.

— Стой, — Рой поднял руку, — какая версия? 1960 года или 2001?

— 2001.

Даже не предполагал, что существует ранняя версия этого фильма.

Все, включая Гвиневру, недовольно заворчали. Ее мама покачала головой.

— Не может же он быть идеальным!

Гвиневра попыталась защитить меня, но лишь нахмурилась.

— Илай, серьезно, Клуни, а не Синатра?

— Вообще-то, я не предполагал, что существует более ранний фильм, — ответил я ей честно, чем спровоцировал еще несколько вздохов.

Малик обрадовался.

— Никто теперь не считает мой вопрос слабым, а?

— А знаете ли вы, что Илай владеет черным двухместным кабриолетом «Астон Мартин» DB5 1965 года? — попыталась спасти положение Гвен.

Ребята перевели удивленные взгляды на меня.

— Не может быть!

— У меня есть фотография! — счастливым голосом пропела Гвен, вынимая свой телефон.

— Никаких телефонов за ужином! — отрезала ее мама.

— Но это же «Астон Мартин» 1965 года, — Малик умоляюще обратился к женщине.

— Миссис По, это машина Джеймса Бонда! — добавил Джереми.

— Никаких телефонов за столом! — мама была непреклонна.

— Конечно, мэм, — согласились оба.

Я хохотнул.

Большую часть времени Гвиневра развлекала их городскими историями, начиная от танцоров в подземке и заканчивая местными музыкантами; потом перешла к росписи, которую сделала в больнице и даже о ее несостоявшейся пробежке в парке. Я заметил, что она жестикулировала во время разговора, как будто хотела изобразить картину историй в воздухе. Время от времени она наклоняла голову и улыбалась мне, а затем вновь переносила свое внимание на окружавших ее мужчин. Когда она поднялась, чтобы помочь убрать со стола своей матери, я тоже встал, забирая тарелки у нее из рук.

— Давай помогу, а ты пока дорасскажи свою историю. — Я последовал за ее матерью.

— Должен признаться, городской пижон довольно скучный.

— Малик, будешь так говорить, пожалеешь! Обещаю! — пригрозила Гвиневра.

— Я теперь офицер полиции, Гвен, и не боюсь тебя…

— А еще разок наполнить твой грузовичок пауками будет противозаконно?

Я оглянулся, поставив тарелки в раковину. Она и остальные умирали со смеху, глядя на выражение его лица, передернутое ужасом.

— А недостаточно ли мы стары для таких розыгрышей?

— Сказал мужчина, который не боится, — пробубнил Рой, попивая воду.

— Они как великовозрастные дети, не правда ли? — прошептала мама, качая головой.

— Не все ли мы вновь превращаемся в великовозрастных детей в окружении собственных братьев и сестер? — заметил я, ополаскивая тарелки.

— То есть они не заставляют тебя нервничать? — Ее брови приподнялись в удивлении.

— Совсем нет. — Они, наконец, возобновили разговор. Мои глаза переместились на ее отца, внимательно слушавшего свою дочь.

— Спасибо, Илай, за помощь. Возвращайся к столу.

— Вы уверены?

— Да. Впрочем, как только ты займешь свое место за столом, Гвиневра придет сюда, а мужчины отправятся на озеро подышать свежим воздухом. Удачи! — Она подмигнула мне.

Я хотел спросить, на чьей она стороне, но предпочел подождать и самостоятельно понять это.

Действительно, как только я вернулся за стол, Гвиневра поднялась, чтобы помочь матери.

— Жарко, — заметил Джереми, как по команде

— Не выйти ли нам на свежий воздух? — подхватил я.

Все трое посмотрели на меня сверху вниз, потом перевели взгляды на Масоа, который встал и, повернувшись к жене, сказал:

— Дорогая, мы выйдем на воздух.

— Уже? Ну, хорошо! Мы присоединимся к вам позже, — произнесла она, изображая искреннее удивление.

Ага! Вот кого я должен остерегаться! Ее мать! Все будет хорошо, мэм!

Гвиневра внимательно посмотрела на меня.

Я постарался взглядом сообщить ей, чтобы она не волновалась. Подхватив плащ, я вышел вслед за мужчинами.

Гвиневра

— Мам! — с ударением проговорила я, пока вытирала тарелки.

Я знала маму, и она явно собиралась что-то сказать.

— Просто дайте мне возможность быть с ним.

— Во-первых, я хочу знать, он у тебя временное приключение, или ваши отношения серьезны?

— А ты приводила временных парней домой, чтобы познакомить со своими родителями? — мягко спросила я, поставив тарелку на полку.

— Если бы он был временным молодым человеком, я бы сказала: «Веселись, дочка. Позволь своей…»

— Мам, если ты скажешь «внутренней богине»…

Мама ухмыльнулась.

— Дорогая, ни у кого нет «внутренней богини», мы же не рекламу «Пантин» для волос снимаем. Просто у нас есть более сексуальная версия самих себя. И, кроме того, жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от удовольствий, Гвиневра.

Нет, мы об этом говорить не будем.

— А если он не временное приключение?

— А если он не временное приключение, тогда мне нечего сказать тебе, потому что ты все равно будешь делать то, что захочешь. Потому что в этом вся ты. Я все еще ничего о нем не знаю. Я лишь знаю, что выбор мужчины — не самая сильная твоя сторона.

— Я встречалась только с Себастьяном…

— А сколько раз ты хотела заполучить мужчину, которого не могла иметь? Помнишь, как ты сохла по Джереми? Но он всегда смотрел только на Стиви. Поэтому ты просто ждала, а он никогда и не думал о тебе в этом смысле.

— Это другое. Это было всего лишь маленьким увлечением в старших классах.

Честно, это ничего не значило. Я даже никому ничего не говорила об этом.

— Не должен ли был Илай жениться на ком-то еще? Не потому ли он с тобой, чтобы забыть ту, другую?

Я нахмурилась, вытирая чашку.

— Ты забываешь, что и я оказалась в подобной ситуации.

— Верно, — она кивнула, отряхивая руки.

Я протянула ей полотенце.

— Но когда твои отношения закончились, как ты себя чувствовала?

— Я была расстроена, зла, унижена…

— И свободна! — закончила она за меня.

Я замерла от неожиданности, потому что именно это я и чувствовала в тот момент. После всего, что мы наговорили, мне на секунду стало легче дышать.

— Когда по-настоящему кого-то любишь, когда встречаешь свою половинку, и та вдруг уходит от тебя, или ты вынуждена идти в другом направлении, чувство свободы не возникает. Это чувство живет только рядом с любимым человеком, Гвиневра.

— То есть ты пытаешься сказать мне, что я не любила Себастьяна по-настоящему? Хорошо…

— Я говорю о том… Не знаю, понимаешь ты это или нет, но ты влюбляешься в этого мужчину. Однако способен ли он полюбить тебя так же, или ты нужна ему лишь для того, чтобы забыться?

Когда мама озвучила свои сомнения, первое, о чем я подумала, как он постоянно говорит, что не любит ни о чем думать и теряет счет времени, когда я рядом с ним. Я почувствовала тяжесть в груди и возненавидела эту мысль.

— Что это за пословица, которую ты все время твердишь?

— «Le ntombazane izinkanyezi emehlweni akhe bayokhanya njengokukhanya ebusuku», — ответила она на зулу¹².

Я кивнула.

— «Девушка со звездами в глазах будет сверкать, как лунный свет»… Позволь мне сиять, мам.

Она вздохнула, но кивнула.

— Знаю, тебе неприятно слышать это, но запомни, ты должна суметь защитить свое сердце, Гвиневра, или на этот раз оно действительно разобьется.

Илай

Тайги лаял, прыгая вокруг ног Масоа. Он даже повыл на луну. Я не мог винить его. Я сам никогда в своей жизни не видел такого скопления звезд в одном месте. Как будто кто-то разбросал миллионы маленьких бриллиантов на темной простыне. Тонкий месяц устроился слева от них.

— Ну что, городской пижон. — Ко мне подошел Малик и положил руку мне на плечо. — Как тебе Сайпресс?

— Такой же красивый, как и в рассказах Гвиневры, — ответил я, когда мы остановились у озера, в котором отражалось небо.

Тайги подбежал ко мне с палкой в зубах. Это напомнило мне о наших с ним пробежках. Я бросил ему палку. Он поймал ее и положил возле моих ног. Опустившись на колени, я потрепал его за холку.

— Пойдем завтра на пробежку?

— Эй, Тайги! Ты не туда побежал! — Джереми похлопал, призывая собаку подойти к нему.

Но Тайги улегся на спину, повернувшись лапками вверх так, чтобы я почесал ему живот.

— Он слишком долго пробыл в городе, у него теперь путаница в голове, — заметил Масоа и свистнул.

Этого хватило, чтобы Тайги молниеносно вскочил на ноги и подбежал к отцу.

— Увидимся, ребята. Я передам Гвен, что вы ушли.

— До встречи, Масоа.

Парни расходились с ухмылками на лицах. Рой покачал головой и добавил:

— Удачи!

Они удалились, оставив нас с Масоа на берегу. И наступила тишина.

— Как долго ты встречаешься с моей дочерью? — спросил мужчина, наклонившись вперед и бросив камень в воду.

У него были настолько чистые глаза, что в них отражались вода и небо.

— Недолго. Какое-то время мы были своего рода друзьями.

— «Своего рода друзьями». И что это значит?

— Мы ругались и постоянно подшучивали друг над другом, хотя, думаю, это я начал, назвав ее Аферисткой.

Он встал как вкопанный.

— Ты назвал мою дочь Аферисткой?

— Да, назвал после того, как узнал, сколько моя мама заплатила за ее картину. А она в ответ назвала меня Доктором Кретином. Иногда, клянусь, она все еще так думает, — усмехнулся я.

— А не должен ли ты сейчас пытаться понравиться мне и продемонстрировать полный набор джентльменских манер?

— О, я и пытаюсь, только осторожно. Кроме того, это всего лишь первый день нашего знакомства, вам предстоит еще несколько раундов, сэр. И потом, только потом, когда вы будете готовы полюбить меня, вы полюбите.

Я засунул руки в карманы, вновь взглянув на небо. Мне казалось, я могу смотреть на звезды вечность.

— Та история с твоим отцом, это правда?

Это единственное, что разозлило меня. Я повернулся к нему и серьезно произнес:

— Если вы хотите знать что-нибудь обо мне, сэр, тогда, пожалуйста, запомните: никогда в жизни я не буду лгать, используя имя моего отца, и не стану использовать свою семью для достижения личных целей. Есть линия, которую я не преступлю никогда. Для меня это — семья.

— Все в порядке? — Гвиневра держала на подносе холодный чай.

— Все хорошо, — ответил Масоа.

Я кивнул, поблагодарив за чай.

— Ну что же, пап, это был длинный день. Я покажу Илаю его комнату.

— Ту, что в подвале. — Его глаза сузились.

— Конечно, — ответила она, потянув меня за руку, когда подошла ее мама.

— Спокойной ночи, — пожелал я ее матери.

Гвиневра повела меня в дом.

— Поздравляю, ты выдержал первый раунд.

Она провела меня через холл вниз. Я заметил, что пол здесь ужасно скрипит.

— Не поэтому ли он решил разместить меня здесь?

В голове даже мелькнула мысль: «Уж не нарочно ли Масоа сделал здесь доски такими скрипучими?»

Она зажгла светильник, осветивший стену, заполненную книгами, — та примыкала к гигантскому зеркалу шкафа. Пол покрывал белоснежный ковер. Моя сумка уже лежала возле еще одной двери, которая, как я могу предположить, была ванной.

— А твои вещи…

Гвиневра прервала меня поцелуем, обвив руками мою шею, и я обнял ее, прикусил ее нижнюю губу, и она приоткрыла рот, тихо простонав, когда я сжал ее ягодицы. Ее груди уперлись в мою грудь, и я почувствовал свою твердость.

— Прости, — прошептала она, когда мы отодвинулись друг от друга. — Я давно хотела сделать это.

— Даже не смей извиняться за такой поцелуй! — Я запустил руки в задние карманы ее штанов. Мы ничего не говорили, просто смотрели друг другу в глаза, а ее пальчики теребили ворот моей рубашки.

— Я должна уйти прежде, чем у тебя начнутся проблемы. — Она уставилась на мои губы.

— Должна…

Но я не хотел, чтобы она уходила.

— Спокойной ночи, Илай.

— Спокойной ночи, Гвиневра.

Никто из нас не пошевелился.

— Отпусти меня, Илай.

Убрав руки, но не отойдя от нее, я ждал, что она уйдет сама, но Гвиневра не уходила.

— Ты сама не хочешь уходить.

— Я надеялась, ты меня еще подержишь. Спокойной ночи, — сказала она, проходя мимо.

Я поймал ее за руку, притянул к себе и страстно поцеловал. Положив руки ей на бедра, словно пушинку, я легко приподнял ее, и она тут же обвила меня ногами. Она гладила мои волосы.

Боже, она понятия не имеет, какая вкусная!

— Гвен? — сверху позвала мама.

Вздохнув, мы оторвались друг от друга, и я отпустил ее. Гвиневра подошла к лестнице, спешно приводя в порядок свою одежду.

— Увидимся утром.

— Я буду здесь, — ответил я, и когда она поднималась, ступеньки скрипели от каждого ее шага. — И… Гвиневра?

— Да?

— В следующий раз я не отпущу тебя, — продолжил я.

— Отлично! Мне понравилось, как ты держал меня, — подмигнула она.

Когда она ушла, я разделся и отправился в душ.

Я пылал от страсти!